память которая просит чтоб было легче
легче не будет в порядке земных вещей
Ася Анистратенко
боящиеся идти домой:
боящиеся — идут домой
Василий Бородин
Азула стояла в тронном зале. Смотрела в стену пламени, следила за дыханием — знала, что отец за ней наблюдает. И ничего не упустит. Что ж. Азуле нечего скрывать. — …Захватила опасного военного преступника, который несколько месяцев скрывался от правосудия после Осады Севера… Дядюшка, стоявший рядом в цепях, словно бы подавил смешок. Он что, и в таком положении намерен играть в шута и ее позорить? Азула вскинула подбородок и продолжала: — Ваш сын, принц Зуко, проявил мужество и мудрость. Он осознал свои ошибки и вернулся к свету Агни. Все свои преступления он искупил тем, что убил Аватара… Легкий, еле слышный шепот придворных, рассеянных по углам зала, стих. Опустилась мертвая тишина. — К величайшей моей скорби, на обратном пути принц погиб, когда наши корабли сражались со стихией. Наверняка это были козни злодейки — покорительницы воды с Южного полюса! Азула, ощутив, что все внимание направлено на нее, почувствовала прилив вдохновения. Она нащупала ту грань между холодной сдержанностью и театральной открытостью чувств. Голос ее чуть дрогнул. — Мне жаль, что я не смогла найти моего несчастного брата раньше и помочь ему встать на путь исправления… Тогда, возможно, он был бы жив. Она чуть было не тряхнула головой, чтобы избавиться от навязчивого голоса. Проклятый Зуко! Это началось после бесед с ним. Но ничего. Сейчас все это закончится — и никакие голоса ее больше не побеспокоят. Ей нечего опасаться и нечего скрывать. …Кроме того, что вся история была выдумкой. Враньем. Она не волновалась, что кто-то из прислуги или ее стражников что-то сболтнет. Не говоря уже про Мэй и Тай Ли. Слишком хорошая выучка — и слишком хорошо они знают, что бывает с теми, кто ослушается принцессу. Но она знала сама, и этого было достаточно. С помощью эмоций людьми тоже можно управлять. Придворные купились на историю. А вот отец… Он лишь кивнул из-за огненной завесы. И велел отправить преступника Айро в тюрьму — в Башню Азулона. Башня была на окраине города. Азула надеялась, что это хороший знак — если отец решил держать Айро поближе ко дворцу, значит, тот еще мог быть чем-то полезен. В таком случае решение Азулы — захватить и привезти домой — было верным. Во взгляде старика, который тот успел на нее бросить, когда его уводили стражники, блеснула слеза. Какой позор. Она решила, что постарается как можно скорее выбросить его из головы — не хотелось ничем быть связанной с ним. В личных покоях Азулу ждала записка на гербовом пергаменте. Рукой отца там было начертано всего несколько слов: «Я ждал большего». Пергамент в ее руке вспыхнул пламенем, прежде чем она успела себя остановить.***
…Аанг говорил, а Катара лишь молчала и смотрела вдаль. Затем она покачала головой. — Хватит, Аанг. — Но… но я хотел попросить прощения! Очередная неуклюжая попытка пробить словами стену молчания. Такая же безуспешная, как и все предыдущие. — Хорошо. — Хорошо? Что это значит, хорошо? — Это значит — хорошо, я тебя прощаю. А сейчас оставь меня, пожалуйста. Я хочу побыть одна. Она поднялась и, не оглядываясь, пошла прочь, в сторону берега. Опять, наверно, будет сидеть там одна и молчать. Она часто так делала — с того самого утра, когда Сокка вернулся с разведки, с тем проклятым куском пергамента в руке. Она сказала, что прощает — но Аанг не чувствовал себя прощенным. В ее голосе была лишь отрешенность. Словно душа Катары ушла куда-то очень далеко, а вместо себя оставила служанку — вежливую, но неприступную. Такая и в дом не пустит, и когда вернется хозяйка, не скажет, лишь ловко выставит тебя вон. Что же ему теперь делать? Может быть, аватары прошлого могли бы ему помочь? Они столько раз вмешивались в самый неподходящий момент со своими советами - но сейчас, когда их советы вправду могли быть пригодиться, они молчали.***
Никто не знал, что на берегу океана Катара сидела не одна. Смерть приходила к ней, садилась на мягкий белый песок чуть позади. Смерть была молчалива, а Катаре столько хотелось ей сказать — к горлу подступали слова, накатывали волны ярости и тоски. Но смерть приглушала все, погружала в молчание. Словно со стороны Катара смотрела на себя, на свои ладони, что зарывались в песок — темные на белом. То, что случилось, не помещалось в слова. Не вмещалось в нее — и словно стояло рядом, реяло вокруг, в морском соленом воздухе, растворялось в закате… Подошел Сокка. Бесцеремонно плюхнулся рядом. Повздыхал и помолчал, а потом, словно невзначай, бросил: — Пожалуйста, помирись с Аангом. Он, конечно, виноват, но все-таки он не главный виновник… Катара кивнула. Но она не знала, что ответить брату. Слова кружились где-то отдельно и не давались ей. — Я… я не ссорилась с ним. Сокка посмотрел так растерянно, что в другую минуту Катара обязательно бы бросилась к нему, и обняла бы, и сделала все, чтобы только ему стало лучше. Но слова не складывались ни во что, и сама она словно опять смотрела со стороны, и ничего не могла — или не хотела? — сделать. Ни для Сокки, ни для кого-то еще. — Мы улетаем через полчаса, — помявшись, сказал брат. — Ты готова? — Да. — Тебе… могу я тебе чем-то помочь? — Нет. Молча она встала и пошла к лагерю, Сокка за ней. Она не спросила, куда они полетят — Сокка, наверно, это уже решил, пусть будет, как он считает нужным. Ей самой было все равно. Она знала, что у нее еще остались дела. Где-то томился в плену дядя Айро. Маячил впереди День черного солнца, когда им предстояло окончить войну. Разумеется, важным было и то, и другое. Но смерть погружала в молчание и оцепенение, и она не могла как следует подумать ни о чем. В мире, где на одного человека стало меньше, больше ни в чем не было смысла.***
Зуко приснились пираты. Они забрались в эту старую лодку, уставились на него и начали препираться. — Каким это ветром его сюда занесло? — бурчал первый. — Наверняка соглядатай! — сердито отвечал другой. — Кацу, вышвырни его отсюда! — Уймись, Казан! Это, наверно, просто какой-то бродяга… Зуко, осознав, что это вовсе не сон, распахнул глаза. Перед лицом его сверкало лезвие палаша, который наставлял на него этот… Казан. Так ведь его назвали? — Казан, — еле слышно прохрипел Зуко. Так звали одного из матросов, служивших на корабле, где Зуко отбывал свое изгнание. Совпадение? Это ведь не редкое имя… Но на него в самом деле, злобно щуря глаз, смотрел Казан. Тот самый. Он почти не изменился. Только зарос бородой по уши и одет был сплошь в лохмотья. Матрос, впередсмотрящий, которого чуть не смыло за борт бурей, в разгар охоты за Аватаром. Зуко его тогда спас. А сейчас этот негодяй тыкал в него оружием и порывался скинуть в воду! Второй из говоривших склонился ниже. Зуко сам не заметил, как от изумления уронил челюсть. Он узнал и второго. Кацу, повар. Готовил тот довольно плохо, зато всегда старался приправить свою стряпню какой-нибудь прибауткой. Лицо Кацу пересекал шрам, которого Зуко не помнил, и в его отрепьях трудно было узнать корабельную форму — но в остальном это был тот же Кацу. Все-таки это сон. Иначе чем объяснить появление здесь аж двух людей из его прошлого? Все, кто осаждал Северный полюс, погибли. Их убили, объединившись, Аватар и Дух океана. И Кацу, и Казан, и остальные должны быть мертвы. Зуко отвел от себя лезвие и потер глаза, надеясь, что этим прогонит наваждение. Казан не исчез, вместо этого ощерился и придвинул свой палаш ближе. Мертвым он совсем не выглядел. — Говори, что тебе нужно? Для кого вынюхиваешь? — Я… — Зуко, пытаясь понять, что же ответить, сел и откинул сеть, под которой прятался. Глаза обоих молодчиков враз стали размером с тарелки. Кацу с Казаном переглянулись. — Ты думаешь о том же, о чем и я, Кацу? Кацу поскреб в затылке. — Или мы вчера так напились, что теперь видим то, чего нет. Или же принц Зуко вовсе не так уж мертв, как о том объявили нынче утром по всему городу. Вот уж сходили на вылазку за новостями так сходили! — Я не мертв! — запротестовал Зуко. — Это же вы погибли! Казан схватился за голову — хвала Агни, палаш он убрал. Он и раньше, насколько Зуко помнил, был не великого ума, а эта неразбериха совсем поставила его в тупик. — Отвезем его к Старшему, Кацу, — предложил он. — Пусть он решает. Двое бывших моряков (или пиратов, или явившихся на землю призраков, Зуко все никак не мог решить) явно были растеряны и не знали, как себя вести. Сначала они хотели скрутить ему руки за спиной веревкой — пока Зуко не напомнил, что он покоритель огня и может легко ее пережечь. С этим парочка согласилась, и тогда они подчеркнуто любезно попросили его проследовать вместе с ними к Старшему (определенно, они произносили это то ли имя, то прозвище с большой буквы), а перед этим дать слово не нападать. Кацу и Казан, похоже, оказались в том же положении, что и Зуко — они не могли решить, кто сейчас перед ними, призрак, настоящий принц, или самозванец. И поэтому их мотало от резких выпадов в его адрес, почти понуканий, до льстивых и осторожных речей. Зуко бы рассмеялся, не будь он так встревожен. Может, нужно было сбежать? Но он был слишком растерян и плохо соображал спросонья, чтобы сопротивляться. Вдобавок его не оставляло ощущение сна, в котором никак не повлиять на происходящее, можно лишь смотреть, что происходит, и ждать, когда проснешься... Оборванцы поставили парус и двинулись на своей посудине вдоль берега, прочь от гавани, в череду крохотных бухт и мысов. Ну, по крайней мере они явно везли его не сдавать страже. Пока один правил, второй бдительно держался за оружие и не спускал с Зуко глаз, хотя при этом то и дело рассыпался в любезностях и вежливо просил прощения за неудобства. Лодка скользнула в неприметный проход между двумя скалами, Кацу сложил парус. Они подплыли под каменный выступ — впереди темнело отверстие входа в пещеру. — Давай, двигай, ты… Ой, то есть, высаживаемся, мой господин, — Казан качнул своим палашом в сторону пещеры. Зуко спрыгнул за борт, в мелкую теплую воду. Из темного окоема пещеры на белый песок ступил человек. Его лицо оставалось в тени, а одежда была похожа на ту, что носили спутники (или охранники) Зуко — такая же старая и истрепанная на вид… — Что здесь, — начал человек и резко замолчал. Сделал пару шагов вперед. — Мой господин! Это… вы? — Ой! — только и смог сказать Зуко, когда пришелец вдруг подскочил к нему и принялся душить в железных объятиях. Затем отпустил, отступил на шаг и смерил взглядом. Кох побери! Что это все означало? Или Зуко бредил, или продолжал спать наяву, или в самом деле умер и попал в страну мертвых. Потому что появившийся из пещеры внезапный обнимальщик — это был еще один член команды его корабля! Морской офицер, лейтенант Джи.***
Азула через решетку смотрела на старика, что сидел в углу тюремной клетки. Странно, что он связан с ней кровным родством. Старый, толстый, ленивый. Ровно ничего общего. Зачем же она приходила? Вначале ей не давала покоя мысль, что Айро может что-то знать о таинственном исчезновении племянника. Но в ответ на эти вопросы тот начинал лишь горестно стонать и раскачиваться, то ли изображая горе, то ли в самом деле горюя. Азулу не оставляло ощущение, что ее дурацкий дядюшка все время играет с ней, никогда ни слова не говорит напрямую. Это злило, но в то же время увлекало — потому что эту загадку хотелось разгадать… Временами дядя вел себя как настоящий, не напоказ, безумец. Начинал бормотать себе под нос что-то о юном принце, которого унесли волны, или же о том, что однажды солнце почернеет и придет беда. И это его-то называли Драконом Запада, величайшим генералом армии народа Огня? Немыслимо! — …Ну а тебя почему не забрали волны? — спросила она. Где-то, может, от придворного медика, она слышала, что с сумасшедшими надо говорить на их языке. Дядя расплылся в улыбке. — А я остался. Не хотел расставаться с тобой, моя дорогая… Азула фыркнула. Надо же нести такую чушь. — Хорошо, когда рядом есть кто-то, кто с тобой разговаривает… С кем можно, скажем, разделить трапезу. Дядя проворно сунул руку в корзинку, которую Азула принесла с собой. Вытащил пирожок и откусил сразу половину. Крошки посыпались на бороду. В первую встречу ей показалось, что дядя заговаривается — быть может, от голода. Она стала приносить ему еду, чтобы он начал соображать получше и стал ей хоть чем-то полезен. Дядя слегка отъелся, но продолжал вести себя по-прежнему. Азула подумала, что хватит с него этих корзинок. — Все ли у тебя в порядке, Азула? — неожиданно спросил старик. — Кажется, ты не очень счастлива. Так и хочется тебя пожалеть… — Не твое дело! — взвившись, прошипела она. — Я не нуждаюсь в жалости! Ни в твоей, ни в чьей-то еще. — Знаю, знаю! — закивал он. Глаза его блестели — то ли слезы, то ли, подумала она, старческое безумие. — Зато я нуждаюсь. Как мне повезло, что такая чудесная, добрая, сердечная племянница снисходит до меня, старика… Дядя опять играл. Как это утомляло. Его дурацкое актерство сбивало с толку. Азула не верила старому хитрецу ни на грош, но не могла не слышать его слова. Почему-то они западали в память. «Чудесная, добрая…» Вот уж кем, а доброй она точно не была. Доброта, как и жалость, — для слабых. Она выбирала идеал, а не доброту. Дядя смотрел на нее и подслеповато моргал. — Девочка моя, — эта его манера тоже бесила. — Не рассказывал ли я тебе о том, как умер твой прадед? — Нет, — огрызнулась она. — Ты мне вообще ничего не рассказывал. Если помнишь, ты все детство меня игнорировал. Мы не общались. Айро вдруг глянул неожиданно острым и осмысленным взглядом. — Мне жаль. — А мне плевать! Она повернулась к нему спиной и шагнула прочь. — Королевская библиотека, третий архив, нижний ящик пятого шкафа у северной стены. Пароль, думаю, ты подберешь, — сообщил старик заговорщицким голосом, словно сообщал, где она найдет подарок на день рожденья. — Не собираюсь, — отрезала она и ушла. Надо перестать его навещать. Это не помогает понять планы и намерения отца. Да и вообще… просто не помогает.***
Время шло, а Айро искал ключ. С каждым новым визитом девочки ему становилось все горше и горше. Все слова, что она бросала в запальчивости, были правдой. Он плохо помнил ее маленькой. Маленьких девочек он считал тогда всего лишь милыми — и одинаковыми. Он послал ей однажды куклу из страны, с которой воевал. Вот придумал-то. А потом, спустя несколько лет, оставил ее одну. Нет, хуже, чем одну — с тем, кто звался ее отцом. Она выживала как могла, и стала такой. Мальчик таким совсем не был, и все прежние ключи, терпеливо подобранные за эти годы, были бесполезны. Девочка привыкла играть в игры. Он решил сыграть с ней в игру. В игру про старого дурака, что немножко сошел с ума и несет что ни попадя. Если бы не игра, она не стала бы слушать его ни секунды. Она же так яростно презирала все, что казалось ей слабостью. Но игра увлекала. Девочка продолжала приходить и слушать. Дети любят играть. Где-то в глубине души, надеялся Айро, она осталась ребенком. Некоторые дети любят только жестокие игры — но им можно показать и другие. Он не хотел верить, что, быть может, время упущено, и ключа больше нет.***
В пещере жили пятеро — кроме тех, кого Зуко встретил первыми, были еще Тадао и Тэцуко — артиллерист и младший матрос. Старая лодка служила им для того, чтобы добывать и новости, и пропитание — на ней перед рассветом по очереди выходили ловить рыбу. Зуко прожил с ними уже несколько дней и втянулся в их нехитрый уклад — но ощущение сна его не оставляло, слишком уже загадочной казалась их история. Ее рассказал Джи в первый же день, а остальные, сгрудившись вокруг, кивали и поддакивали. — Мы плелись в хвосте, — начал Джи. — Потому что не хотели попасть в самый переплет! — уточнил Кацу. — Вся эта затея Джао с самого начала плохо пахла… Поэтому они не были в эпицентре удара, когда Ла, Океан, начал крушить корабли. Они успели спустить шлюпки и постарались отплыть подальше, но потом их все же накрыло волной. Все шлюпки затонули, кроме одной, да и в той уцелело лишь пятеро. — Я уж каким духам только ни молился тогда, — шептал тихий Тадао, — и Агни, и Коху, и даже этому проклятому океану, как его там, звал на помощь Луну, когда та вернулась на небо… Может, это их и спасло, подумал Зуко. А может, это была просто случайность. Дальше они странствовали наугад. Экономили последнюю воду и чуть не умерли с голода, но течение вынесло их к острову Китовый хвост. И там им повезло еще раз. На острове была станция передачи сообщений — Джи об этом знал и хотел отправить депешу в столицу. Но подслушав разговор служащих, понял, что осада была провалена полностью, все участники официально считались погибшими. Кроме сбежавших предателей — отставного генерала Айро и опального принца. Джи сообразил, что их, внезапно восставших из мертвых, гнев Хозяина огня не минует. — Так что лучше нам было и дальше оставаться мертвыми, — закончил Тэцуко. Они сбежали с Китового хвоста и, таясь, добрались до предместий столицы. — Почему вы прячетесь тут? — спросил Зуко. — Здесь ближе всего ко дворцу и значит, опаснее всего. Джи пригладил бакенбарды. — Нет. В глухой деревушке, где все знают всех до седьмого колена, поди еще спрячься. Мелким рыбкам вроде нас лучше скрываться в большом котле, а не в мелкой тарелке. А кроме того… — Кроме того что? — Ничего, — обрубил разговор Джи, словно в тот момент решил, что какие-то секреты он Зуко доверять не будет. Но это было единственное проявление недоверия — или осторожности. Бывшая команда — точнее, ее осколки — приняла его очень радушно, предлагали помощь и не торопились выспрашивать обо всех его злоключениях. Зуко было очень неловко вспоминать, как он бывал с ними груб, как готов был пренебречь чем угодно ради своей цели, и не видел людей, что были рядом. Они словно об этом забыли. Когда Зуко попытался извиниться перед лейтенантом Джи за ту глупую попытку дуэли, он лишь ухмыльнулся и похлопал его по плечу — впрочем, тут же отступив со словами, что этикет обращения с особами королевской крови нарушать нельзя. — Не надо, пожалуйста! — такие проявление любезности Зуко очень смущали (а всех остальных, как назло, — веселили). — Ты же знаешь. Я больше не принц. Я в том же положении, как и вы — объявлен мертвым. Джи в ответ загадочно хмыкал и говорил, что это не навсегда. Но что-либо объяснять отказывался. Странным образом, Джи, раньше казавшийся суровым и чопорным, теперь чем-то стал напоминать дядю — то ли этой неожиданной манерой говорить намеками, то ли сердечностью и заботой… С моряками жилось неплохо. Он больше не был в плену, а к бедности и лишениям уже давно привык. Первые несколько дней он в основном спал, и его никто не тревожил. Затем, ранним утром, когда он вышел из пещеры и взглянул на предрассветную гладь воды в бухте, он почувствовал это. Огромная, невероятная тяжесть словно обрушилась на него и чуть не прибила к земле. Возможно, до этого мига он, сам того не понимая, старался не думать о том, что случилось. Нужно было выживать, нужно было спасаться… Теперь убегать некуда, пора взглянуть правде в лицо. Дядя в плену. Катара неизвестно где. Жива ли она? Он сам спасся, но застрял в дыре, у него нет никакого плана. Но главное — у него нет его близких рядом. В тюремной камере он мог утешать себя тем, что неважно, что происходит с ним, главное, Катара на свободе. Сейчас это совершенно не действовало. Вид бухты, переливы воды от темно-синего до бирюзы — все это с такой силой напоминало о Катаре, что стало больно дышать. В его мыслях, в его памяти она была так близко, он мог вспомнить ощущение легчайшего прикосновения ее руки, запах ее волос — но на самом деле ее здесь не было. Они расстались, возможно, навсегда. От одной этой мысли нахлынула тоска и затопила все вокруг. Это было непереносимо. Ему хотелось исчезнуть, деться куда-нибудь, потому что тогда ему не пришлось бы испытывать эту боль. Забравшись в самый дальний и темный угол пещеры, он решил остаться там — если не навсегда, то хотя бы на сколько-то. Встревоженный Джи сунулся было к нему, и Зуко на него наорал. Так, как орал когда-то на дядю. Как давно с ним такого не случалось! С тех пор как Катара… Сердце словно пронзила игла. Он отвернулся к стене и не стал извиняться. Джи оставил его в покое. Остальные моряки тоже. Зуко провел день в мутном полузабытьи. Самыми лучшими были мгновения, когда сознание отключалось и ему удавалось погрузиться в прошлое, мысленно бродить там по самым счастливым воспоминаниям. Оказывается, их тягостные дни странствий по царству Земли, с Катарой и с дядей, полные тревог и лишений, на самом деле были такими счастливыми… Мучительный день подошел к концу, и в начале ночи, когда в проеме пещеры уже показался месяц, Джи бесцеремонно его растолкал. — Отстань, — сил на вежливость по-прежнему не хватало. — Нет уж, — не унимался старый вояка. — Идем. Мне надо тебе кое-что показать. Чтобы Джи отвязался, Зуко встал и побрел за ним. Джи вел его вверх, на уступ скалы над бухтой. По дороге Зуко заметил, что у лейтенанта не сгибается до конца правая нога — повредил при осаде? Или после, во время плавания? Наверно, он хотел показать что-то важное, раз так упорно шел вверх, несмотря на увечье… Но наверху ничего не было. Дул ветер и гнал по темному небу рваные облака. Мерцали в гавани маячные огни и фонари кораблей. Светились теплым светом огни города — столица словно расстилалась у них под ногами, спускаясь по холмам к морю. — Ну и что ты хотел показать? — смотреть на город Зуко не хотелось. Город словно стал средоточием всего самого плохого, что было на свете. Хотя выглядел сверху таким нарядным, сверкающим… Джи помолчал. — Этот город болен, мой господин. Да и вся страна тоже. Зуко аж вздрогнул от такой прямоты. Тон Джи не оставлял сомнений, что он имел в виду. Раньше они никогда о подобном не говорили… Он кивнул, соглашаясь. — Мы пробирались через полстраны, возвращаясь домой. Я видел, что происходит в деревнях далеко отсюда, что творится в маленьких городках. Люди с трудом сводят концы с концами. В столице, стоит отойти на несколько кварталов от дворца, немногим лучше. — сказал Джи будничным голосом. — Война истощила весь мир, и наш народ тоже. Ее надо заканчивать. Зуко был согласен. Но закончить войну — это значит пойти против Хозяина огня. Сам он ничего по своей воле заканчивать не будет. Неужели Джи готов на это? — Твой дядя — мудрый человек, — помолчав, продолжил Джи. — Тогда, в плавании, мы порой говорили с ним. Тогда его слова вызывали у меня сомнения, но сейчас я вижу тебя перед собой и понимаю, что он был прав. — В чем? — Зуко насторожили слова про беседы с дядей. Неужели лейтенант Джи тоже был из тайного клуба стариков-заговорщиков? — Ты станешь одним из тех, что исцелят эту страну, мой господин. Зуко чуть не взорвался от досады. Опять это! Сначала дядя излагал эти глупости в Ба Синг Се (о Агни, как же это было давно). Теперь Джи. Они как сговорились. Он вообще не хотел говорить о такой ерунде. Считать себя достойным престола — смешно. А думать об этом, когда сердце так болело в разлуке с Катарой, он и вовсе не мог. — Я все потерял. Сам подумай, Джи, кого я могу исцелить?.. Джи, неловко согнувшись, потер колено. — Знаешь, почему я оказался в твоей команде? Зуко мотнул головой. Он не знал. Задумывался когда-то, но не нашел ответа. Джи был хорошим покорителем, опытным военным. Что он забыл в той миссии, не сулящей ни славы, ни успеха? — Меня отправили туда в назидание, — пояснил лейтенант сухо. — Мой сын воевал и оказался в плену. Его командир счел, что Джиро проявил недостаточно храбрости — надо было с честью погибнуть, а не сдаваться. Так я оказался отцом труса… Для многих из нас твой корабль стал чем-то вроде наказания. У Зуко запылали уши. Так всё было еще хуже, чем он когда-то думал, еще унизительнее! Ему не только отдали худший корабль, еще и собрали команду отверженных на борт. В главе с ним, главным отверженным… — А сейчас я не могу даже дать знать своей семье о себе. Сын в плену, а меня считают мертвым. Тут его уши загорелись еще жарче, но уже по другой причине. Он все это время думал только о себе! А он ведь был не единственным здесь, кто все потерял… Кто остался у Джи в городе? Жена, другие дети? — Не спеши себя хоронить, мальчик мой, — неожиданно мягко проговорил Джи. — Поживи. Подумай. Я прошу тебя пока быть очень осторожным и держаться подальше от людных мест. Сам понимаешь, тебя не должны заметить. Скоро, надеюсь, станет яснее, что тебе делать дальше. Зуко задумался. Джи говорил о дне вторжения? Или о чем-то другом? Он лишь в самых общих чертах рассказал старому лейтенанту об их с дядей странствиях и о том, что случилось в катакомбах и после. Надо было решить, можно ли поделиться информацией с бывшей командой. А пока… — Ты прав, Джи. Ему нужно что-то делать, иначе он с ума сойдет от неизвестности и тревоги. Он не может просто ждать дня вторжения и надеяться на встречу с друзьями (ему вновь стало казаться, что он может — должен — надеяться). Пока есть время, нужно потратить его с умом. Он ведь даже не знает толком страну, в которой родился и наследником престола которой когда-то был. Кажется, он понял, как действовать сейчас — и при этом не подставить себя под удар. Он вне закона и в безопасности лишь до тех пор, пока все считают его мертвым. Но Зуко вспомнил кое-кого, кто явно мог позволить себе больше, чем сидеть в пещере, как кротобарсук, и не высовывать оттуда нос. Синий Дух, вот кто это был! Пришла пора снова выпустить его на свободу. Возможно, что-то отразилось в его лице, отчего Джи искоса взглянул на него и с неодобрением пошевелил своими косматыми бакенбардами. — Ты что-то задумал, парень, — сказал Джи наконец. — И клянусь Кохом, твоя задумка мне наверняка не понравится. Зуко отвел глаза и промолчал. Лейтенант Джи ничего не знал о Синем Духе. И это было прекрасно.***
Аанг попал в школу абсолютно случайно. Разумеется, он туда не собирался. Это ведь была школа в Стране огня, так что вся история с самого начала была очень странной. Сокка решил, что хватит им уже скрываться по кустам. «Надо перейти к другой стратегии. Будем внедряться!», — сказал он. Им предстояло еще несколько недель провести здесь, до вторжения — не насидишься. Внедрение Сокка начал с кражи. Они утащили какую-то одежду, что сушилась на веревке у домика на окраине. Аанга немного кольнула совесть, но он пообещал себе, что после победы над Хозяином огня они вернутся сюда и отплатят хозяевам. Все подобрала себе что-то (Катара отнеслась к преображению абсолютно равнодушно — даже послушалась Сокку и сняла подвеску, что досталась ей от мамы, и слова не сказала. Аанг следил за этим с тревогой). Аанг не особенно разглядывал, что досталось ему — штанины не волочатся по земле, уже хорошо. Нашлась и повязка, чтобы спрятать татуировку-стрелу на лбу. Ему не терпелось наконец войти в город. Осмотреть там все. С момента странствий с другом Кузоном он и не был в Стране огня — а ведь прошло уже больше ста лет! Он вдруг почувствовал, как сильно скучал. Он успел привыкнуть, что со Страной огня в этом новом, изменившемся мире связано лишь плохое — но он ведь помнил, как все было тогда! Не может быть, чтобы плохим стало все, так не бывает. Можно ли еще посмотреть на Долгий танец на празднике светлячков? Играют ли дети на улицах в «прыгни раз, прыгни два»? Украшают ли изваяния Аватаров на перекрестках, обвивая их цветами? …Аватары больше не стояли на перекрестках. Вместо этого там возвышалась, бросая на все вокруг мрачную тень, огромная статуя Хозяина огня Озая. Из воздетой к небу руки бил столб огня. Фу-у, как безвкусно. Это явно не назовешь изменениями к лучшему. Может, они и праздник светлячков больше не отмечают? И праздник последних огней тоже? Удрученный, он не глядя побрел дальше по случайной улице (Сокка просил разузнать, нет ли где магазинчика с картами). И тут какой-то верзила схватил его за ухо и заорал, что дети в это время должны быть в школе. Так, не успев опомниться, Аанг оказался втянут, в прямом смысле, в учебу. После этого длинного и чуть ли не самого странного в своей жизни дня Аанг, торопясь, бежал к лагерю — Сокка решил разбить его в пещере за окраиной городка. Ему столько надо было рассказать друзьям! Он такое узнал! Еще он сделал портрет Хозяина огня из лапши — странные были теперь уроки в этих школах, Кузон о таком не рассказывал, — но на бегу успел сообразить, что это подождет. Он влетел в пещеру и закричал: — Это была одежда школьника! Меня поймали и отвели в школу! Я учился весь день! Представляете? Я подружился с Он Джи и подрался с одним придурком! Дети в школе рассказывают о Синем Духе! Сокка, Тоф и Катара обернулись на крик. У Катары даже появилось какое-то выражение на лице, словно бы она удивилась, чего не случалось уже давно. Момо вздыбил шерсть и ответил тревожным свистом. — Погоди, не так быстро! — Сокка поковырял пальцем в ухе, словно хотел вытрясти оттуда застрявшие громкие звуки. — Аанг, что за ерунда? Какая школа? Я отправил тебя за картой! — Школа — это и правда ерунда, — согласился Аанг. Хотя по правде сказать, там было все-таки интересно. — Но вы что, все прослушали? Я же сказал, что в школе говорят о Синем Духе! Понимаете, что это значит? — Что? — переспросила Тоф. — Что здесь дети несут чушь, как и дети во всех странах мира? Аанг едва не взвыл от раздражения. — Да нет же! Почему вы не понимаете? Ведь Синий Дух — это… Коротко всхлипнув, Катара вскочила на ноги и помчалась прочь из пещеры.