The Murderess

      У меня не так много свободного времени в промежутках между ожиданием подготовки моих детей и погрузкой их на колесницы. — И он просто потряс кулаком в воздухе? — спрашивает Чума, когда мы спускаемся к яме, куда пригоняют колесницы, а трибуты еще не прибыли. — Да! Это была самая странная вещь, — говорю я. — Так странно... — Может быть, он услышал, как Блеск говорит о тебе гадости, и просто стал чрезмерно опекать. Ты ему как сестра.       Я не знаю, почему слова Чумы о том, что я сестра Финника, заставляют мою грудь сжиматься, а эмоции вспыхивать. Мне вдруг захотелось сказать Финнику, что я не хочу быть его сестрой, что было бы странно, потому что он об этом не упоминал. Я не уверена, почему у меня возникает такое желание сказать ему, что у нас нет родственных отношений, но я говорю, и это меня смущает. — Итак, что ты можешь, э-э, рассказать мне о Блеске? — спрашиваю я Чуму вместо того, чтобы размышлять о своих внезапных порывах. — Какой он из себя? — Лично я никогда особо с ним не разговаривал, и Рафф тоже. Джоанна, я не знаю, но у них определенно должно было быть несколько бесед, учитывая, насколько ему нравятся жестокие игры. — Хм, должно быть, поэтому он и заговорил со мной. — Это может быть одним из факторов. Но на самом деле, Морган, он мог бы попытаться выяснить, планируешь ли ты что-нибудь для своих трибутов. Он хочет знать, не разыгрываешь ли ты снова Джоанну. — Это так теперь называется? Как насчет того, чтобы сыграть Джоанну и Морган? Или Йорган. Подождите, это звучит ужасно. Моханна? Нет, даже хуже. Только... вытаскиваю семерку.       Он усмехается и отвечает. — Ладно, ставлю семерку. Блеск - это слежка. Если бы он был наставником в прошлом году, он бы не остановился, пока не закончил разведку того, чем занимается Джоанна. — Так ты хочешь сказать, что он шпион? — спрашиваю я, внутренне вздыхая. — Отлично. Люди хотят меня только из-за моего тела или из-за информации. — Нет, они этого не хотят, — настаивает Чума. — Послушай, он мог бы также найти тебя очень привлекательной. — Это большой фу, Финник сказал, что ему двадцать девять. Он на десять лет старше меня. — Ну, Финник - отъявленный лжец, — фыркает Чума. — Блеску еще даже не исполнилось двадцати семи. Финник это знает. Он ненамного старше его. У них разница всего в три года. — Ой. Зачем ему лгать об этом? — Он пытается защитить тебя. Он думает, что Блеск причинит тебе боль. — Ну, если он не знает о моей работе, мне не нужно ничего ему давать, а это значит, что я могу очень хорошо диктовать, что происходит, без каких-либо требований. И таким образом, я могу быть осторожна. — Блеск все еще почти на восемь лет старше тебя, — хмурится Чума — Господи, Чума, я не говорю, что собираюсь с ним встречаться. Но в чем проблема с тем, чтобы познакомиться с ним поближе? — Значит, ты считала его сексуальным, — ухмыляется Чума. — Фу, заткнись.       Я иду впереди него и жду возле наших странных лошадей с зелеными гривами, облокотившись на одну из них и поглаживая ее по спине. — Блеск неплохо смотрится, — шепчу я лошади. — Конечно, я, вероятно, не стала бы с ним встречаться, но у меня есть полная свобода сказать, что у него красивое тело и лицо. Какое дело Финнику до этого?       Лошадь ржет в ответ. Я должна быть рада, что это не человеческий ответ. — Привет всем.       Я оборачиваюсь и вздрагиваю. — С-Сенека.       Мужчина в красном костюме стоит и ухмыляется мне сверху вниз. Я не могу понять, как он может быть выше меня вблизи; издалека он кажется довольно низкорослым. — Как у тебя дела? — спрашивает он, облокотившись на колесницу. — Со мной все было в порядке, — говорю я, стараясь сохранять спокойствие. Меня захлестывают воспоминания о ночи, которую мы провели вместе, о резких словах, которые он использовал, чтобы заставить меня что-то делать, о том, как он требовал, чтобы я доставляла ему удовольствие, и о том, как он просил меня держать его идеи в секрете. — Отлично, — говорит он. — Теперь, я думаю, вы будете очень гордиться ареной этого года. Каким бы упрощенным это ни казалось, это будет забавно.       Я одариваю его улыбкой. — Это потрясающе, я рада это слышать. — Я должен поблагодарить тебя за это, — отвечает он, придвигаясь ближе. Он берет меня рукой за подбородок, приподнимая мою голову, чтобы я посмотрела на него. — Все здесь, — тихо говорю я, чувствуя, что начинаю дрожать. Почему он так открыто говорит об этом? — Л-люди не должны знать о моей работе. — Ну, я же им не скажу, не так ли? — мурлычет Сенека, лаская меня по щеке и посылая электрические разряды по моей шее и спине. — Вы же знаете, что меня накажут, — слегка рычу я, начиная волноваться. — Потому что они подумают, что я получаю информацию изнутри.       Кажется, ему понравился мой ответ. — Я могу взять это наказание на себя. Все плохие девочки должны быть наказаны... — Сенека, не пора ли вам пойти посидеть в аудитории?       Я никогда в жизни не была так рада увидеть Финника. Выражение его лица невозмутимое, почти сердитое. — А, Финник, — говорит Сенека, протягивая ему руку для рукопожатия.       Финник этого не принимает. — Я отвечаю за работников, и Сноу никогда не уведомлял меня о том, что у нее есть какая-либо работа у вас, поэтому я прошу вас оставить ее в покое, прежде чем я сообщу о вас. Вы же знаете, президент Сноу не хочет, чтобы кто-то знал о нашей с Морган работе.       Сенека сглатывает, и я понимаю, что он, вероятно, собирался солгать и сказать, что у меня была с ним работа. — Конечно, — говорит он Финнику. — Приношу свои извинения.       Он бросается прочь, и я вздыхаю с облегчением. — Ты никогда ничего не принимаешь, пока тебе сам Сноу не скажет, — говорит Финник, свирепо глядя вслед удаляющейся фигуре Сенеки. — Я... я знаю, — выдыхаю я, чувствуя, как все мое тело наконец расслабляется. —Спасибо тебе... — Он вообще не должен был здесь находиться. Меня так тошнит от парней, пытающихся приударить за тобой.       Я немедленно поднимаю взгляд. Я не знаю, почему это заявление заставляет мое сердце подпрыгнуть в груди. — Д-действительно? — Да, это как если бы кто-то постоянно пытался залезть в штаны моей сестры. Это действительно раздражает.       Я сразу же чувствую себя подавленной. Сестра. Чума был прав. — Я с нетерпением жду встречи с тобой позже за ужином, — говорит Финник с улыбкой, как будто ничего не случилось. По сути, нет ничего неправильного, но в то же время кажется, что все неправильно.       Я понятия не имею, почему Финник называет меня своей сестрой, и мне так грустно. Он уходит, а я выпрямляюсь, потому что теперь Гриз и Глизе ведут Гуннара и Эшлин, одетых в отвратительные бумажные платья и костюмы, или как там мне полагается это говорить. Дело в том, что это отвратительно. Обычно я восхищаюсь работой Гриза, но это дрянное дело. — Вау, — говорит Чума, удобно материализуясь рядом со мной сейчас, а не некоторое время назад, когда я нуждалась в нем. — Это... — Очень плохо, — честно говорит Глизе. — Я не знаю, что взбрело мне в голову, когда я их проектировала. Полагаю, в моем воображении это выглядело лучше. — Все в порядке, — говорю я. — это не так уж ужасно. По крайней мере, ты попыталась.       Честно говоря, я не думаю о том, насколько жестоко это может быть воспринято, пока Глизе не морщится, но она воспринимает это как чемпион. — Это был полезный опыт, — говорит она. — В следующем году мы снова займемся деревьями.        По крайней мере, они возвращаются к безопасному варианту. — Я чувствую себя разделанным цыпленком, — ворчит Эшлин, когда я помогаю ей и Гуннару забраться в колесницу. — Да, жжение пройдет позже, — говорю я, вспоминая, как в прошлом году меня полностью натерли воском. Теперь у меня есть кремы, благодаря которым я практически лишаюсь волос из-за моей работы. По-моему, я уже давно не видела ни волоска на своей ноге.       Эшлин слегка улыбается мне. — Как нам это сделать? Я действительно нервничаю... Я не думаю, что смогу быть улыбчивой. — Тогда не стоит, — честно говорю я. — Ты можешь просто помахать рукой. Я бы определенно попыталась улыбнуться, но не заставляй себя. — Могу я быть серьезным? — немедленно спрашивает Гуннар. — Я не хочу улыбаться. — Помашите, будьте почтительны, попробуйте улыбнуться, как сказала Морган, — предлагает Чума. — Просто будьте самими собой. — Это нелегкая задача, — бормочет Эшлин себе под нос, и я слегка посмеиваюсь.       Вскоре колесницы начинают двигаться, и Чума подводит меня к огромным экранам, где наставники будут наблюдать за процессией.       Я вижу, что ребята из Первого и Второго дистриктов очень хорошо подготовлены. Они выглядят сильнее, чем Сильвер, Титус, Тресса и Атлас в прошлом году. У меня такое чувство, что их наставники помогут им лучше выработать стратегию, поскольку разделение задач - это то, что позволило мне сразу убить Сильвера и Титуса.       Когда камеры поворачиваются к Эшлин и Гуннару, я улыбаюсь, потому что они машут рукой и слегка улыбаются. Они выглядят застенчивыми, невинными, но в то же время искренними - притворяются слабыми. — Хороший подход с их стороны, — бормочет Чума. — Мы можем надеяться, что у них есть какие-то навыки, чтобы они могли отказаться от этого. Эта невинность - она слишком реальна. Они не должны думать, что мы разыгрываем с этим какую-то шутку. — Часть меня думает, что у них не хватит силы воли, — признаюсь я. — Они не смогут заставить себя причинить кому-то боль. Они будут колебаться.       Чума кивает. — У них этого нет. Но мы постараемся.       Вот тогда-то монитор снова и привлекает мое внимание. Сзади, едва заметный, пока камера не увеличит масштаб, горит огонь. Сначала я думаю, что кто-то поджег эту дурацкую колесницу и кто-то умирает или что-то в этом роде. Затем я прищуриваюсь и понимаю, что трибуты из Двенадцатого буквально горят. У них за спиной пылающие накидки, и наставники дружно ахают. — Ни за что! — Гриз вскрикивает у меня за спиной. — Нет, как ему это удалось?..       Я оборачиваюсь и вижу, что он смотрит на нового стилиста Двенадцатого, Цинну, который только что закончил давать пять своей партнерше Порции.       Это гениально.       Все наставники не сводят глаз от трибутов из Двенадцатого. Они сияют, они выглядят мощными. Очаровательны своими улыбками, но в целом крутые.       У этой девочки из Двенадцатого есть то, чего нет у моих трибутов. Сила воли, которой я в них не ощущаю. Она может быть опаснее, чем карьеристы, и я решаю, что мне нужно предупредить о ней своих трибутов.       Когда колесницы заполняют петлю Городского круга, наставники начинают расходиться и ждать возвращения своих подопечных у заднего входа, который находится немного в стороне от того места, откуда они ушли. Я слышу, как музыка смолкает, и вижу, что я единственная, кто все еще смотрит на экран.       Я с неприкрытым отвращением смотрю, как президент Сноу начинает свою обычную речь. Меня тошнит от того, как он может быть там, притворяясь великим человеком, когда на самом деле он ублюдок, который продает меня худшим людям и угрожает убить моих близких, если я не подчинюсь.       Когда после его речи звучит национальный гимн, я возвращаюсь туда, где находится Чума, в то время как колесницы начинают въезжать обратно в Тренировочный центр.       Как только колесница Двенадцатого въезжает в огромную комнату, двери закрываются, и подготовительные группы и наставники снова могут окружить своих детей. — Эй! — говорю я, протягивая руку, чтобы помочь Эшлин и Гуннару сойти с колесницы. — Это было хорошо! — Это было неприятно, — говорит Эшлин, выглядя так, словно ее вот-вот стошнит. — Я хотела броситься с колесницы. — Это было в мой год, — честно добавляет Чума. — Неплохая работа. Вы двое были естественными, настоящими - все, что нам нужно. — Они думают, что мы изображаем каменщика, — ворчит Гуннар. — Я слышал, как люди говорили это, когда мы проходили мимо, у меня острый слух. — Ты можешь быть, а можешь и не быть, — говорю я, пожимая плечами. — Это пока не их дело - знать.       Эшлин кашляет, пока Гриз и Глизе работают над тем, чтобы позже начать снимать верхнюю часть своих нарядов, чтобы облегчить свою ношу. — Сомневаюсь, что смогу справиться с Каменщиком. Я ни в чем не силен. — Давай поговорим об этом за закрытыми дверями, хорошо? — предлагаю я, одаривая ее натянутой улыбкой, когда мы выводим их на улицу.       Зенобия, Савера и Уинноу ждут нас прямо за дверями, очевидно, они были слишком заняты просмотром повтора Двенадцатого дистрикта, вместо того чтобы прийти поприветствовать Эшлин и Гуннара. — Ты была такой потрясающей, — хихикает Зенобия, уже держа в руках специальную салфетку, чтобы вытереть лицо Эшлин, пока мы идем к лифту. — Зенобия, дорогая, подожди, пока она доберется до своей комнаты, — пренебрежительно говорит Савера. — Мы должны поговорить о тех детях из Двенадцатого! Боже мой, Цинна - такой художник! — Спасибо, его здесь нет, — бормочет Гриз, и я слегка ухмыляюсь, понимая, что он ревнует. — Я уверена, что ты мог бы это придумать, — говорю я. — Но в нашем районе с таким количеством дров пожару не поздоровилось бы. Это не твоя вина.       Это снова заставляет его казаться счастливее.       Когда мы возвращаемся в нашу комнату, Савера приказывает Зенобии и Уинноу пойти оттереть Эшлин, в то время как она идет расстегивать то, что кажется несколькими слоями завязок на костюме Гуннара, прежде чем он сможет пойти умыться.       Похоже, Савера сказала, кем бы ни была его подготовительная команда, что она справится с этим, потому что, взяв на себя эту задачу, она выглядит неестественно довольной. — Морган, — говорит Эшлин, как только они с Гуннаром умываются и надевают пижамы. Эти двое подходят и садятся напротив нас с Чумой на диваны. На кухне Гриз и Глизе, похоже, очень сердито шипят друг на друга из-за костюмов, в то время как команда подготовки уже ушла. — Да? — говорю я, глядя на них снизу вверх. — Что будет завтра? — Вы оба будете тренироваться. Вот план для этого, просто в качестве напоминания - идите и пробуйте все. Если вы найдете что-то, в чем, по вашему мнению, вы будете действительно хороши, приходите и скажите нам, и мы обучим вас в частном порядке. — Я ни в чем не собираюсь быть хорошей, — стонет Эшлин, закрывая лицо руками. — Я никогда не работала на фабриках так, как вы с Джоанной - я осталась в школе. Здешняя еда - порции примерно в шесть раз больше, чем я обычно ем, потому что мои родители не могут обеспечить меня, моих пятерых младших сестер и одного старшего брата, который только начал работать на фабрике. Я не готова так, как были готовы вы с Джоанной.       Я придвигаюсь к ней ближе и беру ее за руки. — Эй, пусть это тебя не обескураживает. Ты попытаешься, Чума попытается, и мы с Гуннаром тоже. Мы постараемся заставить что-нибудь сработать. У тебя все еще есть потенциал стать в чем-то хорошим, так что не теряй надежды, ладно?       Она кивает, и Гуннар похлопывает меня по плечу. — Я не думаю, что у меня что-то получится, — бормочет он. — Но я обещаю попытаться.       Чума прочищает горло и подходит, чтобы сесть за стол прямо перед ними. — Хорошо. Если мы все постараемся, то сможем чего-нибудь добиться. Этот процесс - это непросто. Морган требовалось около пяти часов в день в дополнение к коллективным тренировкам, чтобы отточить свои навыки, и это было тяжело, и ей едва удалось выучить это по-настоящему хорошо, прежде чем приступить к работе. Это Голодные игры. Кровожадные и трудные. Все, что имеет значение - это то, что вы прилагаете усилия. Вы хотите победить.       Они оба кивнули. — Хорошо, — вздыхает Эшлин. — Я собираюсь попытаться уснуть. — Хорошо, — говорю я, одаривая обоих трибутов улыбкой. — Идите, попробуйте отдохнуть.       Они уходят, и Чума смотрит на меня. — Мы все еще идем с Финником и Энни? — Да, конечно, пойдем. — О, я собиралась сначала переодеться. — Что плохого в том, что у тебя есть? — Оно очень плотно облегает мою грудь. Я вернусь. Скажи, может быть, ты тоже хочешь измениться? — Что плохого в том, что у меня есть? — На тебе летняя рубашка, обтягивающие брюки и армейские ботинки. Это не наряд для ужина. Иди, надень платье.       Я стону, потому что он прав, и, наверное, я действительно хочу произвести хорошее впечатление на Энни.       Как только я переоделась в не такое откровенное, но все равно очень сексуальное сапфировое платье и немного завила волосы, я встречаю Чуму в дверях. Он переоделся в более свободную рубашку, которая, похоже, позволяет ему лучше дышать. Мы оставляем Гриза и Глизе все еще препираться и спускаемся на подземный этаж, где приготовлена еда для наставников. Мы видим, как Финник машет нам рукой, приглашая сесть за столик подальше от других наставников.       Теперь я чувствую себя идиоткой, слушая Чуму, потому что Энни и Финник одеты в свою прежнюю удобную одежду. — Я очень переоделась, — заявляю я, подходя, чувствуя, как горят мои щеки, потому что теперь я так сильно выделяюсь. — Вовсе нет, дорогая, — усмехается Финник, беря мою руку и целуя ее. Я не могу не думать о том, как он беспорядочно размахивал кулаком в воздухе после того, как отобрал у меня Блеск, или о том, как он прогнал Сенеку ранее. — Это Энни.       Я протягиваю руку робкой, хрупкой на вид рыжеволосой женщине рядом с Финником. Ее глаза расширяются, когда она пожимает мне руку. — Морган, — говорит она на удивление ровным голосом. — Я так много слышала. О тебе.       Она пожимает мне руку, и Финник выглядит счастливым, как будто часть его ожидала, что мы набросимся друг на друга при виде или что-то в этом роде. Мы сидим, и Авоксы приходят, чтобы принести нам еду. Я благодарю молодую девушку, которая протягивает мне мой, и Энни тут же взвизгивает. — Ей нравятся вежливые люди, — очень быстро говорит Финник, как будто чувствует необходимость объяснить все, что делает Энни, чтобы я не поняла неправильно.       Чума задыхается от этого. — Извини, я не привык им что-либо говорить. — Это... ладно, — задумчиво произносит Энни. — Это не твоя вина. Она мурлычет и начинает играть со своей едой, очевидно, ей нужно разорвать ее на кусочки, прежде чем класть в рот. —Итак, как прошел для вас парад? — спрашивает их Чума. — О, ближе к концу очень круто, — говорит Финник. — Эти ребята из Двенадцатого — вау. Это действительно пойдет им на пользу. Я не думаю, что когда-либо видел такой сияющий дистрикт с данью уважения. — Даже не от Первого? - спрашиваю я со смешком. — Как вы хорошо знаете, Первый дистрикт мне совсем не нравится, — говорит он, и когда он это говорит, он больше не улыбается. — Но почему? - настаиваю я, не понимая, что у него может быть веская причина не любить Блеска. — Это кучка ублюдков, которые думают, что у них божественная аура или что-то в этом роде, — говорит он. — Они думают, что любой победитель из этого дистрикта - высшая сила или что-то в этом роде. Блеск, он... он должен был оказаться в такой же ситуации, как и мы. Но он настоял на том, что он слишком важен как наставник, и они позволили ему это. — Хм, так он, вероятно, действительно знал, в чем я работаю, — размышляю я. — И тут я подумала, что он приставал ко мне, потому что я ему нравилась, а не потому, что ему нужны были мои услуги. — Почему это должно иметь значение? — глаза Финника темнеют, придавая им грозный вид. — О, Блеск определенно оставил свой след, — шутит Чума. — Он неплохо выглядит, — говорю я, пожимая плечами. — Конечно, я не думаю, что стала бы с ним встречаться. — Да, ему двадцать девять, — резко говорит Финник. — Тебе исполняется девятнадцать через сколько, через несколько недель, верно? Значит, он на десять лет старше тебя.       Чума фыркает на это, и я отчетливо помню, как ранее он назвал Финника "стервозным лжецом". — В конце этого года ему исполняется двадцать семь, — отмечает он. — Все еще приличная разница в возрасте, но он не старше ее ни на десять лет.       Финник краснеет, и именно Энни отвлекает его, в чем он так нуждается. — Цыпленок, — размышляет она. — Цыпленок и цыпленок-полоски! Полоски, Финник, я хочу полоски, пожалуйста, — он берет у нее вилку и нож и нарезает курицу на те полоски, которые она хочет. Она хихикает и начинает есть, снова напевая.       Чума теперь странно смотрит на Финника. Финник бросает на него взгляд, который я не могу понять, но глаза Чумы внезапно озорно мерцают, и он откидывается на спинку стула. — Морган, говори, — говорит Энни, отрываясь от своих кусочков курицы. — Мне нравится слушать, как ты говоришь.       Я чувствую, как краснеют мои щеки. — О чем мне, э-э, поговорить? — Твое платье, — задумчиво отвечает она. — Это мило. — О, спасибо. Глизе приготовила именно это для меня. Она говорит, что это подчеркивает мои глаза. — У тебя глаза, как у Финника, — она начинает смеяться. — За исключением того, что у тебя прекрасное море, у Финника - штормовое море.       Финник краснеет при этих словах, а Энни хлопает в ладоши. — Морган, пой! Финник, Финник, ты же знаешь, что она, наверное, неплохо поет, не так ли, Финник? Морган, спой для нас, у тебя хороший певческий голос. — Честно говоря, я никогда не пробовал петь... совсем, — смущенно отвечаю я. — Что ж, попробуй! — говорит она. — Спой-спой что-нибудь. — Я знаю только колыбельные, — говорю я, чувствуя себя сейчас очень неловко. — Колыбельные Седьмого дистрикта очень хороши, — говорит Чума. — Давай, Морган.       Он отвернулся от меня. Я никогда не видела подобного поведения от него.       Я сглатываю и начинаю очень тихо напевать глупую колыбельную о птенце, не умеющем летать, которую моя мама использовала, чтобы усыпить Гретхен после того, как она повредила ногу и у нее были проблемы со сном.       Чума улыбается. Энни слегка хлопает в ладоши, радостно глядя на меня. — Финник, я же говорила тебе! — шепчет она.       И Финник, выражение лица которого я не могу понять.       Сначала он смотрит на меня так, словно сбит с толку, потом в его взгляде появляется что-то вроде тоски. Его глаза прикованы ко мне, и я хочу сказать ему, чтобы он перестал пялиться. Я заканчиваю петь, и Энни снова хлопает в ладоши. — Так хорошо! Так хорошо! Финник, Финник, я же говорила тебе, я же говорила тебе, что она умеет петь, не так ли, не так ли, я же говорила тебе.       Финник кивает и откашливается, глядя вниз и продолжая есть, не говоря ни слова. Когда я почти расправляюсь с едой, Энни что-то шепчет Финнику, и он коротко смотрит на меня, прежде чем сесть. — Энни хочет, чтобы я дал понять, что она сожалеет о том, что у она мало разговаривает, — говорит он, и выражение лица Энни дает мне понять, что это не то, что она сказала, но она не возражает. — Она просто наслаждается присутствием двух друзей, и этого достаточно. — Что ж, нас это устраивает, Энни, — добродушно говорит Чума. — Нам тоже нравится ваша компания. — Да, — говорю я, ставя свою посуду на стол. — Это был прекрасный ужин. — Давай сделаем это снова. Завтра! — Энни хлопает в ладоши. — Да, конечно, — говорит Финник. Он начинает говорить немного быстрее, почти настойчиво. — Каждый день на этой неделе, сразу после того, как мы закончим тренировать наших трибутов. И в полдень тоже. Как насчет того, чтобы мы просто ели все вместе, кроме завтрака, как тебе это?       Я чувствую себя обязанной сказать "да", и я бы сделала это в любом случае, потому что мне нравится тусоваться с Финником и Энни, но есть какая-то часть идеи Финника, которая заставляет меня чувствовать себя странно, как будто ему нужно, чтобы мы пришли посидеть с ними, иначе мир саморазрушится и все полетит к чертям. Именно Чума заключает сделку. — Конечно. Мы бы с удовольствием делали это каждый день, так часто, как только сможем. Разве не так, Морган? — Да, конечно, — выдавливаю я, хотя пытаюсь понять, что заставило Финника так срочно уладить это дело. Я замечаю, что он толкает Энни, и она визжит. — Ура, не пропустите это! Мы этого не сделаем.       Я чувствую прикосновение к своему плечу и оборачиваюсь, чтобы увидеть Блеска. — Мисс Ривз, вы выглядите просто сияющей, — выдыхает он, глядя на меня сверху вниз. Я не знаю, почему он без рубашки здесь, на фуд-корте, но это так, и я вижу очень красивый пресс и подтянутые мышцы на его руках и спине. — Спасибо, Блеск, — говорю я немного тише, пытаясь удержаться от того, чтобы не пялиться на то, что кажется твердым, как камень, прессом. Я действительно хочу ударить его и посмотреть, насколько он твердый, или, может быть, попробовать вонзить в него свой нож. Он выглядит искусственным. — Я хотел спросить, не мог бы я, э-э, поужинать с тобой как-нибудь на этой неделе. — Ты уже спрашивал ее об этом, и я ясно дал понять, что она тусуется с нами, — говорит Финник с притворной сладостью, и он выглядит еще более разъяренным, чем раньше. — Оставь нас в покое, ладно?       Челюсть Блеска напрягается, и он прищуривает глаза. Я знаю, что он помнит все, что сказал Финнику ранее, хотя я уже забыла. — Я как-нибудь увижу тебя, Морган. Я просто хочу поговорить, вот и все.       Он уходит, а я поворачиваюсь, чтобы спросить Финника, что, черт возьми, это было, пока не понимаю, что он уже уводит Энни. — Финник такой странный, — выдыхаю я, складывая наши тарелки, чтобы Авоксы забрали их. — Разве? — говорит Блайт так невинно, что я замечаю. — Что это за тон такой? Что ты знаешь? — Ничего, мне просто интересно.       Он направляется обратно в коридор к лифту, и я рычу, видя, что Блеск уже ушел. Я не знаю, почему Финник ведет себя как придурок. Что на самом деле они с Блеском имеют друг против друга?       Потому что он просто укрепляет мою решимость поговорить с Блеском и посмотреть, что происходит.