***
Следующим утром Антон стоял перед старой яблоней. Вокруг нее была свежая горка земли. Длинная, утрамбованная, с несколькими упавшими яблоками на ней. Зеленые глаза с покрасневшими змейками на белках пытались рассмотреть, что находится под этой кучей земли. Но Шастун не был хорошим стрелком, поэтому и зрение у него было не охотничье. Только мелких жуков и длинных розовых червяков он замечал. Он не мог подобрать слов, которыми бы смог выразить всю сложность своих чувств. Он не находил мыслей, которыми бы он сам с собой смог обдумать все, что в его душе. Только опустошение и безразличие. Когда он выстрелил в Лешу, он чувствовал темную власть в руках. Но когда он узнал, что его мать умерла не от его руки, а от дяди, Антон ничего не ощущал. Ни жар в руках, подобно тому, как будто он держал тяжелый кубок; ни сладкое удовлетворение на кончике языка, когда он облизывал им губы, замаранные в крови. Ничего. Только безразличие к мертвой женщине. Не матери. Холод рук, пустой взгляд, в глубине которого верещат демоны, и стойкое, леденящее свое собственное отражение в зеркале, бледное лицо мальчика. «Она наконец-то закончила свою бессмысленную жизнь». Но в эту ночь, когда Антон лежал в кровати, так и не сомкнув глаза, в какую-то частичку его еще «нормального» мозга то и дело заплывали детские, совсем теплые воспоминания о матери. Как она нежно прижимала к себе хрупкого мальчика, как целовала в лобик, оставляя на коже след помады, как подталкивала одеялко, чтобы маленький Антон спал, как в коконе. Она все-таки иногда заботилась о своем сыне, когда тот был совсем малышом. Женщина хотела внимания, ярких встреч с обеспеченными людьми, где все взгляды будут направлены на нее. Она этого добилась. Обратила внимание всех, забыв об одном единственном родном человеке. Антоне. И поплатилась за это. Быстро и без шума. Подернутые дымкой страдания глаза уставились на идущего к нему Арсения. Он то и дело потирал измятые и опухшие багровые кисти рук. Закапывать взрослую женщину оказалось немного тяжелее, чем отрезать голову школьнику. Но итог все равно удовлетворял Арса. Он со всем разобрался. Почти. — Доброе утро, Антон. Готов к школе? — спросил его дядя, светло улыбаясь и заслоняясь рукой от солнца. Голос мужчины, казалось, колол Антону висок, что был невыразимо мучителен. Он смотрел на Арсения так же, как на мать. С безразличием и холодом. Молчание в саду некоторое время нарушала только песня яблочных листьев. Шатен вышел из оцепенения, в последний раз взглянул на кучку земли и прошел мимо дяди, ничего так и не отвечая. Арсений же заметил переменчивость во взгляде племянника, потому и последовал за мальчиком, вставая рядом. — Почему ты злишься? — спросил его дядя, пытаясь разглядеть каждую эмоцию на молочном лице. Из-за долгого присутствия на прохладном воздухе на щечках у мальчика выступил яркий румянец, а губы, до этого покусанные за ночь, опухли из-за частого кусания и облизывания. Весь его образ был пороком похоти и разврата. Маленький мальчик с кровью на руках. Мечта психа-социопата. — Я не злюсь. Я огорчен, — устало сказал Антон, не смотря на дядю. Шел по тропинке, пиная носком кроссовка мелкие яблоки со своего пути. Во рту какая-то горечь поселилась у него и не хотела рассасываться. Хотелось выплюнуть ее вместе со своим нутром. Вместе с поломанной совестью, которая даже и не просыпалась никогда у него. Арсений поджал губы, с непониманием смотря на племянника. Неужели он сожалеет о смерти матери, которая даже и не думала о своем сыне, о его благополучии после смерти отца. — Ты огорчен тем, что я сделал с твоей матерью? Шастун остановился, вытягивая лицо и смотря на дядю с неким удивлением. — Я огорчен тем, что это сделал не я… Я не зол на тебя. И пошел дальше, оставляя мужчину одного. Сердце Арсения сжалось от яркости чувств и слов племянника. Восхищение в ледяных глазах запылало, прожигая в них холод и секундное зло. Он даже и не думал, что Антон сможет сказать такое, из-за чего мужчина в ступор впадет. Чувство дьявольского восторга даже начало покалывать на кончиках пальцев, и Арсений тяжело сглотнул, продолжая стоять на месте и прожигать ровную спину племянника глазами, полными благоговения. «Он определенно лучше меня».***
Школьники, когда-то охваченные паникой и страхом, понемногу успокаивались. И все это благодаря скорому лету. Оставалось совсем чуть-чуть, и первые лучи летнего солнца коснуться детских ног, и их обладатели вот-вот побегут к реке, забывая о школе, уроках и о двух страшных событиях. Их мысли плавно утекут в другое русло, более беззаботное и детское, а те, старые, — сотрутся так же, как школьники на переменах стирали влажной тряпкой меловые надписи на темно-зеленой доске. У них появится новый лист, который они наполнят новыми деньками вместе с летом. А у Антона все наоборот. Он заберет все эти майские воспоминания с собой в лето. Сохранит в памяти каждую частичку того дня, заботливо храня и охраняя. Он не даст себе забыть о папе, Леше и матери. Он будет помнить их смерть, зная, что они погибли из-за дяди; зная, что именно их смерть позволила открыть границы его новых возможностей. Шастун находится на самом дне вместе с родным человеком. Они оба смотрят снизу вверх на тех, кто стоит на обрыве, и свысока смотрят на Шастов, скалясь и усмехаясь, совсем не понимая, что если подует сильный ветер, они упадут прямо к ним — в ловушку. Эта учесть постигнет каждого, кто осмелится даже укоризненно посмотреть на младшего Шаста. Этого человека убьют, разорвут, оставят следы зубов на рваной коже и закопают в землю яблоневого сада. И никто не узнает об этом. Все в этом пригороде будут молчать и тратить свои деньги на «оживление» маленького городка.***
Конец мая. Начало июня
Черная лента никак не хотела превращаться в галстук в руках Антона. Он у самого утра наряжался к последнему звонку, все время поправляя белую рубашку, серебряные запонки на рукавах и подолы черного пиджака. Только один элемент одежды никак не хотел становиться частью наряда, и Антон еле держался, чтобы не выкинуть его. Но нельзя. Ведь дядя Арс его принес. Весь этот костюм вместе с украшениями. И он сел как влитой, как будто мужчина знал все его параметры тела. И это вдвойне взбудоражило Шаста. Шатен ленивым движением руки кинул ленту на стол и бедрами уперся об деревянную поверхность, хватая волосы на макушке. Испортил прическу, не справляется даже с завязыванием галстука, не хочет идти на этот маскарад, не хочет встречаться со Светой и взрослыми. Оставалось совсем немного до окончания школы, и он будет свободен ровно на три месяца. А там уже будет другая страница его жизни. Дверь тихо скрипит, и из темного коридора появляется Арсений. Точно в таком же костюме, но более красивый и собранный. Со смешинками в глазах, он оглядывает светящегося из-за пробивающих сквозь окна лучей солнца Антона и медленно к нему подходит, облизывая губы. «Прекрасное создание. И это мое. Моя кровь. Мое продолжение». — Вижу, у тебя возникли небольшие трудности, — бледная рука с тонкими синими венками бережно берет черный галстук со стола и кончиками пальцев оглаживает приятную ткань. Арсений поднимает горящий взгляд на племянника и нежно улыбается. Он предвкушает сегодняшний день, то, как Антон будет танцевать вальс, как к мужчине будут подходить незнакомые для него, но знакомые для Антона люди и вести с ними беседы. Как они вдвоем искусно будут врать, упиваясь своим собственным спектаклем. — Я не могу его завязать, — бурчит Шаст себе под нос, не поднимая головы. Видит только сильные руки мужчины и думает, как красиво они убивают людей. И скольких уже убили. — Давай я помогу, — уверенно говорит Арсений и рукой приподнимает подбородок парня. Встретились глазами. Ощутили силу друг друга, которая уже давно слилась, становясь нерушимой. Они сами повязали себя цепями, сковывая корнями семьи. Ничто их не разрушит. Только если смерть одного из них. Мужчина, даже не глядя на то, как быстро и ловко завязывает галстук на шее племянника, смотрит только на его лицо, признавая себе, что оно изменилось. В тонких и утонченных рельефах носа, розовых губ и разрезах глаз уже нет частички Майи. Антон словно принял не только старую часть себя, но и новую внешность с новым взглядом на мир. Он стал более четкий, резкий, в зеленых глазах все время пламя дикости горит и не потухает. А через год или меньше с его щек уйдет детская припухлость и появятся режущие скулы, как у мужчины. — Готово, — заканчивает Арсений, разглаживая у мальчика невидимые складки на плечах пиджака. Снова поправляет узел галстука и устраивает ладони на тонких бедрах Антона. Одну руку он запускает меж сомкнутых коленей и раздвигает ноги. От этого у зеленоглазого будто внутренности подобрались к горлу, заставляя поперхнуться воздухом, а низ живота напрягся, когда дядя придвинулся ближе, вставая меж его ног и снова укладывая руки на бедра, немного их сжимая и образуя складки на штанах. — Какой же ты великолепный. В этом костюме, который купил я. В этой личности, которую тебе помог найти я, — шепчет Арсений, носом утыкаясь в неопрятную макушку мальчика. — Антон… А Антон специально задирает голову, распластав руки на столе позади себя и глядя дяде в глаза. Он чувствует себя драгоценным из-за знания того, что мужчина заботится о нем и убивает ради его же спасения. Это должно казаться ненормальным и нездоровым, но Антон сам состоит из этих слов. Он знает, что занимает важное место в сердце у дяди, что он имеет огромное влияние, которое он оказывает на мужчину. Дядя точно будет выполнять все, что скажет этот светлый мальчик с затуманенным взором. И Антон от этого не откажется. Приручит этого зверя. Шатен протягивает руку и касается ладонью крепкой и теплой грудной клетки мужчины. Там, внутри, еще бьется главный орган, и Антон уверен, прикажи он дяде достать его и сложить в его бледные ладошки в знак любви, Арсений это без промедления сделает. Даже не шелохнется и от боли не заорет. Грудь мужчины равномерно вздымалась при каждом вдохе, вторящем вдохам Антона. Мальчик провел дальше, — к шее. Его пальцы тронули гладкую скулу. Арсений побрился сегодняшним утром, чтобы при всей красе предстать перед публикой. И из-за этой чистоты и красоты он как будто стал нереальным. Недоступным для других, нечеловечным для всех. Маска идеального монстра. От взгляда племянника Арс медленно улыбнулся, обнажив острые клыки. Он сильнее сжал бедра мальчика, почти до боли, и качнулся вперед, словно притягиваемый невидимой красной нитью. Их губы встретились в жадном, с укусами поцелуе. Арсений снова не мог совладать с собой, поэтому он напирал на Антона всем своим телом, вкладывая в эти прикосновения губами тоску и голод по крови. Мужчина сплел их языки в завлекающем ритме. Каждое его прикосновение к коже мальчика, каждый его вздох или тихий рык заставлял мир вокруг Антона затуманиться. Шатен дышал малюсенькими глоточками, губами касаясь языка мужчины и кончиками пальцев трогая его скулы. Ощущая экстаз, Арсений запускает руку в волосы племянника и нарочно тянет назад, причиняя боль Антону. Кусает зубами каждую губу, оставляет в покое медные пряди мальчика и скользит ладонью ниже — к плечам. И после останавливается на талии, пытаясь притянуть Антона еще ближе. — Антон. Тоша. Весь мой. Мой мальчик, — тихо и хрипло рычит мужчина, не контролируя и даже не до конца осознавая своих слов. Он хотел прямо сейчас снять с Антона им же купленный костюм и оставить на его атласной коже свои поцелуи, свои следы рук, всего самого запятнать собой же. Но нельзя. Надо доделать план, а потом уже, когда они будут свободны, он насладится им. Распахнув глаза, Арс отстранился, чтобы поднять на него взгляд, полный любви. Тяжело дыша и сжимая челюсти, он образовал между ними свободное пространство, чтобы не накинуться на мальчика. Антон с закрытыми глазами, почти физически чувствовал у себя на лице взгляд мужчины, неотрывный и пристальный. Оторвавшись от стола, Шаст глубоко вдохнул одеколон дяди и приподнял веки, в глазах которых плескалась томность вперемешку с силой. Пока Антон молчаливо поправлял свою одежду, Арсений стоял рядом и сжимал кулаки, с восхищением рассматривая своего мальчика. Собственный стояк упирался в ширинку брюк, причиняя боль, но она ему, наоборот, доставляла удовольствие. Чувство того, что он не может сразу прикоснуться к Антону и почувствовать свою плоть внутри его бархатных стенок, заставляли Арса изнывать от желания и как такового мазохизма. Переполнявшее Антона последние несколько дней напряжение схлынуло, оставив после себя ломоту в мышцах и уверенность в своих будущих действиях. Он застегнул свой пиджак на две черные пуговицы и подошел к двери своей комнаты. Остановился возле нее, хватаясь за ручку, и вопросительно взглянул на дядю. — Мы идем? — спросил он, ожидая мужчину. Арсений длинно и счастливо выдохнул. Лениво ухмыльнулся и подошел к мальчику. Антону на поясницу легла теплая ладонь, да там и осталась, слегка подтолкнув его вперед, словно Шаст и не смог бы выйти отсюда без подбадривания дяди. — Да, нам пора выбираться в люди…***
Света стояла во дворе школы вместе с родителями. Темно-синяя школьная форма была немного изменена из-за большого мероприятия. Большой белый бант являлся символом того, что она выпускница девятого класса, а белые туфли на низком каблуке, тонкая золотая цепочка на шее и не яркий макияж символизировали ее взросление. Переход из одной части общества в другую. Снаружи она была прекрасна и чиста, за бежевой пудрой скрывались желтые пятна от спадающих синяков, нос вернулся в свое обычное состояние, стал тонким и ровным. Только внутри у девушки был ураган, и если приглядеться, то в ее глазах была видна пустота. Но сквозь длинные, намазанные тушью ресницы ничего не проглядеть обычному человеку. Среди огромной толпы школьников, учителей и родителей она сразу заметила их. Если бы не макияж, мама с папой сразу бы заметили, какой бледной она стала, как краска схлынула с ее лица, глаза раскрылись в ужасе, а пальцы начали мять букет ядовито-розовых тюльпанов. За несколько секунд она превратилась в мертвеца. — Добрый день, — поздоровался с семьей Полуяновых Арсений, когда подошел к ним и протянул каждой два букета кроваво-красных роз. Антон, когда заметил их в машине на заднем сидении, фыркнул, мысленно говоря себе, что те двое даже и не заслуживают таких букетов. Мужчина этот звук понял по-другому и, издав смешок, сказал племяннику, что подарит ему все цветы мира. — Ох, Арсений! Какая красота! — в восхищении воскликнула мама Светы, принимая от галантного мужчины прекрасные розы. Она их бережно взяла в руки и оставила на скуле мужчины почти не приметный поцелуй. — Я буду сейчас ревновать, Анна, — рассмеялся отец девочки и сжал руку Арса в приветствии, так же, как и Антону. — Здравствуйте, — приветливо поздоровался мальчик, слабо улыбаясь каждому. Узел галстука давил на шею, перекрывая путь кислороду, но Антон держался. Он должен. Ведь он из такого семейства, где каждый притворяется. — Привет, Света. Блондинка не издала ни звука, только заметно кивнула и спрятала лицо за букетом роз. — Ой, Света! Ты что, застеснялась?! — весело прощебетала Анна, касаясь ладонью ее плеча. — Не волнуйся, Антон и дядя Арс хоть и красивые, но стесняться их не надо! Твой отец тоже когда-то был таким же привлекательным! — Я и сейчас так… Радостные крики семьи Полуяновых прервала музыка из динамиков. Все, кто находился на территории школы, повернули головы к входу школы. Там, на самой верхней ступеньке стояла директриса школы, держа микрофон в руке. Рядом с ней по правую руку находился Главный милиционер и внимательно всех оглядывал. Школьные учителя подошли поближе, становясь в одну линию перед учениками. У всех на лицах была улыбка, а глаза лучились счастьем. Оставалось несколько часов до официального окончания школы, и все не могли этого дождаться. Воодушевляющую речь директрисы Антон пропустил мимо ушей. Взгляд его блуждал то к Свете, то к дяде. Он ждал окончания этого празднества, все время теребя свои пальцы и облизывая губы. «Все же пройдет хорошо, да? Света не подведет. Осталось совсем чуть-чуть». Неожиданно раздались громкие аплодисменты и радостные крики детей. Музыка сменилась на более медленную, и директриса заявила о начале вальса, приглашая танцующих выйти в центр и показать всем присутствующим свой танец в честь последнего звонка. Антон набрал в легкие побольше воздуха, в котором смешалось множество ароматов цветов, и, взглянув на Свету, предложил ей свою руку. Карие глаза девочки прожигали одноклассника тихой ненавистью. Она отдала букеты матери и вложила дрогнувшую ладошку в руку Антона, мысленно крича от боли, разъедающей внутри. Пройдя со своей парой вперед, она сквозь длинные ресницы посмотрела на Арсения. И вздрогнула, когда поняла, что мужчина уже смотрел на нее. Он слабо улыбался ей, но темный взгляд молча сообщал ей не делать никаких фокусов. Света резко отвернулась от него и, смотря себе под ноги, остановилась с Антоном, вставая в позицию. Руки ее дрожали, когда она положила их на плечи шатена, а ноги не могли держать ее изнывающее тело. — У тебя все получится, Света, — прошептал ей Антон, наклоняясь к уху. Даже сквозь мелодию она услышала такие громкие для себя слова. Блондинка подняла на Антона глаза и слабо подняла уголки губ вверх, показывая всем свое радостное лицо. — Еще немного, и мы забудем друг о друге на некоторое время. Эти слова дали слепую надежду Свете, и она немного расслабила плечи. Смогла заново собраться и сделать первый шаг вправо вместе с Антоном под вальсовую музыку. Представление началось. Арсений стоял и улыбался. Еще немного и из-за улыбки его маска треснет, выпуская наружу его настоящую сущность. Он уже не может терпеть. — Антон со Светой так хорошо вместе смотрятся, — прощебетала Анна, вынуждая Арса выплыть из своих мыслей. Он оторвал взгляд от парочки и посмотрел на женщину, издав смешок. — Согласен, — подтвердил он, вновь возвращая взор на Антона. Он уже хотел уйти обратно в себя, как эта женщина вновь начала с ним беседу: — А где Майя? Несколько недель назад я видела ее, и она сказала мне, что вроде как сможет прийти, — вопрос не застал Арса в тупик, наоборот, он ждал его. — Из-за убийства Алексея и то, что произошло с вашей дочерью, она почувствовала себя неважно. Она боялась каждый день и, в конце концов, приняла решение улететь в Адыгею, чтобы немного успокоить свой разум в горах, — протянул мужчина, не отрывая горящего взгляда от племянника. Ложь легко выходила из его рта, и ей, как всегда, верили. — Она также хотела забрать с собой Антона, но он не захотел лететь с ней. Он сказал, что хочет закончить этот учебный год нормально. — Господи Боже! Антоша такой сильный! Даже не испугался того, что произошло за этот месяц… Наверно, после смерти отца его уже ничто не сломает и не напугает, — горько прошептала Анна, прикрывая рот ладошкой. — И Вы, Арсений, тоже молодец, что вернулись в семью и остались со своим племянником. Не каждый это сможет сделать. — Я просто очень сильно дорожу им, — обаятельная улыбка появилась на его лице. «Они не знают всего и так доверчиво слушают мое каждое слово, не видя даже состояние своей дочери». — Света тоже молодец, что пошла сюда, а не испугалась, оставшись дома. — Она очень сильная девочка, — с улыбкой согласилась Анна, с любовью смотря на дочь. Улыбка Арсения превратилась в оскал. Взгляд его стал острым, и Света даже на таком огромном расстоянии ощущала, как он режет ее одними лишь животными глазами. Она посильнее сжала плечи Антона и вместе с ним сделала полный поворот. Шаст же как будто не ощущал, как больно она стискивает его плечи, как она смотрит то на него, то на дядю. Он полностью отдался этому танцу, думая о его красоте. Представлял, что они все сейчас стая бабочек, красиво кружащиеся на лугу. И от этого у него словно второе дыхание открылось, окрыляя его тело. Арсений оторвал глаза от пары и нашел ими знакомого милиционера. Усмехнувшись самому себе, он извинился перед Полуяновыми и начал приближаться к мужчине с темными глазами. Милиционер в своей любимой темно-синей форме сжимал в руке фуражку и усталыми глазами смотрел на веселых детей, мысленно спрашивая себя: «Как они могут радоваться, если ребенка, возможно, их друга, убили?». Детская непосредственность… — Добрый день, — неожиданно справа раздался приятный баритон, и мужчина повернул голову, встречаясь с яркими голубыми глазами. — Добрый… Арсений. Как Антон? — сипло спросил он, тут же кидая взгляд на мальчика со светлыми волосами. — Держится, — гордо выдал Арс, не отрывая от милиционера глаз. — Как продвигается ваше дело? Уже поняли, кто убийца? Мужчина кашлянул в кулак и с паникой взглянул на брюнета. Арсений сразу по его глазам понял, что подозреваемый у них уже есть, и, стиснув руки в кулаки, наклонил голову вбок и нахмурился. — У вас уже есть подозреваемый? — спросил он, прищурив глаза. Холодный баритон Арса немного отрезвили милиционера, и он, вздохнув, один раз кивнул. — Кто же это? Ему не терпелось узнать, кого же они нашли. Эта стайка барашек в синих костюмах. Если мужчина с карими глазами сейчас скажет другое имя, Арсений с ума сойдет, понимая, что смог обхитрить даже органы правопорядка. Возвысит себя, вставая рядом чуть ли не с Богом. Понимая, что милиционер не имеет право выдавать засекреченную информацию гражданскому лицу, Арсений молча протягивает тому сложенную купюру. Карие глаза глядят с толикой удивления, но мужчина принимает их, быстро пряча себе в пиджак. Демоны внутри у Арсения ликуют, орут так громко и дико смеются с мужчины. Сам брюнет еле сдерживает себя, чтобы не снять с себя маску и не усмехнуться в лицо мусора. — Кхм. Мы нашли кое-кого, — начал мужчина, кидая встревоженный взгляд на Арса. Тот медленно кивнул, давая понять, что внимательно слушает. — В школе работает один мужчина. Он разнорабочий там. Устроился, оказывается, неофициально, поэтому мы не смогли сразу его найти. Алиби у него нет. Подтвердить, где он находился в момент исчезновения Алексея и избиения Светланы, никто не может. — Кончики пальцев у Арсения начало покалывать от возбуждения. Он наклонился поближе к мужчине в форме. — А не устроили его по документам потому, что он был осужден за грабеж. 145 Статья. — Как его вообще тогда смогли принять в гос. учреждение? — спросил Арс, уже ощущая победу и теряя разумность от слов милиционера. — Зам. директор уговорила директрису. Ваш пригород маленький, и все друг друга знают. И его, похоже, знали, поэтому по доброте душевной приняли на работу. — Вы его уже задержали? И кто этот человек? — последнее, что спросит Арсений перед тем, как удалиться и отпраздновать. — Не волнуйтесь. Антон не пострадает. Так же, как и другие дети. Сегодня вечером мой отряд скрутит этого мужчину в его же собственном доме. Этот мужчина — Сергей Борисович Матвиенко. Ни семьи, ни детей, ничего. Он один и даже это указывает на все его совершенные действия… В конечном итоге все произойдет спокойно и без шума, — мужчина взглянул на Арсения, с удовлетворением смотря на него. — Завтра в вашем пригороде станет спокойно и тихо. Арсений застыл, с восхищением и глупостью смотря на милиционера. Он был крайне удивлен тупостью работы милиции и от того так ярко улыбался. Он резко схватил руку мужчины и сжал, крепко удерживая. — Вы не представляете, как я Вам благодарен! — тихо воскликнул он, чтобы их никто не услышал. Вальс подходил к концу, дети уже кричали об окончании. — Спасибо за Вашу службу. — Это моя и моего отдела работа, — вместо благодарности прохрипел милиционер, давая Арсу и дальше трясти его руку. Гордость заполняла его тело, и он впервые за эти несколько недель слабо улыбнулся. Хорошо, что Арсений не знает, что помимо него к нему подходили другие родители и также протягивали купюры, желая узнать неправильную правду. Можно сказать, весь пригород уже знает, кого скоро посадят. Раздались радостные крики детей. Арсений повернулся к детям и глазами нашел Антона. Племянник стоял рядом со Светой и сжимал ее руку. Он смотрел на дядю, хмурясь и не понимая, почему брюнет стоит рядом с человеком в форме. Арсений вздохнул, сбрасывая с себя тяжесть мая, и улыбнулся мальчику. «Все в порядке. Все закончено».***
В час небывалого жаркого заката Арсений с Антоном прогуливались по территории своего особняка. Попав под тень зеленых берез, они остановились перед горизонтом. Лучи розового украшали их дьявольские и больные лица. Антон взглянул на дядю, уставив на него свои бойкие зеленые глаза. — Мы убьем когда-нибудь Свету? — спросил мальчик, теребя пальцами листик березы. Арсений прищуренными глазами поглядел в небо, где, предчувствуя вечернюю прохладу, бесшумно летали черные птицы. — Тело этой девочки в твоих руках, Антон. Ты управляешь ею так же, как и мной, — он посмотрел на Антона, в глазах у которого закат смешивался с диким лесом. — Если она тебе надоест или сделает больно, — скажи мне, и я убью ее. Если ты хочешь сделать это сам, — я помогу тебе. Антон повернулся к особняку, утопающему в розовом. Он остановил свой взор на втором этаже, смотря на ослепительно отражающее в стеклах изломанное и уходящее солнце. В одном из окон показалась черная тень отца, но тут же исчезла. Антон устало вздохнул и опустил глаза вниз, к входной двери. — Ладно… А что теперь? Арсений также повернулся лицом к особняку и улыбнулся, кладя свою руку на поясницу племянника. — … Теперь мы будем просто жить. Из всего семейства Шастов остались только двое. Ты и я. Мы вместе проживем эту жизнь, как ты этого хочешь, Тоша… Арсений прошел вперед, поднялся по мраморной лестнице на террасу и остановился, открывая дверь. — Пойдем в спальню, Антон. Все время — наше, — нежно сказал мужчина, заходя внутрь и уже в комнате Антона, ожидая его. И все-таки у Антона, как таковой любви к дяде не было. Он просто был ему благодарен и признателен за то, что тот «открыл» его, любит его и оберегает. Сильных чувств у мальчика никогда не было. Только отца он любил и то, недолго. Человек, страдающий диссоциальным расстройством личности. У Антона нет эмоций, нет любви и сопереживания к кому-то, даже совесть его поломана. Он пустой сосуд, не принимающий нормы морали и общественные правила. Ему наплевать на всех, кроме бабочек. Скоро его коллекция пополнится. Шаст вошел к себе в комнату и подошел к сидящему на кровати дяде. Мужчина похлопал по одеялу, и Антон лег на спину в одежде. В полной тишине Арсений стянул с себя пиджак, развязал галстук и кинул к пиджаку на постель, закатал рукава рубашки, открывая вид на крепкие накаченные руки, по локтям которых вены ползли. Он наклонился к Антону и зубами царапнул его адамово яблоко. Руки мужчины, обычно такие уверенные, сейчас дрожали, когда он расстегивал пуговицы, чтобы распахнуть рубашку мальчика. Вытащив ее полы из брюк, брюнет легким касанием стянул ее с плеч племянника. Кинул ее туда же, к своей одежде и так же молча продолжил оголять Антона. Расстегнув ширинку и немного стянув штаны, мужчина поцеловал выпирающую тазовую косточку, а потом губами прихватил головку члена сквозь ткань черных боксеров. Пятнышко на темной ткани расползлось сильнее, и Антон длинно выдохнул от возбуждения. Антон приподнял бедра, чтобы помочь дяде стащить с себя брюки и трусы. Закончив с раздеванием, Арсений потянулся к нему. Их губы встретились в медленном поцелуе. Мужчина скользил ледяными ладонями по хрупкому телу. Собственнически и так сильно вдавливал свои ладони в его кожу, что Антон дрожал от его силы рук. Мужчина, не отрываясь от таких сладких и одновременно ядовитых губ, закинул ногу мальчика себе на плечо и провел пальцами по промежности. — Мы теперь вместе, — выдохнул он горячий шепот в ухо мальчика, посылая тому стадо мурашек по позвоночнику. Достал из-под подушки прозрачный бутылек со смазкой и вылил себе на пальцы. Антон молча, тяжело дыша, слушал каждый вдох и слова дяди, полностью загипнотизированным им. Мужчина обвел его анус кончиком среднего пальца, смазывая мышцу жидкостью, и толкнулся внутрь. Антон засопел, почувствовав боль, и протяжно хмыкнул. — Мой мальчик. Моя бабочка, — мягко прошептал Арс, целуя запотевший висок Антона. Арсений добавил второй палец и слегка их согнул, а после раздвинул, отчего у Шаста внутри все защипало. Он прикусил губу, не в силах сдерживать сорванные, почти визгливые выдохи. Чтобы унять боль мальчика, мужчина начал целовать лицо Антона и носом тереться, вдыхая его запах. Шаст же в ответ вцепился в его предплечья короткими ногтями, буквально протыкая кожу. Когда нажив внутри вдруг исчез, он облегченно вздохнул в скулу дяди. Арсений немного отодвинулся от мальчика и, сжав одной рукой его молочное бедро, прижал к его анусу скользкий член. Мужчина качнул бедрами вперед, и ощущение жжения вдруг стало ощущением наполненности. — Дядя, — всхлипнул Антон в подбородок Арса. Крепкие бедра мужчины подались назад, а затем снова качнулись вперед в развратном ритме. Арсений издал рык от того, как горячие стенки сдавливали его плоть, и он уткнулся в шею мальчика, пытаясь успокоиться. От неожиданного удовольствия Антон откинул голову на подушку и начал тихо стонать. Его мелодия голоса перемешивалась со звуками шлепков, с которыми ударялись их бедра. Он пытался руками удержаться за скользкую кожу дяди, пытаясь не утонуть в чувствах. Его потряхивало от каждого жесткого толчка, и он все-таки ослабил руки, оторвал от плеч дяди, сдаваясь. — Антон, — хрипло выдохнул Арсений в губы племянника. — Мой-мой-мой… Шаст длинно промычал, открывая рот и с вожделением смотря на дядю. Член его напрягся, он чувствовал, что скоро кончит. Арсений, должно быть, тоже это ощутил по тому, как мальчик сильнее начал сжиматься и причинять сладкую боль. Он, крепко подхватив его под коленями, начал вбиваться внутрь; снова и снова, с гулкими шлепками, ощущая в их соединившихся телах неведомую связь. Щеку Арсения обдавало тяжелое дыхание и стоны, становящиеся все громче и безумнее по мере того, как мужчина погружался в него все глубже и жестче. Член Антона терся между их телами, и ему потребовалась самая малость, чтобы кончить: потереться об горячую кожу мужчины и выплеснуть капли жемчужинок, обрызгав их обоих. Арсений стукнулся об него бедрами еще несколько раз и догнал Антона, крепче в него вжимаясь. Пульсируя, мужчина в него излился. Медленно, очень медленно брюнет выскользнул из его тела и улегся рядом, прижимаясь щекой к атласному плечу. Продолжая держать Антона в объятьях, Арс закрыл глаза. Не переставая вдыхать аромат их смешавшихся тел, мужчина начал проваливаться в сон, чувствуя себя в безопасности. Антон, успокоив собственное дыхание, смотрел на спящего мужчину. Никак не двигался, чтобы тот не проснулся, не испугался секундного марева, думая, что это все миф. Мальчику вдруг стало любопытно, сколько раз дядя Арса отвергали особенные для него люди. Сколько раз предавали и были ли среди них его отец или бабушка. Он коснулся вороньей челки и медленно погладил, стараясь не тревожить мужчину своими прикосновениями. — Я никуда не уйду, — Антон и сам не знает, ложь это или правда, но уверенно шепчет эти слова мужчине. В конце концов, они были соединены с самого рождения Антона и, скорее всего, ни один из них не переживет разделения. Если только сам Антон разорвет эту часть себя, но этого, он уверен, не произойдет…***
Бледное и тощее, как у мертвеца, лицо пугало пожилую даму, и она еле как держалась, чтобы не упасть на колени перед мужчиной и не зареветь, оставляя влагу на его больничных штанах. Затхлый больничный воздух в этом помещении душил ее, она не представляет, как он здесь проживает каждый божий день и не пытается сбежать отсюда. Хотя материнское сердце чует, что ее сын каждый день мечтает оказаться на свободе и увидеть племянника. Вчера Арсению исполнилось тридцать пять. Большое число. Юбилей. Но отпраздновал он свой день рождения в запертой камере, связанный смирительной рубашкой. Он снова причинил боль санитару, когда тот пытался запихнуть ему в рот какую-то ярко-голубую таблетку. Мужчина, у которого глаза ярко светились из-за сумасшествия, а вокруг них все красным распухло, ненавидел принимать эти таблетки. Вся его трахея каждый день подвергалась этим пыткам. Разные колеса разных цветов на завтрак, обед и ужин появлялись в его желудке, растворяясь и проникая во все органы и поры его тела. Из-за них Арсений становился марионеткой в руках главврача. Дмитрий Темурович считал этого брюнета самым тяжелым пациентом на своем опыте, поэтому в его практику по «вылечению» Арсения входили все методы. И лучше обычным людям не знать всех подробностей его действий. Только сам Арсений, Позов и несколько санитаров будут знать, что происходило внутри этой закрытой клиники. Арсений бездонными глазами глядел на мать, не в силах ни улыбнуться, ни руку поцеловать ее, вдыхая родной аромат. Мог только за столом, ссутулившись, сидеть и смотреть-смотреть так безжизненно. — Арсюша, — начала выдавливать из себя голубоглазая. Она потянулась к младшему сыну и схватила его за бледную конечность руки, сжимая со всей силы. В глазах ее боль вселенская отражалась, но мужчина этого не ощущал, смотрел сквозь нее. — У меня новость… Наверно, хорошая и одновременно плохая. Арсений прояснил свой взор и уже более осмысленными глазами посмотрел на мать. Кончиками пальцев сжал ее сморщенную из-за пожилого возраста руку и медленно моргнул, прося продолжать. Мама тяжело сглотнула и кивнула ему, сжимая губы и пытаясь улыбнуться. — Для тебя скоро все закончится, Арс… Моих сбережений стало хватать только на содержание нашего дома и меня. Антону я уже отложила сумму на его счет. После восемнадцати эти деньги станут его. Павлу и Майе ничего не достанется, хоть я и люблю старшего сына, но у него и без меня все замечательно, — пожилая дама на секунду прервалась, поднося платок к мокрым глазам. — Я знаю, что скоро умру, и знаю, что к тебе никто, кроме меня, не будет приходить… Поэтому я приняла решение больше не спонсировать эту клинику. Через пять лет, а именно в конце апреля, ты уйдешь отсюда. Мама свободной рукой пододвинула к сыну небольшой чемодан и продолжила, тяжело дыша: — В этом чемодане есть все для твоей дальнейшей жизни. Даже адрес твоего брата… Потерпи пять лет, и ты будешь свободен. Пожалуйста, побудь спокойным эти пять лет. Я тебя умоляю, иначе даже мои деньги не переубедят Позова, — пожилая медленно встала со скрипучего стула и убрала ладонь. Она взяла в руки чемодан и отвернулась от младшего сына, не в силах больше выдерживать это. Как сильно он изменился за эти года. Уход матери прерывает ледянящая рука мертвеца. Она вздрагивает и поворачивается к Арсу. Он смотрит на нее жестко, с режущей сталью в глазах. У него дрожит рука от бессилия, но он все равно пытается ее сжать. Сухие потресканные губы приоткрываются, и мужчина впервые за всю их встречу сипит: — Антон… — Пожалуйста, когда ты выйдешь, не причиняй боль моему внуку. Не причиняй боль себе, Арсюша… Она ушла, оставляя после себя только цветочный аромат духов. Арсений опустил руку к бедру и сжал колено. Откинул голову, глядя болезненными глазами в потресканный потолок, и натянул улыбку. Из сухой корки нижней губы образовалась трещинка, и из нее начала выползать капелька крови. Арсений облизнул нижнюю губу и прикрыл глаза. Впервые так свободно и воодушевленно, он вздохнул, выпуская из своих легких давно спящих демонов. Они окружили его слабое тело и стали шептать на ухо, заставляя снова поверить в себя, в свою силу. — Значит, через пять лет я наконец-то с ним увижусь…