Ha-ve

В это воскресенье, когда половина группы смогла согласовать свои выходные, и когда по чудесному стечению обстоятельств родители Тачихары улетели на Филиппины, наконец состоялась загородная поездка. Домик Тачихары располагался в городе Фудзи, до которого всего лишь час езды от Йокогамы. Тачихара несколькими днями раннее предусмотрительно забрал у родителей машину, чтобы в комфорте добраться и довезти Гин, Чую, Рюноске и Дазая. — Так, все пристёгиваемся и не ссыкуем, — бодро оповещает Мичизу, поглаживая руль автомобиля. Водил он последний раз больше года назад, что не вселяло надежды, зажатому на заднем сиденье между Дазаем и Рюноске, Чуе. — Ты хоть помнишь где газ, где тормоз? — усмехается Гин, кидая взгляд назад. Она выбрала себе довольно комфортное место на пассажирском. Мичизу горделиво вскидывает подбородок в ответ. — Ещё я помню где включать поворотники и то, что ты должна мне пять сотен. Акутагава тут же отворачивается к окну, деля вид, что однотипные здания очень интересны. Тачихара на это лишь беззлобно посмеивается и обращается к Чуе и Дазаю: — А вам двоим особое поручение: постарайтесь не убить друг друга, ну а если вдруг, то оставьте денег на мойку. Как говорилось, с последней тусовки в гараже Чуя и Дазай ещё ни разу не ссорились, вели себя крайне дружелюбно, что многим казалось подозрительным и немного пугающим. Но шутки на тему того, что они действительно готовы перегрызть друг другу глотки всегда были и будут актуальными. Дазай и Чуя лишь закатывают глаза и улыбаются. — Поехали уже. Тачихара ведёт машину неожиданно хорошо. Он управляется плавно, не слишком медленно, не рискует на дороге и поражает этим всех. Чуя был уверен, что Мичизу нажмет газ в пол и будет без разбора лететь двести километров, лишь бы побыстрее. Однако, он остаётся приятно удивлен. Пейзажи в окне почти не меняются, да и кроме Мичизу никто особо и не следит за дорогой, потому что заняты разговорами и обсуждениями накопившихся историй. Спустя полтора часа Тачихара привозит в Фудзи всех в целости и сохранности. Несмотря на то, что город располагается совсем рядом с Йокогамой, здесь атмосфера совершено иная: нет суеты, искрящихся высоток, визуального шума, только спокойствие и расслабленность. Домик Тачихары совсем маленький, неказистый и располагается на берегу Сашамского залива. Зато пространство рядом с ним внушительное - обыкновенный аккуратный сад и терраса, которая могла бы вместить в себя человек тридцать. Самое потрясающее - вид на вулкан Фудзи, он воодушевляет и одновременно умиротворяет. Мичизу выносит из дома ещё несколько стульев и удобно располагает гостей. Он даже предлагает заварить чай, но все дружно пугаются этого предложения и предпочитают сётю. Тачихара особо не огорчается из-за отказа и тоже открывает себе бутылочку. Через полчаса бурных обсуждений работы каждого, различных жалоб, у террасы появляются ещё две знакомые персоны: Хигучи и Юан. На них все бросают лишь беглый взгляд, не вникая, и пускаются в беседу дальше. Ещё через пятнадцать минут подтягивается знакомый Тачихары - Акио с факультета журналистики, а следом за ним Сатоши и Ширасе. На голове последнего нет ничего похожего на повязку, более того, парень выглядит прилично: спортивный дорогой костюм на теле и довольная улыбка на лице. Чуя не испытывает ничего вроде страха, даже мимолетного. Только переживает порыв ещё разок ударить Ширасе, но с этим он справляется и просто посылает парню презрительный колкий взгляд, а затем делает вид, будто ему вообще дела нет. Дазай, Тачихара, Рюноске и Гин с нахмуренными бровями, но вежливыми улыбками осматривают новоприбывших. Они все переглядываются и понимают, что особо не рады появившейся компании. — Кто позвал тебя? — беззастенчиво фыркает Гин в сторону Ширасе. Парень не успевает и рта открыть, как Сатоши делает шаг вперед. — Я, и что? — его голос звучит немного дерзко, но все же он понимает, что никто не жаждет видеть Ширасе кроме него. Да и он сам уже не уверен в своих мыслях. — Ты не хотел спросить у хозяина дома, перед тем как звать своих друзей? — Акутагава прищуривает глаза и едко улыбается. — Наших друзей? Гин фыркает и качает головой. — Всем внимание, ребят, — она слегка повышает голос и делает какой-то размашистый жест руками. — Кто здесь друг Ширасе? Девочки никак не реагируют на этот вопрос, а парни на секунду тревожно переглядываются и молчат. Это оскорбительное молчание всё разъясняет. Ширасе шикает и ухмыляется. — Вы - странные, — строго обращается он ко всем, — С тобой, Гин, я знаком ещё со школы, со всеми вами с первого курса. Вашей логики я не понимаю. Почему вы защищаете отморозка, который проломил мне череп? Секундная тишина, все приоткрывают рты, подразумевая этим «Ширасе, что ты натворил?» — Я отморозок? — Чуя ожидаемо не сдерживается и подскакивает с места, — У тебя видимо что-то сломалось в голове. Ширасе разводит руками и кивает. — Да, Чуя, кость, блять. Благодаря тебе. Накахара готов задохнуться от возмущения. Он правда собирается строить здесь невинного дурочка, которого Чуя избил по пьяне? — Наверное, это не просто так? — издевательски подчеркивает Накахара. Ширасе лишь кривляет его. — Наверное, нельзя применять физическое насилие и нужно учить общаться, а не чуть что кулаки выставлять? Чуя хлопает несколько секунд глазами и думает, что действительно лучше отступить. Вдох, выдох, ступает шаг назад и даже молчит снисходительно. — Ну что ты молчишь?! — Ширасе в два шага преодолевает расстояние между ними и хватает Чую за грудки. Накахара на секунду теряется, а затем его обуревает такая ярость, вызванная несправедливостью, что он резко дергает головой вперёд, намереваясь разбить лбом нос Ширасе. К сожалению, парня вовремя оттягивает назад Сатоши, и Чуя успевает только задеть кончик чужого носа. — Эй-эй, — Дазай также спохватывается и кладет ладони на плечи Накахары, ограждая его от соблазна подбежать и исполнить задуманное. — Давайте без крови сегодня. Чую почему-то немного успокаивает это жест. Дазай последнее время вообще благотворно на него влияет. Только Накахару убивает это идиотское подобие привязанности, Осаму вызывает зависимость, и когда его нет рядом, Чуя просто сидит и ждёт появления. Дазай хлопает Накахару по напряженным мышцам и закатывает глаза, намекая на то, что уже заебался от Ширасе. Чуя едва заметно хихикает. — Ширасе - мудак, и мы не хотим его видеть, — Гин демонстративно обращается даже не к самому Ширасе, что вдвойне обиднее. Хигучи и Юан боязливо теснятся вместе, опасаясь того, что через пару секунд Чуя и Ширасе накинутся друг на друга. Рюноске вместо слов окидывает парня осуждающим взглядом, а Дазай пытается сам сдержать какой-то внезапный порыв врезать Ширасе, несмотря на то, что минуту назад отговаривал от этого Чую. Обстановка напряженная, Тачихара не ожидал такой ситуации в его доме, потому что не знал кто кого позовет. Он уже хочет сказать, что Ширасе действительно не помешало бы уйти, как сам парень и вступает: — Какие вы все идиоты. Кидаетесь на жертву, — он странно благоговейно улыбается и, поднимая руки в примирительном жесте, делает несколько шагов назад, — Поехали, Сатоши. Сатоши лишь бросает жалостливый взгляд в сторону всех ребят и с настоящим искренним раскаянием кивает головой на прощание. Чуя выдыхает и ощущает потребность выплеснуть остаток раздражения. Он обводит присутствующих прищуренным взглядом и вцепляется им в Юан. — Кто позвал её?! — с нотой недовольства спрашивает Чуя, указывая на девушку рукой. Хоть на кого-нибудь сорваться бы. — Я, — тихо отвечает Хигучи, испытывая явную неловкость. Накахара качает головой. Он видел Хигучи несколько раз, понятия не имеет кто эта такая и с трудом вспоминает как её зовут. — А тебя кто позвал? — продолжает допытываться Чуя со своей угрожающей интонацией. Гин встаёт с кресла и упирает руки в бока. — Ну, я, — девушка с вызовом смотрит в глаза Чуе и вскидывает брови. На этом полномочия Накахары всё, ему остаётся только скомандовать: — Ладно, пойдемте выпьем. Пить никому особо не хотелось, учитывая то, что половине надо было держаться в строю из-за работы. Поэтому все культурно и очень долго распивали сётю и переговаривались. Беседы стали более ленивыми, уже общался не весь коллектив, а группки: Гин с Хигучи, Чуя с Тачихарой, Рюноске с Дазаем, Юан пыталась поддерживать диалог с девушками, но слишком часто отвлекалась на симпатичного светловолосого Акио. К девяти часам Тачихара уходит на пару минут в дом, а затем возвращается с обескуражены лицом и почти заставляет всех беспокоиться. — Нашел закладку в туалете. Два года назад от родителей прятал. И Мичизу достает косяк, трепетно упакованный в тысячу зип-пакетов. Никто не решается спросить, где именно в туалете Тачихара его нашел, и лишь обреченно вздыхают. Сейчас он накурится и конец спокойным посиделкам. И кто может ему запретить? Мичизу раскуривается, делится парой тяжек с Акио, а остальные попивают уже неизвестно какие по счету бутылки сётю. Разговоры снова становятся активными, каждый находит, что сказать другому. Гин подключается к колонке и сначала подпевает, а затем и пританцовывает. В глазах Рюноске виднеется вся боль еврейского народа, потому что он снова погружается в какие-то личные, непонятные простому смертному философствования и не собирается ни с кем делиться. Дазай понимает, что теряет своего собеседника, и хочет выцепить Чую взглядом, но вместо этого обнаруживает, как Тачихара усаживается на плечи Акио после того, как они едва не подрались из-за какой-то мелочи. Хигучи подсаживается на место Дазая к Рюноске, Юан снимает на телефон всё происходящее. А Чуя-то где? Дазай, ведомый каким-то шестым чувством, седьмым инстинктом и ментальной связью с Чуей, не спеша спускается к воде. На берегу пусто, обветшалый деревянный пирс и непонятное темное дерево, рядом с которым стоит Чуя. Курит, разумеется. Морской бриз тянет запахом свободы и свежести, а тени редких деревьев тянутся к звездам на небесах, создавая игру света на поверхности воды - хорошо тут. Дазай бесцеремонно, но бесшумно присоединяется, заставляя Чую едва заметно дернуться. Накахара оправдал буквально все ожидания Осаму - Дазай думал, что из Чуи получится неплохой такой друг, и так оно и вышло. Накахара большинство времени собран, серьезен и одновременно спокоен, например, как сейчас. И эта относительная уравновешенность и непредвзятость во многих вопросах подкупает Дазая. И ещё Дазая подкупает то, что Чую собственно не так легко подкупить. Раньше парень вёлся на грустные глаза и слезливые речи, а сейчас он вряд ли расщедрится и уступит Осаму. Это сильно, уверенно и в какой-то степени очаровывает. Чуя прислоняется плечом к непонятному дереву и делает недолгую затяжку, глядя на Дазая: — Даже знать не хочу, что там происходит. Он явно читает намерения Осаму поделиться происходящим на террасе, потому что Дазай разочарованно опускает плечи и переводит взгляд с Чуи на горизонт. Он просто хочет ему хоть что-нибудь сказать, услышать голос, что как набег волны на цветную гальку, или лучше смех. Тысячи бликов дробятся и зыбятся на черно-серебряном море. Вокруг нет ничего кроме звука наступающей волны, ворошащей спокойнолежащие камни и визгов ребят позади. Дазай хочет просто постоять рядом или ещё что-то, но он не может молчать, поэтому говорит первое, что приходит в голову: — Красивая луна. Чуя на это заявление тихо фыркает. Луна правда красивая. — Дазай, ты что-то хочешь, я чувствую. И от этого сердце начинает биться немного быстрее, потому что Чуе приятно ощущать собственную необходимость. Осаму тоже чувствует, но он не знает чего он хочет. Возможно, спросить что-то или сделать, сам не в курсе. Поэтому начинает делать вид, будто он правда пришел посмотреть на небо, а не намеренно искал Чую. — Ты не согласен? — возмущённо вздыхает Осаму, — Луна, помимо того, что красивая, является ещё символом цикличности и переменчивости, она… Накахара очарован совсем немного этими размышлениями, но они немного удивляют: — Ты, что, тоже курил? — Нет, я просто.. Чуя спокойно качает головой, вспоминая эту черту Дазая и вдыхает дым. Осаму перехватывает сигарету, касаясь холодных пальцев и слегка вздрагивая, тоже делает затяжку. Для уверенности. Чуя окидывает парня пораженным взглядом, ему так и хочется припомнить слова «я не курю», но он сдерживается. — Ширасе показался мне странным, — тревожно выдает Чуя, покусывая губу. Он никому кроме Дазая не может сказать о своих подозрениях. — Да, он отбитый, — подхватывает Осаму, — Улыбался ещё.. Парень пока размышляет, переступает с ноги на ногу и делает шаг чуть левее, в сторону Накахары. Чуя замечает это и молчать не собирается. Не из-за того, что ему не нравится, а из-за того, что уже привык так отвечать: — Ты втираешься в моё личное пространство. Дазай вздыхает и ещё стоит какое-то время, прежде чем снова сделать шаг в противоположную сторону от Чуи. Накахара чувствует укол досады, хотя не должен, сам сказал - сам разочаровался. Он начинает кусать уже щеку изнутри, и не совсем терпеливо ждать пока Осаму докурит. Медленно, чертовски медленно он это делает, причем очень рассеяно - взгляд скрывает где-то во влажном песке, кисть подносит к губам машинально, а дым надолго задерживается в лёгких, забываясь за размышлениями. Чуя переходит из состояния относительной гармонии в нервную щекотку. Ждёт и понимает, что это бессмысленно. — Чуя, — Осаму небрежно кидает окурок на песок и слегка поворачивает голову в сторону парня. Чувства разгораются внутри, словно пламя, и озаряют пустую ночь своим сиянием. По отблеску луны в глазах неясны мотивы и эмоции, но Накахара и не старается их угадать. — Дазай, какой же ты..Дазай. И не ожидая ответа, Чуя тихо шикает и требовательно обнимает Осаму. Он уверен, что делает некое поощрение Дазаю за то, что он уже месяц не был мудаком и, более того, вел себя довольно мило. Поэтому Чуя удивляется, когда ощущает, что ему тоже довольно приятно. Накахара не любит прикосновения, потому что ощущает их слишком насыщенно - если ему пожмет руку какой-нибудь условный Ширасе, то Чуя почувствует, будто его ладонь покрылась неприятной плёнкой, а если его обнимет условный Дазай, то будет ощущение, что тело обволакивает вата, а все органы щекочут перышками. Дазай удивительно быстро отстраняется от Чуи, не размыкая теплых рук на его шее, и с прищуром смотрит какое-то время в чужое лицо. — Я собираюсь тебя поцеловать, — уверенно, но с почти незаметной вопросительной интонацией оповещает Дазай, тут же слегка пугаясь своего заявления. Накахара остаётся внешне спокойным, даже не потрясенным и игриво клонит голову вбок, отвечая: — Рад за тебя. Давая лишь долю секунды, чтобы Дазай успел смутиться и усомниться, Чуя неслышно усмехается и сам тянется навстречу, целуя. Совсем не смущенно или растерянно. Это взрывает сознание. Обычно фраза «это же Дазай» всплывает в мыслях Чуи для выражения снисходительности, но сейчас это выражение в голове является громкой сиреной. Несмотря на небольшую панику, поцелуй спокойный, ленивый, движения такие же, будто не происходит ничего необычного, будто так и должно быть. Только иногда Дазай прикусывает чужую нижнюю губу, сглаживая всё это мягкими касаниями в волосах, а Чуя не может остаться в долгу и отвечает тем же. Ладони Накахары, в точности как и у Осаму, сцеплены в замок и безвольно покоятся на плечах. Дазай становится просто дурацким разогретым пластилином, когда Чуя всего лишь стоит рядом с ним. Нет никакого желания спорить, возражать или обижаться, а когда они целуются, то Дазай точно окончательно плавится. Мысли Накахары разбегаются под натиском сётю, сознание ничуть не затуманено, но достаточно расслабленно - отчет собственным действиям обеспечен. Волны набегают на размытый берег, отражаются шумом в ушах и сердце. Чуя отстраняется первым и испытывает острое желание просто сбросить ответственность, ничего не обсуждать и свалить, поэтому последний раз проводит пальцами по шее Дазая, маня за собой: — Пошли. Разговоры продолжаются в тесном кругу: Гин, Чуя, Дазай. Остальные заняты либо телефоном, либо пьяным и смешным Тачихарой. Акутагава рассказывает душещипательную историю о том, как она днем работает, вечером ходит в танцевальный зал, занимается любимым делом и в этот момент слишком пристально следит за глупыми лицами Дазая и Чуи. — У вас чего такие довольные лица? — внезапно прямо спрашивает она. Дазай и Чуя переглядываются, на лицах невольно возникает ещё более глупая улыбка. Осаму быстро возвращает себе самообладание, когда обращает внимание на кокетливые глаза Гин и дружелюбие Чуи. Акутагава продолжает щебетать о девушках в её группе, о злобных сотрудницах, а Накахара слушает с неподдельным на вид интересом. Дазай немного напрягается, вспоминая, что Чуя ещё и целовался с ней тогда в гараже. Хотя, он тоже целовался с Фёдором, но это другое. Осаму уже готов погрузиться в анализ, самокопание и критику, как Гин отворачивается к Рюноске, а Чуя замечает слишком задумчивое лицо соседа. Он наклоняется ближе к Дазаю и быстро шепчет ему: — Сделай лицо попроще, мы тогда просто говорили. Дазай сначала старается сделать какое-то возмущенное выражение, у него возникает желание возразить, будто его вовсе не волнует с кем там Чуя целовался, а затем он усмехается и поворачивает голову в сторону стоящего на руках Мичизу. Конечно, волнует. Чуя волнует, как море, как дрожащая струна на скрипке, как плывучий молочный туман в низине гор. Домик Тачихары мал. Поначалу ни у кого не возникло вопроса, где все будут спать, но когда дело уже пошло к ночи, то каждый засуетился. Пьяный Мичизу просто указал на комнату, в которой лежали футоны и завалился спать. К нему рядышком пристроились Акио и Сатоши; все девушки оккупировали спальню родителей Мичизу, а для Чуи и Дазая места не нашлось. Выбор был невелик: кухня, ванна, коридор или же та самая комната, похожая на гардеробную, с футонами и ещё какими-то вещами. — Ты можешь сказать что-то? — невзначай, но с нотками раздражения интересуется Чуя, доставая постель с верхней полки. — А что я должен сказать? — строя из себя саму невинность, уточняет Дазай. Футон, упакованный в чехол, оказывается в руках Накахары. Парень отвлекается на расстегивание молнии и бросает: — Что-то? Осаму не боится первым сказать, он боится, что скажет не то. Чуя в ответ многозначительно молчит, слишком занятой раскладыванием большого футона по центру гардеробной. — И вообще это ты должен говорить, — вот и говорит не то Осаму. Он наблюдает за стараниями Чуи и не спешит помогать. Накахару всё это в совокупности начинает подбешивать, поэтому он безразлично жмёт плечами и бастует: — Раз так, то я тебе и слова не скажу. Он резко встаёт на ноги и, упираясь руками в бока, выразительно глядит на Дазая. — Я..не могу спокойно стоять рядом с тобой, я не могу не касаться и не думать о тебе, — Осаму молчит пару секунд, следя за чужими расширяющимися зрачками и добавляет, — И вообще любить – это значит уметь сказать 'я тебя люблю', не произнося ни слова"! Последняя фраза на мгновение сбивает Чую, он хмурится, а затем приоткрывает в изумлении рот: — Ты сейчас цитировал Гюго? — Да. Дазаю моментально становится за это неловко, потому что он даже в такой момент приплел свои книжки. Изношенная, помотанная временем лампочка мигает пару раз и издаёт неприятный стрекот. Слабое освещение довольно просторной комнаты навевает какую-то истому и прямо-таки тянет на откровенности. Чуя не противится этому чувству и, едва заметно улыбаясь, легко кивает головой: — Хорошо, я тоже, — уверенно говорит он, а затем на грани шепота говорит, — Мне странно находиться где-либо, когда тебя нет рядом. Повисает недолгое молчание. Будто бы, ну, вот, всё выяснили, правда в очень странной форме, а дальше что? Дазая этот вопрос волнует сильнее, чем Чую, поэтому он взъерошивает волосы на затылке и говорит: — Эм, и что, теперь надо вести себя как в отношениях? Чуя цокает. — Дазай, ты цитируешь Гюго. Что ты вообще можешь знать об отношениях? — Эй! — скорее по привычке, а не из-за реальной обиды взвизгивает Осаму, — Не оскорбляй меня. Накахара на несколько секунд задумывается и, полностью игнорируя чужие возмущения, отвечает на предыдущий вопрос: — Кажется, да? Да, Дазай цитирует Гюго, и он правда ничего не знает об отношениях. О реальных, не о двухнедельных. Поэтому парень свободно раскидывает руки и даже немного ожидаемо выдаёт: — Обнимемся? Чуя закатывает глаза, но не в состоянии сдержать улыбку и притягивает к себе Дазая, который буквально со всей силы стискивает его в объятиях и валит на футон. — Дазай, перебор, — шипит Чуя, ощущая на себе чужой вес. — Согласен.