1474 год
X
— Ты растешь, — задумчиво произнес Есугей. Его тихий голос пугает хлеще приставленного к горлу ножа. Черные, как ночь глаза впились словно шипы, в опустившего голову Москву. Ни единый мускул не дрогнул на спокойном лице юноши. Отнюдь. Он продолжить стоять, как и стоял. А Миша даже не сразу понял, что услышал. После сказанного, спина Московского напряглась. В голову тотчас лезут мысли о том, что все его вранье всплыло и его раскрыли. Даже страшно полагать, что случится потом. Насколько долго его будут пытать? Прилюдно убьют его союзников, а позже отнимут все. Все, что они кропотливо собирали. Его заставят встать на колени и глядеть, как полетит голова каждого предателя, кто посмел пойти против Орды. Сбежать он не сможет. Да и не посмеет. Это невообразимо и попросту бессмысленно. — … ты стал намного сильнее, чем раньше, — неторопливо продолжил мужчина. Москва ушам своим полностью не верит. От тревоги за то, что вскоре он мог потерять все. С каждым дававшимся с трудом вздохом, его руки охватывала дрожь. — Ты уверен, что жалость к себе – роскошь, которую ты можешь себе позволить? Вот в чем твоя проблема, Московия. Ты стал сильнее — признаю. Но это твой предел, ты никогда не станешь сильнее чем сейчас. Ты, все еще ничтожен, как никчемный ребенок, — перемена произошла быстро. При каждом слове Орды Михаил злился все больше. Это не его порог! Это лишь начало… И Есугей убедится в этом на своей шкуре. — Подними голову. Он потерял себя. Это безобразная ошибка. Московский медленно поднимает голову. У Миши сердце колотится так, словно оно выпрыгнет скоро. А Есугей ухмыляется голубым очам, что смотрят на него с неприкрытой враждой. Не успев привести мысли в порядок, юношу уже привычным жестом подзывают к себе. Что-то явно надвигается. Что-то страшное.***
Мишу больно тянут за золотистые пряди волос, заламывают руки и скручивают позади спины. Ему в рот всунули пальцы, сдерживая рвотные позывы, Московский, не задевая зубами, облизал две фаланги. Оставляя нить слюны, Есугей вынул пальцы и незамедлительно ими вошел в анальное отверстие. Углубившись, Орда повторил это движение еще раз и еще. Почти сразу последовала неприятная боль. Подобно ножам, что прошлись по гладкой коже. Нет, нет, нет, как раскаленная сталь, которую нагрели до вишнево-красного оттенка. До алого ожога, с бульканьем и неприятным шипением. Красный отпечаток, что зарасти вовсе не сможет, и так на всю жизнь и останется. Есугей обхватил несопротивляющееся тело и резко насадил на себя. Издав хриплое нечто, похожее на стон, Михаил был словно соломенная кукла. Налитый кровью член Орды, грубо толкался в его зад. Царапая своими пальцами, совсем новые раны на спине, Есугей как обезумев не собирался останавливаться. А Московский был словно в тумане, как одурманенный он выполнял все, что хотел этот ублюдок.***
Москва гневным взглядом взирает на спину Орды. Уж не боится Есугей теперь доверять ему? Думается ему, приучил?! Кисти скручивает до хруста и злится еще сильнее. Ненависть липким клубком, становилась все больше и больше. С ужасающей силой скатывалась быстрее и быстрее. Лежать в одной постели с чудовищем становилось невыносимо. Мог бы, уже давно вогнал нож в его крепкую шею. Нужно ждать, но терпению всегда есть предел. Монстр, что так мирно лежит в своей постели. Сапфировые глаза Москвы сузились. Отвратительное чувство унижения уже давно не преследовало его. Он уже достаточно унижался. Его гордость и достоинство кануло в небытие.— Есугей, нет более великого чем ты, — обезумевшие глаза были направлены на фигуру мужчины. — Для меня… Для меня было бы честью служить лично тебе! — мокрые губы коснулись тыльной стороны ладони.
— Мерзость, — но руку не убрал. Отвратительная ухмылка отразилась на его устах.
«Идиот», — подумал Миша. В этом десятилетии, кошмары, в виде неприятных воспоминаний преследовали его достаточно долго. Может ли это начаться перед какой-то бедой, иль к чему-то хорошему? Не слишком верится, смогут ли они Орду ослабить, а толь победить. Сейчас у них нет достаточно хорошего плана, но главное, что он есть. Есть… Близится рассвет, а следом за ним куча дел, спектакли и наконец приезд в Москву. А спектакль этот, продолжаться будет в логове зверя, так и до отъезда. Михаил даже не знает, сколько он сможет продолжать его. Или Миша все века последующие так и будет? Может у них нет шанса освободится, когда умрет Орда, умрет и он. Хотя эта мысль вовсе не разжигала пламя внутри Московского. Он просто знает, такое вполне может произойти. А ужасная гибель Золотой Орды близится, с каждым днем, с каждой ночью. Это будет совсем скоро, Москва уверен в этом. Русь он, из грязных лап вытащит. Неважно какими методами. А Есугея сам на веревке волочить будет... Юноша встал и направился к своим одеяниям, не очень быстро одеваясь, попутно поглядывая на себя в зеркало. Белая сорочка, а поверх его излюбленный красный кафтан. Порты и длинные сапоги хорошо смотрелись вместе. Появлялась фигура знатного человека, которого бояться должны, и может уважать. Миша почувствовал чужой взгляд на себе, он нехотя повернул голову в сторону места, где должен находиться Есугей. Мужчина присел, закрывая руками лицо, тяжело дыша он взглянул на Московского. О Боже, он выглядел точно покойник. Кожа позеленела, губы сжались в две ниточки, а глаза налились алым. Михаил припоминал, он видел таких людей, а точнее знал, не понаслышке. Неожиданно Есугей потянулся к нему, он был уже в несколько аршин от Московского. Миша схватил тяжелое тело и спотыкаясь повел в сторону высокого сундука, мужчина был несильно крупнее юноши, поэтому удержать его было нетрудно. А того, в свою очередь, вырвало кровью прямо на Москву. Миша явно удивленный уложил мужчину на доски. Его мимолетно настигал страх, ужас и… отвращение. Никаким хладнокровием тут и не пахло! Миша стрелой метнулся прочь от мужчины. Он лежит… Ничего не происходит. «Верно, ничего и не должно… происходить. Чего это я?» — Москва дивиться своим поступкам. Оттого он и выглядел так болезненно. Точно. Московский как охотящийся зверь, медленно подполз к Есугею. Он и впрямь ослаб, словно дряхлая старуха. Не мог он же таким стать за одну ночь, но Миша это точно бы заметил! Не чары ли это? Время стало двигаться медленнее, как под колдовством. В голове Миши появилась отвратительная мысль. Его рука поднялась над лицом Есугея. Это только проверка! Сон иль нет?! Москва дал пощечину первую, ничего не произошло. Вторую, тоже. Третью, четвертую, пятую… «Он мертв? Нет, быть такого не может!», — озлобился Миша, — ты должен пасть от моих рук! — уже вслух, громко сказал Михаил. Он ударил его кулаком в лицо, так, что оно покачнулось в другую сторону. — Нет, ты не мог сдохнуть. «Это испытание для меня?» — сказал юноша, словно ума лишенный. Он схватил голову мужчины поднеся его к себе, разглядывая в лице хоть капельку лжи. Только потом он понял, когда поднес к себе это лицо слишком близко, что тот дышит. Красное, а после грязно-синее пятно расползалось по его щеке. Миша отпрянул от этого тела. — Нет, нет, нет… Я не хотел, это не я! Я никогда не смел… Не в моем праве! — страх сковал Москву. Если бы его можно было так легко убить, то Миша это сделал бы уже давно! Но наносить увечья, права он не имел. И не будет иметь, до начала действий, по их плану. План! Он провалил его, провалил, провалил! Миша отвел глаза от слишком видимого синяка. На взводе он стал снимать запачканный кровью кафтан, что совсем недавно надел. Непонятно отчего, но его руки дрожали, при снятии одежды Миша вновь взглянул на Есугея. Хоть он и ослаб, но его власть ужасает. Это оплошность Миши, он знает. Послышался хриплый голос. Кто-то настырно стучал в дверь. Поражаясь наглости незваного гостя, Московский подошел к двери и тихонько открыл ее. Перед ним показался старик, одетый в роскошные одеяния. На его толстых пальцах были впритык надеты огромные перстни. А его жирное и словно маслом смазанное лицо, выражало неприкрытую злобу. Ожидав увидеть Москву, гость обвел его высокомерными взглядом и громко сказал. — Великий Хан, требует прибытия, — старик улыбнулся, глаза его, которые заплыли в морщинах, выражали крайнюю заинтересованность на взлохмаченного Московского. — Если дело не срочное, то Господин по состоянию здоровья, временно прийти не сможет, — у Миши зубы скребут, пока он эту фразу тщательно проговаривал. Хоть он и видно, человек непростой, но так бесцеремонно стучать, а после говорить, нужно бесстыдным быть. — Тут не только Господину идти нужно, но и тебе. Ты, как я вижу цел. Раз он пожаловать не сможет, то идти должен ты, за двоих, — он потянул Мишу из комнаты, схватив того перед этим за руку. — Вы, меня не смейте хватать. Знайте с кем имеете дело говорить, — Московский вырвал свою руку, так же стоя в проеме, — а идти с Вами, я не намерен. Кто же господину помогать будет? Сейчас тяжелое время, человека достойного найти. К Хану я смогу подойти без сопровождения, через некоторое время. — Непонятно кем ты себя возомнил, раб, — тот подошел ближе к юноше. И начал заглядывать во тьму кромешную позади. — Может брешешь ты, сам наделал что-то, да скрываешь, — зрачки мужчины впились в лик юноши. — Вот и поглядим на тебя, знаем мы таких, — не в бровь, а в глаз. В данное время, к нему так обращаться никто не смел, даже высокопоставленные люди. Все злее становился юноша. Только он и некоторые влиятельные Господа, могли так же нагло не прийти к Хану, в положенное время. Конечно, такие ситуации нужно свести к минимуму, вот только не всегда получалось так. Москва свою власть тоже укреплял, не без сил Орды, впрочем, даже так, это уже наводит на мысль, страшного человека. Но странно, что послали его. Эта странность нагоняло на Мишу тревогу. Хотел бы он быстрее этого старикашку прогнать, да и замести следы, а от него оторваться все никак не может. — Я тогда зайду и у господина спрошу. Сможет он слугу своего отпустить, — тот уже подался вперед и взял дверь за ручку, пытаясь ее открыть. Но Московский держал ее крепко. Никто не должен попасть туда в данный момент. — Какое вы право имеете, в покои чужие влезать, — Миша свой удивленный тон спрятать мог, а вот скривившееся лицо не смог. Неужто такие беспорядки в Бату? Его тут долго не было, а на Руси, они почти незаметны. Хотя, возможно Москва к ним привык запросто. — Я скоро подойду, — перебил Москва уже готового возразить мужчину. — Без сопровождения, — добавил он. И закрыл дверь. «Какого черта я с ним говорю»,— пронеслось в мыслях юноши. Хотя благодаря старику, разум Миши вернулся в нужное русло. Он взглянул на дверь, а после на тело в комнате. Орда еще не очнулся. Последующие действия происходили без сложных и ложных домыслов, да и вообще казалось, словно все силы вытянули из Москвы. Что же ему на голову свалилось-то, Есугей, старик, люди, хан... Миша взял в руки окровавленную одежду и отбросил ее в угол. Нашел старый ферязь, а сверху будет однорядка. Парадную необязательно, хватит просто достойной одежды. Он посмотрел на маленькую, но видимую лужу крови. При взгляде на алую жидкость сердце Миши начинало бить с новой силой, быстрее, резче. Взяв первое, что попалось под руку, даже не посмотрев, Московский вытер кровь какой-то тканью. Это был пояс Орды. Он не скрылся от разочарованных очей Москвы. Все-таки нужно прибраться. Как только Есугей откроет взор свой, то заметит, позаботился Москва о нем. А кровь, синяк... это неудачное падение! Да-да, все так и произошло. Вот как все уладить можно ведь... А он беспокоился напрасно. Осталось лишь пару неприятностей, и хорошо, что Орда в них не входит. При переносе тела мужчина, Миша ни разу не взглянул на него. Весь азарт, ярость, дурман прошел. Накатило лишь предвиденье чего-то нехорошего. Но при выходе из покоев все-таки посмотрел на некогда тирана. Он и впрямь плохо выглядит, даже слишком. «Ну и поделом», — скривился Михаил и захлопнул деревянную дверь.1476 год
XI
Московский поправлял свой красный кафтан. Они вновь перестали выплачивать дань, это был как нельзя удобный момент. Миша с Князем раскрыли свои намерения и начали действовать. Сейчас на их стороне Крымское ханство. Правда теперь дань, поступала не к Золотой Орде, а к татарскому хану — крымскому. Михаил же сам, был слишком скептически настроен. Услышав информацию от посла, вскипел. Его лицо то синело, то багровело. Бранить бедного посла стал, уж боялись все, что там вещи полетят. До такого, конечно, не дошло, а сообщение, дополнительное к договору о мире, было таковым:«Ты, Великий Князь, обязан слать ко мне, Царю, поминки, или дары ежегодные».
Миша каждый раз морщился, вспоминая эти слова. Но полностью понимал такое решение. Сразу выбраться из болота трудно будет, а без чьей-либо помощи — подавно. Орда переживала период раздробленности. Каждый дурак в Нижнем Поволжье и в придонских степях, считал себя наследником, с чем были глубоко несогласны прочие правители. Некоторые ханства с поразительной быстротой выходили и начинали существовать отдельно. Это играло на руку и им, Москве с князем. С тех пор решились действовать извне, так пару лет назад. Но как оказалось, ненадолго это было. Но больше всего Московский не желал вспоминать свои неправильные действия. Он мог сломать все, все что они так тяжело выстраивали. Закопать и накрыть сверху камнями – единственную попытку сбежать из этой темницы. Миша просто-напросто устал. Ему просто повезло, Москва больше никогда не поступит так безрассудно. Хотя отчет себе давал — смог выйти сухим из воды, не только из-за удачи, отнюдь. Однако, обсуждать-то и нечего было. С той поры он забыл некоторые детали. Только стук своего сердца хорошо помнил. Миша правда-правда, после похода к хану как-то запамятовал, что так да как произошло. Он прекрасно помнит эти события, но помнит он... словно Московский сам наблюдателем был. Что вы! Это не из-за медовухи, кою он пил со своим приятелем. Слабенькая она была. Такого не хватит, чтобы даже опьянить молодую барышню. А что-то совсем иное было...1480 год
XII
Московский тихо заходит в опочивальню, и дверь скрипучую на замок запирает. Никто его искать сейчас не должен и не будет. Совсем без сил, Миша оседает на пол. Все никак не мог образ Есугея из памяти вычеркнуть. И под ребрами что-то режет и царапает. Словно кто-то в его голову залез, возиться и ворошиться. Покоя не дает. Точно бесы. Миша крестик сжимает, крепко, крепко, до боли в руке. Сам того не замечая, как по ладони алая струйка течет. На рану давит. Это он залатать забыл. А Сердце… Сердце билось, как сумасшедшее, в глазах искры метаются. За столь долгое время, это казалось Адом. Сейчас он, как маленькое дитя, забившись в угол, поддается ярости. Стыдливо ему. Не под стать взрослому, вести себя так. Как бы желал остановиться – не сможет, сколько не старайся. Два столетия спустя его страдания окупились. Орда изжила себя. Это конец. Вот так все легко? Такими простыми словами… Словно все сотни лет, происходили под сном. А теперь ты проснулся и не вспомнишь, что там происходило, как в дымке. Но точно знаешь, что это был кошмар с неприятным осадком на душе. Он останется так точно до вечера. Но у Московского кошмар останется на всю жизнь Но Москва ни капли не жалеет. Не скорбит о том, что смог зайти так далеко. У него нет сочувствия к глупцам. Жалости к тем, кому он сломал жизнь. Они сами вершат свою судьбу. Миша мог лишь немного помешать. Ведь в те времена каждый был сам за себя. Собственно, и сейчас, ничего не поменялось... Были бы они умнее, сделали бы точно так же! Он не виновен в том, что нашел брешь. Даже соперничество с Тверью прекратилось так же нелепо. Это вздор! Будь она сообразительнее, то не закончила бы с таким грязным пятном. Око за око? Он будет ждать момента, когда обессиленная Василиса решит что-то предпринять. Но тут назревал еще один вопрос – скользкий, отвратительный. Это то, к чему он шел столькие века? Никогда бы не подумал, что сей день настанет, но вот и он. На душе не появляется та легкость от свободы. А лишь становятся тяжелее, словно кто-то туже завязал веревку на его шее. Возможно, это новая ответственность? Нет, это начало великого государства.Он учился у сильнейших, теперь Миша готов их превзойти.