Шот второй. Охота на Ласточку, или Выше только небо.

И снова маримба наполняет пространство моей квартиры. Я ненавижу эту мелодию. Я ненавижу все, что пытается вырвать меня из моего комфортного забытья. Я вообще ненавижу этот мир. И лишь осознание того, что это может быть тот самый, самый долгожданный, самый нужный звонок, заставляет меня проснуться и осознать, что за окном уже рассвело. Я благополучно проспал всю ночь пьяный вхлам, при открытой входной двери и с заряженным пистолетом на кухонном подоконнике. Я плетусь на кухню, выгребаю по пути банку Колы из холодильника, дергаю алюминиевое кольцо, как чеку гранаты. Банка при этом издает шипяще-хлопающий звук. И я жадно припадаю губами к открывшемуся отверстию. Сладкая шипучая влага разливается по всему рту, пробегает по горлу, щекочет нос. И лишь, когда телефон умолкает, я спохватываюсь и ускоряю шаг по направлению к окну. Подхватываю айфон и с сожалением обнаруживаю лишь три пропущенных от Макса и один – меньше минуты назад – от Михи. Продолжая лакать Колу, я трачу несколько секунд на размышления, стоит ли перезванивать. И все же нехотя, но набираю михин номер. Он отвечает молниеносно, не дав завершиться первому гудку. И, не дождавшись моего приветствия, начинает восторженно тараторить какой-то бред: – Блин, Тимур! Ну ты – реальный бизон! Как? Как ты это провернул? – Миха, давай потише, – я слегка отвожу телефон от уха, потому что каждое михино слово отзывается в голове пульсирующей болью. – Что я провернул? Но он меня не слышит и продолжает возбужденно орать в трубку: – Слушай, я просто охренел, когда узнал! Ты прости, что я так… ну, спасовал. Кто ж знал, что ты реально Акиру прижать сможешь. Имя Акира моментально заставляет меня забыть о похмелье. – В смысле прижать? Миха, кончай суету. Толком объясни, что произошло. – Так ты не в курсе что ли? Акира сегодня ночью с крыши спрыгнул. – Что?! Слова, прорвавшиеся из динамика в мой мозг, разрядами тока прокатились по нервам, парализуя каждую мышцу. Тело словно залили расплавленным свинцом. – Да, я сам не сразу поверил, – продолжает Миха. – Мне Макс позвонил. Говорит, до тебя дозвониться невозможно. Праздновал вчера, сукин сын? А? Без меня? – усмехается Миха, не видя моих остекленевших глаз и потому даже не подозревающий, в какой ад погружает меня своим весельем, – Короче, я так понял, Акира сегодня ночью с вертолетной площадки слетел. Вроде как сам. Никто не помогал. Свинец, заполнивший всё моё тело, на мгновение обретает эластичность лишь для того, чтоб позволить моим коленям подломиться и уронить меня на стоявшее рядом кресло. – … он… – я боюсь произнести это слово и оттого вжимаю голову в плечи, а потом все же выталкиваю из себя самый страшный в мире вопрос, – Насмерть? – Да, ты чё, Тимур? – поражается моей глупости Миха, – Конечно насмерть. Говорю же, с вертолетной площадки спрыгнул. А там двадцать пятый этаж. Так что без вариантов. Я тупо перевожу взгляд на банку Колы, будто это она совершила что-то безумное, что-то ужасное и необратимое. Потом растеряно смотрю на телефон, пытаясь понять сон это или явь. И снова подношу трубку к уху. – Это он? Точно он? Ты уверен? – я не верю, не хочу верить в услышанное. – Да, он-он. Уже опознали. Шрамы там у него какие-то, – отмахивается Миха. – Ну мощно ты его уделал. Требований, которые ты ему выставил, хватит на то, чтоб поглотить три четверти «Сора Иори Такаи». Ну, а на оставшуюся четверть, я думаю, ты копеек-то наскребешь, – и вкрадчиво добавляет, – могу и я чутка денег подсыпать… Телефон выскальзывает из руки и тяжело ударяется об пол. Мир теряет очертания и краски. Вокруг только черно-белые пятна и вакуум. «Чушь! – выдает мне остаток разума. – Это бред! Акира не мог. Он скорее убил бы того, кто прозевал детали кидалова. Да! Конечно! Это не он!» Я вскакиваю с места, почти бегом пересекаю кухню, коридор, выбегаю в подъезд и, лишь ворвавшись в лифт понимаю, что стою босиком и голый по пояс. «Плевать!» – отмахиваюсь я от голоса разума. Кабина лифта уже начала движение вниз. Поздняк метаться. Однако выбежав во двор и поскользнувшись голыми пятками на свежем снеге, я понимаю, что допустил еще одну оплошность: я не взял с собой ключи от машины. Но и это не спасает меня от безумия. Мне нужно добраться до офиса Акиры. Во что бы это ни стало. Я уверен, что стоит мне оказаться там и все изменится. Страшная новость окажется нелепой ошибкой. Акира будет жив. Мы поговорим, все выясним и сумеем заключить какое-нибудь разумное соглашение. Просто надо добраться до офиса. Даже и не думая о том, чтоб вернуться за забытыми вещами, я быстро нахожу другое, совершенно дикое решенье. Невдалеке от меня бухтит, выпуская из выхлопной трубы клубы вонючего бурого дыма, старенький праворульный Ниссан. Его хозяин, «вальсируя» вокруг этой развалины, любовно смахивает с крыши нападавший за ночь снег. – Братан! – ору я ему на бегу, – Слышь, мужик! Он оборачивается как раз в тот момент, когда я оказываюсь на расстоянии удара, и тут же получает мощную подачу в челюсть. Автомобильная щетка вылетает у него из рук и описав дугу копьем входит в сугроб недалеко от распластавшегося на снегу мужика. А я уже грею голой спиной холодную кожаную обивку сидения Ниссана и дергаными движениями нарезаю скорости механической коробки передач. В отличие от моей породистой Ауди, эта дворняга истошно скулит при каждом нажатии на педаль тормоза и огрызается злобным надрывным рыком, когда я пытаюсь разогнать ее более ста двадцати километров в час. Впрочем, я и сам издаю какие-то дикие нечеловеческие звуки. Пока бежал до машины успел нахвататься ртом морозного воздуха и теперь легкие жжёт так, что кажется они вот-вот оплавятся или вылетят вместе с кашлем на приборную панель. Но все это не важно. Мне просто надо добраться до офиса. Всю дорогу я прокручиваю в голове разговор с Михой: «Короче, я так понял, Акира сегодня ночью с вертолетной площадки слетел. Вроде как сам. Никто не помогал». «Да, ты чё, Тимур? Конечно, насмерть. Говорю же, с вертолетной площадки спрыгнул. А там двадцать пятый этаж. Так что без вариантов». «Да, он-он. Уже опознали. Шрамы там у него какие-то». Я вспоминаю, как впервые увидел исполосованное шрамами тело Акиры. И это воспоминание тянет за собой еще целую череду образов, точно ретроспективную кинопленку. Перед глазами призрачными слайдами мелькают памятные кадры: Акира, выпускающий из зацелованных мной губ столбик ментолового дыма; Акира, сидящий на полу вертолёта за несколько минут до прыжка; Акира с горящими глазами и восторженной улыбкой рассказывающий о том, как управлять вингом… его голос в шлемофоне: «Тимур… я тебя тоже…» Каждый этот флэшбэк рвущей болью отзывается в груди. Горло сжимает тугое невидимое лассо, так что становится трудно дышать, и весь мир застилает мутная солёная пелена. От злости и отчаяния я бью ладонями о руль. Все это какой-то грёбанный сюр. Это не может быть правдой. Я должен проснуться. Хочу проснуться. Я ударяюсь затылком о подголовник. Еще раз. Еще. Но ничего не происходит. Все это не сон. Мелькающий передо мной мир – грёбаная жестокая реальность. Постепенно ко мне приходит понимание того, что это я убил его. Я уничтожил то единственное в своей жизни, что любил по-настоящему. Я закрываю глаза, и солёный мир гаснет, уступая место розовым мерцаниям, проникающим сквозь опущенные веки. Я вжимаю педаль газа в пол. Точнее я думаю, что я вжимаю педаль газа в пол, потому что ноги заледенели настолько, что я не чувствую педалей. Лишь по возрастающему реву мотора и силе, вжимающей меня в сидение авто я понимаю, что начинаю набирать скорость. Я иду на таран. Я разобью этот грёбаный мир. Без Акиры он лишён всякого смысла. Я иду на таран. Я спокоен, как камикадзе, поднявшийся в небо в свой последний раз. «Камикадзе хренов! На похороны позовешь?» Я улыбаюсь: «Конечно позову, Миха. Приходи». Мне не страшно. Я больше ничего не боюсь. Я ухожу вслед за своим Айдолом. Туда, где даже небо ниже нас. Резкий удар вырывает меня из морока. Грудь пробивает руль. Лбом я впечатываюсь в лобовое стекло оставляя на нем паутину трещин и тёмное багровое пятно своей крови. Машину отшвыривает от лееров и начинает крутить, как в замедленном вальсе. Я улыбаюсь. Еще один удар о придорожный столб и Ниссан замирает, подставляя правый бок встречному авто. Я поворачиваю голову вправо и вижу, как две широко расставленные фары парят, покачиваясь, в метре над землей. Многотонная фура, груженная под завязку, отчаянно ревет клаксоном в каких-то Пяти метрах от меня В четырех В трех В двух