Младшая княжна Юсупова

— Ах, Лиза, отчего же? — Заливаясь смехом, все громче и громче, спросила Пелагея. — Всё это скверная банальщина. — Нахмурив брови и выдерживая гримасу, низким голосом спарадировала цесаревна, вероятно, Андрея Ивановича, отчего смех княжны усилился. По полу-светлому коридору прошёлся лёгкий гул девичьего смеха. Во дворце до сих пор не было никого. Единственное, только стража, будущий император, государственный лекарь Лесток и слуги. Остальные, видимо, решались приехать только к утру после похорон государыни. Но даже учитывая такой исход, девушки могли спокойно делать что душе угодно, ведь и лекарь, и император находились в левом крыле дворца, следовательно, в правом не было никого кто бы мог помешать их веселью. — Ох, Лиза, не делай так больше. — Приводя в порядок дыхание, успокоилась княжна. — Лучше скажи, — она снизила тон, беря цесаревну под локоть — видела ли ты как Петр Алексеевич на ужине смотрел на тебя? Не кажется ли тебе, что... — Кажется, — перебила Лиза — и не только кажется, сама убедилась в его симпатии. — Она выдохнула. — Письма шлёт мне, приглашения разные, да только не тем голова у императора будущего забита, понимаешь? А ведь пока он мальчишка только, а после завтра императором называться будет, как затащит меня мальчишка этот под венец силой, всего-то из-за юнешеской любви, и что потом делать? Пелагея громко выдохнула. — Ладно, — бросила цесаревна — давай не будем об этом. — Она лукаво улыбнулась, посматрев на свою младшую фаворитку. — Теперь ты мне скажи, как тебе Ванька Долгоруков? А? Младшая Юсупова ненароком улыбнулась. — Ну вижу же, — улыбнулась Лиза, легонько дёрнув собеседницу — а Ванька-то как смотрел, и глазу не оторвал! Это после того как ты с Петрушей урок фехтования провела? — Видимо. — Не скрывая улыбки, княжна пожала плечами. А потом поняла, что... — Погоди, я же тебе не рассказывала об этом. Елизавета махнула рукой. — Наталья Алексеевна все рассказала мне сегодня. — Вы наконец помирились с Натальюшкой? — Не меня она ненавидела, а батюшку моего, сама наконец-то это признала. Но мне хорошенько так досталось. — Она улыбнулась. — Ещё племянница рассказала мне, будто подарила тебе второй том какого-то французского романа, да и забыла отдать. — Точно! — Воскликнула княжна. — Хочешь покажу тебе этот роман? Он у меня в покоях, пойдем же. — Пелагея потянула улыбающуюся цесаревну за собой в сторону своей опочивальни. — Ты просто не поверишь, как там описывается главный герой! — Отворив дверь, княжна увидела такую картину, которую ни в коем своем воображении не смогла бы найти; Прасковья, сидевшая на кровати собственной сестры безжизненным взглядом окатила её с ног до головы. Она плакала. Её лицо было красным, а на щеках красовались следы от слез. Корни волос у висках были мокрые, плечи сгорблены, а руки дрожали. В середине комнаты, словно гроза в ясном небе, стоял... батюшка. Он не обернулся даже когда Полина вошла, да это и не нужно. Она сразу узнала его по широким плечам, длинной шее и трости, на которую ему приходилось опираться. — Ну здравствуй, доченька. — Он все же взглянул на нее. Юсупов никогда не был жесток к собственным детям, но если его довести до такого состояния, он становился почти безумным, хотя мог контролировать себя, но из-за собственных нравов все же не особо старался, после чего жалел достаточно долгое время об этом. Вся эта картина начала нагнетать сразу же, немедля. Становилось плохо, ком все ближе и ближе поднимался, безжалостно сжимая горло, хотя княжна и не понимала, что происходит, ей все равно становилось не по себе сразу же от такого батюшкиного тона. — Прошу прощения. — Воскликнула Лиза, и сделав реверанс взглянула печальным взглядом на Прасковью. Она грустно кивнула княжне и вышла за пороги покоев, прикрыв за собой дверь. Однако далеко она не ушла. Прижавшись к стене, цесаревна начала прислушиваться. Григорий Дмитриевич вздохнул. — Вот, доченька, и увидеться мы с тобой толком не успели как уже... — Он присел за стол, томно бросив взгляд на старшую дочь. — Одна государственным преступникам помогла, — переводя взгляд на ошарашенные глаза княжны, он вздохнул — вторая около государя будущего ошивается. — Батюшка, я... — Цыц, — тихо, но строго скомандовал Юсупов — что-ж вам, бабам, не живётся-то спокойно? Везде приключений надо найти на... Прости Господи. — Он замолчал, будто что-то обдумывая, но не решаясь сказать. Вид его был строгим, но глаза говорили об обратном. Может разум ему и твердил о том, что надо настоять, но что-то отталкивало. Немного погодя, он решил. — Ты, — князь указал на Прасковью — выходишь замуж. У Петра Алексеевича завтра коронация, так вот на следующий же день после нее. Алексей Долгоруков давно ещё предлагал мне Ваньку своего на тебе женить, так вот и случай подвернулся. Прасковью словно парализовало. — Нет, батюшка. — Она вскочила с места пулей и упала камнем на холодный пол. — Пожалуйста, батюшка, только не сейчас. — Быстро, словно не контролируя, княжна замотала годовой, кланясь в ноги собственному отцу. — А ты, — он указал на младшую дочь, у которой красовалась дорожка от свежей слезы, — уезжаешь. Отпразнуешь свадьбу сестры и поезжай отседа, куда подальше. Можешь во Францию, в Англию, в Пруссию, куда душе угодно, денег я дам. — Григорий Дмитриевич встал, выпрямившись, и скорее направился к двери, не замечая жалобных взглядом дочерей и стараясь сохранить авторитет грозного отца. Однако прямо перед дверью что-то его остановило, он было повернулся для того, чтобы что-то сказать, но вымолвил совсем не то, что хотел. — Прежде всего я князь. Только потом отец. — Дверь хлопнула. Елизавета вздрогнула от громкого шума. Ей удалось спрятаться за углом пока шаги Юсупова не настигли ее. Она всё слышала; и про свадьбу Прасковьи, и про отъезд Полинушки, и про то, что государев слуга не может ставить на первое место своих собственных чад, где у него стоит служба. Из комнаты доносились только слабые девичьи всхлипы. Цесаревна сама не заметила как случайно проронила слезу и хотела было отправиться к подругам, но поняла, что не может, что-то внутри не позволяет. Вот и посмотрела на роман... Точно! Наталья! — Пронеслось у неё голове. Пожалуй, это единственный человек, кто может помочь сейчас. Цесестрица императора, пусть и будущего, была бы очень кстати, особенно после коронации своего братца. Смахнув слезу, Елизавета Петровна решила направится прямиком в покои Натальи Александровны. Конечно же за романом, а для чего же ещё?

***

Выйдя на улицу, Пелагея жадно схватила носом кислород. Вечерний ветер ложился на щеки, прохладой огибая мокрые пятна от слез. Батюшка, казалось бы, родной, до́лжно бы и почтить как-то, и принять, и приголубить, дочь родная ведь, три года не виделись, да и письма даже не доходили, мало что бы переменилось, в общем как у всех нормальных людей, так нет, он же-ш русский мужик, надобно бы следовать стереотипам, а то ведь девушки если не осудить, то ты и мужик - не мужик никакой! Прасковью жалко... Не мил ей никто кроме Сашки этого, так она на него пялилась, прости Господи, да ведь по-другому и не скажешь. Вцепилась в него как кошка в собаку, только взглядом, а он ведь и в ответ ей смотрит. Словно два ребенка, думающих, будто никто ничего не видит и не понимает. Жаль только, что кому надо тот и правда не видит ничего. Батюшка, вроде отец родной, хоть в ноги ему кланяйся, ничего не сделает ради тебя, лишь бы только на службу свою не опоздать, а как государему фавориту разок улыбнулась, так все, secher paddle¹! И вроде как всё по-детски вышло, но как грустно закончилось. Только приехала ведь, не абы-куда, а на Родину, а он опять сбагрить хочет куда-то в Англии. Другим, ведь, хлебом ни корми - дай поездить по всем государствам, так нет, ты же ведь назад рвешься, к березкам, к шумным вечерним улицам, к красивым питерским куполам над Невой, к запаху русского солдатского кафтана, а тебя свои же и по рукам! — Прошу прощения, — вырвал княжну из раздумий юнешеский грубый тон. Обернувшись, Пелагея увидела того кого ни в коей мере не ожидала увидеть. — Наденьте хоть кафтан, а то темнеет ведь, аж страшно смотреть. — Петр Алексеевич, — ошарашенно уставилась на него княжна — а Вы что здесь делаете? Будущий император закатил глаза. — Вам разница-то какая? Оденьтесь, приказываю Вам. — Он протянул ей кафтан и княжна робко натянула его на плечи. — Сестрица сказала найти Вас и передать. — Он протянул второй том романа «Персидские письма». — Зачем же? — Сказала княжна, торопливо вытирая дорожки слез, соображая, что будущий государь может увидеть её в таком виде. — Она знает, что Вы скоро уедете. Боится, что забудет отдать. — Он выдохнул. — За всё это время Вы первый её друг, который может быть по-настоящему искренним, и она ужасно боится Вашего отъезда, пусть вы и знакомы считанные часы. Она видит в Вас человека, и не обычного, а искреннего. Полина сникла. — А Вы? — Сама того не осознавая, княжна позволила этому слететь с языка. — Что я? — У Вас были искренние друзья? — Княжна взглянула на Петра, который по-настоящему задумался, по крайней мере пока он не увидел как она с интересом младенца таращиться на него. — Да что Вы ко мне пристали! — Воскликнул император, гордо выпрямив плечи. — Я должен был передать Вам книгу, между прочим из собственной библиотеки, а о своих друзьях ведовать Вам я не намерен. К тому же, у меня завтра важный день, а я у вас вместо почтового голубя, ей Богу! — Развернувшись, Петр Алексеевич гордо поправил кафтан и направился в сторону дворца. — Спокойной ночи, Ваше Величество! — Крикнула ему княжна вслед, опустив взгляд на книгу. То ли она из ума выжила совсем, то ли просто обрадовалась сложившемуся о себе мнению молодой цесестры императора, но она позволила себе улыбнуться. А может, это было из-за хорошего предчувствия? Будто бы внутри показалось, что не будет все так, как представляется снаружи. И правда, совсем из ума выжила...

***

Утром во всю громкость звенели колокола. Около церкви столпилось неимоверное количество народу разного возраста, с одним единственным желанием - посмотреть насколько же молод юный император. — Что же, Ваше Величество? — Спросил Александр Данилович, подходя ближе к государю. — Раз уж короновали Вас, надобно и невесту бы молоденькую Вам? Ну? — Не терзайте сейчас меня сие вопросом. — Отмахнулся император, глядя на Елизавету, сладко улыбающуюся Шубину. — Хорошо-хорошо, государь. — Воскликнул Меньшиков. — Только как надумаете, у меня есть для Вас свой, особенный вариант. — Посмотри, Ванька. — Еле слышно сказал Алексей Долгоруков сыну, не выпуская из рук бокал с вином. — Меньшиков, собака такая, уже дочь свою государю нашему приписывает и ведь ничего не будет ему, понимаешь? Иван нахмурился. — Бумажка у него важная, бездарь. — Повернулся на него старший Долгоруков. — С бумажкой с этой он все может. И Машку свою выдать за Петрушу нашего, и государством управлять. Но если б бумажка наша была, то мы бы так смогли. Уразумел? — Что-ж Вы предлагаете, батюшка? Мне к Меньшикову наведаться? — Уразумел. — Протянул Долгоруков старший, улыбаясь, поднося бокал к губам. Ванька боязливо поморщился, вглядываясь в толпу; Елизавета Петровна подошла к Юсуповым, обнимая обеих по очереди. Пелагея сегодня по-особенному привлекательна. На ней нет французский нарядов, видно, что это исконно русское платье, вышитое русскими швеями и украшенное кружевами по последней русской моде. — Правильно думаешь, Ванька. Вот Полинку Юсупову и возьми в жертву, как одну из лучших фавориток Петровой дочки. Молодец! — Алексей Григорьевич похлопал его по плечу, но Иван, судя по виду, не был рад такому комплименту и даже сие подсказке. — Не переживайте, — воскликнула Лиза, вставая рядом с сестрами Юсуповыми — я поговорю с императором. Он должен что-то предпринять в этом вопросе. — Спасибо. — Улыбнулась Полина. А вот Прасковья была совсем поникшая, на ней не было и лица. — Ты тоже не печалься. — Повернулась к ней цесаревна, взяв за руку старшую Юсупову. — Я приглашу пажей на твою свадьбу. У тебя будет возможность поговорить с ним. Только после этих слов княжна смогла натянуть на себя улыбку и слабо поблагодарить Елизавету. Само пиршество длилось недолго, хоть и все присутствовали. Однако решив, что сие мероприятие слишком шумно для своего состояния, младшая княжна Юсупова решила последовать примеру своей сестры, - только та почти сразу уехала, а Пелагея просто решила прогуляться по аллее, находившейся недалеко от церкви. Здесь было гораздо тише и больше возможности подумать обо всем, что случилось за последние часы, только вот... — Пелагея? — Да? — Обернулась княжна, увидев младшего Долгорукова. — Вы забыли, — он протянул перстень со светло-зеленым изумрудом, купленным княжной во Франции перед приездом. — Ах, да, благодарю. — Она аккуратно взяла украшение, натянув его на указательный палец. — Вы прекрасно умеете фехтовать. — Начал Долгоруков, смотря на набережную раскинутой реки, к которой Полине удалось выйти после недолгой прогулки по аллее. — Вы хотите сыграть со мной партию? — Улыбнулась княжна. — А Вы хотите предложить? — Улыбнулся Иван в ответ. На минуту повисло недолгое молчание. — Я слышал о том, что Вы уезжаете. — Начал Долгоруков. — Надо же. Я знала, что во дворце слухи распространяются с невероятной скоростью, но не думала, что до такой степени. — Да, есть такое... — Растерянно ответил юноша, но тут же собрался — На самом деле, это я бы хотел предложить Вам сыграть со мной. Хотя бы партию. — Вот как. — Улыбнулась княжна, слегка прищуриваясь от майского солнца. — Именно. Мне нравится Ваша техника игры. Я хочу узнать о ней больше до Вашего отъезда. — Эй, Ванька! — Из-за угла показался Петр Алексеевич. — Государь, Вы что тут делаете? — Воскликнул Долгоруков, раскидывая бровями. — Княжна? — Удивлённо спросил император, выйдя по прямой, но сразу же переключил внимание на своего фаворита. — Лизка Шубина своего позвала, а эти болваны опять напьются до беспамятства так, что аж смотреть на сие картину противно. Пойдем хоть куда-нибудь. — Куда же, государь? — Удивлённо спросил Иван. — Да хоть во дворец, тошно мне здесь. — Позвольте поехать с Вами. — Вмешалась Пелагея. — Сие мероприятие... — Да понял я Вас. — Перебил Петр. — Нам всем здесь не уютно. Наталья тоже с ума сходит когда видит пьяниц, а там до этого недалеко. Так что я приказал уже подготовить кареты и сообщил Остерману. Он придумает что-нибудь. — Хоть сие непозволительно... — Вмешался Иван. — Да к черту все это. — Вымолвил Петруша, искоса взглянув на Пелагею. — Хоть и не при дамах будет сказано. Идём. Нас уже ждут.