The Name of the First Hate

Безумие. Что для вас это слово? Что это слово для человека? Люди боятся этого. Но как отличить безумца среди серой массы? Они ведь все похожи, ведь так? В конце концов, никогда не знаешь. Вдруг рядом с тобой убийца? Психопат со своеобразным мышлением и убеждениями? Мысли не давали человеку, который своими руками отстроил целую страну, успокоиться и уснуть хотя бы на несколько минут. Человеку, которого звали безумным. Его друзья, когда они были, ласково звали его "кудрявым безумием". Он посмеивался с этого, не обращая внимание на своё поведение и то, как он менялся. Как начинал пугать других своими словами, действиями, мыслями. Он бы не пришёл в себя, если бы его медленно, но верно не покинули все друзья, оставив в одиночестве. Все до последнего. Побороть одиночество непросто, не так ли? Особенно, если ты понимаешь, что твои друзья, кажется, не шутили про некое сумасшествие, которое поглощало твой разум с каждым новым вздохом. Кто-то пытался о нём заботиться. Он, правда, даже не помнил лица. Да и не хотел его помнить. В его глазах этот человек был ещё хуже него. Он не хотел вспоминать имя, голос, лицо, внешность. Но эти тёмные, словно разлитые чернила или ночной небосвод глаза, напрочь въелись в его память. Глаза с оттенком чего-то прекрасного. Чего-то, чего он не видел никогда раньше. Уилбур ударил себя по лицу за эту мысль. — Он ужасен, не смей вспоминать о нём. — отчаянно веривший в остатки своего благополучия основатель и президент Л'Манбурга ругает сам себя. Щёку стало неприятно жечь от удара по ней им же, но, кажется, было всё равно. Карие глаза, в которых отдалённо виднелись красные части приглушённого оттенка, занимают позицию на окне. Свет от ярких вывесок и уличных фонарей неприятно бил в глаза и заставлял щуриться. Где-то в глубине города виднелось несколько прогуливающихся людей. Он не может сказать, кто это. Да и ему не было так важно. То ли это, чего он хотел? Хотел ли Уилбур хоть чего-то? Скорее всего. Он не уверен, что ещё способен желать чего-либо кроме того, чтобы выбросить из своей головы въевшийся образ человека, которого он посылал из раза в раз, запрещая ступать на территорию его страны в страхе, что когда-то с ней случится то же, что и со страной, этого, как он хотел себя убедить, ужасного человека. Алекса. Одно это имя заставляло президента сжать зубы от ненависти, либо броситься в дрожь от неё же. Он осознавал только ненависть к этому человеку, не принимал остальные чувства и то, что он думает о Квакити. За последние пару лет он чуть ли не возненавидел людей. В какой-то мере боялся их, оправдывая себя перед своей личностью тем, что "мало ли, что в голове у человека", "может, он хочет втереться ко мне в доверие и избавиться?". Погрязнув в собственных размышлениях, "кудрявое безумие" заснуло. Его сон с недавних пор стал чересчур беспокойным. Он постоянно бормотал что-то, то и дело переворачивался с одного бока на другой, спал слишком чутко, чтобы высыпаться. Бывали моменты, когда он вовсе ходил во сне. Было ли это последствием одиночества или каких-то проблем? А может, одиночество и было его проблемой? Он не знает. Он давно запутался в себе и своих желаниях, но ясно он знает одно. Он не хочет привязываться к людям. Это стоит слишком многого. Доверие стоит слишком много, чтобы давать его всем, кто показался тебе хотя бы немного хорошим и надёжным человеком. Не хочет привязываться. Не хочет.