Шот второй. Охота на Ласточку, или Выше только небо.

И вот уже семь часов вечера. Я хожу из угла в угол, непрерывно поглядывая на спокойный, в отличие от меня, телефон. Тишина в квартире такая, что тиканье настенных часов звучит, как набат. Я слышу, как время от времени проезжает мимо моего этажа лифт. Слышу сквозь приоткрытое окно маты и истерично-издевательский смех подростков, оккупировавших детскую площадку во дворе. Но я не обращаю внимания на весь этот фон. Меня занимают совсем другие мысли. Сегодня, когда я покидал офис, он так и не остановил меня. Прошло уже восемь часов. За это время он наверняка ознакомился с оставленными мной документами, но так до сих пор и не позвонил. Я не получил от него ни единого послания. Ни-че-го. Возможно в разговоре просто уже нет смысла, потому что кто-то сейчас крепит кусок пластида к моему авто. Или засыпает в бензобак смесь марганца и сахарной пудры. Возможно. Я наливаю в стакан виски, делаю звучный глоток, так что огненный ком едва не застревает у меня в глотке. Сажусь на подоконник и наблюдаю за дверью своего подъезда. Время тянется, как тошнотворный бледно-розовый кисель. Хочется промотать этот момент ожидания. Подарить это впустую потраченное время тому, кому оно действительно необходимо. Но вместо этого я обречен провожать взглядом проходящих мимо людей, плывущие по снежному накату машины и глотать свой, создающий иллюзию спокойствия, виски. И вот одна из машин все же останавливается напротив моей подъе́здной двери. На улице уже совсем стемнело. Марки авто не разобрать. Я вижу лишь, как синхронно открываются все четыре двери. Синхронно выплывают темные силуэты. Двери захлопываются, тоже почти синхронно. Сплоховал лишь водитель, замешкавшись на долю секунды. И вся четверка уверенным быстрым шагом направляется в мой подъезд. «Значит всё-таки так ты решил, Акира? – я спрыгиваю с подоконника, продолжая бормотать, – Чёрт, как банально, Акира, как банально». Я поднимаю со стола ТТ, проверяю обойму, передергиваю затвор, аккуратно спускаю предохранитель. После чего выхожу в коридор и уверенно поднимаю ствол в направлении дверного проема. Дверь у меня не заперта. Я уже несколько часов жду гостей. «Ну давайте, парни. Кто первый? Вас всего четверо. Я смогу встретить каждого из вас дважды». Но парни меня не слышат. Или просто никуда не спешат. Дверь, разлинованная ровными выпуклыми квадратиками, точно плитка горького шоколада, тиха и неподвижна. Я изо всех сил вслушиваюсь, пытаясь уловить то, что происходит за ней. Но не слышу ровным счетом ничего. Ни шагов, ни шорохов, ни переговоров. «Ну, где же вы, ребятки-ребятки-ребятки?» – тихо напеваю я на мотив старой когда-то популярной песенки и в нетерпении переступаю с ноги на ногу. Вес пистолета совсем небольшой, но его хватает на то, чтоб через пару минут по мышцам побежала неприятная дрожь. Ладонь становится скользкой от пота. Да и не только ладонь. Прохладные тонкие струйки сползают по моим ребрам и спине. Лоб и кожа над верхней губой покрываются липкой испариной. Но я не чувствую страха. Скорее разочарование. Где-то в глубине души, я все же надеялся на хэппи-энд. Вчера, когда на пороге этой вот самой двери стоял Акира, я был уверен, что все теперь будет хорошо. Что компромисс будет найден. Что звери снова обратятся в людей. А сейчас я понимаю, что как только эта дверь распахнет и грохнет первый выстрел, моя жизнь совершит последний роковой кульбит, и имя Тимур Славанский украсит глянцевую поверхность чёрной мраморной плиты. Но прежде чем это произойдет, я успею разнести голову как минимум одному из непрошенных гостей. Тому, кто сунется ко мне первым. И те, кто сейчас готовятся штурмовать эту самую дверь, прекрасно это понимают. Поэтому не спешат на мой свинцовый прием. Спустя минут пятнадцать, я уже не в силах удерживать ТТ на весу. Я сгибаю руку в локте, прижимая ее к ребрам, как загипсованную, и медленно крадусь к двери, стараясь не выдать себя звуками шагов. Замираю, не доходя чуть больше метра, задерживаю дыхание, вслушиваюсь в тишину. Чудовищную. Неестественную. Заколдованную. Или это она вслушивается в меня? Я чувствую её кожей. Это она, тишина, сейчас треплет волосы у меня на затылке, заставляя их вздыматься, точно колючки дикобраза. Она разгоняет толпу мурашек по моим рукам. Я делаю еще один осторожный шаг, приближая себя к неизбежному финалу. И снова замираю. И снова вслушиваюсь. «Бзззз» Я вздрагиваю, едва не выронив пистолет, от вибрации, так не вовремя зародившийся в моем нагрудном кармане. Задорные звуки маримбы, вырывающие из динамика айфона, рвут тишину, выдавая мое присутствие. Не теряя драгоценные секунды, я, вышибаю ногой дверь, готовый пристрелить любого, кто за ней скрывается. – Аааааа, твари! – ору я в пустоту лестничных пролётов и вдруг понимаю, что никого здесь нет. Я один. Со мной лишь подъездное эхо, разносящее всем известный Apple-овский рингтон, рвущийся из моего кармана. В сердцах матерясь и вытирая рукавом футболки пот с лица, я возвращаюсь на кухню, бросаю пистолет на подоконник, не заморочившись поставить его на предохранитель и вынимаю из кармана айфон. На дисплее неизвестный мне номер. И первое, что может прийти на ум: «Звонит Акира». Конечно, Акира. Кто ж еще? А значит диалог будет. Значит еще не все потеряно. Я смогу его убедить. Я все исправлю. Главное, что он позвонил. Я делаю несколько коротких вдохов ртом, прочищая связки и стараясь унять волнение. – Раз, два, три, раз, – проверяю я собственный голос, как проверяют микрофон перед выступлением. И только после этого нажимаю кнопку «принять». – Да, я слушаю, – мой голос не подвёл, прозвучал именно так, как я того хотел, спокойно и чётко. – Здравствуйте, – отвечает мне приятный женский голос, – Городская стоматологическая клиника предлагает вам пройти бесплатный… Я едва не разбиваю телефон о стену. Лишь в последний момент мне удается заставить себя застыть на месте в позе бейсбольного питчера. Я рычу, стиснув передние зубы до скрежета, и через силу кладу телефон на подоконник рядом с ТТ. Плюхаю еще виски в стакан и сажусь напротив открытого настежь окна. Подставляю под сквозняк свою вспотевшую морду и продолжаю ждать. Акира не мог так просто проглотить то, что я ему оставил. Он должен чем-то ответить. Я снова смотрю на дисплей телефона. Поправляю пистолет, так чтоб было удобнее хватать его, если придется с кем-то соревноваться в скорости. И делаю еще один глоток виски. Пытаюсь сделать. Но едва моего языка касаются первые жгучие капли, за окном раздается выстрел. Всего один. Яркая вспышка из-за машины. Громкий хлопок. Я дергаюсь и опускаю взгляд на грудь. Туда, где по белой футболке растекается темное мокрое пятно… …виски. Этот резкий звук заставил меня вздрогнуть. Врезав стаканом по зубам, я пролил на себя добрую треть алкоголя. Теперь вискарь у меня не только внутри, но и снаружи. Я перевожу взгляд в окно и вижу, как толпа подростков, видимо кинувших петарду под колеса авто, с громким хохотом и воплями бросается врассыпную, прочь от ревущей сигнализацией машины. – Дебилы! – летит мой крик одновременно с брошенным в стену стаканом. Мокрая футболка отправляется следом в тот же угол. Я сползаю с подоконника и, сцепив руки на затылке, принимаюсь расхаживать по кухне, как заключенный по карцеру. – Чёртов садист. Звони уже! Звони или убей. Моя мольба тонет в пустоте квартиры. И лишь настенные часы продолжают отмерять тик-таки моего ожидания. Я поднимаю глаза, чтобы узнать, который сейчас час, но вместо циферблата вижу собственное отражение в стекле. Взъерошенные волосы, тёмные дуги под глазами, тяжело нависшие веки – делают это мокрое от алкогольного пота лицо чем-то зловещим. Точно оживший персонаж Кинга подглядывает за мной из глубины часового механизма. Впрочем, я тут же отгоняю от себя эту нелепую мысль. Это не то, что может волновать человека в моей ситуации. Я снова сцепляю руки на затылке и продолжаю расхаживать взад-вперед, словно маятник, поработивших мое отражение, часов. Возможно я бы и сам сейчас позвонил. Во мне не осталось сил на принципы и упрямство. Но я так и не обзавёлся номером личного телефона Акиры. А звонить на номер приемной его офиса в такой час бессмысленно. Ожидание и алкоголь вымотали меня, вызывая потребность занять горизонтальное положение. Я добираюсь до дивана и опускаюсь в его мягкие, успокаивающие объятия. Я проваливаюсь сквозь него в темноту и невесомость. Тишина обволакивает меня и, покачивая точно младенца в люльке, заставляет забыться тихим и опасным сном.