Фигуристы

      Спортивный сезон завершился победой Чуи на чемпионате мира в пятый раз подряд. После этого они с Осаму приняли участие в нескольких шоу в Японии и США, а затем вплотную занялись подготовкой к свадьбе.       Осаму не хотел привлекать внимание СМИ к помолвке, поэтому они договорились не выдавать информацию о грядущем торжестве. Кольца надевали лишь дома или в кругу близких, никаких фотографий с помолвки не выкладывали, а друзей и коллег попросили хранить всё втайне.       Когда Осаму и Чуя говорили о свадьбе, выяснилось, что им обоим представляется церемония в красивом романтичном месте, желательно на природе. Гостей планировалось немного, лишь самые близкие, к тому же хотелось обойтись без внимания посторонних, поэтому лучше всего подходил тихий уединённый уголок на берегу океана.       Именно таким местом оказался Гастингс-хаус. По своей сути это был роскошный частный сад с раскидистыми деревьями и цветочными клумбами, и сад этот располагался на побережье Тихого океана. Волны лениво облизывали берег, поросший кустарником. Ветер шелестел кронами деревьев. Закрытый для посторонних участок песчаного пляжа был идеальным местом для проведения церемонии. Сюда так и просилась увитая цветами арка, которая оформит молодожёнов на фоне океана в своеобразную фотографию.       Когда Чуя увидел парусник, колышущийся на волнах прямо напротив пляжа, он сказал:       — По-моему, вида лучше мы не найдём.       — Согласен, — кивнул Осаму. — Это именно то, что я себе представлял.       Определившись с датой, они вернулись домой и продолжили приготовления: заказали торт, музыкантов и фейерверк. Единственное, в чём Чуя и Осаму никак не могли прийти к общему мнению — это свадебные костюмы. То, что нравилось Осаму, отвергал Чуя, и наоборот.       Устав от очередного спора по поводу одежды, Осаму вышел на балкон проветриться и принялся бездумно листать ленту социальной сети. На глаза ему попалось сообщение, заставившее его сначала удивлённо застыть, а потом вернуться в комнату.       — Чуя, помнишь, я рассказывал тебе про своего кузена, от которого отреклась вся семья? — выпалил Осаму.       — Помню, конечно, — кивнул Чуя и уселся на постели, приготовившись внимательно слушать. — Из-за этой истории с отречением ты и навоображал себе кошмаров, боялся реакции своего отца.       — Да, так вот про кузена. До сих пор мы ни разу не общались, но сегодня он написал мне, что хотел бы сшить для нас свадебные костюмы. Он дизайнер одежды в Нью-Йорке и, как я понял, довольно известен в своей сфере. Зовёт нас с тобой к себе.       У Дазая-старшего, помимо родного младшего брата, имелась двоюродная старшая сестра. С кузиной, дочерью дяди, Осаму в детстве заставляли общаться часто. Он презирал её за глупость, но ради отца старался вести себя подобающе и играл роль заботливого брата. Когда он с головой ушёл в профессиональный спорт, времени на встречи с семьёй дяди почти не осталось, и Осаму это радовало — он не хотел тратить драгоценное время на раздражающую кузину. Что касается тёти Осаму, старшей сестры отца, то у неё было двое сыновей, и с ними ситуация обстояла куда сложнее.       Старшего сына тёти семейство единогласно одобряло. С детства отличавшийся прилежностью в учёбе, умом и самодисциплиной, он ещё в средней школе решил строить политическую карьеру, и, насколько знал Осаму, добился на этом поприще немалых успехов. Отец настаивал на общении с ним, пока Осаму был маленьким. Но из-за большой разницы в возрасте тот воспринимался скорее как друг отца, чем как старший брат. Да и настоящей заинтересованности в Осаму кузен не проявлял.       Его младший брат во всём был полной противоположностью старшего. Бунтовать против строгих родителей он начал ещё со средней школы. Красил волосы и ногти, прокалывал уши, нарочно рвал брендовую одежду, словом, делал всё, чтобы на него постоянно жаловались учителя, а родители наказывали и угрожали лишить наследства. Казалось, он был рождён для того, чтобы служить пятном на репутации своей семьи. В старших классах он увлёкся дизайном одежды, и всё, что выходило из-под его рук, может быть, и отвечало молодёжной моде, но категорически не нравилось его родителям. Отец, пытаясь перевоспитать сына, отправил его в закрытую школу для мальчиков, где он умудрился не только открыть ателье в общежитии и из-под полы продавать свою одежду другим ученикам, но и завести роман с одноклассником.       Кончилось всё это той самой историей, которой Осаму в юности боялся как огня — с кузеном разорвали все связи после того, как тот объявил, что живёт с мужчиной. Насколько было известно Осаму, ни родители, ни родной брат после этого ни разу не пытались наладить с ним отношения. Той же позиции придерживался отец Осаму и семья его брата. Большую часть времени все старались делать вид, что позорящего род кузена никогда не существовало в природе. Отец боялся, что несносный племянник-бунтарь может плохо повлиять на Осаму, и поэтому запрещал общаться с ним. Видя, как даже собственные родители сторонятся его, Осаму и сам не проявлял такого желания.       Так и вышло, что Осаму вживую ни разу не встречал знаменитого в узких кругах троюродного брата. Он помнил его по старым фотографиям, найденным на просторах интернета: дерзкий молодой человек с татуировками на шее и предплечьях. У него имелся пирсинг в ушах, носу и губе, а волосы были примерно такой же длины, как сейчас у Чуи, и он тоже собирал их в хвост. Одевался он как истинный бунтарь: в драные джинсы, чересчур обтягивающие кожаные штаны, футболки с провокационными принтами и тому подобные неприемлемые в кругу семьи вещи.       Фотографии с его свадьбы Осаму в подростковом возрасте тайком рассматривал, любовался и наказывал себя за то, что они ему нравятся. С тех пор прошло уже, кажется, десять лет. И вот теперь он неожиданно сам написал Осаму и пригласил их с Чуей к себе в дизайн-студию.       Решив, если не заказать ставшие яблоком раздора костюмы, то, по крайней мере, познакомиться с родственником, они отправились в путь. Четыре с лишним часа на самолёте и ещё два — на такси по запруженным автомобилями улицам Нью-Йорка, и они прибыли на место.       Нужная им студия занимала просторное помещение с огромными окнами, из которых лился солнечный свет. Девушка на ресепшн приветливо встретила их и повела к кабинету босса. Осаму с удивлением оглядывался по сторонам. Он, хоть и не раз бывал в студиях дизайна и ателье на примерке костюмов, нигде не видел такого масштаба.       — Прямо завод отгрохали, — озвучил его мысли Чуя.       Они прошли шоу-рум, огромную комнату со столами, на которых кроили ткань, зал со швейными машинами, несколько складов с материалами, и, наконец, подошли к кабинету руководителя и по совместительству главного дизайнера всего этого великолепия. Секретарь представила их и удалилась, плотно закрыв за собой дверь.       Лишь услышал имя Осаму, хозяин кабинета вскочил и кинулся пожимать ему руку.       В высоком представительном человеке в дорогом костюме с трудом узнавался кузен-бунтарь. Не считая виднеющихся из-под воротника рубашки татуировок, он выглядел как обычный деловой человек. Его коротко стриженные волосы были аккуратно уложены, пирсинга не осталось даже в ушах. Осаму отметил, что на нём так же не было и обручального кольца.       — Рад встрече, — улыбнулся тот и представился Чуе, пожав руку и ему: — Меня зовут Сакуноске Ода, я троюродный брат Осаму.       — Чуя Накахара, — ответил тот. — Ваши владения впечатляют. У вас, наверное, и звёзды одеваются?       — Пожалуйста, зови меня на «ты», мы всё-таки почти родственники, — попросил Ода. — Насчёт звёзд — да, бывает, что-то заказывают. Но ведь и вы звёзды спорта. Я смотрел Олимпиаду, и мне запомнилась ошеломительная разница в три сотые балла.       — Не напоминай, — вздохнул Чуя. — Это моя боль.       — После этого ты выиграл чемпионат мира, — напомнил ему Осаму. — В пятый раз. При том, что я выигрывал его всего трижды.       — Ты и сам понимаешь, что это разные вещи, — отмахнулся Чуя.       Секретарь принесла поднос с тремя чашками изумительного кофе и пирожными. Осаму с удовольствием вдохнул терпкий аромат, он давно не пил такого дорогого и качественного кофе. В последнее время они чаще всего глотали растворимый кофе из автомата на бегу.       — Зато с обменом медалями было красиво, я даже прослезился, — продолжил Ода тему Олимпиады. — Нигде не писали о том, что вы собираетесь пожениться, но я так предположил и оказался прав. Хочу сшить для вас костюмы. Судя по тому, что вы приехали сюда, вы не против?       — Ты настолько легендарная личность, что нам очень хотелось увидеть тебя вживую, — ухмыльнулся Чуя. — Я представлял тебя себе совсем иначе.       — Я тоже, — кивнул Осаму. — Где пирсинг, длинные волосы и вызывающая одежда?       Ода улыбнулся:       — Остались в юности. Сейчас мне незачем устраивать бунт, поэтому я превратился в заурядного человека средних лет. А почему я легендарен? Хотя, подожди, я догадаюсь, — остановил он открывшего было рот Осаму. — Наверное, тебя мной пугали? Что-то из тех страшилок, которые рассказывают детям о том, в кого они могут превратиться, если будут плохо себя вести.       Осаму смутился и промолчал, Ода же усмехнулся и махнул рукой, показывая, что всё нормально.       — Я привык, меня это даже забавляет. Крест матери, в семье не без урода, позор рода человеческого — всё это я слышал с детства.       — Разве тебя это не задевало? — усомнился Осаму. — Тяжело жить, когда все близкие настроены против тебя.       — Тяжело. Но я бунтовал для того, чтобы обратить на себя внимание родителей. Если я вёл себя послушно, меня никто не замечал. Старший брат всегда и во всём меня превосходил. Разумеется, его они любили больше, а я был всего лишь его тенью. Приходилось выделяться. Кстати, ты сказал, что представлял меня иначе. Но ведь мы с тобой один раз встречались, не помнишь разве?       — Нет. Я был уверен, что никогда не видел тебя.       — Ты был совсем маленьким, ещё плохо говорил. Вы с отцом приехали к нам в гости, с вами был твой воспитатель, не помню, как его звали. Строгий, но вполне нормальный мужик.       — Нацумэ, — подсказал Осаму.       — Да, точно. Так вот, он позволил мне играть с тобой. Ты был такой смешной, большеглазый и забавно смеялся. А ещё не мог выговорить моё имя целиком. И так пытался, и эдак. А потом вдруг взял и каким-то образом сложил мою фамилию и начало имени, и в результате получилось «Одасаку». Так и звал. Весь вечер с тобой играли, пока родители с братом беседовали на политические темы.       — Одасаку, — повторил Осаму. — Мне нравится, как это звучит, тебе идёт. Можно я так и буду тебя называть?       — Если хочешь, конечно, — с улыбкой разрешил Ода. — Если не будешь звать позором семьи, считай, ты уже выбился на сто очков вперёд остальных родственников.       — Они с тобой так и не общаются?       — Нет. Да зачем им я? Когда я уехал из Японии, отец вздохнул с облегчением. С глаз долой — из сердца вон.       — Я не понимаю, как ты пережил это, — покачал головой Осаму. — Я бы на твоём месте вены вскрыл.       — Ты и на своём месте это сделал, как я понимаю. Видел то интервью, где ты извинялся перед болельщиками и демонстрировал шрам. — Ода указал на запястье Осаму, закрытое браслетом, и неодобрительно покачал головой. — Слишком уж ты чувствительный и ранимый. Меня этот раздрай с родителями наоборот мотивировал и заставлял работать в поте лица.       — Эта чувствительность делает катание Осаму уникальным, — вставил Чуя.       — С этим я согласен. Совершенно не разбираюсь в фигурном катании, но на Олимпиаде я глаз не мог оторвать от проката Осаму. Это было очень эмоционально. Но в жизни такие эмоции только мешают. Я одного понять не могу, Осаму, почему ты не связался тогда со мной? Ты ведь прекрасно знал, что я был в той же самой ситуации. Я бы мог, если не помочь, то, по крайней мере, выслушать.       Осаму взъерошил волосы и виновато улыбнулся:       — Честно говоря, я и сам не знаю, почему не вспомнил о тебе. Зациклился на своих проблемах. Тогда мне казалось, что я совершенно один, и весь мир против меня. Хотя по факту рядом был тренер, который искренне хотел мне помочь.       Ода наклонился и серьёзно взглянул в лицо Осаму.       — Обещай, если понадобится помощь, то ты обратишься ко мне, — попросил он. — Я ведь всё-таки твой брат, а не чужой человек.       — Хорошо, я обещаю. Спасибо, Одасаку. И всё-таки, расскажи, как ты всего этого добился? — Осаму широким жестом обвёл пространство кабинета, имея в виду масштабы студии. — Насколько я помню, семья лишила тебя финансовой поддержки.       — Так и есть, пришлось пробивать дорогу самому. Ты представить себе не можешь, как я злился на родителей, на брата. Кажется, злость и помогла мне выстоять. Я готов был землю грызть, чтобы доказать отцу, что проживу без него. Очень много работал. Везде, где брали, лишь бы заработать.       — Знакомая история, — кивнул Чуя. — Ты зарабатывал на учёбу?       — Да, в том числе. Мне хотелось учиться в колледже дизайна, а это стоило немалых денег. Жил первое время в подсобке пиццерии, в которой работал, потом кочевал от одних друзей к другим. А чуть позже познакомился с Андре, он помог мне с жильём и колледжем, в котором сам учился. Представляю ярость отца, когда он узнал о нашей свадьбе. Я, разумеется, никого из них не приглашал, но фамилия в Японии известная, так что до него наверняка дошли слухи.       — Слухи дошли даже до меня, — вздохнул Осаму. — Я очень хорошо это помню и видел фотографии со свадьбы в сети. Кстати, я заметил, что ты не носишь обручальное кольцо. Прости, если лезу не в своё дело, но вы ещё вместе?       — Нет, мы разошлись. Мы с Андре всегда были слишком похожи, и вначале это привлекало, а потом наскучило. Дошло до того, что мы могли полностью предугадать слова и действия друг друга. Живёшь словно со своим отражением.       — Мне жаль.       — Ничего страшного, — отмахнулся Ода. — Мы расстались на позитивной ноте.       Андре Жид и Сакуноске Ода сразу понравились друг другу, во время учёбы снимали жильё на двоих, а через несколько лет поженились. Какое-то время пара оставалась в Нью-Йорке, потом переехала в родную для Жида Францию. Там и начались их разногласия. В конце концов, Ода подал на развод, вернулся в Нью-Йорк и основал собственную студию, в которой они сейчас и находились.       — У меня самого на свадьбе был обычный чёрный смокинг с белой рубашкой, но для вас хочется чего-то поярче. Я подготовил несколько эскизов, взгляните.       Ода протянул Осаму и Чуе листы бумаги, на которых изобразил их в парных костюмах. Здесь были и серебристые смокинги, и костюмы в сине-голубых тонах, и даже костюмы с явной отсылкой к программам с последней Олимпиады.       — Для каждого комплекта у меня есть всё, что нужно, можно выбрать любой. Но лично мне больше всего нравится вот этот, — Ода протянул Осаму оставленный напоследок листок.       — Охренеть!       — Ничего себе!       Чуя и Осаму воскликнули одновременно, и Ода рассмеялся, радуясь, что им тоже понравилось. Рисунок изображал женихов в костюмах одинакового кроя: приталенные пиджаки, жилеты, которые становились видны только при расстёгнутом пиджаке, белые рубашки с чёрной вертикальной полосой посередине, галстуки-бабочки и чёрные прямые брюки. Дизайнерское решение крылось в цветах пиджаков: для Чуи предполагался тёмно-синий, а для Осаму — глубокий винный. Бутоньерки были подобраны в цвет пиджака партнёра.       — По-моему, это отличный вариант, — сказал Осаму, внимательно рассматривая рисунок. Одасаку серьёзно постарался над деталями, даже обувь подходящую подобрал. Не забыл и о браслете Осаму, и о серёжке Чуи, с сапфиром и серебряной застёжкой. У Чуи пока её не было, но Осаму решил, что обязательно должен подарить ему такую.       После того, как с них сняли мерки, Осаму пригласил Оду на свадьбу. Вручив приглашение, он добавил:       — Мы будем очень рады тебя видеть, Одасаку. Гостей будет немного, только самые близкие.       — Я с радостью, — улыбнулся тот.       — Если ты с кем-то встречаешься, зови с собой, — добавил Чуя.       Ода покачал головой:       — Мы пока не в таких отношениях, но спасибо за приглашение. Сам с удовольствием приеду. Костюмы отправлю заранее. Вдруг понадобится что-то переделать.       Вскоре после этого Осаму полетел в Японию. Он хотел вручить приглашение отцу лично, а не по почте. Чую в последний момент пригласили участвовать в благотворительном шоу в помощь сиротам, и он не смог отказать организаторам. Пришлось лететь одному. Самого Осаму пригласили на шоу в Сайтаму, и он решил сначала выступить там, а на следующий день поехать к отцу.       Несмотря на то, что отец принял Чую и не высказывался против их отношений, тревога не покидала Осаму всю дорогу до отцовского дома. Свадьба — это официальное мероприятие, и отец мог отказаться принять новый статус сына. Откинувшись на заднее сидение такси, Осаму поймал себя на том, что по старой привычке обдирает кутикулу указательного пальца. Он отдёрнул руку и вытащил карандаш и карманный блокнот, которые всегда возил с собой ради таких случаев. Бездумное выведение узоров на бумаге отвлекало и успокаивало его.       Отец принял его сразу и попросил сесть в кресло для посетителей.       — Мы с Чуей решили пожениться, — начал Осаму с главного, чтобы не ходить вокруг да около и перестать нервничать попусту.       Лицо отца приняло озадаченное выражение. Он встал, походил из угла в угол, поправляя рамки фотографий, висевших на стенах, наконец, подошёл к окну и, не глядя на сына, задал вопрос, который поставил его в тупик:       — Это ведь не настоящий брак?       — Не настоящий?.. — переспросил Осаму. — Не понимаю, о чём ты. Церемонию проводит чиновник из мэрии, нам выдадут свидетельство о браке.       Отец нервно дёрнул плечом и продолжил, всё так же глядя в окно:       — Я имею в виду, что в Японии эта бумага не будет иметь никакого значения. Здесь ты по-прежнему останешься неженатым. Или, как правильно, незамужним? Я не разбираюсь в таких вещах, уж прости.       — Отец, это звучит так, как будто ты считаешь брак, заключённый в Сан-Франциско, несерьёзным.       — Дело не в городе, а в том, что новобрачные одного пола. Ты прекрасно знаешь, что такие браки в большинстве стран запрещены. В том числе и в Японии.       — Но мы живём и тренируемся в штатах. Здесь я только наездами.       — Если ты хочешь эту церемонию, дело твоё, я не могу запретить тебе развлекаться, как вздумается. Ты взрослый мужчина. Фамилию менять, надеюсь, не собираешься? — спросил отец, и от его холодного тона Осаму окончательно стало не по себе. Он будто снова оказался маленьким мальчиком, который делает что-то очень плохое и боится наказания за свои проступки.       — Я останусь Дазаем, Чуя — Накахарой, — ответил он и добавил: — Отец, свадьба очень важна для меня. Я бы хотел, чтобы ты приехал.       Осаму достал из кармана приглашение и выложил его на стол.       — Оно на двоих. Ты мог бы взять с собой Куникиду. Мори с женой тоже там будут. На приглашении написан адрес и дата, и…       — Осаму, — решительно прервал его отец. — Я не приеду. После шоу, которое вы устроили на Олимпиаде, оппозиция мне проходу не даёт. Они используют тебя как аргумент за то, чтобы я оставил должность. Почитай новости, газеты голосят о том, что я испорчу японскую молодёжь так же, как испортил собственного сына, обвиняют в падении нравов и демографическом кризисе. Среди населения у оппозиции большая поддержка, люди сейчас в основном придерживаются традиционных взглядов. В такой ситуации я не могу допустить, чтобы меня увидели на вашей радужной вечеринке, чем бы ты её не считал. Понимаешь?       — Но там даже не будет журналистов. Это частная территория, туда не пропустят фотографов. А сами мы договорились не выкладывать фотографии и видео в сеть.       — Тайное всегда становится явным, тебе ли не знать? Я не приеду, Осаму, это моё последнее слово. И будь добр, — отец, наконец, повернулся к нему лицом, оно выглядело серым и измождённым. — Пусть эта ваша свадьба подольше останется тайной, иначе оппозиция сожрёт меня с потрохами.       Домой Осаму летел в самом скверном расположении духа. Он планировал остаться в родительском доме на ночь, несмотря на плохие воспоминания о матери, пытавшейся задушить Чую, но после такого холодного приёма почёл за лучшее вернуться в Сан-Франциско. Там, по крайней мере, важное для него событие не называли радужной вечеринкой.       Дом встретил его странной атмосферой. Осаму не было в общей сложности около трёх суток, и за это время Чуя успел обзавестись синяком под глазом, Тачи — разбитой губой, а Рюноске — гигантской чёрной игуаной устрашающего вида. Все четверо сидели на кухне: люди по очереди пытались накормить сидящую на руках у Рюноске игуану разными продуктами, а та широко разевала пасть с явным намерением укусить кого-либо из присутствующих.       — Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит? — как можно спокойнее спросил Осаму. После неприятного разговора с отцом ему хотелось принять душ, лечь спать и не видеть гостей и игуан в своём доме.       — Мы устроили что-то вроде мальчишника, — объяснил Чуя. — Идея Тачи. Сначала, как говорится, ничего не предвещало беды, мы просто порубились в игры у Рю, заказали пиццу, сериал посмотрели.       — А потом нам стало скучно, и мы пошли на улицу, — со скорбным видом закончил Тачи.       — И вы решили купить игуану?!       — Мы её не покупали, — покачал головой Чуя. — Игуану спас Рю. Героически. А потом мы так же героически пытались с ней справиться, пока ловили и домой тащили, поэтому все в синяках и царапинах. Захватывающая битва с драконом на улице ночного Сан-Франциско. Жаль мы не засняли это зрелище!       Осаму повернулся к Рюноске в ожидании объяснений. Тот как раз скармливал игуане шпинат. Чёрная рептилия довольно похрустывала угощением и даже позволила себя погладить.       — Какой-то парень выкинул его на улицу, я подобрал, — просто объяснил Рюноске. — Это, кстати, самец чёрной мексиканской игуаны. Его зовут Расёмон.       — Честно говоря, мне плевать, как его зовут, — утомлённо вздохнул Осаму. — Я устал и ужасно хочу спать.       — Но ты же хотел заночевать у отца, — вспомнил Чуя. — Кстати, почему ты вернулся так рано?       — Отец не приедет на свадьбу. Говорит, оппозиция использует меня против него. А, и по его мнению, наша свадьба не настоящая, потому что гей-браки не признаются в Японии.       Чуя выругался и попросил друзей разойтись по домам. Тачи ободряюще похлопал Осаму по плечу и пошёл к двери; Рюноске, довольно ловко подцепив жующего шпинат Расёмона, взвалил его себе на плечи и последовал за Тачи.       Когда они остались одни, Чуя подошёл к Осаму, крепко обнял его и прошептал:       — Мне очень жаль. Но между вами хотя бы всё нормально, не поругались?       — Вроде бы да. Хорошо хоть Одасаку приедет.       — И Мори. Он же у тебя «отец на замену»? — хмыкнул Чуя.       Осаму через силу улыбнулся и, устроив подбородок на голове Чуи, закрыл глаза. Строгое лицо отца до сих пор стояло перед мысленным взором.       — Как ты? — спросил Чуя, поглаживая его по спине.       — Расстроен, зол и разочарован.       — И опять боишься того, что отец перестанет с тобой общаться?       — Ты слишком хорошо меня знаешь, — вздохнул Осаму.       — А ещё знаю, что тебе сейчас не помешает горячий шоколад с маршмеллоу и нормальная еда, а то ты ведь только в самолёте ел. Садись, я приготовлю. Заодно успокоишься и потом сможешь быстро заснуть.       Осаму уселся на стул и прислонился к стене, предоставляя Чуе хозяйничать на кухне. Горячий шоколад с маршмеллоу действительно оказался неплохим средством от грустных мыслей: боль от отказа отца немного притупилась.       — Расскажи ещё про игуану, — попросил Осаму, пока Чуя готовил мясо. — Почему вы принесли её к нам?       — Ну, бредовая история, конечно. Зато будет, что вспомнить. Как и сказал Рю, игуану на улицу выбросил какой-то парень. Рю, как увидел Расёмона, помчался за ним, ну а мы с Тачи, соответственно, решили догнать Рю. Так и бегали друг за другом: игуана от нас, мы за ней. Полночи ловили, бегали как идиоты по улицам зигзагами. Этот чёрт быстрый и чёрный к тому же, хрен разглядишь в темноте. Один раз потеряли, час в траве шуршали, пока Тачи на дереве его не разглядел. Пришлось за ним лезть, в процессе Расёмон разбил Тачи губу, а потом меня за лодыжку укусил, хорошо хоть я в джинсах был, не больно. Ну и вся беготня закончилась около нашего дома. Тут игуану удалось накрыть курткой Рю. Куртки больше нет, зато Расёмон с нами.       — А почему его зовут Расёмон? В честь киотских ворот, в которых жил демон?       — Ну кем-то эта тварь явно одержима, — хмыкнул Чуя. — То-то Хигучи будет рада.       — А где она была во время мальчишника?       — Тусила с Гин. Ты извини, что мы без тебя тут веселились, это всё как-то спонтанно вышло. Я-то думал, у тебя всё на мази.       — Всё нормально, я переживу, что гигантскую агрессивную игуану ловили без моего участия, — рассмеялся Осаму.       — Тебе достался зверь получше, смотри, — Чуя подцепил лопаткой аппетитно пахнущий кусок говядины и аккуратно положил на тарелку. — И смирный, к тому же, за лодыжку точно не укусит.       Следующие несколько недель заняли бесконечные предсвадебные хлопоты. От Осаму с Чуей постоянно требовалось то одно, то другое. Они заранее отказались от профессионального свадебного организатора, и сейчас Осаму начинал об этом жалеть. Нужно было выбрать цветы, музыку, посуду, скатерти и угощение, подумать о рассадке гостей, поставить свадебный танец и, разумеется, купить обручальные кольца.       В ювелирный салон они поехали вместе и выбрали тонкие кольца из белого золота с изящной вязью посередине. Пока Чуя рассматривал вязь, стоя у широкого окна, Осаму жестами попросил продавщицу упаковать серёжку с сапфиром и серебряной застёжкой, такую же, как на рисунке Одасаку. Девушка понимающе улыбнулась и в мгновение ока оформила серёжку в синюю бархатную коробочку, которую Осаму тут же незаметно сунул в карман.       Когда Осаму не был занят подготовкой к свадьбе, воспоминание об отказе отца продолжало мучить его, особенно по ночам. Разум услужливо подкидывал ему картины как неприятного прошлого, так и ещё не случившегося, но ещё более неприятного будущего, где отец под давлением общественности отказывается от сына. В конце концов, ему начало казаться, что отец просто прикрывается мнением оппозиции, а на самом деле осуждает гей-браки. То, что отец попросил не рассказывать о свадьбе прессе как можно дольше, только усугубляло эти подозрения. Всё сильнее казалось, что отец стыдится его.       Осаму старался не думать об этом, по возможности занимал всё свободное время делами, но застарелый страх иногда давал знать о себе в самые неожиданные моменты. Отец не связывался с ним после разговора в Токио, и это подпитывало тревогу. Чуя, как мог, пытался отвлечь и успокоить его; Одасаку, с которым Осаму поделился своими опасениями, честно сказал, что подозрения обоснованы, но отец вряд ли откажется от него, раз уж не сделал этого после каминг-аута. Эти слова немного успокоили Осаму, но чувство вины продолжало грызть его изнутри. Вновь появилось желание наказывать себя, и пришлось вернуться к перебиранию кубиков льда и краскам для тела.       Костюмы от Одасаку пришли через две недели после примерки и сели, словно вторая кожа. Оставалось лишь за день до торжества позаботиться о бутоньерках.       — Если я не ошибаюсь, именно такого цвета была форма, в которой ты был, когда мы познакомились, — задумчив проговорил Осаму, разглядывая костюм Чуи в отражении большого зеркала. — Значит, ты тоже понимал ещё в тринадцать лет, что этот цвет тебе идёт?       — Гин понимала. Мы с ней вместе выбирали форму для тренировки на юниорском этапе Гран-при. Я в оттенках никогда особенно не разбирался. Всё, что мне хотелось — это произвести на тебя впечатление. И, судя по тому, что ты до сих пор помнишь ту мою форму, мне это удалось.       Чуя расплылся в самодовольной улыбке, и Осаму легонько толкнул его локтём в плечо, чтобы не зазнавался. Конечно, Чуя тогда произвёл на него впечатление, и оно было настолько мощным, что Осаму упал на лёд от переизбытка эмоций.       В предсвадебных хлопотах время летело очень быстро. Танец под Can't Help Falling in Love Элвиса Пресли Поль Верлен поставил буквально за два дня. Движения он подобрал несложные, но чувственные и очень эмоциональные. От молодожёнов не требовалось ничего сверхъестественного, лишь идти за музыкой и отдаться чувствам.       Рано утром в день торжества Осаму, Чуя, Гин, Рюноске и Коё сидели в гостиной последней и занимались цветочными композициями: нужно было изготовить гирлянду, которая украсит собой арку, а также букеты на каждый столик. Отбором цветов занималась Гин, она подобрала синие, фиолетовые и белые орхидеи, разбавила их цветками поменьше и зеленью. Названий всего этого великолепия ни Осаму, ни Чуя не знали, но смотрелось это сочетание очень красиво. Гин после окончания спортивной карьеры собиралась стать флористом.       С букетами помогал Рюноске с восседавшим на его плечах Расёмоном. Чтобы он не жевал цветы, Рюноске периодически засовывал в рот своему питомцу листья салата, которыми тут хрустел с видимым удовольствием. Гин косилась на игуану с опаской, и её опасения не были напрасными: Расёмон признавал только одного хозяина — Рюноске, а все остальные в любой момент рисковали лишиться если не головы, то, по крайней мере, пальца. Ичиё он укусил уже трижды, несмотря на то, что она старалась быть ласковой, помещала в террариум отборные фрукты и даже самолично поймала для Расёмона нескольких кузнечиков.       — Я немного устала, пойду наверх прилягу, — сказала Коё и потянулась, расправляя плечи. — Вы же закончите тут без меня?       — Конечно, — бодро ответила Гин.       От её громкого голоса Расёмон немедленно вскинулся, гребень на его спине и шее встал дыбом. Рюноске погладил его, протянул питомцу новый лист салата, и тот, успокоившись, принялся за еду.       Чуя нахмурился, молча провожая поднимающуюся по лестнице Коё обеспокоенным взглядом. Когда дверь в её комнату закрылась, он ещё пару минут пытался заниматься цветами, но потом решительно отложил и шепнул Осаму:       — Пойду проверю, как она.       — Я с тобой, — ответил тот. Осаму был уверен, что всё в порядке, но ему хотелось увильнуть от дальнейшего корпения над цветочными композициями. В конце концов, сегодня был его праздник, и он имел право немного побездельничать.       — Коё, можно нам к тебе? — спросил Чуя через дверь, когда они с Осаму поднялись наверх.       — Заходите.       Коё лежала на боку, подложив руку под голову. Она побледнела и тяжело дышала. Глядя на неё, забеспокоился и Осаму. Коё болела очень редко, и её внезапное недомогание вызывало тревогу.       — Ты заболела? — спросил Чуя и взял её ладонь в свою. — Может, отвезти тебя в больницу?       Коё тяжело присела на кровати и потрепала его по волосам свободной рукой.       — Со мной всё в порядке, не беспокойся. Просто устала.       Чую этот ответ не удовлетворил. Он серьёзно взглянул ей в глаза и попросил:       — Коё, пожалуйста, скажи, как есть. Я же вижу, что-то не так.       Осаму понял, что Чуя боится потерять приёмную мать, как ранее родителей. Коё тоже это поняла.       — Ох, ты действительно переживаешь, — кивнула она. — Ладно, я хотела рассказать после свадьбы, но так уж и быть, скажу сейчас. Я не заболела, я жду ребёнка.       — Нифига себе! — воскликнул Чуя. — Правда?!       — Правда, — улыбнулась Коё. — Пока никто не знает, кроме Огая. И вы молчите оба, пожалуйста. Сегодня ваш день, и я не хочу, чтобы все суетились вокруг меня.       — А кого ждёшь, мальчика или девочку? — спросил Чуя. Он чуть ли не прыгал от радости и облегчения от того, что с Коё не случилось ничего страшного.       — Пока не знаю. Но мне почему-то кажется, что это будет девочка. Готовься к младшей сестрёнке.       Осаму тоже что-то сказал, вроде бы поздравил, но мысли его витали далеко. Словосочетание «младшая сестра» вызвало у него неприятные ассоциации с безумием матери и тем, как она забыла своего сына.       Когда они с Чуей спустились вниз, Гин уже закончила с цветами и разговаривала с Рюноске. Кажется, возмущалась тем, что Расёмону всё же удалось утащить один из её драгоценных цветков.       — Поверить не могу! — прошептал Чуя так, чтобы друзья их не услышали. — У меня будет сестра!       — Ага, — ровным голосом ответил Осаму и отвёл глаза.       — Ты чего? — удивился Чуя.       — Да так… есть у меня опыт с младшими сёстрами… — вздохнул Осаму.       Чуя вытаращился и потащил его за руку на балкон, чтобы Гин и Рюноске точно не услышали ни слова из их разговора. Он плотно закрыл за ними дверь и возмущённо уставился на Осаму.       — С Коё и девочкой всё будет в порядке! — безапелляционно заявил Чуя.       — Тут тоже есть лестница, — пожал плечами Осаму. — А если есть лестница, значит, можно оступиться и уронить ребёнка.       — Слушай, то, что произошло с твоей мамой — ужасно, но ты ведь понимаешь, что таких случаев происходит один на миллион?!       — И всё же такое бывает.       — Ага, а ещё бывают пожары в домах, но мы же как-то в них живём. В любом случае, Коё — очень сильный и разумный человек, ты ведь знаешь. Она не сойдёт с ума и никого не забудет.       — А я не за неё боюсь, а за тебя. У тебя была потеря голоса и панические атаки после утраты родителей. Кто знает, что может случиться, если ты потеряешь сестру?       — Подожди, ты считаешь, что это я могу сойти с ума и забыть тебя?! — громко возмутился Чуя.       — Ну, не то, чтобы я так считал, просто само собой пришло в голову. Такая у меня странная логическая цепочка: младшая сестра-смерть-меня не помнит человек, который мне дорог.       — То есть в твоей голове всё должно происходить так: моя младшая сестра падает на лестницу и умирает, я от горя схожу с ума и забываю тебя? Слушай, с такой фантазией тебе надо книги писать, а не на коньках кататься.       — Я знаю, что это звучит, как бред. Проблема в том, что нечто похожее со мной уже происходило.       Чуя заставил Осаму наклониться, сжал его лицо в ладонях и чётко произнёс:       — Так, слушай меня внимательно, потому что второй раз я это повторять не буду. Со мной может произойти всё, что угодно, никто не застрахован от случайностей. Но я никогда, ни при каких обстоятельствах тебя не забуду. Ты — самое важное, что есть в моей жизни. Понятно тебе, красивая, но глупая голова?       Для верности он несильно боднул Осаму в лоб и поцеловал.       — Тянет на свадебную клятву, — прошептал тот. — Спасибо, Чуя. Мне стало легче.       — То-то же. Давай, приходи в себя, нам выезжать через час.       Осаму с Чуей и помогающие им Гин, Рюноске и Тачи приехали в Гастингс-хаус раньше остальных. Местный персонал уже сервировал столы и расставлял стулья. Арка заняла своё законное место на пляже у кромки океана. Гин занялась украшением арки, Тачи с Рюноске — букетами на столах и карточками с именами гостей, а Осаму с Чуей ушли в коттедж приводить себя в порядок.       Коттедж Гастингс-хауса рассчитывался на небольшое количество человек, здесь гости могли провести ночь и просто отдохнуть. На первом этаже располагался небольшой светлый зал с начищенным до зеркального блеска полом, мягкими креслами под старину и большими зеркалами в тяжёлых позолоченных рамах. Перед одним из таких зеркал Осаму с Чуей вертелись после того, как переоделись в праздничные наряды.       Чуя в синем свадебном костюме выглядел всё так же сногсшибательно. Он распустил волосы и уложил их каким-то специальным средством, так что теперь они мягкими локонами спускались ему на спину. Ярко-рыжие пряди так красиво контрастировали с синевой пиджака, что Осаму несколько минут не мог отвести от жениха восхищённого взгляда. Чуя не замечал этого, он был занят тем, что прикалывал к ткани пиджака изготовленную Гин бутоньерку с фиолетовыми и белыми орхидеями.       — Мне кажется, это тебе понадобится, — произнёс Осаму и протянул Чуе синюю бархатную коробочку. — Это не кольцо, — добавил он со смешком, заметив удивление на лице Чуи.       Увидев серёжку с сапфиром, Чуя восхищённо присвистнул. Она действительно идеально подошла к костюму и образу в целом, Одасаку изобразил на том эскизе совершенство. Осаму сам надел её, защёлкнул застёжку и поцеловал Чую за ухом.       Сегодня у обоих на безымянных пальцах красовались кольца, которыми они обменялись на помолвку, и совсем скоро к ним должны были добавиться обручальные. Осаму разглядывал их отражение в зеркале и наслаждался тем, как они выглядели друг с другом. Осаму сшитый Одасаку костюм винного цвета тоже очень подходил, ему даже пришла в голову мысль сшить на следующий сезон винный костюм для соревнований. Волосы он уложил назад, чтобы они не закрывали лицо, как часто делал на турнирах.       Любование собой и друг другом прервал стук в дверь.       — Войдите, мы тут, — позвал Чуя.       К изумлению Осаму, в зал вошёл Куникида. Он был в классическом чёрном костюме, неизменных очках в тонкой оправе и с каким-то смущённым выражением лица. Он подошёл к застывшим на месте женихам и, глядя Осаму в глаза, проговорил:       — Добрый день, господин Дазай. В последнюю минуту мне всё же удалось убедить вашего отца приехать сюда. Я…       Осаму не дал ему договорить. Он сгрёб Куникиду в объятия, лишив того дара речи, и шептал, не в силах остановиться:       — Спасибо, спасибо, спасибо!       С души словно свалился огромный камень, Осаму сразу стало проще дышать оттого, что отец всё-таки приехал на свадьбу и не держит на него зла, не стыдится.       Неизвестно, сколько времени он бы ещё обнимал оторопевшего Куникиду, если бы Чуя притворно не возмутился:       — Эй, отлипни от него! Ты вроде как за меня замуж выходишь! Мне начинать ревновать?       — Прости, — улыбнулся Осаму и отпустил Куникиду, который немедленно принялся разглаживать складки на костюме. — И вы извините, Куникида, я просто очень рад вас видеть. Честно говоря, и не надеялся уже. А где отец?       — Снаружи. Он там встретился с Сакуноске Одой. Вам стоило заранее сказать, что вы пригласили его.       — А что, они могут подраться? — поднял бровь Чуя.       — Разумеется, нет. Но отношения между ними прохладные, если не сказать большего. В своё время Ода сильно скомпрометировал себя и подпортил репутацию семьи.       — Прямо, как я сейчас, — добавил Осаму. — Просто мне больше повезло с отцом, чем Одасаку. Я надеюсь, они помирятся; им всё равно за одним столом сидеть, больше вас посадить некуда.       Когда Чуя и Осаму подошли к увитой цветами арке, белые складные стулья уже были заняты гостями. Чиновник по фамилии Гибсон, прибывший из местной мэрии для заключения брака, дожидался начала церемонии. В первом ряду действительно сидел Дазай-старший. Осаму улыбнулся и помахал отцу рукой, тот сдержанно кивнул в ответ. Слева от отца сидел Куникида, а справа — Мори и Коё. Она успела прийти в себя после утреннего недомогания и в своём голубом платье выглядела свежей и отдохнувшей. Одасаку сидел рядом с Верленом и Рембо и, поймав взгляд Осаму, показал ему большой палец.       Прибой умиротворяюще шумел в двух шагах от арки, цветы на ней трепетали от лёгкого ветерка, из сада Гастингс-хауса доносилось пение птиц. Песок мягко шуршал под подошвами туфель, пока Осаму шёл к арке и становился рядом с Чуей.       Солнце золотило рыжие пряди, отражалось в синеве глаз и гранях сапфира. Осаму физически ощутил исходящее от Чуи чистое счастье, и оно полностью вторило его собственному душевному состоянию.       Мистер Гибсон тактично прокашлялся, привлекая внимание женихов к себе, и низким звучным голосом провозгласил:       — Добро пожаловать, дорогие члены семей и друзья этой прекрасной пары! Мы собрались здесь, чтобы засвидетельствовать союз двух родственных душ — Осаму Дазая и Чуи Накахары — и помочь им соединиться в священных узах брака. Чуя и Осаму, помните, что брак — это принятие, понимание и прощение. Вас ждут как трудные, так и радостные дни. Что бы ни произошло, держитесь за руки и не отпускайте друг друга. — Гибсон неожиданно подмигнул Чуе и совсем другим тоном продолжил: — Я был обязан сказать всё это как чиновник мэрии, а как болельщик напомню, что вы не только влюблённая пара, но и соперники, и вся Америка ждёт от вас, Чуя, победы на следующей Олимпиаде.       — Уж не сомневайтесь! — хмыкнул тот. — В третий раз я ему не проиграю.       — Это мы ещё посмотрим, — не остался в долгу Осаму.       Раздались смешки, гости переговаривались и, кажется, делали ставки. Гибсон вновь напустил на себя торжественный вид и повернулся к Осаму.       — Осаму Дазай, берёте ли вы Чую Накахару в законные мужья, клянётесь ли любить его, доверять ему, защищать его, пока смерть не разлучит вас?       — Клянусь, — ответил Осаму. — Клянусь быть для Чуи хорошим мужем, преданным другом и честным соперником сегодня и навсегда.       Гибсон кивнул и задал тот же вопрос Чуе.       — Клянусь. Я влюбился в Осаму, когда мне было десять, и уверен, что не разлюблю никогда. Осаму, ты моё прошлое, настоящее и будущее. Ты — моя жизнь. И так будет всегда.       Женихи обменялись обручальными кольцами. Пальцы дрожали от волнения, когда Осаму надел кольцо на безымянный палец Чуи и задержал его ладонь в своих.       — Теперь, когда вы заявили о своей вечной любви и преданности друг другу в присутствии ваших близких, мне доставляет огромное удовольствие объявить вас супругами. Теперь вы можете поцеловаться.       В этот момент Осаму почему-то вдруг вспомнил о том, что на него смотрит отец, и ему стало неловко. Он закусил губу и опустил взгляд, не решаясь посмотреть ни на него, ни на Чую. И в этот момент почувствовал лёгкое прикосновение чужих губ к щеке. Чуя прошептал ему на ухо:       — Всё в порядке, поцелуемся, когда останемся наедине.        Осаму кивнул, ему снова стало легко. Взявшись за руки, они торжественно прошли по проложенной между рядами стульев ковровой дорожке. Гости хлопали, поздравляли, обнимали молодожёнов. В конце концов Дазай-старший тоже не выдержал и крепко обнял Осаму. Его глаза блестели от слёз. Рядом, не сдерживаясь, Коё рыдала на плече у Чуи.       — Ну-ну, успокойся, никто же не умер, — утешал её Чуя.       — Да ты сказал про то, как влюбился в десять лет, и я сразу вспомнила, как ты заговорил, когда увидел его прокат, — рыдала Коё. — А сейчас ты стал таким взрослым и красивым, и вы теперь женаты. Это же чудо просто!       — Коё, пойдём в сад, — позвал Мори. — А то Чуя сейчас тоже расплачется, а ему нельзя, у него праздник.       Коё шмыгнула носом, отпустила Чую и позволила Мори увести себя на скрытую от любопытных глаз кованую скамейку в окружении роз.       Когда все расселись за столами, начался пир горой. Особенно гостей впечатлил торт: двухъярусный, выполненный в сине-фиолетовых тонах, его венчали фигуры двух мужчин в костюмах и крохотных конёчках из мастики.       Когда гости произносили тосты за счастье молодых, Одасаку первым делом отметил, что они отлично выглядят, и Осаму усмехнулся:       — Твоими стараниями.       — Я работал лишь над костюмами, — покачал головой Одасаку. — Вас украшает любовь. Вряд ли в мире есть украшение красивее этого.       Чуть раньше Осаму спросил у него, как прошла встреча дяди с племянником, и напрасно ли беспокоился Куникида. Одасаку успокоил его, сказав, что Дазай-старший удивился, увидев его, но был с ним приветлив, расспросил о студии в Нью-Йорке. Поведал и последние новости о семье Одасаку: родителях и брате. Словом, ввёл в курс дела и даже предложил заехать в гости, когда тот будет в Токио.       — Вы с отцом — мои самые любимые родственники, — улыбнулся напоследок Одасаку. — Мне очень приятно быть здесь и спустя столько лет ощущать, что у меня есть семья.       Когда стемнело, а в саду зажглись лампочки, молодожёны станцевали свой танец под Can't Help Falling in Love. Осаму уже не волновало возможное осуждение отца, он думал лишь о Чуе — его словах у алтаря, блестящих глазах, его руке в своей — и повторял за Элвисом вечные строки:

Возьми мою руку, возьми и всю мою жизнь, Потому что я не могу не любить тебя.