Помоги мне забыть его

      — Это ты во всём виноват! Ты! Слышишь меня? Ты виноват! Ты!       Перед глазами темнота. В ушах стоит гул, звенит. Сердце бешено колотится. Пульс усилился, отдаваясь во всём теле. Жарко — всё тело горит. Больно — чувствую как сжимается сердце. Страшно — вдоль позвоночника проходит мерзкий холод, пуская по всему телу предательскую дрожь. Вдох. Голова становится тяжёлой. Выдох. Перед глазами пляшут цветные круги. Вдох. Нога дёргается, начинается нервный тик. Выдох. Со всей силы сжимаю подлокотники кресла, впиваясь в мягкую кожу ногтями. Вдох. Слышу стук часов. Выдох. Кто-то трогает меня.       Прикосновение. Лёгкое. Потом более сильное. Трясёт. Пролетают какие-то обрывки фраз. Ничего не слышу, будто нахожусь под толщей воды. Дышу — вдыхаю и выдыхаю. Давление подскочило. Жарко. Пот стекает ручьями по лбу. Плохо. Начинаю дёргаться.       Воспоминания. Вновь возвращаюсь туда, в тот день, тот роковой день. Он. Стоит. Вижу его. Черты лица знакомы. Всё расплывчато, но чувства те же. Страх. Боль. Отчаяние.       — Это ты виноват! Ты! Ты сам во всём виноват!       Больно. Очень больно. Всё тело горит, будто его сжигают на костре. Душа разрывается на части, умирая. Ощущаю влагу на лице. Всхлип. Я виноват. Это я виноват. Во всём виноват я!       — ...ил. Миха... Михаил! Михаил! Михаил! — громкий крик и я резко открываю глаза.       Тот же знакомый кабинет. Белые стены, небольшой шкаф, заполненный разными папками; два больших окна, располагающиеся около небольшого стола, заваленного бумагами. Мерное тиканье часов. Метроном. Раскачивается из стороны в сторону. Гипноз. Вспомнил.       — Михаил, ты как?       Напротив меня сидит женщина, обеспокоенно разглядывая, пытается что-то уловить. Молодая, лет тридцати. Тёмные курчавые волосы, приятные черты лица; всегда в белом халате, на левой руке часы. Собрана, сдержана, строга, но при этом понимает, сопереживает, помогает. Пытается помочь выбраться, не понимая, что мне уже ничто не поможет и никто. Я мертв. Мёртв внутри. С этим остаётся только жить. Ни одна живая душа не сможет мне помочь. Никто меня не понимает и никогда не поймет.       — Ты опять обвинял себя, — с укором проговорила она, что-то записывая в свой блокнот. Я лишь безучастно смотрел на неё. В глазах полное равнодушие, а внутри буря, не дающая мне жить дальше.       Снова эти воспоминания. Тот день, когда всё разделилось на до и после. Столько времени прошло, а я до сих пор не могу прийти в себя, не могу вернуться в норму, не могу начать жить заново. Он преследует меня. Везде. Дома, на улице, в кошмарах. Каждую ночь приходит ко мне и берёт то, что когда-то могло ему принадлежать. Берёт жёстко, не жалея. Убивает меня раз за разом, превращая в бездушную, сломанную куклу, не давая выбраться из состояния амёбы. Не даёт мне существовать, не даёт чувствовать, не даёт жить. И кажется, что я никогда не выберусь из этого состояния, никогда не смогу отпустить и забыть, никогда больше не доверюсь, никогда не смогу дышать. Никогда не смогу жить.       — Михаил, мы с тобой уже сколько знакомы? — тихо спросила она, а я без энтузиазма ответил:       — Восемь месяцев.       — И твоё состояние до сих пор не изменилось. Оно не улучшается и не ухудшается. Просто стоит на месте. Ничего не происходит. Ничего не меняется. Я пытаюсь тебе помочь, но ты не даёшь этого сделать. Почти ничего не рассказываешь. Всё время молчишь. Ведёшь себя отстранено и равнодушно, — она всё говорила, а я продолжал молчать. — Я понимаю, что ты чувствуешь...       — Вы ни черта не понимаете, — резко перебил я и посмотрел на женщину со всей ненавистью. Но не на неё. Ненавистью на этот мир. Ненавистью на него. Того, кто сломал меня, того, из-за кого я теперь не могу жить, того, кто сделал больно, растоптал, унизил, предал. Но в этом виноват лишь я. Только я.       — Да, я не была на твоём месте, но не забывай, что я психолог и не зря на него училась. Я ощущаю твои изменения, чувства, переживания. У тебя в жизни был непростой период. И ты никак не можешь его пережить. Ты всё твердишь, что во всём виноват ты. Почему?       — Потому что виноват я. — Это он так сказал? — он. Это преслувутое он. Опять. Преследует меня, не даёт покоя. Он везде и не оставит меня. Всё началось с него, а закончилось мной. Но виноват я. Только я. Во всем виноват я.       — Михаил, — опять выпал из реальности. — Это он так сказал? Ответь мне. Это был он? Он сказал, что ты виноват?       — Да. И он прав. Во всём виноват я.       — Но ты же знаешь, что ты не виноват.       — Я виноват! Я! — я вскочил со стула, крича: —Как же вы не поймёте. Если бы... Если бы я не признался... Если бы продолжал всё хранить в тайне. Это я виноват. Знал, что не примет, но понадеялся на что-то. Но во всём виноват я!       — Жертва изнасилования не может быть виновата, — спокойно ответила она, а я упал на стул, чувствуя, как меня колотит. — Ты ни в чём не виноват, Михаил. Ни в чём, — вновь разболелась голова, а к горлу подступила тошнота. — Посмотри на меня, — я проигнорировал слова, и тогда психолог более жёстко повторила: — Посмотри на меня.       Я поднял на неё глаза, видя в них решимость.       — Ты ни в чём не виноват. Ты не первый, кого изнасиловали и не последний. Насильники всегда внушают жертве, что виновата она. Всегда. Таким образом они пытаются вызвать у жертвы ненависть к самому себе и вину, в то время как насильник будет оставаться чистым. Ты виноват, ты ненавидишь себя, а я буду жить дальше, ведь если бы ты не был бы в то время, в том месте, если бы не выглядел так, как выглядел, если бы не провоцировал меня, то ничего бы этого не было. Но насильник всегда будет насильником. Они не думают о чувствах человека, им доставляет удовольствие видеть боль, унижение и беспомощность других людей, их это удовлетворяет. И неважно ты оказался там или кто-то другой, они всегда найдут человека, найдут место и время, сделают то, что делают с другими и вобьют в голову, что виновата жертва. Но это не так. Даже если бы жертва была бы в другом месте, если бы не была так вульгарно одета, если бы не провоцировала. Они просто ищут повод. Им неважно как ты выглядишь, они просто выбрали тебя. Просто потому, что это их природа. Просто потому, что ты им так неудачно попался. И виноваты только они. Ты жертва обстоятельств и ты ни в чём не виноват, ты меня слышишь, Михаил?       Я не мог выдавить ни слова. Из глаз потекли ровные дорожки слёз. Я не всхлипывал, не рыдал, слёзы сами текли, будто очищая, говоря, что я действительно ни в чём не виноват, отпуская и высвобождая из той клетки, в которую я сам себя загнал.       — Но я же... Он бы не стал этого делать, если бы я ему не рассказал... — я не мог связно передать свою мысль, слёзы хлынули с новой силой и мне показалось, будто наступило какое-то облегчение. Облегчение оттого, что я наконец-то об этом говорю, оттого, что начинаю слушать слова психолога и верю ему, оттого, что наконец-то пытаюсь разобраться и отпустить случившееся.       — Никакие слова и действия не дают другому право на насилие. Запомни: никакие. Что бы ты ему ни сказал, что бы ты ни сделал. Ничто не влияет на саму суть изнасилования. Он изнасиловал, не потому, что ты ему рассказал, а потому, что ему нужен был всего лишь повод. И этим поводом стали твои слова. Быть может, если бы ты не рассказал, ничего бы этого не случилось, но если у него такая сущность, то рано или поздно это бы произошло. С тобой или с другим человеком. Сам подумай, если бы он действительно был тебе другом, стал бы он тебя насиловать, узнай, что он тебе нравится? — я действительно задумался над словами, а женщина продолжила: — Нет. Не стал бы. Ты не один такой, кто является геем, не один, кто признаётся в симпатии тем, кто не чувствует того же. Тогда почему другие либо спокойно принимают это, либо просто прекращают общение, а тебя изнасиловали? В чём виноват ты? В том, что он такой человек? В том, что ты сдружился с ним и влюбился? Это обычные человеческие чувства, которые испытывают все. Ты не властен над ними. Довериться кому-то тяжело и бывает, что этот бой мы проигрываем, но ты не стоишь на месте. Ты растёшь, учишься, познаешь мир и осознаешь ошибки. Жизнь нас учит, даёт какой-то толчок. Да, на твою долю выпало тяжёлое испытание, но ты не один такой. Помни об этом. Такое могло случиться с каждым, но произошло с тобой. Но виноват не ты. Виноват тот, кого ты считал другом, кому доверял и кого любил. Только этот человек виноват. Ты — жертва обстоятельств. Он —насильник. И я понимаю, что это очень тяжело, но ради самого себя и своей матери ты должен продолжать жить; забыть и отпустить прошлое, начать новую жить, научиться доверять и прощать. В жизни будет ещё много разочарований, боли, предательств, но именно эти ситуации делают человека сильнее.       С каждым новым словом на сердце становилось легче. Я уже не сдерживал поток слёз, что лились рекой. Просто сидел, слушал и внимал каждому слову.       — У меня есть младшая сестра, — вдруг начала она, а я затих, внимательно слушая. — Когда ей было восемнадцать её изнасиловал парень. Её парень, — я тяжело вздохнул и воздух застрял где-то в груди, сердце защемило новой болью. — Они встречались два года. И всё было хорошо. Вот только парень хотел большего, а она боялась. Ей было страшно и каждый на её месте понял бы её. Но не он. Он с каждым днём зверел всё больше и хотел взять то, что "принадлежит" ему и однажды взял. Он изнасиловал её, а потом ушёл, оставляя истекать кровью.       В голове тут же появились картинки: безучастное голое тело, распластанное на ковре; кровь, стекающая по бёдрам, безумная боль во всём теле и мерзкий смех, отдающийся в ушах, а после презрительно выплюнутые слова: — Ты во всём виноват! Ты! Слышишь меня? Только ты во всём виноват! Ты!       По щекам вновь побежали дорожки, руки задрожали, а дыхание сбилось. Мне было тяжело. Тяжело и больно слушать, ведь эта история так похожа на мою.       — Она винила себя. Сначала мы долго не могли понять почему, а потом она сказала, что это были последние слова парня, перед тем, как он ушёл. Он сказал, что виновата во всём она. Если бы она не вела себя неприступно, то до этого бы не дошло. Но ты же понимаешь, что она не виновата. Ни в чём. Просто связалась не с тем человеком, не смогла разглядеть его и поплатилась за это, — я лишь кивнул, заметив в глазах женщины слёзы.       Она смотрела в окно, но продолжала говорить:       — Мы долго пытались восстановить её и вернуть к жизни, долго учили доверять другим людям. По ночам ей снились кошмары, она перестала чувствовать себя в безопасности, перестала доверять людям. Но рядом была я, наши родители и её друзья. Вместе мы смогли вдохнуть в неё жизнь. Объяснили, что она ни в чём не виновата, научили доверять людям и выпустили в жизнь. Именно благодаря ей я поняла, что хочу стать психологом и помогать людям, особенно с такой тяжёлой ситуацией как у тебя и у неё.       — Как она сейчас? — криво улыбнувшись, спросил я. История задела во мне струны души, наверное, потому, что была очень близка мне. И почему-то я очень переживал. Хотелось услышать, что всё хорошо, что она смогла отпустить, забыть и продолжила жить дальше.       — Хорошо, — тепло улыбнулась женщина. — У неё есть муж и двое детей. Того подонка после того, что он сделал, посадили в тюрьму. Правда, срок давно истёк, и он на свободе, но больше мы его не видели. Просто отпустили и забыли. И она продолжила жить. И знаешь, сейчас она очень счастлива, потому что если бы не тот парень... Она бы никогда не встретила своего мужа.       — Почему?       — Потому что это он помогал ей проходить лечение, именно он учил её вновь доверять людям и жить дальше. Именно он повторял ей каждый день, что она не виновата, приводя тысячу аргументов. И он прав. Жертва не может быть виновата. Виноват только насильник. Ты разве не так считаешь? Сейчас, когда я тебе рассказала историю, ты считаешь, что виновата моя сестра?       — Нет, — твёрдо ответил я и с души будто камень упал. Сразу стало легко. Так легко. — И я тоже не виноват, — наконец-то я смог, смог это сказать. Спустя столько месяцев я смог это понять, признать и сказать. — Я ни в чём не виноват. Ни в чём. Я не виноват. Не виноват, — с каждым словом становилось легче и появилось ощущение, будто я снова могу жить, снова могу чувствовать. И я вновь расплакался, как маленький ребёнок, повторяя, что я не виноват. Ни в чём не виноват. Почувствовав тёплые объятия, я обнял женщину в ответ, роняя горячие слёзы и наконец-то отпуская то, что произошло в тот роковой день, то, что больше не случится никогда. Флешбек. Годом ранее.       — Сегодня у Максима день рождения! Как же я этого ждал! — стою напротив зеркала, рассматривая себя. Невысокого роста, худенький, с тёмными кудрявыми, до плеч, волосами и большими голубыми, как небо, глазами. Они такие чистые, почти что прозрачные, а сама радужка темно-синяя. Мне всегда нравились мои глаза, в принципе как моим родным и друзьям.       Черты лица приятные, аккуратные: ровный, прямой нос, аккуратные густые брови, пушистые ресницы, немного пухлые губы и две родинки: одна на левой щеке, но небольшая, а вторая над верхней губой, уже побольше. Вообще, все мне говорят, что я очень милый и симпатичный. Многие девчонки, да и, что уж скрывать, некоторые парни хотят со мной встречаться, вот только моё сердце уже занято кое-кем. Да, этот кое-кто мой лучший друг — Максим.       Максим старше меня на год. Сегодня ему исполняется семнадцать, в то время как мне ещё шестнадцать. Учимся мы в девятом классе. Точнее, уже закончили. Сейчас лето и у моего лучшего друга как раз день рождения. Знакомы мы с ним шесть лет.       Познакомились в третьем классе, когда я перешёл в новую школу в связи с переездом моей семьи. Сразу подружились и вот прошло шесть лет, а мы неразлей вода. Прошли и огонь и воду, можем доверить друг другу любые секреты. Вот только я кое-что от него скрываю, а именно мою любовь к нему.       Честно говоря, пусть мы и знакомы давно, но мне страшно признаться в том что я гей, не говоря уже о любви к лучшему другу. Я не знаю, как он отреагирует, и очень боюсь, что реакция будет отрицательная. Мы с ним как-то особо не обсуждали нетрадиционные отношения, и я понятия не имею, как он относится к ним. Но я знаю, что он натурал. За все шесть лет, что мы знакомы, у него было три девушки точно. Правда, долго он с ними не пробыл, но тем не менее отношения были и первая близость тоже.       Помню как ревновал его в седьмом классе. Конечно, он всегда нравился девушкам, даже в относительно детском возрасте. Сам Максим высокий, выше меня, сильный, занимается спортом, у него светлые короткие волосы, карие выразительные глаза, прямой нос с горбинкой и немного выделяющиеся скулы, а ещё небольшая милая родинка под правым глазом. И хотя я знал, что он очень красивый и рано или поздно у него будет девушка, но я не был к этому готов.       Он тогда познакомил меня со своей первой девушкой, которая льнула к нему и всем своим видом показывала свои права на него, а я лишь мечтал выцарапать этой дуре глаза и оказаться на её месте, в его объятиях. Именно тогда я осознал, что влюбился, но в то же время понимал, что он не такой, как я, и от этого было ужасно больно. И вот уже почти три года храню к нему свою любовь.       После первой девчонки пошла вторая, потом третья. С третьей они пробыли в отношениях целый год. И целый год я страдал, всё время думая о нём, ревнуя и надеясь, что они всё же расстанутся и мы снова будем вдвоем как и прежде. Ночами не спал, плакал в подушку, а на утро делал вид, что всё прекрасно и мы самые лучшие друзья.       Это больно. Ужасно больно любить того, кто не любит тебя, кто даже этого не видит. Больно смотреть, как он счастлив с кем-то, а ты один страдаешь. Больно понимать, что он проводит с тобой всё меньше времени, променяв на другую. Больно находиться рядом и не иметь возможности хотя бы коснуться. Больно быть рядом и одновременно очень далеко. Именно по этой причине я решил, что сегодня расскажу ему о своих чувствах.       Недавно я узнал, что Максим собирается идти в колледж и понял, что просто обязан сказать ему о своих чувствах, иначе потом найдёт себе кого-нибудь другого и все. Мы даже друзьями не останемся. А так... Сам не знаю на что надеюсь. Я, конечно, понимаю, что он вряд ли ответит на мои чувства, но где-то внутри всё равно теплится надежда на взаимность.       — Так, спокойно. Всё хорошо. Всё пройдёт отлично! — я улыбался самому себе в зеркало, смотря на небольшие ямочки. Глаза светились, а улыбка была чуть ли не до ушей.       Оделся по случаю такого дня я знатно: чёрная рубашка, расстёгнутая на верхние пуговицы и обтягивающая мой торс, и тёмно-синие брюки, отлично подчёркивающие попу и длинные худые ноги. Вообще, я знал, что мы проведём такой день в домашней обстановке, но всё равно хотелось выглядеть хорошо. Ещё раз окинув себя взглядом, я направился на выход из дома, но меня остановил звонок.       — Ну что, готов? — спросил такой любимый и родной голос.       — Да, готов.       — Тогда я тебя жду. Давай бегом. И не забудь про подарок, — на этих словах я рассмеялся.       — Не забуду. Уже бегу.       Скинув звонок, я выбежал из дома в сторону того дома, в котором жил Максим. Жили мы довольно близко. Всего пять минут ходьбы, что было очень удобно. По утрам мы ходили в школу вместе и со школы тоже, а когда хотелось в гости — пара минут и ты уже на месте.       Добежав до дома друга, я поднялся на его этаж, немного запыхавшийся, и позвонил в звонок, держа в руках подарок. Через пару секунд появилась светлая макушка, а потом показался полностью мой друг, с улыбкой встречая меня.       — Проходи, — сказал он и пропустил внутрь, закрывая дверь. ***       — У тебя есть близкие друзья, Михаил? — спросила женщина, внимательно смотря на меня.       — Нет, — почти равнодушно, но при этом с нотками горечи выдал я.       — А родные? Есть близкие тебе люди, кому бы ты смог довериться?       — Нет.       — А как же твоя мать? — при упоминании мамы моё сердце сжалось. — Почему ты ей не рассказал? Она твой самый близкий человек, насколько я знаю. Так почему же?       — Вы хоть представляете какого это рассказать такое? — холодно начал я. — Это унизительно, очень унизительно. Меня изнасиловал парень. Как о таком можно кому-то сказать? Я сам до сих пор не могу с этим смириться. Только недавно принял то, что я действительно не был виноват в тот день, наконец-то осознал, на ком же на самом деле вся вина. А вы хотите, чтобы я кому-то рассказал.       — Но она твоя мать. Она переживает, волнуется. Ты её единственный близкий человек. Считаешь, она не заслуживает знать что с тобой происходит?       — А вдруг ей плохо станет от такого? Вдруг начнёт по инстанциям бегать, хотя уже ничего не докажешь. Вдруг она начнёт меня презирать?       — Она твоя мать, — твёрдо произнесла женщина. — Да, она будет переживать. Презирать — нет. И я думаю, что она достаточно умная женщина, чтобы понимать, что уже ничего не сделать. Произошло то, что произошло. В прошлое не вернуться, ничего не исправить. Надо жить дальше. Но как ты будешь жить, если тебе не с кем поделиться? Тебя гложет тот день. До сих пор гложет. Тебе не станет легче, пока ты кому-нибудь не доверишься, с кем-нибудь не поговоришь об этом. И раз у тебя нет близких друзей, то единственным человеком остаётся мать.       — Я рассказал вам, — равнодушно кинул я.       — Тебе стало легче? — спокойно поинтересовалась женщина, а я с горечью ответил:       — Нет.       — Поговори с ней. Она тебя поймёт и тебе станет легче. Ты наконец-то начнёшь отпускать ситуацию, поймёшь, что ты не один, возможно даже почувствуешь себя в безопасности. Расскажи. Поддержка близких очень важна. Она действительно очень сильно помогает тебе прийти в себя и быстрее восстановиться. Помнишь я рассказывала про свою сестру?       На это я лишь утвердительно кивнул. Данная история засела в самом сердце, в самой душе, помогая, вылечивая. Только благодаря ей мне становится легче и я начинаю что-то понимать, появляется желание жить дальше и наконец-то забыть прошлое, оставив его далеко позади себя.       — Ей тоже было ужасно стыдно, понимаешь? Она толком не могла рассказать что произошло. Она считала себя грязной, униженной, сломленной. Она даже хотела покончить жизнь самоубийством, но потом вовремя одумалась, вспомнила, что у неё есть близкие люди и они не переживут такой потери, — моё сердце вновь гулко забилось.       Казалось, будто каждое слово впивается острыми иглами в самое сердце, заставляя его обливаться кровью. Её история похожа на мою. Предательство близкого человека. Её мысли и переживания такие же, как у меня. Она полностью близка мне и потому эта история самое ценное, что может быть.       Вот только разница в том, что я не смог бы совершить суицид. Даже не смог бы задуматься об этом. Я всегда в первую очередь думал о маме и всегда старался быть сильным ради неё. Наверное, потому и не рассказываю. Не хочу показаться слабаком и ничтожеством, упасть в её глазах, увидеть в них презрение и жалость.       — Просто повезло, что в тот день я пришла проведать её и увидела в таком состоянии. Пока мы ходили по больницам и общались с полицией, чтобы упечь того гада за решетку, она была сама не своей. Не могла принять тот факт, что её действительно изнасиловали. Она не хотела об этом говорить. Ни с кем. Даже с родными, в том числе и со мной. Она думала, что это унизительно, но мы смогли её убедить, что в этом ничего унизительного нет, что она не виновата. Мы еле вернули её к жизни. Она начала многое понимать и в итоге всё нам рассказала. Все подробности того вечера. А когда выговорилась, ей стало легче. Намного легче. Именно после того, как она нам доверилась, она смогла начать ходить на консультации к психологу и проходить лечение. И постепенно её жизнь вернулась в прежнее русло. И это по большей части её заслуга. Многие боятся об этом говорить, не могут смириться и жить дальше, но она смогла. И ты сможешь. Ты такой же сильный, как и она. И я верю, что ты сможешь поделиться этим. Расскажи своей маме. Она поймет.       И вновь по моим щекам текли слёзы. Слёзы горечи, обиды, облегчения. Я просто сидел и смотрел на психолога с небольшой улыбкой на губах, пока слёзы ручьями стекали по лицу. А потом вновь окунулся в её объятия, отпуская себя. ***       — Начал веселье без меня? — игриво спросил я, отчего парень улыбнулся.       Праздничный стол был уже накрыт. На нём стояли разные закуски, бутылки пива и вина, сладости, даже торт. Чистая, белая скатерть, пара свечек и бокалы. Появилось ощущение, будто это свидание. Хотя я знал, что это не так, но щеки окрасились лёгким румянцем.       — Да вот, уже бутылку откупорил, — с этими словами он показал на открытую бутылку, которая была наполовину пуста. Да, Макс любитель выпить, но только по праздникам, ну или если очень приспичит. Обычно на его состояние, благоприятно или не очень, влияют окружающие люди и какие-то значимые события.       Мы прошли за стол и начали празднование. Поначалу мы ели и пили, смеялись и рассказывали какие-то истории. Потом поиграли в видео игры, ещё поели и выпили. Пил я немного. Хоть Макс и уговаривал, но я был непреклонен. Во-первых, не люблю алкоголь, а во-вторых, не хочу потом проблем с желудком и памятью. Макс же махнул на это рукой и просто напивался. Хоть и не сильно, но всё же с двух банок пива и бутылки вина его немного развезло. Но несмотря на это он был трезв и вполне осознавал что происходит. Мы продолжали смеяться и говорить обо всякой ерунде, а я всё думал, как мне рассказать о своих чувствах, пока он не затронул болезненную тему.       — Я сегодня с Аней встречался, — сердце тут же сделало кульбит и застучало где-то в горле. Что он хочет этим сказать? — Ты же знаешь, что в последнее время мы с ней хорошо общались... — я сидел, словно на иголках, и никак не мог понять к чему он клонит. — Ну и короче решили начать встречаться. Мы, как оказалось, поступаем в один колледж, поэтому... Всё складывается лучше некуда, — он с улыбкой посмотрел на меня, вот только на моём лице ее было и тени улыбки. Казалось, что все мои чувства и мысли по этому поводу сейчас было видны. — Всё хорошо? Эй, Миш. Даже не порадуешься за друга?       — Да, я... — я окончательно растерялся, а сердце заныло. Он будет в колледже, с девушкой, а про меня забудет. Как же так?       — Ты чего? Наверное не ожидал, да? — он сел передо мной на корточки, заглядывая в глаза. — Не волнуйся так. Если переживаешь, что я забью на тебя, то даже не мечтай. Ты мой самый лучший друг и я не брошу тебя, переключив своё внимание на девушку. Всё будет как и прежде, — он положил свою ладонь мне на колено, мягко поглаживая, а я понял, что это мой единственный и последний шанс. Сейчас. Я должен всё ему рассказать, иначе потом будет поздно.       Страшно. Очень страшно, что не поймет, не примет, отвернётся от меня, начнёт презирать и считать, что я для него умер даже как друг. Очень страшно, но ещё страшнее не попытаться, не выяснить сможем ли мы быть вместе или нет, не рискнуть. Я боюсь его потерять даже как друга, но ещё больше боюсь не попробовать и не узнать. Вдруг что-то получится? Вдруг мы сможем быть вместе? Или он примет меня, и мы останемся друзьями. В любом случае я обязан рискнуть и узнать. Надоело держать всё в себе. Пора ему узнать правду.       — Миш? Миш, ну ты чего? — он легонько потряс меня за плечо, а я взял себя в руки и, не зная что делать и как рассказать о своих чувствах, подался вперёд и легко коснулся его губ своими. Всего лишь прикосновение. Трепетное и мимолётное. Я тут же отстранился, испуганно глядя на друга. Тот нахмурился, а взгляд стал каким-то более жёстким, из-за чего я вздрогнул.       — Что это значит? — холодно спросил он, прожигая меня яростным взглядом. По телу пробежал холодок, и я понял, что попал. Это конец. Конец нашей дружбы. Конец всему.       — Я... Ты... И... Ну...       — Хватит мямлить. Скажи что происходит! — он жёстко схватил меня за подбородок, сдавливая пальцами челюсть.       — Больно, — всхлипнул я и попытался отстранить его от себя, но у меня не получилось. Я лишь начал трепыхаться в его руках, пока он продолжал крепко держать меня, не давая возможности выбраться. Первый раз в жизни я испугался. Испугался его. Глаза полыхали огнём, на лице оскал. Он выглядел, словно взбесившийся зверь. Никогда я ещё никого так не боялся, как его в тот момент. — Прекрати, мне больно! — вновь всхлипнул я, и Макс наконец-то отпустил меня, но жёсткого взгляда не изменил.       — Объясни что происходит! — я лишь молчал, не зная что теперь сказать. Мне было страшно. Очень. Я, конечно, знал, что реакция не будет положительной, но не думал, что настолько. — Мне из тебя слова руками выбивать? — вновь оскалился, а я зажмурился, задрожав всем телом. — Да что, мать твою, происходит? Ты педик, да? Педик? — он схватил меня за лацканы рубашки, резко дёрнув на себя, и встряхнул с такой силой, что послышался треск одежды. — Я тебя спрашиваю! Отвечай мне!       — Да... — кое-как выдохнул я, еле сдерживая подступающие слёзы. Никогда бы не подумал, что он так отреагирует. Если бы я знал... Если бы только знал, то я не то, что не рассказал бы ему, я бы в жизни не подошёл и не начал дружить.       — Теперь всё понятно, — презрительно усмехнувшись, он вновь поднял мою голову за подбородок, с каким-то садистским удовольствием наблюдая за тем, как по моим щекам бегут мокрые дорожки слёз. — А я-то думал всё, почему же ты на меня так смотришь всё время. Понять никак не мог. Такой пристальный, какой-то голодный взгляд, полный надежды и восхищения. Ну кто так смотрит на друзей? Кто следит за каждым движением? Кто втайне наблюдает? Кто старается прикоснуться? Кто злится, когда у лучшего друга появляется девушка? Вот и я всё гадал, но делал вид, что всё хорошо, что ничего не замечаю и мы прекрасные друзья, а сам пытался понять в чём же дело. И понял. Вот только не знал, как проверить. Но сейчас... — он провёл шершавым языком по моей щеке, а я зажмурился от отвращения. — Сейчас всё встало на свои места.       — Отпусти меня, — прохрипел я и вновь начал выбираться из сильной хватки, но Макс перехватил мои руки, крепко сжав запястья, отчего я взвыл.       — Ну уж нет. Я покажу тебе насколько омерзительна эта любовь, я так тебя трахну, что ты даже думать о парнях больше не сможешь. Ты увидишь какого это быть с парнем. Я сделаю тебя нормальным. Ты должен быть благодарен, — сейчас Макс больше походил на безумца. Горящий взгляд, оскал вместо улыбки и нервные движения. Мне стало по-настоящему страшно и надежда всё медленнее угасала.       — Не надо. Пожалуйста. Прошу. Давай просто забудем...       — Хах. Ничего уже не забыть. Ты этого хотел? Этого? Хотел, чтобы я тебя трахнул? Хотел, я спрашиваю? — из моих глаз вновь полились слёзы, которые я уже не сдерживал. — Вижу, что хотел. Сегодня ты сполна всё и получишь, — с этими словами он схватил меня, закинув на плечо, и потащил в свою комнату. Я начал остервенело брыкаться в попытке выбраться и спастись.       — Отпусти меня! Отпусти! — кричал я, толкаясь и пихаясь, как ненормальный. Я настолько сильно испугался, что со всей дури вгрызся в ухо Макса, чуть ли его не отрывая. Парень взвыл, отпустив меня. Я упал на ковёр и пополз к выходу в надежде, что он сейчас отвлечется на боль, и я смогу сбежать, но всё было не так, как хотелось мне.       — Ах ты ж, мелкая тварь. Сам напросился. Я хотел по-хорошему, но теперь всё будет по-плохому, — взревел Макс.       Я уже был у выхода из квартиры, когда меня схватили поперёк туловища и потащили обратно в комнату. С силой швырнув на пол, так, что я ободрал себе локти, парень залез сверху, прижимая меня к ковру всем своим телом.       — Отвали от меня, — кричал я, пихая руками Макса в лицо, расцарапав его. Я трепыхался, словно рыба, выброшенная на сушу. Пытался скинуть с себя, бил и колотил, кусался, царапался, делал всё, чтобы спастись, но ему лишь доставляло удовольствие наблюдать за моими тщетными попытками выбраться.       Когда ему надоело, он перехватил мои запястья, затянув их ремнём до такой степени, что я рук не чувствовал. Казалось, будто он мне всё напрочь пережал и от моих рук ничего не останется. Резко перевернув на живот, он навалился всем телом, в одно движение сдирая с меня штаны.       — Прошу, пожалуйста, не надо, — молил я, захлебываясь слезами и надеясь, что у него ещё есть какие-то остатки совести и что прямо сейчас он одумается. Как же я жестоко ошибался.       — Ты сам виноват, — послышался звук расстегиваемой ширинки. Я вновь предпринял попытку сбежать, попытавшись ударить с локтя, но ничего не получилось. Я был беспомощен и жалок. Макс ударил меня в живот пару раз, чтобы я прекратил сопротивляться. Я, лёжа на ковре, что ободрал мне все руки и ноги, задыхался, моля о пощаде и надеясь, что хоть кто-то меня услышит. И тут я понял, что надо кричать.       — Помогите! На помощь! — со всей силы крикнул я. Макс наотмашь ударил меня по лицу, прекращая мои крики.       — Ещё хоть слово, сука, скажешь и одним заходом не отделаешься. Я тебе руки переломаю, понял? — я уже дрожал весь от страха, заливая себя слезами.       — П-пожалуйста... Пере-перестань... У-умоляяяяяю, — заикаясь, я сорвался на громкие, надрывные рыдания, понимая, что сейчас произойдет. — Я не хочу. Не хочу.       — Ты сам во всём виноват, — холодно и безэмоционально проговорил он, и я почувствовал у входа в моё тело горячую головку члена.       — Макс! Я же т-твой друг... Не надо, — парень ничего не ответил, жёстко вдавив в ковёр. Уткнувшись лицом в жёсткий ворс ковра, я начал выть от безысходности. По всему телу прошли мурашки страха, по позвоночнику пробежал холодок. И вновь побежали слёзы бессилия, унижения и собственной ничтожности.       — Я сделаю из тебя нормального пацана. Ты на свой пол в жизни больше не посмотришь, — с этими словами он начал входить в меня, а я заорал во всю глотку, впиваясь ногтями в ковёр и сдирая кожу в кровь.       — Блять, — выдохнул он и вышел. Я понадеялся, что Макс решил остановиться и не продолжать, но я жестоко ошибся. — Думаешь, что это конец? Ооо, как же ты ошибаешься. Это только начало.       Меня вновь начало трясти, как в лихорадке. Он пойдёт до конца. Не оставит меня в покое. Сделает то, что собрался сделать. Изнасилует. Я вновь взвыл от понимания своей ничтожности и беспомощности.       Послышался звук смачного плевка, а после в меня грубо вошли два пальца.       — Аааа! Кха-кха-аааа...Пожалуйста...кха... Прошу... Не надо... — умолял я, но он меня не слушал, продолжая то, что начал.       — Ты сам во всём виноват! — с этими словами Макс, не жалея меня, резко вставил уже четыре пальца, разрывая мой задний проход. Я вновь закричал, даже не пытаясь приглушить крики. Было больно. Адски больно. Внизу всё горело пламенем. Всё сосредоточилось лишь на этой ужасно разрывающей, обжигающей боли. Но это было лишь начало.       — Готов? — с этими словами он садистски улыбнулся — и хотя я не видел, но всем своим существом чувствовал — и вгрызся зубами в моё правое плечо, одновременно с этим входя на всю длину и закрывая мне ладонью рот. Я вновь заорал, как ненормальный, стараясь отползти подальше от объекта ужасающе дикой боли, но сильная хватка на бёдрах не дала и с места сдвинуться.       — Больно! Мне больно! Прекрати, — я вновь попытался отползти, заливаясь слезами, за что получил удар кулаком в бок и по заднице. Взвыв, я вцепился в ворс ковра так, будто хотел его выдрать, но при этом как будто он был единственным спасительным кругом.       — Это только начало, — прошипел он, и я понял, что это конец. Он не отпустит меня, не прекратит то, что начал, не остановится. Безвольно положив голову на ковёр, я думал лишь о той ужасно сильной, перекрывающей всё моё естество боли, которую приносили размашистые, быстрые и жёсткие толчки.       Не жалея, он вбивался в меня со всей дури, остервенело втрахивая в ковёр, а я лишь молился о том, чтобы это поскорее закончилось. Из последних сил хватаясь за ковёр, я ощущал, что сломан. И меня сломал он. Использовал, как куклу, ради забавы, желая поиздеваться и насладиться своим превосходством. Мысли вертелись вокруг него. Как я мог дружить с таким человеком? Как мог помогать ему всё это время? Как мог поддерживать, переживать, быть рядом? Как мог влюбиться? Этот монстр не заслуживает и взгляда в его сторону, не говоря о любви. Как я мог так ошибаться?       Ошибаться в нём. В том, кого боготворил, кем восхищался, кого любил. И всё чего я хотел — просто быть рядом, не требуя ничего взамен. Но мечты разбились о жестокую реальность и сейчас этот человек насиловал меня, наплевав на мои чувства, нашу дружбу и меня как человека. Растоптал, унизил, вытер о меня ноги, использовал как подстилку, убил внутри. Убил во мне жизнь. Убил меня.       Я уже ничего не чувствовал. Была лишь боль. Всепоглощающая, убивающая боль. Я чувствовал, как меня разрывает изнутри, чувствовал как по бедру тонкой струйкой стекает кровь, чувствовал его внутри себя и мне было мерзко. Мерзко от этого человека, мерзко от того, что он творил со мной, мерзко от самого себя.       Я не знал как буду жить дальше. Но я знал, что этот день не забуду никогда. ***       — Мам, нам нужно поговорить, — тихим голосом проговорил я, подняв голову от тарелки супа, и в упор посмотрел на неё.       Моя мать была красивой, милой женщиной: светлые локоны волос, карие глаза, нежная, мягкая кожа; сама низенькая и немного полненькая, но очень добрая и понимающая. Она стала всем миром для меня, особенно после того, что случилось. И только ей я мог доверить то, что со мной произошло.       — Что такое, сынок? Тебя что-то беспокоит? — она смотрела на меня взволнованными глазами, явно не понимая, откуда во мне такие перемены. Я уже довольно давно с ней не разговаривал, только короткими фразами отделывался, а тут решил поговорить. И её беспокойство понятно.       — Я хочу рассказать что со мной происходит, — также тихо, но при этом решительно продолжил я.       — Ты хочешь рассказать? — удивилась она так искренне, словно не верила в то, что этот день когда-нибудь наступит.       — Да. Я поговорил с психологом и решился. Только прошу, не перебивай. Это очень сложная и больная для меня тема, — я тяжело вздохнул, а мама затихла, молча и напряжённо смотря на меня. — Я... Я не знаю как сказать... Это непросто. Особенно говорить о таком, но... Я доверился тебе и надеюсь на понимание и поддержку, — по телу прошлась дрожь. Я сцепил руки в замок, заламывая пальцы из-за нервозности. Взгляд был опущен в пол, мне было страшно смотреть на мать и увидеть на её лице презрение или отвращение. Голос дрогнул, нога начала отбивать ритм, дабы отвлечься.       — Что бы это ни было, сынок, я тебя поддержу, — она легонько коснулась моей руки, и я поднял на неё взгляд. В нём было всё то тепло и любовь, что она испытывала ко мне. И я решился:       — Помнишь, тот день, когда всё изменилось? Когда я пришел поздно ночью и выглядел, словно мертвец? — мама лишь кивнула. — Тогда был день рождения Макса, — на имени бывшего друга мой голос дрогнул. — Ты помнишь? Помнишь? — мама снова кивнула, ничего не понимая. — В тот день мы отмечали его день рождения, а потом... Потом... Мы поссорились, — мама сильнее сжала мою ладонь. — И он... Он... Он... Меня... Из... Изнасиловал, — после последнего сказанного мной слова я сорвался на рыдания: горькие, надрывные, но при этом облегчающие. Будто камень с души упал. Наконец-то я это сказал, наконец-то смог, принял.       — Я... Я даже и подумать не могла, что... Что всё вот так. Я... — она не знала что сказать, но мне и не нужны были сейчас слова. Мне нужна была лишь её поддержка, больше ничего. И я её получил.       Она подошла ко мне и обняла. Так крепко, как только могла. Прижала к себе, трепетно и со всей любовью поглаживая по спине, успокаивая и поддерживая, передавая своё тепло. И сразу стало так легко, когда я осознал, что она приняла. Что не ненавидит, не презирает, не брезгует мной. Она приняла и поддержала и это было важнее всего для меня.       — Мне было больно. Ужасно больно. Он меня не слушал и не остановился. В тот день мне показалось, что я умер...       — Бедный мой сыночек, — мама зашлась рыданиями и сползла на пол, утянув меня за собой, продолжая обнимать.       — Поэтому я был таким. На меня навалилась апатия, утратилось желание жить. Но я не мог рассказать. Мне было стыдно. Ужасно стыдно. Это так унизительно! Тем более я парень. Потому держал всё в себе. Даже психологу не сразу открылся. А недавно... После одного разговора я всё же решился рассказать тебя. Был страх, что ты не поддержишь, но я надеялся на лучшее. Ты просто не представляешь какого это. Не только пережить, но и осознать, принять, довериться.       — Маленький мой, хороший. Как хорошо, что я тогда решила тебя послушать, и мы уехали. Если бы я только знала... Если бы знала... Ты такое пережил, а я не знала...       — Как ты могла знать, если я не рассказывал? Да, было тяжело, но... Я продолжаю жить, продолжаю дышать. И...       — А если бы ты на себя руки наложил?       — Нет. У меня даже в мыслях не было. Да, я не хотел жить, хотел умереть в тот момент, но я даже не думал о том, чтобы покончить с собой. И всё это время продолжал бороться. Внутри себя. Было тяжело. Очень. Но я, наконец-то, спустя столько времени могу об этом говорить, могу рассказать тебе, могу поделиться. Я наконец-то начинаю принимать то, что со мной случилось, начинаю осознавать. И после признания мне стало легче. Намного легче. Правда. И я рад... — слёзы вновь хлынули из моих глаз, и я прижался к матери. — Рад, что... Что ты приняла всё это. Что не презираешь, поддерживаешь, переживаешь. Для меня это так важно. Так важно... Ты бы только знала.       — Знаю, хороший мой. Знаю. Я даже не представляю, как ты всё это время жил с этим. Сам по себе, ни с кем не делился, держал всё внутри, вёл с самим собой борьбу. Бедный. Бедный мой мальчик, — она ещё крепче стиснула меня в объятиях, продолжая всхлипывать. — Я очень рада, что ты доверился мне. Спасибо. Спасибо тебе за это. Ты можешь всегда мне рассказать всё что тебя волнует. И я в любом случае тебя поддержу. Понял меня?       — Да. ***       Сколько всё это длилось я не знаю. Боль была настолько сильная, что я потерял сознание, приходя в себя урывками и понимая, что он ещё не закончил. Вход в моё тело, казалось, был порван и превращён в мессиво, а он всё не останавливался, раз за разом кончая в меня. А я просто лежал с закрытыми глазами, хрипя и иногда подвывая.       Слёзы уже высохли, сил совершенно не было. Всё чего я хотел — чтобы это прекратилось, чтобы весь ужас закончился. Все эти стоны удовольствия, хлюпающие звуки, толчки, сперма. Как же это омерзительно. Так мерзко. Так мерзко от всего, что со мной произошло. Вот только отвращение к парням не появилось. Появилось лишь отвращение к нему. К самому мерзкому человеку из всех, что я знал. Не прощу. Никогда не прощу его за то, что он сделал со мной.       — Дааа... — послышался стон удовольствия, и он вновь кончил в меня.       Я лежал, крепко стиснув зубы, и молил, чтобы это был конец. Почувствовав, что из меня выходят, я невольно вздохнул, не открывая глаз. Плевать уже. Плевать на всё. Пусть хоть всё к херам мне порвёт. Ничего уже не вернуть назад. Всё кончено. Он меня сломал, уничтожил. Меня, мои чувства и ощущения, мою жизнь.       Почувствовав над собой тень, я приоткрыл глаза, посмотрев на парня с какой-то обреченностью.       — Ты сам во всём виноват! Ты виноват! Слышишь? Если бы ты мне не рассказал всего этого, то я бы это не сделал. Ты сам виноват. Ты и никто больше. Вот теперь и живи с этим, — выплюнул эти слова и ушёл, оставив меня лежать на ковре и истекать кровью.       Я вновь прикрыл глаза. Он прав. Во всём прав. Я сам виноват. Я и никто больше. Если бы я не рассказал, если бы не поцеловал... Я виноват. Я и только я.       Собрав все силы в кулак, я медленно поднялся с пола и вновь упал. Меня всего шатало. Голова кружилась, к горлу подкатила тошнота, всё тело трясло. По бедру стекала кровь. Мне даже страшно представить было что с моим задним проходом, но я решил не думать об этом.       Вновь поднявшись, я дрожащими руками натянул штаны и вышел из квартиры. Как оказался дома — не помню. Завалившись внутрь, я сполз по стенке и беззвучно зарыдал. Ко мне вышла мама и наверняка хотела начать гневную тираду. Я это чувствовал, потому что она всегда злилась в такие моменты, хотя так поздно я ещё не приходил никогда. Но, увидев в каком я состоянии, тут же позабыла об этом.       — Миша? Миш? Что случилось? Что с тобой? — обеспокоенно прошептала она, присаживаясь передо мной. А я не мог на неё посмотреть. Не мог. Мне было стыдно и мерзко. Я чувствовал себя униженным, растоптанным, никчемным и жалким. Я лишь продолжил всхлипывать, не отвечая. — Почему ты молчишь? Что случилось? Ты с Максом поссорился?       — Я не хочу говорить, — мертвенно-холодным голосом сказал я, отчего мама отшатнулась от меня, как от огня. Я поднялся на ноги и прошёл в свою комнату, закрывая на ключ.       Плюхнувшись на кровать, я вновь разревелся. Так плохо мне не было никогда. Я всё рыдал и рыдал, под конец лишь немного икая. За что он так со мной? Я ведь так его любил, так любил... С этого дня моё сердце закрылось на все замки. Сам я стал холодным и отстранённым. Ни с кем не общался, особенно с матерью. Почти не разговаривал. По ночам плакал в подушку, а на утро беспокойно ворочался и просыпался с глазами полными ужаса от тех снов, что мне снились. Мне постоянно снился он.       Каждый день. И во сне он раз за разом брал меня. Жестоко, беспощадно. Я молил, но он не останавливался, уничтожая меня. Сны мне совсем не помогали хотя бы попытаться забыть о том что произошло и жить дальше. Из дома не выходил, да и из комнаты тоже.       Впал в самую настоящую депрессию, а следом накатила апатия. Я просто часами лежал на кровати, бесцельно смотря в потолок. Мама пыталась разузнать и выведать, но всё что я сказал, это то, что сейчас не могу рассказать, но кое-что действительно случилось. А после я попросил её забрать мои документы из школы и уехать отсюда. Куда-нибудь. Неважно куда, только бы не здесь, не в этом городе и не в этой школе.       Мама сначала противилась, но я настаивал и сказал, что в школу не пойду и буду сидеть дома. Видимо, мой внешний вид и слова действительно напугали её и она решила всё же уехать, надеясь, что станет лучше.       Мы уехали. В конце августа мы уже жили в другом городе в новой квартире, а мама подала документы в новую школу. В сентябре я пошёл в школу, в десятый класс. Одноклассники оказались неплохими, хорошо приняли, вот только я замкнулся в себе и ни с кем не разговаривал и не дружил. За год я так и не нашёл друзей. Сам сидел один за последней партой, а одноклассники поняли, что у меня нет желания с ними ни дружить, ни общаться и просто отстали от меня, оставляя одного.       К психологу начал ходить спустя четыре месяца с момента изнасилования. Я просто никак не мог вернуться в прежнюю колею. Пытался, но постоянные ночные кошмары и страх вновь пережить подобное не давали мне жить. Я стал нервным, боялся выходить из дома. Всё думал, что встречу его, хотя это очень глупо. Но страх был, переживания были, ночные кошмары были. Депрессия всё нарастала, а апатия, равнодушие и хладнокровие поглотили меня. Маме так страшно стало за меня, что она решила отправить меня к психологу. А мне было всё равно и я начал ходить.       Поначалу я не разговаривал с психологом. Молчал. Она пыталась выведать хоть какую-то информацию, но я продолжал упорно молчать, отстраненно смотря на неё и разглядывая кабинет. Через время, из-за того, что ничего не менялось, она начала применять гипноз. Во время, наверное, четвертой попытки я, находясь в амебном состоянии, начал кричать. Вновь вспомнились все те ужасы, что я пережил. Я кричал, молил остановиться, говорил, что мне больно, плакал. А в конце выкрикнул имя.       Женщина всё сама поняла. Я ей толком не рассказывал. Она поняла, что меня изнасиловали. И что это был парень. Мне было стыдно, я чувствовал себя тогда униженным, но тем не менее ходил к ней. Она спокойно ко всему отнеслась и старалась ещё выведать информации, пыталась поддержать, что-то рассказывала. В один из дней у нас состоялся разговор про геев.       — Тебе всё равно нравятся парни?       — Да. То что со мной такое случилось не вызвало к своему полу отвращение. Отвращение появилось лишь по отношению к насильнику. Но при этом я всё равно не могу смотреть на парней, но не из-за какого-то омерзения, а скорее по той причине, что я боюсь... — на этом я замолчал и не смог рассказать дальше.       Как психолог ни пыталась расспросить, я больше ничего не сказал. После этого вновь наступили месяцы моего молчания. Она изредка что-то новое вытягивала из меня, но это ничего не давало. Потому что я не хотел идти навстречу. И она вновь начала применять гипноз, который через время вновь сработал, и я снова начал вспоминать те ужасные минуты, которые надеялся навсегда похоронить и оставить в прошлом.