Ha-ve

Но сегодня утром он не выдержал. Чуя бегает по комнате, собирается в университет, подгоняет Дазая. Точнее, Чуя собран, он ищет сигареты, которые неизвестно куда делись. Осаму наблюдает за тем, как Накахара мечется из одного угла комнаты в другой, рыскает в тумбочках, останавливается, что-то думает и продолжает поиски. — Чуя, пойдём уже, по дороге купим, — осторожно окликает его Дазай, окидывая каким-то жалобным взглядом. Кажется, будто Чуя уже и не ищет эти сигареты, а просто компульсивно переставляет вещи в попытке успокоиться. Он не хочет идти в университет, но ему надо. Он боится встретить там Ширасе, хотя знает, что тот нескоро выйдет из больнички. Накахара не может унять поток своих мыслей и у него ощущение, будто голова сейчас просто взорвётся. Ещё и эти гребанные первокурсницы-сталкерши, и странные взгляды от учителей, и долбанный шёпот своей же группы, и Дазай, который вертится рядом и почему-то даже не ведёт себя, как мудак! Накахара упирается руками в стол и безвольно опускает голову. Грёбанная жизнь. — Блять, как же меня все заебали, — начинает сбивчиво лепетать Чуя, — Я не могу туда ходить, они все меня бесят, и ещё ты со мной ходишь, и они так смотрят, и говорят что-то, и Ширасе ещё заявление напишет, и деканат позовет.. Дазай не может удержаться от ещё одного сочувствующего вздоха и взгляда. Он медленно подходит к Чуе, почти невесомо укладывает ладони на его плечи и снова включает режим самого убедительного человека в мире: — Чуя, никто не будет писать заявление, и деканат тебя звать не будет. Это точно. Ширасе не будет сообщать в полицию и даже родителям, потому что понимает, что Чуя может взять и написать ответное заявление. Ширасе не нужно это, возможно, он даже понимает, что получил по заслугам. Деканат не будет звать Чую, потому что его жизнь вне стен университета - не их дело, вот если бы он избил Ширасе прямо на паре, то тогда другой разговор. А так им оно тоже не надо. — С чего ты решил? — Чуя удивляется сначала сказанному Дазаем, а затем и мягкой решительности его тона, — И какого черта ты такой добрый? Сосед говорит без привычной насмешки, и это вводит Накахару в небольшой ступор. Дазай лишь хмыкает и уже иронично улыбается, поднимая брови. — Тебе объяснить всё логично или просто посюсюкаться с тобой и сказать «всё будет хорошо»? — Да пошёл ты. Чуя звонко цокает и элегантным, полным обиды жестом скидывает его руки со своих плеч. И стоит ему сделать пару шагов в сторону, как Дазай снова бросается на него. — Да ладно тебе, Чуя. В этом предложении Дазай завуалировал «я понимаю, как тебе сложно и сколько дерьма на тебя давит, но всё действительно будет хорошо». Чуя сначала смирно стоит, привыкая к объятию соседа, а затем утешительно хлопает его по плечу. — Дазай, правда, меньше контакта, — серьезно выдаёт он, сначала грозя Осаму пальцем, а потом отодвигая его от себя. Дазай лишь делает возмущенное лицо, за которым скрывает небольшой укол обиды. У Чуи, что, нет потребности в тактильности или вроде того? Это не страннее, чем тактильность Дазая. Дазай бессовестно бросает Чую на полпути, оправдываясь тем, что забыл телефон в комнате. И он действительно его забыл. Чуя мог бы подождать парня или пойти с ним, но не хотел так очевидно показывать, что ему нужно общество Дазая и стрёмно идти одному. Накахара с безразличным и абсолютно незаинтересованным лицом заходит во дворик университета, бредет по коридорам, а затем доходит и до кабинета. Пары проходят спокойно, как и весь день. Без Ширасе атмосфера в курилке действительно стала приятней, а Чую никто, на удивление, не донимал. Донимали только мимолётные мысли. Может, ему набить тату «Дазай не мой парень»? Чую интересовало, почему большинство так убеждено в том, что они с Дазаем пара. Наверное, просто из-за того, что эта новость так массово распространяется и многие говорят об этом. Или они просто классно смотрятся вместе? Чуя зачем-то на мгновение представляет, если бы они действительно были парой. Какие-то неясные картинки мелькают в голове, сердце обдаёт мимолётным тёплом, а кожа покрывается мурашками. И несмотря на это, Чуя хмурится. Наверняка, им было бы сложно вдвоём. Тут же Накахара захотел постучать головой о ближайшую стену, потому что буквально месяц назад, он думал о том, как бы убить Дазая, а теперь размышляет о том, какого бы было с ним находится в отношениях. Боже, этот Дазай ему снится скоро будет. Заебал. Дазай снова бросает Чую, но уже вечером. К семи часам он в страной задумчивости, но довольно неплохом расположении духа направляется в шахматный клуб. Слухи тоже его немного подкашивают, но он намного безразличнее относится к подобному, чем Чуя, поэтому ему остаётся только размышлять над всем этим, а не переживать и волноваться. Ведь, даже если вдуматься в предложение «Накахара отстаивал честь Осаму», то это звучит смешно. При каких вообще условиях парень мог бы подраться хоть с кем-то за Дазая? Осаму не приходит в голову ни одна ситуация, при которой это стало бы возможным. Пускай Чуя и выглядит, как человек, который может подраться с кем-то, кто оскорбил его близкого человека. Но, нет. Возможно, если бы они с ним продружили лет пять.. И ещё, почему всем кажутся милым их с Чуей «отношения»? Когда мир успел стать настолько толерантным, что никто даже не подошел и не принялся оскорблять? Хотя, вероятнее всего, об этом шепчутся действительно только первокурсницы, и тогда это объясняет отсутствие презрительных взглядов.. Дазай легко встряхивает головой и толкает дверь шахматного клуба. Ровно семь часов и ровно десять минут назад все участники разошлись. Во-первых, все знали, что Достоевский и Дазай собираются позже остальных, поэтому не хотели с ними пересекаться из-за того, что у них был «свой вайб» - играли жестоко, хладнокровно и серьезно, пока остальные просто развлекались. Во-вторых, игроки не могли долго задерживаться в клубе из-за домашнего и рутинных вечерних дел. Фёдор сидит в кресле и с благоговейной улыбкой размешивает сахар в чае, любуясь малиновым закатом. Вообще игра в шахматы была просто предлогом для встреч и разговоров. По-настоящему они играли только в начале знакомства, когда не знали тактик и способностей друг друга. — Привет, — чуть озадачено бросает Дазай, присаживаясь напротив парня. Фёдор выглядит радостнее, чем в их прошлые встречи. Его редко можно увидеть в подобном настроении, и Дазаю было бы интересно послушать, что так повлияло на его состояние, и отвлечься. — Привет, — Достоевский одаряет парня, мягкой, словно лебединое пёрышко, улыбкой. Дазай от удивления аж вскидывает брови. — Моя тактика сработала? — предполагает он. Фёдор, словно насытившийся кот, довольно качает головой. — Ну, давай подробнее, — Дазай нетерпеливо ёрзает в кресле и подпирает щёку рукой. Достоевский кидает последний острый, миндальный взгляд на развевающиеся листики каштанов и вздыхает. — Я держал Колю на расстоянии две недели. За это время он прожил несколько состояний: полное непонимание, обиду, безразличие, вину и наконец пришел к осознанию. Фёдор трагично замолкает, многозначительно скрещивая пальцы в замок. Дазай так же выразительно кивает головой. — Пришёл в середине второй недели и позвал просто прогуляться. Не на тусовку или к своим друзьям, а просто пройтись. Я, долго думая, согласился. Это было очень неожиданным и странным - ощущать, что всё внимание действительно нацелено только на тебя. Потом мы ещё пару раз ходили к Пушкину и Гончарову, но не было такого, чтобы я отрешенно сидел и молчал… Достоевский не может подобрать слов и не знает, как описать теперь их отношения с Колей, поэтому Дазай учтиво помогает. — Он стал обращать на тебя внимание. Фёдор прищуривается и зажимает пальцами чашечку. — Пожалуй, да. — Замечательно. Дазай удовлетворённо улыбается, наслаждаясь тем, что помог хоть кому-то наладить отношения. Его лицо немного расцветает, преображается, будто на сонливую камелию попадают капли теплого дождя; но затем Фёдор открывает рот и возвращает парня в прежнее состояние. — Я наслышан о сплетнях, — Достоевский как-то заговорщицки дёргает уголком рта, намекая, что знает о том, что слухи истинны. Дазай с неким сожалением отрицательно качает головой. — Пьяный Ширасе стал доставать Чую и получил от него за это. Достоевский прячет задумчивость за каёмкой чашки, а после маленького глотка рассуждает. — Доставал настолько, что это стоило проломленного черепа.. И Дазай мог бы рассказать своему другу, что именно приключилось Чуей, потому что Фёдор никому бы не проболтался, но это казалось парню неправильным, и он продолжал упорно изображать глупца. — Не в курсе, меня там не было, но, судя по всему, это так. Фёдор клонит голову в сторону, изучая. Его тон приобретает ехидные и стальные оттенки. Он вроде выдвигает предположения, но они звучат так, словно им необходимо подтверждение Осаму. — В человеке должна бушевать невероятная ярость, чтобы так изувечить другого.. Дазай не удерживается и кивает. — Полагаю. — И ты знаешь, в чем настоящая причина конфликта.. На этот раз парень успешно уклоняется: — Никогда не поверю, что тебя интересует правдивость сплетен. — Но они касаются тебя, — как само собой разумеющееся выдаёт Фёдор, — поэтому мне все же немного любопытно. — Допустим, я знаю. — Тогда, он достаточно честен с тобой. Дазай прыскает. Так Достоевский тут решил заняться анализом их отношений и чувств! — Ему пришлось это сказать. И Дазай ощущает, будто действительно выдавил из Чуи эту правду, не оставил ему выбора. — Нет, — фыркает Фёдор, буквально отмахиваясь от этой версии взмахом кисти, — Если бы он не хотел, то и под дулом пистолета не рассказал. Достоевский пару раз пересекался с Чуей. Накахара не казался ему изящным книголюбом или же поклонником классической музыки, то есть, не казался человеком, который мог бы прийтись ему по душе. Однако, Чуя в его глазах был честным, ответственным, немного хамоватым, но абсолютно безупречным в своей внутренней уверенности, исходящей от него, и лишенном всякой загадочности открытом магнетизме. Он приковывал каким-то образом внимание, не прилагая к этому особых усилий: не был чересчур громким и не перебарщивал с жестикуляцией. Фёдор наслышан о резкости, раздражительности и вспыльчивости этого парня, но очень редко замечал за ним подобное. Скорее, от Чуи исходила тонкая, едва уловимая аура важности и самоуверенности.. Дазай замечает вдумчивый взгляд Достоевского и спешит узнать о причине его размышлений: — Итак, что ты думаешь? Фёдор делает самодовольную мину и снова скрывает ухмылку за чашкой. — Смотря, что ты хочешь узнать. Дазай закатывает глаза и всем своим видом показывает, что он хочет узнать всё. — Я вот думаю.. Ты какой-то нервный, тебя что-то беспокоит. Чуя? Скорее не он, а ваши отношения. Но, что тебя может беспокоить в ваших отношениях, если они нормальные: не ссоритесь, не деретесь, даже делитесь чем-то друг с другом. Всё, как ты и хотел. Или сейчас проблема в том, что ты хочешь больше, чем просто иметь с ним нормальные отношения? Хотя, о чем ты можешь думать спустя месяц «дружбы» с ним? Дазай не совсем понимает, о чем говорит Фёдор, и сводит брови, показывая тем самым скептический настрой к его словам. — О реальной дружбе? — предполагает Осаму. Выражение лица Достоевского означает «я тебя умоляю», и собеседнику это не приходится по душе. — Чего ты хочешь, Дазай? Дазай хочет, чтобы климат в Японии был более благоприятным, чтобы деньги, как и еда, появлялись сами собой, и чтобы Достоевский перестал строить из себя психолога. «Коллективно забить на учёбу» проработало недолго — с середины до конца мая. А вот в июне преподаватели решили, что с них хватит заунывных лекций и безответственных студентов, взяли себя в руки и всем, кто не выполнял задания, пригрозили особым отношением на сессии. Первая неделя июня была напряженной, поскольку студенты отвыкали от безделья и морально готовились к предстоящей сессии. Вторая началась не лучше. Каждый волнительно заламывал пальцы в ожидании своих тем для рефератов, а преподаватели безразлично зачитывали их. Чуе досталось не самое лучшее: «межличностный конфликт и его особенности» по конфликтологии, «гендерная и социальная дифференциация речи» по японскому, «факторы успешности романтических отношений» по психологии и ещё пять докладов по более менее адекватным темам. Всё необходимо было успеть выполнить за неделю. Сегодняшний день выдающийся не только по тому, что огласили темы, сегодня у Чуи нет ни одной пары совмещенной с Дазаем, а ему так не терпится узнать, что же досталось соседу. Накахара оказывается в комнате общежития уже после четвертой пары. Он успешно засирает по дороге с каждым знакомым темы, сессию, преподавателей и на душе становится немного легче. Чуя знает, что всю эту неделю будет находится в очень неприятном состоянии, потому что он человек, который буквально не может жить спокойно, зная, что у него есть не выполненная работа. Его душа будет чиста, только когда он сдаст все. Дазая в комнате не оказывается. Чуя глядит в расписание и выясняет, что у него ещё одна пара. Накахара мог бы потратить это время на обед или сон, но вместо благ он тут же приступает к анализу тем. Стратегия у него всегда одна и та же — начинать с самого сложного. И «социальная дифференциация речи в японском языке» звучит намного тяжелее, чем «успех романтических отношений». Чуя принимается за изучение нужной литературы. Время летит совершенно незаметно. Час, второй, Дазай не появляется, мозг Чуи вполне активно работает, он выписывает важные аспекты, делит по каким-то собственным группам, что-то выделяет и в целом довольно увлечен работой, пускай тема и не очень интересная. К семи часам, когда парень перестаёт чувствовать спину, а глаза начинают ужасно болеть, Накахара решает сделать совсем небольшой перерыв. Он отрывается от кресла, подавляет легкое головокружение и только сейчас осознаёт, что Дазай все ещё не появился. Наверняка, он тоже сразу после пар взялся за написание работы. Душ добавляет десять процентов к бодрости и пятьдесят процентов к самочувствию спины, а наспех заваренная лапша немного повышает настроение. Чуя чувствует себя персонажем из какой-то игры, где для выживания ему необходимо следить за красными сердечками в верхнем углу и переодически совершать бытовые вещи. Он снова продолжает чтение и пометки.