* * *
Натали и Эдвард сидели в изоляторе уже почти час. К сожалению для девушки, нотариус оказался слишком принципиален в таком вопросе, а ее чересчур радикальные высказывания не сыграли ей на руку. Она, конечно, понимала, что ее вряд ли будут долго здесь держать, но вот Эдварда… Наташа беспокоилась за него. Он ведь помог ей, а она… Из-за нее он мог сесть в тюрьму, и очень надолго. Это гложило девушку. Она осторожно взглянула на него, чувствуя, как трепещет ее сердце от беспокойства к нему, чувствуя свою вину за то, что именно из-за нее они оказались в участке. Ее тихий голос впервые за этот час разрезал напряженный воздух между ними, прервав молчание. — Простите… Простите меня, — виновато глядя на склонившего голову на свои руки Хайда, сказала мисс Макарова, — Это все моя вина… Я обязательно придумаю что-то… Я не дам им посадить вас! Руки джентльмена, зарывавшиеся в его как пакля волосы, тут же напряглись, с силой впившись в его голову, показывая той, как сильно он был раздражен. Однако через мгновение он внезапно с такой же силой схватил девушку одной рукой, притянув к себе и показав ей свое лицо, на котором изображалась гримаса ярости. — С чего бы тебе это делать? — сквозь стиснутые зубы прошипел дрожащим от злости голосом Эдвард, прожигая насквозь Наташины голубые глаза, раскрывшиеся от неожиданности, которые так гармонично контрастировали с его пылающими алым пламенем глазами, — А?! Отвечай! Леди раскрыла рот, но так ничего и не смогла ответить. Она лишь молча глядела на него в ответ, растерявшись, не зная, что ей ответить ему, хоть и ответ вертелся на ее языке. Ее дыхание короткими вздохами вырывались сквозь приоткрытые, дрожащие губы, пока ее брови медленно ползли вверх, все четче и четче показывая ее горечь, наполняющую ее сердце. — Потому что… Я все еще чувствую долг перед вами… — Заткнись! — яростно вскрикнул мистер Хайд, еще сильнее сжав ее руку, отчего его ногти стали впиваться в ее кожу, — Просто оставь меня в покое! В этот момент к изолятору подошел один из полицейских. Тот сообщил, что мисс Макарова может быть свободна, и когда парень услышал это, он грубо подтолкнул ее к выходу, не желая больше ни секунды находиться рядом с ней. — Пошла прочь, чертовка! И не смей больше подходить ко мне! Натали все еще смотрела на Эдварда. Она горестно вздохнула, чувствуя, как и ее руки непроизвольно сжались от обиды, что она пыталась ему помочь, а он лишь грубо ее отшил, вновь напомнив ей о своей натуре, когда она уже почти стала считать его хорошим человеком. Ну и что она за дурочка! На что же надеялась эта глупая девушка? Жить в своей сказке, в которой в каждом человеке есть радуга? Почему же она до сих пор не выучила урок, что не все люди с распростертыми объятьями будут встречать ее, хотя с самого детства она уже видела, какой мир жестокий на самом деле? Возможно, она сама хотела видеть везде только позитивное, но каждый раз, закрывая глаза на зло, она лишь разбивалась о камни суровой реальности. Вот и сейчас она была жестко отшита в наказание за свою чрезмерную открытость, поэтому, горько улыбнувшись, Макарова покинула изолятор, оставив Хайда одного. Он опять склонил голову на свои руки. И вот он вновь один, как и всегда. Парень прогнал единственного, кто сейчас действительно о нем беспокоился. Единственного, кто действительно хотел помочь ему. Она и впрямь желала помочь ему, а он лишь прогнал ее, и, скорее всего, навсегда. Он мог ее уже больше никогда не увидеть, а единственное, что он ей сказал напоследок, это «не смей больше ко мне подходить». …что ж, молодец, Эдвард! Но к счастью для него, каким-то чудом его все же не посадили в тюрьму. Ему так и не объяснили причин, несмотря на то, как настойчиво он требовал этого, но что-то внутри него считало, что Натали была в этом замешана. Он и сам не знал, с чего вообще он так подумал, возможно, он лишь сам себе выдумал это, но… Он лишь хотел верить в это. Даже если это была не правда.* * *
Аттерсон был очень взволновал и недоволен самой идеей вновь вернуть ужасного преступника на волю, поскольку риск того, что он вдруг рассвирепеет еще пуще был предельно высок. Однако, к его удивлению, лишь Эдвард Хайд вновь оказался на воле, так он тут же залег на дно. Месяц ничего о нем не было слышно и нигде его не было видно. Все это время он сидел у себя дома и не высовывался. Многие думали, что таким образом он решил отвести от себя какое-либо внимание, чтобы затем вновь начать беспредел, но никто не знал, что за на самом деле удерживали его… собственные мысли.* * *
Леди постучалась в дверь. Это был Сохо. Это был его дом. После всего, что случилось с ней и с мистером Хайдом, она уже ни в чем не была уверена. Когда она была с ним, она чувствовала какое-то странное влечение ее души, какое-то чувство… комфорта. Но разве так бывает? Может ли вообще кто-то любить «монстра»? Этого холодного, бесчувственного, наплевавшего на всякие моральные ценности монстра… Натали терзали сомнения правильности ее чувств. Она так и не смогла разобраться в себе, но она даже и не догадывалась, в каком похожем сейчас находился Эдвард. Поэтому, когда ей открыла дверь его старая служанка, девушка лишь нервно улыбнулась и вошла внутрь, где была все та же обстановка, что и тогда, когда она приходила сюда на Рождество… Казалось, ничего здесь не изменилось, кроме ее отношения. В конце концов, тот факт, что парень все же помог ей сбежать со свадьбы, которая могла бы в корне изменить ее жизнь, не мог просто ничего не значить для нее. Но и того факта, что это ничего не значило для него, а по поведению в полицейском участке Наташа сделала именно такой вывод, игнорировать было нельзя. Тем не менее, натянув улыбку, когда джентльмен вышел к ней, она решила сделать вид, будто между ними ничего не произошло. Ведь главное, для чего она сюда пришла, — это выяснить, чего он хочет в награду за свою помощь. Эдвард взглянул на Натали, чье лицо было совершенно холодным и бесстрастным, как будто ей было наплевать на все, что между ними произошло, и это огорчило его. Его лицо не скрывало разочарования и злости к ней, но, все еще испытывая к ней симпатию, он все же решил вести себя более сдержанно. Натали скрестила руки на груди. — Здравствуйте, мистер Хайд, — сказала она холодным голосом, — В первый раз, когда я обратилась к вам, чтобы вы помогли мне, я чувствовала себя не очень хорошо, понимая, что долг за ваши услуги мне все же придется вернуть. Теперь я пришла к вам, чтобы обсудить, как бы я могла погасить долг, так сказать, обсудить условия погашения долга, — добавила девушка с иронией. Ее взгляд внимательно разглядывал юношу, чей внешний вид оставлял желать лучшего… Он выглядел совершенно жалко, а его взлохмаченные волосы, темные круги под глазами и мятая одежда могли поведать ей о множестве бессонных ночей, проведенным им, что заставило Наташу лишь обеспокоиться его состоянием. Но, поймав себя на сочувствии к нему, леди лишь отбросила эти мысли в сторону, продолжая проявлять лишь совершенное бесстрастие. Резкий и в такой же манере холодный голос Эдварда выдернул ее из мыслей. — Ничего. Я понимаю ваши чувства, но позвольте мне кое-что сообщить вам: долг, испытываемый вами, не является причиной для погашения. Мне не нужны от вас деньги, мне не нужны от вас услуги. Ничего, — перейдя на «вы», он вновь обозначил границы, а после мгновения паузы, добавил, — Ведь когда я помогаю кому-то… Я делаю это бесплатно. Натали слегка удивилась от его слов, но также и немного огорчилась. Она ведь действительно хотела вернуть ему долг, чтобы остаться в расчете… — Ох… Вы уверены, что не хотите ничего взамен? — спросила она со вздохом. Ее глаза потемнели, чувство разочарования и гнева закрались в ее сердце, но она решила сделать вид, что не обиделась. Эдвард продолжал глядеть в ее глаза, пока в его она могла увидеть уже не только гнев и разочарование, но и боль, боль от собственного одиночества, на которое он сам себя и обрек. — Да, я уверен. Давайте просто забудем об этом… и поговорим. Как два старых друга, хорошо? Девушка была совершенно удивлена таким предложением с его стороны, но удивление было больше приятное, и маленькая радость закралась в ее сердце, мигом вытеснив гнев и разочарование и успокоив ее. Как будто обстановка стала чуть менее напряженной, когда парень предложил просто поболтать. И Наташа без колебаний согласилась бы на это, лишь бы еще можно было хоть как-то заставить его хорошенько подумать, прежде чем она навсегда покинет его дом… или он все-таки сделает что-нибудь. Ведь она больше всего на свете хотела хотя бы остаться с ним друзьями, даже понимая, что все зависит лишь от Эдварда. Даже понимая, что он мог ее ненавидеть. — Ладно, — искренне улыбнулась леди, не скрывая своей радости, — Давайте просто поболтаем, словно старые добрые друзья. Оглядев его, она вздохнула, прежде чем продолжить: — Надеюсь, не против, что я перешла на «ты»… — больше себе под нос сказала она, — Знаешь, я волнуюсь за тебя. Я вижу, что тебя что-то беспокоит, Эдвард, и это впервые, когда вижу тебя в таком ужасном состоянии… Может, ты расскажешь, что тебя так беспокоит? Я могу помочь чем-нибудь? — Ты действительно хочешь знать, что меня беспокоит? Ты действительно хочешь, чтобы я тебе сказал? — спросил Эдвард, его глаза наполнились слезами. Он больше не мог сохранять видимость спокойствия, больше не мог притворяться, будто все это для него ничего не значило. И внезапно Натали увидела целую волну горя и глубокой печали в его глазах, и вид этого разрывал ей сердце. Он больше не мог выносить эту боль, а эти слова девушки, казалось, сделали ему лишь больнее. Надеясь разобраться в своих чувствах в ходе этого разговора, он даже и не думал, что все его переживания, вся боль, которая, казалось, копилась так долго, а из-за последних событий стала выходить наружу, вся эта боль в один миг просто вырвется наружу из-за простого ее беспокойства. И слезы стали стекать по его лицу, и его голова склонилась, и было ясно, что он рыдает. — Эдвард! — глаза Наташи расширились от ужаса, — Ч-что случилось? Она вмиг очутилась около него. Все это казалось совершенно нереальным, что слезы могут наполнить его глаза, а боль и горе сердце… Но это действительно произошло, заставив девушку лишь задаться вопросом, что так сильно могло ранить этого обычно холодного, бесчувственного человека. Она мгновенно оказалась рядом с Эдвардом. Ее руки нежно легли на его плечи и притянули его, заключая в заботливые объятья. Ей всегда было тяжело просто видеть, как кто-то страдает, но это… это просто разбило ей сердце. Натали даже не заметила, как и по ее щеке скатилась одинокая горькая слеза, когда она, казалось, почти физически чувствовала боль юноши. Ее голос дрожал, когда она, пытаясь успокоить его, спросила тихо и взволнованно: — Прошу тебя, Эдвард… Скажи же мне, что так мучает тебя? — Натали… Его голос дрожал так, как она никогда не слышала раньше. Звук был едва слышен. Эдвард, не в силах совладать с душевной болью и горечью, наконец разрыдался и крепко обнял ее. Прикосновение Натали и ее сострадание были единственными вещами, которые могли спасти его сейчас — это стало для него очевидным. Он больше не хотел отрицать этого, больше не хоть обманывать самого себя. Он просто признался сам себе, что ласка и забота этой девушки, которые он считал вещами такими постыдными и слабыми, — это то, что он действительно хотел ощущать. Эдвард позволил прикосновению Натали утешить его. Не говоря ни слова, он просто опустил голову на ее плечо и тихо плакал, прижимаясь к ней, как ребенок без матери. Без матери, которая дала бы ему ту любовь, которую он заслуживал. Он просто позволил теплым объятиям Натали утешить его в этот трудный момент. Он горевал, но ее сострадание придала ему сил, пока она, крепко обнимая его и пытаясь успокоить его страдающее сердце, пропускала эту ужасную боль через себя. Она понимала, как сильно он сейчас нуждается в ней сейчас, и она не могла просто бросить его. Девушка не знала, что заставляло так сильно болеть сердце Эдварда, ей просто хотелось утешить его, показать, что он не один в своей печали… как была она. Плач прекратился. Все еще прижимаясь к Натали, все еще чувствуя боль и горечь, он прошептал еще дрожащим голосом, но понимая, что худшее уже прошло. — Спасибо… Леди улыбнулась. Она посмотрела на парня, что выглядел в своем горе так уязвимо и жалко, почти по-детски, что никто бы из обычных людей в жизни не не поверил своим глазам. — Нет, не стоит благодарить… Главное, чтобы тебе стало лучше. Эдвард перестал плакать и улыбнулся. Ее слова подарили ему покой, успокоили его. Он увидел что-то доброе в ее глазах, что тронуло его сердце. Это сопереживание… Казалось, она действительно понимала его, и он чувствовал, что ей небезразличен. И он чувствовал, что ему действительно это нужно. Он никогда раньше не испытывал никакого сочувствия к людям — они всегда видели в нем это холодное, бесчувственное, жестокое животное, машину для убийства. И теперь он почувствовал что-то такое чуждое, такое новое… Это было немного страшно… но это также успокаивало и даже было приятно. — Я не знаю, что послужило причиной к этому, просто знай… что если тебе больно или грустно, я всегда рядом, с тобой. Я всегда буду заботиться о тебе, — успокаивающе говорила Натали, искренне радуясь, что Эдварду стало немного лучше. Она не по наслышке знала, как больно переживать свое горе в одиночку, и поэтому для нее было самое главное, чтобы он не был один сейчас, даже несмотря на то, какие ужасные поступки он порой совершал, потому что никто не заслуживал этого. Ведь, если бы она оставила его сейчас, чем была бы лучше? Эдвард был счастлив, что девушка сейчас была с ним. Он почувствовал это тепло, которое исходило от ее слов и ее привязанности. Он никогда не испытывал этого раньше. Она была первым человеком, который смог понять его, несмотря на все, что он сделал. Этот момент казался лучше всего, что он чувствовал раньше, никакого убийства, никакого насилия, никакой боли, просто… любовь. Да, любовь. В кои-то веки он почувствовал себя… человеком. И Эдвард больше не желал отрицать того, что, встретив Натали, он будто вмиг устал от всего того, что, казалось, было его неотъемлемой частью, что и представляло его из себя. — Натали, я…я люблю тебя.