День Независимости

      — Ты с ума сошел? — воскликнул То’Кет, когда увидел, куда они идут. — Тут же центаврианское минное поле было! И даже ограждение стояло…       Он покрутил головой, пытаясь его разглядеть. Но перед ними были только песчаные холмы: унылый и однообразный пейзаж, тянущийся на много чотов окрест. Не зная ориентиров, здесь можно было быстро заблудиться среди совершенно одинаковых барханов. Юго-западная сторона Драксшота граничила с пустыней Росбар, и виды тут были более скучными, чем на севере со стороны гор. Зимние пылевые бури и недавно прошедший ураган тоже внесли свои изменения в рельеф, натащив песка и передвинув барханы в новом порядке. Осенью все здесь выглядело совсем иначе. Даже сейчас, когда ветер дул очень слабо, ржавый песок все равно двигался, тихо шурша, сглаживая их следы.       — Да, было, — подтвердил Шорн. — Но в прошлом году папа и дядя Ша’Тот все мины тут взорвали. Неужели забыл?       То’Кет призадумался, потянув себя за нижнюю губу. Шорн был прав. Прошлым летом взрослые основательно потрудились, убирая мины вокруг Драксшота с помощью специальных трофейных бронированных ботов, которые дар’сол Ша’Тот смог привезти из Г’Камазада. Детям очень хотелось на это посмотреть, но им строжайше запретили выходить за пределы поместья в это время. Так что пришлось сидеть в крепости, слушая далекие взрывы, и визжать, когда они становились слишком громкими.       — Да, я помню. Но родители мне все равно запретили сюда ходить, — ответил То’Кет. — Потому что какие-то мины могли остаться. Нужно еще несколько раз боты погонять, с разным весом и настройками, чтобы точно все обезвредить. Особенно после зимних бурь. Папа говорил, что они, мины эти, всякие бывают. На разной глубине лежат, для разных целей предназначены. Есть те, что против военной техники и машин, тяжелые. А есть те, что против нас, нарнов. Более чувствительные к весу и по размеру маленькие. Хугам-то все равно, на них мины, наверное, и не реагируют. А нам тут ходить опасно.       — Так мы же не будем по самому минному полю топтаться, — возразил Шорн. — Мы лишь с краю хугов наловим, сколько сможем унести, и сразу уйдем. Знаешь, сколько их тут живет? Они все сюда переселились, потому что здесь никто не ходит.       — Так потому и не ходят, что тут опасно! — воскликнул То’Кет, а потом, заметив небольшой щит, лежавший на земле, наклонился и смахнул с него песок. — Вот, видишь, знак: «Осторожно, мины!». Наверное, упал во время урагана. Если бы это место полностью обезвредили, то ограждение бы убрали!       — Пойдем лучше в Мертвый Сад, — жалобно сказала К’Яла, испуганно уставившись на лежащий на земле знак. Отец строго-настрого запретил ей ходить туда, где стояли такие предупреждения. Шорн чокнутый! Неужели ему совсем не страшно? Она тоже слышала взрывы, что звучали в пустыне прошлым летом, и забралась тогда под стол вместе с младшим братом, не выдержав шума. И они вздрагивали, вцепившись друг в друга, и визжали, когда бабахало особенно громко. Некоторые мины взрывались почти беззвучно, а некоторые издавали мощный грохот, от которого дрожали стены поместья.       — А я тебя и не прошу идти со мной дальше, — ответил ей Шорн. — Сам справлюсь!       То’Кет схватил его за руку, покачав головой.       — Не смей туда ходить! — прошипел он.       Шорн указал дротиком на ближайший песчаный холм.       — Ты лучше посмотри на это, — сказал он.       Они увидели крупного упитанного хуга, высунувшегося из норки погреться на солнце. Красноватые чешуйки на его спине ярко сверкали.       То’Кет и К’Яла невольно разинули рты. Давно они не видели настолько непуганого зверя.       — Я ведь говорил правду, — сказал Шорн. — Их тут много. И далеко ходить не надо. Нор полно даже у самой границы. Сейчас я его…       Он поднял дротик, прицеливаясь.       Но То’Кет схватил его за руку, останавливая.       — Погоди, я придумал кое-что получше. Дай-ка дротик!       Шорн отдал ему свое оружие, недоверчиво сдвинув безволосые брови.       То’Кет снял веревку, которая висела у Шорна на плече, и привязал один ее конец к дротику.       — Вот теперь можно бросать! — сказал он.       Шорн хотел забрать у него оружие, но То’Кет уже поднял дротик, целясь в наглую и разомлевшую на солнце ящерицу, которая даже не подумала убегать, пока они возились с веревкой.       Дротик взвился в воздух с тихим свистом и через мгновение пригвоздил хуга к песку. Ящерица разинула зубастую пасть, плюнув ядовитой слюной, и забилась в конвульсиях.       — Отлично! — воскликнул То’Кет и потянул за веревку, подтаскивая еще живую добычу к себе.       С хугами надо было держаться осторожно, даже проткнутые насквозь, они еще долго шевелились и пытались плеваться ядом. Поэтому их обычно добивали, отрубив ножом голову, и запихивали в мешок. Но у детей мешка с собой не было, поэтому То’Кет, достав небольшой костяной нож х’чак, убил ящерицу и положил на песок в стороне.       К’Яла попыталась неуклюже привязать веревку к своему дротику, но ее узлы не выглядели такими же крепкими, как у То’Кета.       — Следующую я убью! — сказал Шорн, чуть обидевшись, что То’Кет не дал ему сделать первый бросок.       Они присели на песок, глядя на барханы. Через какое-то время из норы высунулась вторая ящерица.       Шорн привстал, прицелившись. И швырнул дротик.       Его удар тоже поразил цель, хоть и не так метко, как это получилось у То’Кета. Острие дротика вонзилось ящерице в зад, отчего та зашипела, плюнула ядом и защелкала челюстями, пытаясь укусить древко дротика.       — Осторожно! — предупредил Шорна То’Кет. — Хуг может тебя цапнуть! Давай лучше я его вытащу и убью!       Он потянул за веревку, подтаскивая к себе бьющуюся ящерицу. Некоторое время То’Кет выжидал, когда она перестанет вертеться, потом схватил дротик за древко и прижал ее к песку сильнее. Взмах ножа — и голова ящерицы покатилась в сторону.       — Целься ему в грудь, — посоветовал он Шорну. — Тогда быстрее умрет.       — Я тоже хочу поохотиться! — сказала К’Яла, взмахнув своим дротиком.       То’Кет критически на нее посмотрел. Дротик был сделан под ее рост, хуга он, возможно, способен проткнуть, но только если бросок будет сильным и уверенным.       — Ну, попробуй, только целься, как следует, — ответил он, уступая ей место, с которого лучше было видно нору хугов. — Если промахнешься, они удерут и долго не вылезут.       К’Яла сосредоточенно вглядывалась в сверкающий на солнце песок, вцепившись в дротик. Все дни, что бушевала буря, она упражнялась, метая его в старый сплетеный из кожаных шнуров гобелен, висевший на стене в одной из дальних комнат. На нем были такие удобные блестящие камушки и ракушки в качестве мишени, они горели на свету, почти как глаза хуга…       Правда, когда ее увидела за этим делом мама, то очень рассердилась и, схватив за руку, утащила из комнаты.       «Больше никогда так не делай, К’Яла! — отругала ее мать, забирая у нее дротик. — Слава пророкам, отец не увидел, что ты творишь с нашим Осед’ве нар шадом…»       К’Яла не понимала, почему взрослые иногда начинали волноваться из-за таких пустяков, как лишняя дырка в старом пыльном ковре, который и так был дырявый, но маму послушалась. И вскоре вместе с Шорном стала метать дротики в другую, не менее интересную мишень — небольшую корзинку, которую другие дети подбрасывали в воздух.       Она очень надеялась, что этих тренировок будет достаточно, чтобы поразить более серьезную цель — живого хуга. Прошлой осенью она была слишком слаба после болезни, чтобы ходить со старшими детьми на охоту, зимой же хуги обычно прятались в норы и спали. Так что сегодня у нее была первая настоящая охота. Надо было бросить дротик как можно точнее, чтобы не опозориться.       Третий хуг высунулся в другом месте, но тоже недалеко от них. Шорн был прав: здесь ящерицы чувствовали себя в безопасности. И, похоже, сюда действительно перебрались все хуги с ближайших окрестностей.       К’Яла прицелилась так, как ее учил отец. И метнула дротик. Он попал в ящерицу, но, так как бросок был недостаточно сильным, отскочил от ее спины и упал на песок. Хуг подпрыгнул и ринулся к норе, взметнув фонтанчик пыли, но дротик, брошенный Шорном, пригвоздил его у самого входа в нее.       То’Кет похлопал ее по плечу, пока Шорн подтаскивал ящерицу к себе и неуклюже пытался отрезать ей голову, прижимая к земле древком дротика.       — Для первого раза неплохо. Просто сильнее замахивайся, не бойся.       Охота увлекала. Действительно, как и говорил Шорн, им даже не надо было далеко ходить, лишь ждать, когда высунется из норы очередная ящерица. Прошло совсем немного времени, а на песке возле них уже лежало штук шесть хугов — приличный улов даже для более опытного охотника.       Ящерицы, наконец, почуяли неладное и стали вести себя осторожнее. Или, возможно, они уже перебили обитателей ближайших барханов?       Солнце поднялось высоко и начало ощутимо припекать. Песок тоже прогрелся, и прикосновение к нему уже обжигало кожу. Когда станет совсем жарко, даже теплолюбивые хуги спрячутся в норы. Но дети надеялись, что им удастся добыть еще хотя бы парочку ящериц до этого момента.       То, что предполагал Шорн, теперь вполне могло воплотиться в реальность. Если они принесут домой много добычи, можно не сомневаться, что родители не станут их ругать за ослушание и даже не вспомнят про несобранный хворост.       Очередной хуг высунулся из норки в песке. Он уже был дальше, чем предыдущие, так что нужно было метать дротик очень сильно, чтобы достать его. То’Кет снова забрал оружие из рук Шорна. И, перехватив дротик поудобнее в руке, метнул в цель, замахнувшись шире. Ящерица зашипела, пробитая насквозь. Но веревка, привязанная к древку, выскользнула из рук Шорна, улетев следом за дротиком, и упала на песок.       Шорн, К’Яла и То’Кет несколько мгновений смотрели на нее, размышляя, как поступить.       — Я пойду! — наконец, произнес То’Кет. — А вы стойте на месте!       Он закрыл глаза и беззвучно прошептал короткую молитву. А потом очень медленно и осторожно пошел к веревке, аккуратно ставя ноги и замирая после каждого шага. Добрался до нее, схватил, подтянув к себе извивающуюся ящерицу, и попятился обратно, стараясь наступать на свои следы.       — Ф-фух! — выдохнул он, вернувшись к ним. И быстро отрезал хугу голову. — Наверное, пора нам заканчивать. Они скоро все спрячутся. Да и поняли уже, что мы охотимся, далеко не вылезают.       — Да, пойдем домой, — поддержала его К’Яла. — Можно зайти в Мертвый Сад по дороге и собрать хворост. Ведь теперь у нас есть, что на нем готовить!       И она указала на тушки ящериц на песке. К’Яле удалось добыть из них только одну, но даже это переполняло ее гордостью.       То’Кет снял с плеч плащ и начал складывать в него хугов, заодно пересчитывая их.       — Наши ребята лопнут от зависти! — хохотнул он, отвязав веревку от дротика Шорна, чтобы обмотать ее вокруг свертка.       — Завтра снова сюда придем, — сказал Шорн, озираясь по сторонам напоследок. — Прихватим более длинную веревку, чтобы достать до остальных.       — Хорошая мысль! — кивнул То’Кет, ухмыльнувшись. — А я возьму лук. Он еще дальше стреляет.       — Только, наверное, не стоит родителям говорить, где именно мы добыли столько хугов, — добавил Шорн, поразмыслив. — А то будут ругаться и не отпустят снова.       — Ты прав, — согласился То’Кет, закончив паковать ящериц в плащ. — Пусть это будет наше секретное охотничье место. К’Яла, ты тоже не вздумай проболтаться!       Она кивнула, а потом вздохнула, подумав, что надо поскорее научиться стрелять из лука. А для этого придется как-то уговорить отца или дядю его сделать. Это будет нелегко, потому что обычно дети учились стрелять из лука став постарше, лет с шести. Она уже пыталась натянуть тетиву у самых маленьких детских луков, что были в их поместье, и у нее это не получалось, не хватало сил.       К’Яла надеялась, что при виде их богатой добычи настроение папы улучшится, и тогда можно попробовать попросить его об этом. В прошлом году всё его внимание было сосредоточено на ее младшем брате, и К’Яла начала из-за этого на него обижаться. Но после смерти брата, отец снова стал с ней играть, когда было свободное время, и дарил игрушки, стоило лишь попросить. Он сделал ей дротик, неужели откажется сделать и лук?       — Вон еще один! — возбужденно прошептал Шорн, вскинув дротик. — Решил нас подразнить, что ли?       — Оставь его, — сказал То’Кет, приподнимая сверток, чтобы понять, будет ли удобно его нести. — Настоящий охотник не должен убивать больше дичи, чем необходимо.       — Хуги маленькие, даже если мы сто штук принесем, на всю нашу семью их еле хватит, — фыркнул Шорн, прицеливаясь.       Он метнул дротик и пригвоздил ящерицу к песку.       А потом замер, открыв рот, осознав, что дротик был без веревки.       — Оставь, — повторил То’Кет, увидев, что Шорн шагнул вниз по холму.       — Я буду осторожен, — сказал Шорн. — Тут не так уж и далеко.       Он медленно пошел, ступая в следы, оставшиеся от То’Кета. Но его ящерица лежала еще дальше и чуть в стороне. Так что придется идти к ней, прокладывая новый путь.       К’Яла вцепилась в руку То’Кета, наблюдая за братом, крадущимся к добыче по раскаленному на солнце песку. Над барханами поднималось дрожащее марево, искажая то, что находилось позади них.       — Только не торопись, — шептал То’Кет, не сводя глаз с Шорна.       Еще несколько шагов, и брат достиг своей цели, взял дротик за конец и поднял вверх, показывая им ящерицу, насаженную на его острие.       — Возвращаюсь! — крикнул он, а потом также медленно пошел обратно, ставя ноги в собственные следы.       Наконец, он подошел к ним, улыбаясь до ушей.       — Все не так страшно, как кажется, — сказал Шорн хвастливо. И положил дротик с ящерицей себе на плечо. — Пошли домой, пока совсем не поджарились на солнце!       То’Кет закинул сверток с хугами на спину и последовал за ним.       — К’Яла, не отставай! — позвал он ее.       Она полезла за ними вверх по бархану, чуть зашипев, когда вышла из полосы тени, что была внизу, в ложбине. Песок обжигал ноги, забиваясь в сандалии. Эта обувь годилась для прогулок до Мертвого Сада, но не была предназначена для походов по пустыне. Идти вверх было сложнее, чем вниз. К’Яле пришлось опереться на дротик, как на посох, чтобы удержаться среди сползающего песка.       То’Кет оглянулся, увидев, что она замешкалась. И остановился, протянув ей конец своего дротика.       — Хватайся, я тебя затащу наверх! — сказал он.       К’Яла вцепилась в древко, и через мгновение оказалась рядом с ним на гребне бархана. То’Кет поправил ей плащ, убедившись, что капюшон полностью закрывает голову и лицо.       — Не снимай, пока не доберемся до дома, — сказал он. — Все-таки мы задержались, надо было вернуться чуть раньше, до жары.       — А как же ты? — спросила она. — Без плаща-то?       Он единственный среди них не был укрыт от палящего солнца в своей тонкой рубашке и легких свободных штанах.       То’Кет махнул рукой.       — Потерплю. Но пойду быстро, так что не отставай. Если совсем устанешь, скажи, я тебя понесу.       — Я не отстану! — помотала головой К’Яла. — Сама пойду!       Пока они возились с одеждой, Шорн отошел от них далеко, помахивая ящерицей на дротике. Они только съезжали по песчаному склону, а он уже карабкался вверх на следующий холм.       — Ну, вы и копуши! — засмеялся он, наблюдая за ними с вершины. — Давайте, догоняйте, ждать вас на этом пекле тяжело!       Тут он даже не преувеличивал, потому что действительно, долго стоять на одном месте на раскаленном песке было очень трудно.       К’Яла полезла наверх, увязая в песке и шипя, когда приходилось касаться его рукой, чтобы удержать равновесие. То’Кет шел позади нее, подталкивая под зад, когда она начинала сползать.       Она в очередной раз оступилась, чуть-чуть не дойдя до вершины, и, ойкнув, полетела вниз. То’Кет попытался ее поймать, но не успел.       — Эх, недотепа, — проворчал он, оглянувшись на нее. — Давай, поднимайся.       К’Яла чихнула, отплевываясь от песка, который попал ей в рот во время падения, вытряхнула его из капюшона, протерла слезящиеся глаза и встала, подобрав дротик. Сделала несколько шагов вверх по склону, опираясь на него, пытаясь догнать остальных. Острие дротика звякнуло, воткнувшись во что-то твердое в песке.       К’Яла насторожилась, отпрянув. Потом осторожно тронула дротиком то место. Песок, шурша, соскользнул, обнажив край белого щита-таблички.       — То’Кет! — крикнула она, сделав два шага назад. — Тут еще один знак!       Он посмотрел туда, куда она указывала дротиком.       — Ограждение? — пробормотал он озадаченно. — Откуда оно здесь?       Он помахал ей рукой.       — К’Яла, стой на месте. Не двигайся, надо понять, что происходит… Когда мы шли сюда, никаких знаков не видели же…       То’Кет повернулся, чтобы окликнуть Шорна.       И тут раздался грохот, от которого у нее заложило уши.       К’Яла взвизгнула, почувствовав, как дрогнул песок под ее ногами. И упала на спину, потеряв опору. Краем глаза она увидела, что То’Кет тоже рухнул, прикрыв голову руками. Сверху на нее посыпался песок и мелкие камни.       Через некоторое время бархан под ней перестал вибрировать.       К’Яла села, чувствуя, что ее бьет сильнейшая дрожь. Плащ опять съехал во время падения, и она судорожно поправила его, лишь бы чем-то себя занять.       В ушах звенело, и она плохо слышала остальные звуки.       — То’Кет, Шорн… — позвала она своих спутников, чувствуя что-то мокрое на лице. Откуда здесь вода, посреди песчаной пустыни?       К’Яла провела ладонью по лбу, уставилась на нее и взвизгнула.       Нет, это была не вода, такой красной бывает только кровь. Да и пахла как кровь…       — К’Яла! Ты в порядке? — она услышала голос То’Кета откуда-то сверху.       — Не знаю, я вся в крови, но вроде ничего не болит… — ответила она, ощупывая себя. — Мне страшно! Шорн… где Шорн?..       — К’Яла, послушай меня внимательно, — крикнул То’Кет, и голос его по-прежнему звучал глухо, как будто через одеяло, — оставайся на месте! Не двигайся! Ты меня поняла?       — Шорн! Ты где? — позвала она снова, послушно усевшись на корточки недалеко от знака. — То’Кет, ты его видишь?       Ей пришлось несколько раз повторить вопрос, прежде чем он ответил.       — Вижу. Ты, главное, не двигайся. Я сейчас попробую связаться с остальными.       Она увидела, как То’Кет шарит трясущимися руками по своей одежде в поисках коммуникатора. Он был уже достаточно большим, чтобы им пользоваться.       — А почему он не отвечает? С ним все в порядке? — настойчиво спрашивала К’Яла, пытаясь натянуть капюшон на голову, чтобы укрыться от палящего солнца. Оно уже почти достигло зенита, и тени нигде не осталось.       То’Кет не ответил на ее вопрос, пытаясь установить связь со старшими…              

***

      Ей казалось, они просидели в ожидании целую вечность, прежде чем в небе над ними пророкотал флаер. К тому времени К’Яле начало казаться, что она вот-вот расплавится, потому что плащ уже не спасал от огненных лучей солнца и горячего полуденного ветра.       — Мы здесь, сюда! — закричала К’Яла, замахав руками. Но флаер пролетел чуть дальше, исчезнув за гребнем бархана.       Она замолчала, озадаченная, но гул двигателей снова усилился, и машина вернулась, снижаясь по дуге. К’Яла зажала уши руками, потому что шум стал невыносимым. Флаер подлетел совсем близко, подняв в воздух песок.       — Дочка! — услышала она голос отца сверху.       К’Яла подняла глаза, пытаясь разглядеть его сквозь пыль.       Он высовывался через открытую дверь кабины, махая ей рукой.       — Я брошу веревку и подниму тебя, — крикнул он. — Главное, держись за нее крепко и не отпускай, пока не скажу, хорошо?       Она кивнула.       Флаер попытался спуститься еще ниже, но тогда ветер поднимал слишком много песка, и она ничего не могла различить.       Со второй попытки ей удалось вцепиться в конец веревки, которую даже с привязанным грузом сильно раскачивало ветром от двигателей флаера.       Еще несколько мгновений спустя она оказалась в кабине, в руках отца. Рядом с ним сидел дядя Шу’Рен, встревоженно глядя на нее.       — О, Г’Лан, ты вся в крови! — воскликнул отец, стащив с нее плащ.       — Это не моя, — пробормотала она, все еще судорожно цепляясь за веревку. — У меня ничего не болит…       Отец быстро провел руками по ее телу, чтобы убедиться, что она и впрямь цела. А потом толкнул ее на заднее сидение, к тете Ла’Эт.       Двигатели взревели, когда флаер снова пошел вниз, чтобы зависнуть над гребнем бархана, где сидел То’Кет и ждал своей очереди.       К’Яла вцепилась в кожаную жесткую куртку тетки и сжалась в комок, ожидая, что та начнет ее ругать за то, что она ушла так далеко от Драксшота. Но Ла’Эт молча обняла ее, похлопывая по спине.       К’Яла слышала негромкие отрывистые переговоры отца с дядей Шу’Реном, когда они кидали веревку То’Кету и втягивали его наверх. Она увидела, что он тоже был весь в брызгах крови, особенно ярких на светлой одежде. То’Кет упрямо вцепился в сверток с убитыми ящерицами, не бросив его даже в такой ситуации.       Мальчик перебрался к ним на заднее сидение, тяжело дыша. Его кожа была очень горячей после пребывания на солнцепеке, а на висках выступили белые полоски соли.       Ла’Эт нахмурилась, заметив это, а потом сняла фляжку с пояса, протянув ему.       — Ну-ка, выпей воды, малыш.       То’Кет качнул головой.       — Это же ваша вода, тетя…       — Пей, мы набрали немного свежей из горного источника. Тебе это сейчас нужнее!       Флаер двинулся чуть вперед и снова начал снижение, рокоча двигателем.       — Я пойду за ним, — сказал отец. — Думаю, так будет лучше. Закрепи веревку.       Дядя Шу’Рен мотнул головой, сжав губы.       — Нет, это мой сын, моя обязанность. Я сам его заберу. Дай сканер.       Отец тяжело вздохнул и кивнул, протянув ему прибор.       Дверь кабины открылась со стороны дяди Шу’Рена, и тот скинул веревку, а потом полез по ней вниз.       К’Яла отвернулась от ворвавшегося внутрь колючего песка. Тетка обняла ее еще сильнее, закрывая от ветра, что-то тихо бормоча. Рядом сидел То’Кет, бросив сверток с ящерицами под ноги, икая от слишком жадно выпитой воды.       Флаер завис в воздухе несколько дольше, чем в прошлые разы.       Наконец, дядя Шу’Рен поднялся обратно в кабину, прижимая к груди сверток из своего плаща.       На ткани проступали темные пятна крови.       К’Яла открыла было рот, чтобы спросить о брате, но тетя Ла’Эт взяла ее за плечо, снова притянув к себе.       — Полетели домой, — хрипло сказал дядя Шу’Рен, а потом уткнулся в сверток лицом и тихо зарыдал…