Трудности перевода

Победа в соревновании зачастую зависит от внимательности участника при изучении правил игры. Чонгук всегда был уверен, что жизнь — тоже своего рода игра, где ты можешь двигаться либо по ранее заготовленному кем-то сюжету, либо на ходу придумывать свой, расширяя границы личного горизонта. Основная проблема кроется в отсутствии здесь правил как таковых — если не брать в расчет общепринятые рамки приличия, культуру, менталитет, то за ними останется лишь звенящая многоголосьем пустота. Каждый скажет тебе, «как правильно», став без тени сомнения доказывать верность своей универсальной формулы бытия, обычно полностью отрицая существование любой другой настолько же верной теории жизненного мироустройства. Для себя Чонгук давно перестал делить всё на чёрное и белое, в какой-то момент придя к мысли, что истины в последней инстанции просто не существует. Да и кому она нужна? Главное — поддерживать своё собственное равновесие, балансируя между внутренними запросами и окружающим обществом. Но как обычно бывает, разложив всё по полочкам и приведя в относительный порядок, ты обязательно зацепишься за что-то, выбивающее из колеи — как не существует рыцаря без дракона, так и не найдётся человека без тяги к саморазрушению. Отправной точкой невозврата Чон Чонгука стали длинные пальцы с парой серебряных колец, уверенно обхватывающие руль. Парень никогда не гнался за идеалами, выбрав простой, но понятный путь — роскошь человеческого общения всегда занимала в его душе первое место, а уж где найдётся собеседник, в дорогом ресторане или заброшенном гараже, вопрос второстепенный. Несмотря на всю свою непоседливость, у Чонгука была неприкрытая слабость к новым знаниям — друзья часто подшучивали над парнем, в тренажёрном зале вместо музыки выбирающего к прослушиванию подкаст о квантовой физике и теории относительности. В остальном Чон Чонгук был обычным студентом, без пяти минут окончившим технический вуз, любящим свою собаку, старенький мотоцикл, путешествия в хорошей компании и шумные вечеринки. На одной из таких Чонгук и познакомился со своим новым парнем — тот сразу привлёк его внимание, вылавливая из бассейна упущенный пластиковый стаканчик с недопитым соком. У Чимина был красивый разрез глаз, слегка вьющиеся светлые волосы и глупая привычка высмеивать собственные комплексы. Через пару недель знакомства краска с волос постепенно вымылась, чего не скажешь о привычке, с которой, тем не менее, Чонгук не спешил бороться. Парень не любил вмешиваться в отношения людей с самими собой и стараться как-то на них повлиять — в конце концов, каждый имеет право проигрывать в собственной первой мировой столько раз, сколько посчитает нужным, пока не попросит помощи. Ещё у Чимина был лучший друг Мин Юнги, грубоватый шепелявый баскетболист, который заранее до их первой встречи невзлюбил Чонгука — оно и понятно, тяжело настроить коммуникацию с новым парнем человека, в которого сам бесповоротно влюблён. Чон понял это почти сразу по теплеющему взгляду спортсмена, в пустом коридоре общежития или в толпе людей на стадионе устремлённого только на Чимина. Самое смешное, Чимин и сам неосознанно тянулся к Юнги, всегда мимолётом вспоминая его в разговоре, громче обычного смеясь над не особо удачными шутками и касаясь — нежно, осторожно, вскользь, дёргая за рукав футболки или накручивая на палец растянутый шнурок безразмерной олимпийки. Один раз Чимин даже пришёл в ней на свидание с самим Чонгуком, простодушно сославшись на то, что Юнги одолжил её от настигнувшего друзей дождя. Чонгук ничего не имел против внимания других к его паре — он был уверен в себе и не ревновал по мелочам. Ещё Чонгук понял, что так просто Мин Юнги не отступит. С Чимином было легко и непринуждённо — разница в возрасте совсем не мешала их общению, пусть Чонгук периодически и ловил себя на мысли, что когда он окончил школу, Чимин только переступил порог среднего звена. Все товарищи Чона не упускали возможности при встрече отпустить по этому поводу пару шутливо-язвительных комментариев, на которые Чонгуку, на самом деле, было до лампочки. Это его личное дело, с кем встречаться и кого любить, другим всё равно не прожить жизнь вместо него. Хотя с громким понятием слова «любовь» в этих отношениях Чонгук пока всё-таки поторопился. В душе было влечение, трепетное ожидание встречи, привязанность, но скорее окрестить эти чувства любовью Чон не стремился. Всему своё время — решил парень, впервые накрывая пухлые губы Чимина мягким, бережным поцелуем. Чонгук боялся спугнуть его своим обычным напором — что-то новое всегда следует начинать осторожно, ведь не все люди готовы сразу бросаться с головой в омут, как часто любил делать сам Чон. Поэтому даже когда длинные прогулки вопреки всем ожиданиям заканчивались лишь долгими объятьями на перекрёстке спального района, где жил Чимин, или просмотр тщательно подобранного под настроения фильма смешливым боем подушек, Чонгук не испытывал сожалений. С Чимином было комфортно, а это — главный критерий любых отношений. Главной угрозой, портящей всю идиллию пары, стал особо строгий отец парня. Чимин мог сорваться с другого конца города, вспомнив о невыполненном поручении, всегда держал телефон наготове и страшно боялся разочаровать родителя. Следует ли говорить о комендантском часе, введённом сразу после того, как суровый надзиратель узнал об отношениях сына? Хотя для Чонгука был странным тот факт, что отец Чимина лояльно относился к их отношениям, как двух парней. Обычно подобные персоны, отличающиеся деспотичным нравом, не переносят чего-то «новомодного и нетрадиционного». Но в остальном всё было достаточно мирно, и если Чимин следовал установленным семейным правилам, то Чонгук не попадал в список самых испорченных людей города, с которыми хорошим мальчикам не следует иметь никаких общих дел. Пару раз, конечно, Чон успел туда угодить, чем поплатились оба влюблённых, лишённых возможности встретиться из-за непродолжительного, но крайне неприятного домашнего ареста Чимина. На правомерный вопрос Чонгука о том, почему парень не возмутится хотя бы тем, что уже не ребёнок для подобного обращения, Чимин лишь смущённо пожимал плечами. Но когда в очередной раз из-за недовольства грозного отца у них сорвались долго выстраиваемые планы, Чонгук решил поставить на кон всё и запросил личной аудиенции с бдительным хранителем сыновей непорочности. Дело встало за малым — очаровать мнительного мужчину настолько, чтобы тот, наконец, перестал перегибать палку и разрешил сыну хотя бы возвращаться позже десяти вечера. В идеале — начать отпускать Чимина на ночёвки, но это событие уже за гранью фантастики, поэтому вначале лучше довольствоваться малым. К серьёзному событию — серьёзная подготовка. Чимин заметно нервничал, за пару дней перебрав весь гардероб Чона, чтобы найти хоть что-то приличное среди возмутительного количества чёрных безразмерных футболок. Также непрерывно велся курс лекций по этикету, постановке речи, манерам и списку запрещённых тем, которые точно не стоит обсуждать во избежание недопонимания. Чем больше Чимин говорил об отце, тем отчётливее становился в голове Чонгука образ чопорного, до крайности педантичного мужчины на пороге сорокалетия, живущего только работой, чрезмерным контролем над сыном и редкими приступами интереса к посторонним людям. Чонгук ожидал любого развития событий, морально приготовившись быть выставленным за дверь с совместного ужина после пары неуместных шуток, но всё оказалось куда хуже, чем можно себе представить. Почему-то, рассказывая об отце, Чимин упускал тот факт, что чопорный, педантичный мужчина выглядит, как лучшее произведение искусства эпохи ренессанса. Чона бросало из жара в холод, пока высокий, статный брюнет пропускал их в дом, властным движением отводя в сторону суетливо крутящегося в ногах гостей лабрадора. — Ким Тэхён, — коротко представившись, мужчина протянул руку, которую почти не дышащий Чонгук поспешил пожать, кланяясь излишне низко. — Чон Чонгук, рад знакомству с вами, мистер Ким, — так и не решившись оторвать взгляда от созерцания пушистых тапочек хозяина дома, парень быстро скрылся вслед за Чимином, молясь всем богам о прощении его грешной души. Милосердные боги, в свою очередь, решили покинуть неверного Чона, весь ужин вынужденного сидеть напротив мужчины за столом, сервировка которого заслуживала самых высоких похвал. Ким Тэхён завораживал. Весь, целиком, от кончиков вьющихся, даже на вид мягких волос, до низкого, глубокого голоса с лёгкой хрипотцой. Стараясь не пялиться слишком заинтересованно, Чонгук время от времени осторожно поглядывал на мужчину, пытаясь удержать в голове нить диалога. После того, как первая волна шока отступила, существовать в реальном мире стало немного проще. У Чонгука даже получилось вызвать лёгкую улыбку на прекрасном лице собеседника, попросившего рассказать о себе. Благодаря наставлениям Чимина речь на этот случай была заготовлена и отточена, поэтому Чон без запинок и бросающегося в глаза приукрашивания отчеканил монолог под кодовым названием «я лучший выбор вашего сына», оставшись довольным собой. Вроде бы, Ким тоже выглядел довольным, хотя на него мог повлиять выпитый бокал красного вина. В тот вечер Чонгук узнал, что Ким Тэхён — переводчик при посольстве, свободно говорящий на шести языках. Интеллектуально подкованный, с тонким чувством юмора, судя по обстановке дома — имеющий хороший вкус и не маленькую сумму денег для его проявления. Поборов неловкость, Чон смог спокойно с ним пообщаться, расспросив о периоде учёбы в университете, увлечениях, среди которых кроме любви к живописи и классической литературе оказались ралли-рейды и подводный дайвинг. Картинка «ожидание-реальность» для Чонгука разбилась вдребезги, но парень был готов танцевать на этих осколках, лишь бы ещё немного послушать вкрадчивый, приятный голос Тэхёна. Спустя пару дней выяснилось, что план парочки не прошёл даром — отец Чимина (грозность которого после знакомства Чонгук уже не мог воспринимать всерьёз) смягчился, по просьбе сына достав ребятам билеты на концерт в один нашумевший закрытый клуб. Не обошлось и без Мин Юнги, поражённого новостью о том, что его друга куда-то отпустили почти на всю ночь с «левым парнем с улицы», а он может пропустить подобное знаковое событие, поэтому пришлось выпрашивать билет и на него. Позже, стоя у бара с коктейлем и страшной отдышкой, Чонгук понял, насколько хорошей идеей было взять с собой спортсмена — вынести непрерывно танцующего Чимина было сложно даже вдвоём, сменяя друг друга на танцполе вместе с чередой треков. — Не налегай, вам ещё везти его домой, — сквозь мутную пелену и тяжёлые басы вкрадчивый голос у самого уха слышался поразительно чисто, заставив мурашки стремительно прокатиться по лопаткам вниз. — Мистер Ким? Что вы… тут делаете? — от неожиданности Чонгук отступил, взглядом наткнувшись на облокотившегося спиной к стойке мужчину. Одет тот был соответственно месту — в шёлковую чёрную рубашку и узкие, подчёркивающие стройность ног брюки, права спустить которые явно удостаивались лишь избранные. И, чёрт возьми, как бы Чонгук сейчас хотел оказаться в их числе. «Тебе точно хватит, кретин», — стараясь смотреть куда угодно, лишь бы не на Ким Тэхёна, парень оставил бокал в сторону. — Расслабься, mio caro, я здесь по работе. Привёз прогрессивных итальянцев поглазеть на местные скопления молодёжи для обмена культурным опытом. В этом случае присмотреть за сыном — приятный бонус. — Вы чересчур его опекаете, — выпалил Чонгук, понимая, что вместо здравого смысла внутри него говорит алкоголь. — Думаешь? — склонив голову к плечу, Ким окинул взглядом вскрикивающую под музыку толпу. — Не вижу ничего плохого в разумной отеческой заботе. Поймёшь меня, когда у самого будут дети. — Типичная отговорка взрослых, — усмехнулся Чонгук, складывая руки на груди. — Чимин давно не маленький мальчик, которого нужно защищать от страшного, холодного мира. Ему здесь жить, как и всем нам. — И много ты знаешь о страшном, холодном мире? — взгляд мужчины стал колким и пронзительным, но Чон героически выстоял, не отведя своего в сторону. — Достаточно, чтобы рассуждать об этом. После на какое-то время наступило затишье. Чимин удивлялся лояльности отца, больше не названивающего каждый час с наступлением сумерек, спокойно отпускающего погулять и разрешающего пропустить репетитора, раз для этого есть весомая причина в виде дня рождения какого-нибудь их с Чонгуком общего друга, который расстроится, если пара не придёт. Несколько раз Ким Тэхён по собственной инициативе забирал ребят с подобных вечеринок, слова не сказав на нетрезвое хихиканье сына с заднего сиденья. В такие моменты Чонгук вдруг отчётливо вспоминал о существовании в своём эмоциональном спектре чувства, которое можно окрестить неловкостью. И не потому, что Чимин, смешным фырчанием пытаясь сдуть со лба чёлку, лез кусать его за плечо — Чонгуку не давали покоя чужие жилистые руки, крепко обхватывающие руль дорого автомобиля. Страшно представить, как собственнически они могли сжаться на чьих-то бёдрах, подсадить на капот, властно разведя колени в стороны. О том, что могло случиться дальше под размеренный рёв мотора, сбитый с толка Чонгук предпочитал представлять в одиночестве. На полном серьёзе осознать, что с ним творится что-то неладное, Чону пришлось во время одного из ставших традиционными пятничных ужинов с семейством Ким. Валяясь с Чимином в обнимку на его широченной кровати, Чонгук решил задать давно волнующий его вопрос — парень понимал, что раз он официально не представлен миссис Ким, то её, скорее всего, просто не существует. Но причины этого ранее никогда в разговоре не поднимались. — Чимин, можно личный вопрос? — получив утвердительное «угу» разнеженного массированием затылка парня, Чон помедлил, подбирая слова. — Твой отец ведь в разводе? Ты… хорошо помнишь свою мать? — Очень плохо, — после длительного молчания отозвался Чимин, уткнувшийся носом в грудь Чонгука. — Извини, наверное, стоило рассказать раньше. Она бросила нас с отцом почти сразу, как я родился. Хотела сделать карьеру и самостоятельно встать на ноги, в её планы не входила возня с младенцем. Я видел её от силы раза три, но так давно, что черты смазались в один невнятный силуэт. Поджав губы, Чонгук крепче обнял парня, понимая, что любые слова утешения прозвучат глупо. — Они с отцом даже не были женаты. Но я безмерно благодарен судьбе за то, что он нашел в себе силы не отказаться от меня. Даже представить страшно, насколько ему было тяжело. Мои бабушка с дедом не приняли его выбора, из-за слепой ненависти к моей матери каждый раз с неприязнью глядя и на меня. Только дядя Ким помогал. Брат отца. Надо потом вас обязательно познакомить, он хирург со стариканским чувством юмора и громким смехом, как у береговой чайки. — Figliolo, aiutami in cucina, per favore! Оторвав голову от плеча парня, Чимин расплылся в улыбке, поспешно сползая с кровати. — Надо помочь на кухне. Приходи к нам минут через десять, ужин почти готов. Плохо понимая, как теперь справляться со свалившейся на голову информацией, Чонгук несколько раз умыл лицо прохладной водой, глядя в зеркало на срывающиеся с кончиков волос капли. Получается, чрезмерная опека над сыном была вполне оправдана — по сути, Чимин единственный близкий человек в жизни Ким Тэхёна. И не факт, что окажись Чонгук на его месте, вёл бы себя по-другому. Напряжённая работа, сын-подросток… неужели мужчина и правда справляется в одиночку? Обведя глазами ванную комнату, Чонгук не обнаружил ни намёка на присутствие женщины. Стандартный набор средств ухода, ровные стопки полотенец на полках, идеальная чистота — Чон знал о наличии домработницы, они несколько раз пересекались в обеденные часы, но это не то. Вряд ли милая, улыбчивая, но ничем непримечательная женщина средних лет могла зацепить такого, как Ким Тэхён. А какая могла? Модель? Или он отдаёт предпочтение уму, а не красоте? Взгляд Чонгука задержался на белом махровом халате, оставленном на вешалке у стеклянной душевой кабины. Слишком большой. Не Чимина. Повинуясь невнятному порыву, Чон подошёл ближе, ладонью осторожно проведя по мягкому ворсу. Тот оказался ещё влажным, значит, Ким Тэхён недавно принимал душ. Здесь. Без одежды. «Ну да, странно бы было идти в ванну собственного дома в пляжном костюме» — строго одёрнул себя вдруг разозлившийся парень. «Но вроде Чимин говорил, что эта ванна для гостей?». Всё ещё слабо отдавая отчёт собственным действиям, Чонгук наклонился вперёд, прислоняясь щекой к воротнику халата. Мягко. Обычно Ким Тэхён пах горьковатым парфюмом, напоминающим смесь сандала и трав, но сейчас в лёгких оседал свежий, солнечный запах фруктов. Именно таким и представлялся в голове Чонгука мужчина — наполненный тёплыми, яркими красками европейского лета, ветром в спутанных от быстрой езды волосах, свободой и невесомостью. Провалившись в пелену ощущений, Чонгук не придал значения едва слышимому щелчку аккуратно закрывшейся двери. Да и разве кому-то могло понадобиться его искать? На фоне творящегося в голове сумбура приходилось не забывать о мирских хлопотах в виде учёбы и подработки. Из-за навалившихся разом дел видеться с Чимином получалось реже, но Чон пообещал обязательно всё возместить на ближайших выходных. Слово сдержать удалось, кроме того, торжествующий Чимин в первый раз пригласил Чонгука остаться у себя дома с ночевкой. Как само собой разумеющееся в планах образовалась пицца, просмотр нетфликса, приставка и не озвученная, но ожидаемая обоими близость. Чон никогда не торопил с этим Чимина, для которого всё должно было случиться впервые. Предварительно обсудив детали под смущённые крики парня, Чонгук понял, что тот даже подготовить себя самостоятельно не сможет. Поэтому предстояло выкручиваться, и скорее всего, Чонгуку. Точнее вкручивать. Алмазную пробку в собственную задницу. Для Чона не была принципиальным позиция, ведь с любым партнёром ты в первую очередь выстраиваешь особую эмоциональную связь, а там уже само становится понятно — как, куда и кого. И если Чимин пока морально не был готов оказаться под ним, Чон подождёт. Вечер прошёл как нельзя лучше, оба парня чувствовали себя вымотанными ожесточённым сражением в спортивную видеоигру и между тем абсолютно счастливыми, пусть дальше поцелуев всё ещё почти ничего не зашло. Чимин плавился под горячими губами Чонгука, цеплялся пальцами за широкие обнажённые плечи, подушечками плавно обводя татуировки не до конца забитого рукава. Чон, с тяжёлым дыханием приникая ближе, ловил едва слышные стоны, смыкая зубы на нежной коже светлой, тонкой шеи. «Только никаких следов» — пересохшими губами шептал Чимин, позволяя накрыть свой пах ладонью поверх белья. Так Чонгук тоже умел. Быть нежным или грубым, заботливым, внимательным, осторожным — не умел только врать самому себе, хотя много раз пытался. Вот и сейчас, ловя приглушённый запах солнечных фруктов с бледной кожи Чимина, парень задыхался, приказывая себе перестать думать совсем о другом. Вслушиваясь в мирное посапывание Чимина, развалившегося звездой поверх одеяла, Чонгук никак не мог уснуть. В голову продолжали лезть незваные мысли, кроме общей запутанности происходящего умело повышая тревожный фон. Насколько они были тихими? Отец Чимина точно не услышал ничего лишнего? Его, Чонгука, больше волнует сама ситуация или отношение к ней конкретно взятого мужчины? Не выдержав больше морального давления на личность от самого себя, Чон поднялся с кровати, натянув чёрную футболку. Штаны были надёжно погребены где-то под спящим Чимином, будить которого в данный момент из-за подобного пустяка точно не следовало. Поэтому тихо прошлёпав босыми ногами по полу, Чонгук в потёмках добрался до кухни, радуясь, что путь не охранялся бдительным хозяйским лабрадором. — Тоже не спится? — от раздавшегося за спиной голоса парень поперхнулся, крепче сжимая в пальцах стакан. — Вроде того… а вы тоже водички попить пришли? — обернувшись на голос, Чон некстати вспомнил, что стоит посреди кухни в одних боксёрах, едва прикрытых футболкой. Хотя вид Ким Тэхёна также оставлял желать лучшего — на мужчине, наоборот, были надеты только широкие лёгкие штаны, слишком откровенно сползающие вниз с линии торса. Пытаясь смотреть хоть куда-то, кроме подтянутого живота с различимым рельефом, Чонгук запоздало отошёл в сторону, уступая мужчине место. К такому Чона жизнь точно не готовила. Должен ли он что-то сказать? В попытках подобрать подходящую реплику для неловкого разговора с отцом своего парня посреди ночи, Чонгук не сразу обратил внимание на изучающий взгляд, направленный в сторону его руки с татуировками. — Парочка новых появилась, — как ни в чём не бывало, отметил Ким Тэхён, делая глоток воды. — И цвета изначально вот тут были другие. — Вы заметили? — распахнув глаза, Чонгук удивлённо вглядывался в невозмутимое лицо мужчины, лишь коротко кивнувшего в ответ. — Я сам-то периодически забываю, где у меня и что… — Просто привыкаешь. Я тоже часто забываю о необходимости общаться с окружающими только на одном языке. Когда обдумываешь фразу на немецком, поправляешь себя на испанском, а выдаёшь по итогу всё на итальянском, хочется, чтобы собеседник хоть немного потрудился и понял тебя без дополнительных подсказок. — Это горячо, — выдохнул Чонгук, запоздало сообразив, что не может наладить путь «мысль-поганый рот» даже на одном языке. — Я хотел сказать… — Помолчи. «Поздравляю, Чонгук, умеешь же ты всё испортить. Отношения с этим человеком только приобрели стабильную положительную динамику, как тебе обязательно потребовалось сморозить очередную глупость. Молодец, так держать. Мистеру Киму от тебя противно». Однако с опаской подняв на мужчину глаза, Чонгук не увидел во встречном взгляде ничего даже отдалённо напоминающего отвращение. Удивление, вопрос, смятение… похоже, Ким Тэхёну было также странно, как и ему самому. Или не было. Потому что в следующую секунду, по приблизительным расчётам равную чему-то между взмахом ресниц и миллионом световых лет, губы мужчины накрыли рот застывшего без движения Чонгука. Тэхён целует жадно, напористо, касаясь ладонью вспыхнувшей алым скулы парня, притягивая ближе. Уже не надеясь получить ответ, Ким вдруг слышит короткий сдавленный стон прильнувшего к его груди Чона, возвращающего влажную ласку горячему языку. Чонгук жмурится до ярких вспышек под веками, но не отступает, похолодевшими от волнения ладонями скользя вниз по напряжённым лопаткам мужчины к пояснице. Пальцы Тэхёна везде — пробравшись под футболку, очерчивают дуги рёбер, гладят подрагивающий пресс, широкими мазками по груди задевают соски, выбивая из легких парня весь оставшийся воздух. Неминуемо возбуждаясь, Чонгук с хриплым поскуливанием трётся пахом о бедро мужчины, стыдливо пряча лицо в изгибе чужой взмокшей шеи. Запах. Чона ведёт от яркого, насыщенного запаха спелых фруктов, хочется раствориться в нём, забывшись навсегда. Тэхён с силой сжимает пальцами запястья парня, удерживая потянувшиеся к завязкам штанов руки, громко шепчет на ухо Чонгука обрывки незнакомых фраз, вылизывает кромку и до боли кусает мочку, крепкими бёдрами толкаясь навстречу чужому вставшему члену. Чонгук чувствует, что на Киме нет белья, и это заводит ещё сильнее, распаляя желание скорее коснуться возбуждённой плоти. — Пожалуйста, позвольте, — вязко сглатывая, Чон вглядывается в прекрасное лицо мужчины из-под опущенных ресниц, касаясь губами чётко очерченной линии скул. — Я могу… — Не можешь, — коротко отрезает Тэхён, с приглушённым гортанным рыком цепляясь пальцами за бёдра парня. Ладони по-хозяйски оглаживают ягодицы, после сжимая и подсаживая на столешницу, от чего Чонгук совсем теряется в ощущениях, затуманенным взглядом смотря на стоящего между его дрожащих ног мужчину. Ким припадает губами к пульсирующей вене на шее парня, влажно, тягуче целует, одной рукой зажимая рот нетерпеливо прогнувшегося навстречу Чона, пока вторая забирается под ткань боксёров, накрывая прижатый к животу, истекающий предъэякулятом член. Чонгук протяжно стонет, сжимая зубами пальцы мужчины, старается обласкать их языком, подаваясь бёдрами навстречу размашистым движениям ладони. — Maledetto ragazzo che mi ha privato del sonno… — в жарком забытье шепчет Тэхён, большим пальцем массируя чувствительную головку. Чонгук не понимает ни слова, лишь с хриплыми стонами закатывает глаза в предоргазменной судороге, на месте пальцев, толкающихся в глотку, представляя крепкий член переводчика. — Bravo ragazzo… Кончи для папочки. Чонгуку сносит голову. Просить о подобном дважды точно не нужно. Не Чонгука, последние пару недель со скулежом передёргивающего только на мысли о чёртовом отце своего парня. Ослабшее, вымотанное тело грозится сползти со столешницы на пол, но Ким Тэхён вовремя подхватывает парня под руки, мягко обнимая поперёк груди. Словами не описать, как Чонгук благодарен, что его уносят в ванну, без лишних, хоть и точно возникших вопросов усаживая в тёплую, наспех набранную воду. Получив вместо прощания полотенце и смазанный поцелуй в лоб, Чон заставляет себя помыться, не особо веря происходящему. Он обо всём подумает завтра. Не сейчас, когда тело ещё помнит чужие горячие прикосновения, а вода не хочет смывать въевшийся глубоко под кожу запах спелых фруктов. Утро предсказуемо наполнилось сожалением. Чонгук списал всё на головную боль, трусливо сбежав от заботы Чимина, на ходу придумав ещё несколько причин не оставаться рядом. Видеть встревоженное лицо человека, чувства которого ты собственноручно смешал с грязью, оказалось невыносимым. Как и заметить сгорбившегося на балконе Тэхёна с тлеющей сигаретой в руках. Чонгук пробовал вести себя так, словно ничего не случилось. Мешала сквозная дыра в груди, ноющая от каждой теплой улыбки Чимина в его сторону. Как он мог так поступить? Поддался лишившему рассудка желанию, не сумев противостоять слабости. Раньше парню всегда казалось, что страдания главных героев из историй с любовными линиями показательно преувеличены — не может человек так долго зацикливаться на чем-то, страдая круглыми сутками. Нельзя с остервенением прокручивать в голове произошедшее из раза в раз, умышленно причиняя себе боль. Новоприобретённый опыт показал — можно. У Чона даже не было возможности с кем-то серьёзно обсудить произошедшее, рассказать друзьям не позволял вдруг возникший внутренний барьер из страха осуждения, про семью речи не шло. Старший брат принимал Чонгука таким, какой он есть, но вряд ли бы оценил увлечение младшего мужчиной, который по возрасту ненамного уступает их отцу. Ким Тэхёна Чонгук искренне старался не вспоминать. Так сильно старался, что не вспоминал о нём перед сном, не вспоминал на подработке, за книгой и за завтраком тоже не вспоминал. Любой намёк к жажде воспринимался издевательством со стороны организма, умышленно пытающимся вывести его, Чонгука, из равновесия. Жизнь стала похожа на череду однотипных картинок, сменяющих одна другую под старый заезженный трек. Парень не мог самостоятельно выбраться из петли, но и прийти на помощь было совсем некому. В какой-то момент и Чимин перестал ему улыбаться. В воздухе при встрече с обычно солнечным парнем ощущалось сквозящее напряжение, Чонгук терялся в догадках, что могло произойти. Чимин узнал об инциденте с его отцом? Маловероятно. Проблемы в учёбе? Не у отличника-старосты. Пересуды с друзьями? Чимин бы точно о таком рассказал, у него не было привычки держать всё в себе. На фоне происходящего Чонгуку казалось, что он начинает медленно сходить с ума от зашкаливающей тревожности. Нужно было в короткие сроки искать решение проблем, волей или неволей, причиной которым стал он сам. — Доброго вечера, это Ким Тэхён, — нетерпеливо раздаётся однажды знакомый голос с незнакомого номера, от чего по загривку пробегает холодок. — Чонгук, дай трубку Чимину, пожалуйста, не могу до него дозвониться. — Чимину? — беспокойство мужчины быстро передаётся Чонгуку, только закончившему подготовку проекта к приближающемуся зачётному дню. — Его нет рядом… мы вообще не виделись сегодня. Разве он не поехал с вами навестить родственников? Чонгук бросает взгляд на часы. Половина десятого вечера. На другом конце провода повисает молчание. — Каких ещё родственников, я весь день был на работе. Это шутка такая? Он сказал, что поедет к тебе. — Мистер Ким, никаких шуток. Я не знаю, где Чимин. Попробую ему позвонить. Наберу вас позже, если что-то узнаю, — сбрасывая вызов, Чон потерянно смотрит в пространство, пытаясь состыковать историю воедино. Тихий, скромный Чимин виртуозно спутал следы, сделав из них обоих двойное прикрытие… чтобы что? Стоит ли поднимать панику, бросаясь на поиски, раз план парня был настолько продуман? «Юнги, если Чимин с тобой, пусть позвонит отцу. Он беспокоится» — отправив короткое сообщение, Чон откинулся спиной на постель, анализируя ситуацию. Его парень чёрт знает где, но настолько ли это тревожит Чонгука? «Отец беспокоится». Первая пришедшая в голову формулировка как нельзя лучше отражала личное отношение к ситуации. Долго глядя на неумышленно врезавшийся в память набор цифр, высвечивающихся в журнале звонков, Чонгук всё-таки набирает номер, трусливой частью сознания надеясь, что гудки не прекратятся. — Чонгук? Всё в порядке, Чимин позвонил мне, больше не нужно… — Произошедшее между нами было случайностью? — перебивая мужчину, спрашивает Чон, мысленно настраиваясь на положительный ответ. На другом конце телефона повисает молчание. Затяжное, заявляющее, отзывающееся болезненным покалыванием в области лёгких. На что Чонгук надеялся? Долго и счастливо бывает только в сказках. Разве могут быть нужны взрослому мужчине подобные неприятности? Ким Тэхён — это другой уровень, мечтать о котором даже не стоило начинать. — Я понял, можете не трудиться подбирать слова, — с горечью подведя итог, Чонгук сбросил вызов, блокируя номер. Завтра он всё расскажет Чимину.

***

По закону жанра день выдался холодным и крайне дождливым. С раннего утра небо заволокло серыми тучами, которые неумолимо сгущались над головой сидящего на летней террасе кафе задумчивого парня. Кроме него желающих помёрзнуть на промозглом ветру больше не нашлось, хотя это, скорее, было плюсом — впереди предстоял тяжелый разговор, в который не хотелось посвящать посторонних. Пришедший Чимин, не задавая лишних вопросов, сел напротив Чонгука, кутаясь в широкий клетчатый плед, заботливо выдаваемый персоналом кафе как раз для таких любителей бесед на свежем воздухе. Вся смелость Чона вместе с отрепетированными словами улетучилась при взгляде на подавленного, казавшегося теперь таким хрупким парня. Сейчас Чонгук разобьёт ему сердце и уже никогда себя не простит. — Слушай, нам нужно… — Подожди, — выставляя вперед ладонь, отсекает Чимин, в напряжении поджимая губы. — Сначала скажу я. Не представляю, как мы будем разбираться во всём случившемся дерьме, но пора это сделать. Во-первых, я переспал с Юнги. Никаких оправданий у меня нет, это было взвешенное, осознанное решение, в котором виноват только я сам. Мне стыдно признать произошедшее, неприятно от мысли, что я пересёк черту, но факт остаётся фактом. Извини меня, Чонгук. Глядя в печальное лицо парня, на котором вместе с тем не дрогнул ни один мускул, Чон не мог поверить происходящему — Чимин серьёзно просит у него прощения? У него, позорно скрывающего чувства к другому мужчине? Переспавшему с его отцом даже без всяких смягчающих обстоятельств? — Чимин, ты не должен извиняться… не ты, — Чонгук чувствует, как приступ тошноты сжимает горло в тиски. Хочется убежать, спрятаться, больше никогда не видеть младшего, стремления которого до конца жить правильно он, Чонгук, не заслуживает. С самого начала не заслуживал. — Это я должен вымаливать твоё прощение, потому что… — воздуха не хватает и Чон давится, сминая в пальцах край толстовки. — Потому что испытываешь чувства к моему отцу? — Чимин качает головой, глядя куда-то сквозь парня. — Не мне тебя за них осуждать. Хотя не скрою, приложить тебя лицом о стол я бы не отказался. Чонгук смотрит на парня распахнутыми в удивлении глазами, не зная, как вернее сформулировать крутящийся на поверхности вопрос. — Откуда я знаю? Отец рассказал, — усмехаясь, Чимин сильнее кутается в плед, со вздохом потирая шею. — Не самая приятная информация в моей жизни. Называется, хотел поговорить по душам и попросить совета, а нарвался на ситуацию похуже своей. Даже спрашивать не буду, как такое могло произойти. Чонгук, понуро опустив голову, лишь сильнее сбивается в комок, виновато поджимая губы. Значит, Чимин ещё и узнал обо всём не от него самого. С одной стороны, ответственность за разглашение информации тогда полностью лежит на Тэхёне, но… всегда есть какие-то не дающие свободно вздохнуть «но». — Мне, правда, жаль, что всё вот так закончилось. Я не хотел сделать тебе больно, не хотел скрывать случившееся, не хотел тебе опротиветь… Только не упрекай отца, хорошо? Это всё моя вина. Меня одного. Повисает молчание. Задумчивое лицо Чимина не выражает обиды или злости, парень не кидается на Чона с кулаками, крича, как тот испортил ему жизнь. Вместо этого Чимин отворачивается, поведя напряжёнными плечами, и тихо выдыхает: — Иди к нему. Если он действительно тебе нравится, и ты готов себе в этом признаться, иди. Сейчас. Наставлять дважды не понадобилось. У Чонгука ватные ноги, сбившееся дыхание и звенящий шум в голове вместо звуков проживающего привычный ритм города. Промокшая насквозь толстовка липнет к разгорячённому бегом телу, парень то и дело поскальзывается, не вписываясь в повороты, но продолжает бежать, боясь остановиться хоть на секунду. Не обращая внимания на косые взгляды в метро, Чонгук отсчитывает станции, цепляясь заледеневшими от волнения пальцами за гладкие поручни. Светофоры, сговорившись, показывают только зелёный свет, заставляя Чона почти не касаться подошвой сырого асфальта. Что он будет делать, если Тэхён прогонит прочь? Оборвёт любые попытки увидеться или попробует добиться своего вопреки здравому смыслу? Что он собирается сказать, мокрым щенком стоя под чужой калиткой в ожидании казни? Слов не потребовалось. Ким Тэхён открыл для него не только дверь, но и свои объятья, отрывая от земли влетевшего на порог парня. Чон давно перестал понимать, стекает по его щекам дождевая вода или собственные слёзы, а мужчина не спрашивал, кончиками пальцев оглаживая измученное сомнениями лицо. Ким целовал. Нежно, трепетно, совсем не как в первый, и к счастью обоих, не последний раз. Чонгук ощущал себя фарфоровой куклой, безоговорочно следовал за лаской, позволяя другому позаботиться обо всех насущных проблемах. Место насквозь промокшей толстовки целиком заняли внимательные руки, под упругими струями горячей воды, растирающие заледеневшее тело. Чонгук тонул в запахе спелых фруктов, хватался за любую возможность вернуть нежность, но Ким тогда не давал пошевелиться, властно вжимал в стеклянные стенки душевой кабины, вновь хрипло шепча незнакомые Чонгуку обрывки фраз. — Ты можешь говорить так, чтобы я понимал хоть что-то? — сбиваясь в глухие стоны, Чонгук прогибался в пояснице, пытаясь сильнее насадиться на пару длинных пальцев, старательно подготавливающих для чего-то большего. Парень совсем не успел заметить, в какой момент сближение начало стремительно набирать обороты, распаляя огонь в груди и превращая сны в реальность. — Ни в одном языке мира не хватит слов, чтобы высказать всё то, что просыпается при взгляде на тебя, dannato ragazzo. Чонгук верил. Слепо шёл на поводу чужих потемневших от желания глаз, не понимая, как один человек может сначала ласково сушить полотенцем твои спутанные волосы, а после раскладывать лицом в поверхность массивного письменного стола, до хриплых вскриков проходясь ладонью по раскрасневшимся ягодицам. Чон был уверен, что в собственном отражении после увидит на боках оставленные крепко удерживающими пальцами синяки, но как же приятно было их заработать вместе с тяжёлым дыханием и бешеным ритмом мужчины, забирающем своё до последней капли. Чонгука не пугал напор Кима, несомненно, сдерживающегося в откровенных порывах. Наоборот, хотелось изучить его вдоль и поперёк, наверстав упущенное время порознь. Чон знал, что теперь для этого будет множество подходящих моментов, но всё равно не переставал спрашивать — о детстве, любимых фильмах, взглядах на современное общество, бывших, прочитанных книгах. Тэхён же с теплой улыбкой подробно отвечал на каждый вопрос, перебирая тёмные волосы парня, устроившего голову на его груди. Мужчина не переставал удивляться тому, как много чувств внутри сумел всколыхнуть этот ничем непримечательный мальчишка, лишь взглядом заставляя сердце трепетно сжиматься после первой их встречи. Сам того не желая, Тэхён всё больше узнавал о Чонгуке из восторженных рассказов сына, со страхом отмечая неприкрытую семейную заинтересованность в парне. За ней последовали все болезненные стадии принятия того, что даже почти в сорок можно из серьёзного взрослого по щелчку превратиться в неловко влюблённого дурака, способного круглые сутки думать только о предмете своих мечтаний, страдать и надеяться на скорейшую встречу. Головой Ким понимал весь абсурд происходящего, но глупое сердце не хотело успокаиваться, подбрасывая всё новые поводы увидеть Чонгука. И чёрт бы побрал этого парня, как же он был прекрасен. Но главное — как нежен с Чимином, светившимся радостью рядом с ним. Разве мог Тэхён всё испортить, лишив собственного сына счастья? Ещё как мог. Грязно, жестоко, не оставив себе шанса на прощение. За лучшие моменты жизни всегда приходится платить по счетам, и Ким знал, что его цена будет высока. И всё равно оступился. Дважды. Второй раз — смолчав на прямой вопрос Чонгука о том, было ли произошедшее между ними случайностью. Для сложившейся ситуации это, без всяких сомнений, был правильный выбор, но для истерзанной сожалениями души мужчины он стал конечной точкой. Вот только у судьбы был подготовлен совсем другой план. Ей, как и всегда, плевать на возраст, статус, хорошо или плохо. Она не спросит, кому и как будет удобнее, не подстроится, а просто случится, оставляя тебя самому разгребать последствия. Тэхён знал, что с сыном его связывают глубокие чувства, но не подозревал, что Чимин сможет понять его чувства к человеку, которого сам выбрал в качестве пары. О принятии речи не шло, но хотя бы то, что Чимин не считал его мерзкой, озабоченной сволочью, давало надежду. На прощение? На спокойную жизнь? Никак не на возможность быть рядом с тем, кем были заняты все мысли. Потому что как ни крути, это было неправильным. И он, Тэхён, никогда не сделал бы первый шаг. Однако как уже было выяснено, у судьбы на всё свои планы. И если одного она ставит в невыгодное положение, напрочь лишая смелости сделать собственную жизнь лучше, то другому дарит крылья, способные взмахом ломать возведённые стены на пути к тому, чего желаешь больше всего. А Чонгук без тени сомнений больше всего на свете мечтал оказаться в объятьях Ким Тэхёна, и в своих стремлениях они совпали лучше любого конструктора. К слову сказать, Тэхён ещё не раз найдёт босыми ногами острые детальки из очередного набора Чонгука, упорно бросающего своё хобби в разных уголках дома. И разве это не повод любить своего мальчишку ещё сильнее?