***
Наконец дождавшись вечера, Гермиона чуть ли не вприпрыжку затянула утомившегося Гарри в неиспользуемую аудиторию. Девочке было очень интересно, что такое произошло с мальчиком, кроме того, его поведение очень уж сильно изменилось. Гарри перестал быть порывистым, а стал каким-то очень спокойным, внимательным, и… Гермиона не могла даже для себя сформулировать, каким стал мальчик. Но появилось в нем что-то девочке близкое. — Рассказывай, — потребовала девочка, получив маленький кусочек хлеба, такой же взял себе и Гарри. — Что именно? — поинтересовался мальчик. — Все рассказывай! — ответила ему Гермиона. — Ну, тогда слушай, — устало ответил Гарри, и девочка почти физически ощутила, что он стал как-то неуловимо старше. Мальчик, прикрыв глаза, рассказывал. Безэмоциональный его голос будто покрывалом висел в заброшенном классе. Он рассказывал о счастливом детстве и пришедшей вослед войне. О холоде, голоде и бомбах. О том, какой драгоценностью является хлеб. Гарри говорил о том, как санитарные машины исчезают в облаке взрыва и как еще бывает… — Зачем ты рассказываешь мне историю? — не поняла Гермиона. — Однажды, кажется, в январе, — попытался вспомнить поточнее Гарри, — к нам доставили девочку. Она была очень похожей на тебя. — И поэтому ты решил, что это я? — усмехнулась ничуть не поверившая в эти сказки девочка. — Не обязательно, — доктор, конечно же, видел, что Гермиона не верит. — Но я тебе предлагаю игру. Давай представим, что это может стать правдой, и поиграем? — Поиграем… — девочка читала о пророках, но гнала от себя мысль «а вдруг?». — Хорошо, я согласна! А что будем делать? — Я тебе буду рассказывать, как выжить в таких условиях, — Гарри посмотрел в глаза Гермионе. — Ну еще будем вместе учить язык. Пожалуй, именно это и убедило Гермиону попробовать. Английскому мальчику Гарри знать русский язык было просто неоткуда. Но не это оказалось главным. Игра — это было чем-то, что делало, насколько девочка помнила из книг, их обоих настоящими друзьями. К тому же ей было интересно, что Гарри придумает. Ни в какое прошлое будущее, Гермиона, разумеется, не верила. Гарри понимал, что девочка не верит, принимая все рассказанное действительно игрой, но запоминает, а это уже было немало. Если она действительно неведомым образом окажется в Ленинграде, то выживет, а если нет — пусть остается игрой. Была еще одна проблема, пришедшая с мальчиком из блокады — он постоянно мерз, потому даже по школе ходил в теплой мантии. Но никакая одежда не могла защитить от пронизывающего холода, казалось бы, навсегда поселившегося внутри Гарри. Доктор понимал, что просто не бывает, и даже то, что он жив — уже большая удача. Гермиона с удовольствием повторяла за Гарри названия улиц, учась ориентироваться в незнакомом городе. Игра была интересной, вдвойне интересно было то, что мальчик воспринимал эту игру серьезно. И у Гермионы все чаще появлялись подозрения. Но мысль о том, что это не просто игра, она просто гнала от себя, надеясь на то, что рано или поздно все закончится. Интересно еще было с русским языком — его девочка будто вспоминала, как будто когда-то давно знала, но забыла. Знать еще один язык было хорошо, это Гермиона твердо знала, поэтому не противилась. Откуда Гарри узнал о ее дне рождения, девочка даже и не поняла, но, приняв от мальчика букет цветов, Гермиона почувствовала себя счастливой. Впервые за последние годы. И ради этого она была готова учить язык, запоминать улицы и последовательность действий. Ради этого маленького кусочка счастья. Профессор МакГонагалл была какой-то очень злой, по мнению девочки, а вот профессор Снейп как-то враз переменился, перестав срываться на Гарри, да и на ней самой. Гермиона не заметила сама, что перестала тянуть руку, потому что эта игра с Гарри заставляла чем дальше, тем больше задумываться. Что с ней происходит, девочка не понимала. Окаменения начались, как по расписанию — в Хэллоуин, что Гермиону напугало, а Гарри не удивило, вот только местонахождение тетрадки он никак не мог вычислить. У рыжей Уизли ее точно не было, мальчик тщательно следил за девочкой, но вот у кого тогда, мальчик не понимал. Опасность таилась, казалось, за каждым поворотом, поэтому Гарри стремился провожать Гермиону. — Интересно, кто это — наследник Слизерина? — поинтересовалась девочка. — Наследником Слизерина называл себя Вол… тот, которого нельзя называть, — поправился мальчик, помня о табу. — Он был полукровкой. — Как полукровкой? — удивилась Гермиона, таких подробностей о канувшем в лету «злом колдуне» не знавшая. — Он был рожден женщиной-магом от маггла, — объяснил Гарри. — Поэтому считается полукровкой. Значит, или он вернулся, или кто-то решил выступать от его имени. Мальчик вспоминал реакцию декана на его отказ играть в сборной. Женщина произносила трескучие фразы о чести факультета, сама в них не веря, а Гарри просто никак не реагировал. Посмотрев в ничего не выражающие глаза мистера Поттера, расстроенная женщина куда-то отправилась, хотя мальчик отлично знал, куда. Делиться с Дамблдором проблемой, потому что Гарри таким образом лишал возможности оглушить себя бладжером с тем, чтобы что-то нехорошее сделать в Больничном крыле. А во сне мальчика поддерживал злой голос Ольги Берггольц, пророча миг освобождения.Часть 5
4 апреля 2023 г. в 13:53
А ночью в сон снова пришла Блокада. Снова скрипели саночки по январскому снегу, везя тела на Охтенское кладбище, снова передавали вызова, и Гришка шел к пациентам. И вдруг сменилась картинка — больница и лица детей. Бегущие в убежище сестры… Картины были отрывочны, эпизодичны, они поднимались из памяти, тревожа неспокойный сон ставшего мальчиком доктора, но в эти мгновения он кормил, согревал, рассказывал сказки, а над всем этим мерно стучал метроном и уставший голос в перерывах звучал из репродукторов.
«Скрипят полозья в городе, скрипят…
Как многих нам уже не досчитаться!
Но мы не плачем: правду говорят,
что слезы вымерзли у ленинградцев».
Ленинградское радио не давало отчаиваться, и лились строки голосом Ольги Берггольц, заставляя жить. Жить и бороться. Как боролся и доктор Нефедов, как боролись малыши, даже те, у кого больше не было сил. «Бедный ленинградский ломтик хлеба…»
И снова он впрягался в санки, идя к своим пациентам…
Проснувшись, Гарри бездумно смотрел в потолок, привыкая к мысли о том, что Блокады больше нет. Поверить в это он не мог. Казалось: еще секунда и закричат раненным зверем сирены воздушной тревоги. Завоют в падении на город фугасные бомбы и выкрикнет диспетчер новый адрес. Но было очень тихо, тишину нарушало только дыхание спящих детей. Привычно встав, Гарри быстро переоделся. Было холодно, но не так, как той зимой — терпимо. Тяжело вздохнув, мальчик достал из сундука дневную норму. Маленький кусочек хлеба, самый сладкий, оказался во рту. Помня о том, что есть еще девочка, Гарри запретил себе брать больше.
Выйдя из спальни, он ожидаемо никого не встретил. В шесть утра гостиная была пуста. Сев у окна, чтобы увидеть опасность, мальчик уставился взглядом в серое небо, радуясь нелетной погоде. С неба моросил мелкий дождик, и в такие дни бомбежек обычно не было.
Гермиона появилась неожиданно, она приветливо улыбнулась Гарри, сразу же предложив отправиться на завтрак, на что мальчик кивнул. Рона по-прежнему нигде не было видно, это уже наводило на мысли. А еще гоблины. Решившие ему помочь, но не формально, а — дав семью. Дав веру в то, что он не один. Тоже, на самом деле, плохо объяснялось, но вот объяснять Гарри не хотел.
— Возьми, — протянул он кусочек хлеба Гермионе.
— Спасибо, — кивнула девочка, еще не понимая, но просто чувствуя, что Гарри делится с ней самым дорогим. Ей еще только предстояло понять это.
— Интересно, где Рон… — задумчиво проговорил мальчик, находя глазами младшую Уизли.
— А вы не знаете? — удивилась девочка с их курса. Гарри с трудом вспомнил ее имя: «Лаванда Браун». — Его магглы из железных дудок сбили!
— Насмерть? — поинтересовался Гарри, поняв, что сказала Лаванда. Скорей всего, ПВО сработало.
— Нет, живой, только его исключили, — радостно произнесла мисс Браун, а мальчик заметил какие-то очень странные взгляды старших братьев Уизли, направленные в его сторону. Впрочем, учитывая то, что он о них знал… — А Локонса вообще в Азкабан посадили!
— Интересно, — хмыкнул мальчик, пытаясь представить, как теперь поменяются уроки.
«Надо с Гермионой позаниматься, — понял Гарри. — Если она как-то попадет туда, то хотя бы будет понимать… Больше шанс выжить…»
Завтрак был допустимым. Гарри ел медленно, сдерживаясь, хотя руки у него от такого изобилия дрожали. Ожидаемо отреагировало кольцо на сок, поэтому к нему Гарри не притронулся. У Гермионы все было чисто, мальчик проверил это, проведя рукой над бокалом девочки, этого, кажется, и не заметившей.
Первым уроком должна была быть защита от темных искусств, но его, ожидаемо, отменили, заменив на два часа здорового сна. То есть — Историю Магии. Это было своевременно, так как Гарри надо было подумать. Заканчивая с завтраком, он заметил и отсутствие Малфоя, задумавшись о связи отсутствия и рыжика, и белобрысого. Джинни ни в какой тетрадке не писала, а сверлила взглядом мальчика, которому эти взгляды были совершенно не важны. Появлялась надежда на то, что василиска не будет.
— Давай после уроков поговорим? — предложил Гарри, на что Гермиона внимательно посмотрела на него, медленно кивнув.
— Хорошо, но ты мне расскажешь, что с тобой, — поставила она условие. Если бы у мальчика оставались эмоции, он бы усмехнулся, а так — просто кивнул.
— А пока спокойно спим на Истории Магии, — вздохнул Гарри. — Пока Биннс цитирует учебник.
— Ну как ты можешь спать на уроке! — возмутилась девочка.
— Крепко, — проинформировал ее мальчик.
Гермиона не понимала происходящего. Гарри очень изменился за каникулы. Дело было даже не в отсутствии эмоций, что тоже казалось странным. Гермиона себя чувствовала рядом с мальчиком, как будто он был неизмеримо старше и опытней. А вот этого абсолютно точно быть не могло, отчего и интриговало.
Фыркнув, девочка приготовилась писать, а Гарри боролся с собой, чтобы не взять еще один кусочек хлеба. Вокруг было довольно еды, но блокада жила в нем, не давая привыкнуть к тому, что голода нет. Поэтому последний Поттер прятал взгляд… Голодный ищущий взгляд, менявшийся только тогда, когда разговаривал с детьми…
Проснулся он от того, что его трясла Гермиона, буквально умоляя проснуться. Девочка не понимала, что происходит, потому что во сне Гарри говорил на каком-то смутно знакомом языке, явно что-то требуя, поэтому она просто испугалась, что эту речь услышат другие.
Гарри поблагодарил Гермиону, задумавшись о том, что ему приснилось. Добби, о котором он забыл. Домовика надо было локализовать, ибо он был опасен. Мальчик уже знал, что освобождение домовика — это целый ритуал, а не носок в тетрадке. «Дать одежду» — это было завершающее действие ритуала, а вовсе не весь он. Поэтому Гарри было важно узнать — чей этот Добби на самом деле. В отличие от гоблинов, домовики были разумны, только живя общинами, в остальных случаях — это были идеальные слуги.
Следующим уроком оказались зелья. Ни Гарри, ни Гермиону никто не собирался задевать. Два факультета смерили взглядами друг друга и вздохнули, на чем все и закончилось. Войдя в кабинет и усевшись за стол, Гарри достал из кармана две косынки, одну из них протянув Гермионе.
— Зачем? — удивилась девочка, прическа которой была сомнительной.
— Чтобы упавший волос не испортил зелье, — объяснил мальчик, повязывая себе косынку. — Лучше выглядеть нелепо, чем все испортить.
Девочка приняла этот аргумент, повязав платок, чем, судя по виду, сильно удивила профессора Снейпа. По крайней мере, одобрительный взгляд зельевара она видела впервые, а вот для Гарри это было нормой. От голода волосы, бывало, выпадали, а при работе с медикаментами или едой это было очень критично, поэтому мальчик просто сделал, как привык, раз шапочек здесь не водилось. Мальчику совсем не страшно было показаться смешным, у него были совсем другие приоритеты.