Жареная картошка с ароматом любви

      Алексей Волков посмотрел на своё отражение в витрине магазина. Черные патлы торчали в разные стороны и сладу с ними не было. Когда-то в юности мастер сказал, что с таким типом волос либо очень короткую стрижку, либо отращивать косы. Не получилось ни того, ни другого, поэтому пришлось мириться с торчащими во все стороны вихрами. Черные джинсы и грубые ботинки. На плечах косуха, а под ней майка с глубокими проймами. Острый взгляд прищуренных глаз. Не хватало только сигареты в углу рта, но курить Волк бросил ещё в армии.       Н-да, гопник. Как ни пытался он избавиться от своего подзаборного образа, которым так кичился в школе, только похоже это был не имидж, а истинная натура. Натура, которую не спрячешь, ни изменишь. — Волк! Ты ли это?       Звонкий голос, который практически не изменился с момента выпуска из школы, разве что стал на пару октав ниже. Октав, блядь! Алексей и не думал, что помнит ещё такие слова. А ведь когда-то, бесконечно давно, Заяц рассказывал ему все эти музыкальные приблуды. Надо же, как оказывается глубоко в память въелось то время, когда они были близкими друзьями. Заяц — Волк, Волк — Заяц.       Серый мало изменился. Только стал чуть выше, немного шире в плечах. Всё такая же аккуратная стрижка и выглаженные брюки. Рубашка застёгнута на все пуговицы, и это, блядь, в мае месяце! На плечах однобортный пиджак, только галстука не хватает. В руках Заяц держал аккуратный портфель. И весь он, блядь, был похож на того мальчика-отличника, золотого медалиста, надежду школы и родителей, каким его и запомнил Волк. — И тебе привет, Заяц. Сколько лет, сколько зим. Ты всё такой же пижон.       Сергей слегка покраснел, и от этого у Алексея как-то ухнуло в груди. Неужели не прошло? Столько лет, а он всё ещё реагирует на эти огромные голубые глаза, маленький рот и нежную тонкую шейку. Шейку, к которой смог прикоснуться только однажды. Блядь. — Какими судьбами? — С работы иду, смотрю до ужаса знакомый облик. И точно — ты!       Заяц улыбался так широко, словно искренне был рад видеть своего давнего друга. — Слушай, а может ко мне? Я тут неподалёку живу. Отметим встречу. Мы же когда виделись последний раз? — На выпускном.       Да, на выпускном. Тогда они здорово повеселились. Попавший в кровь алкоголь заставил исчезнуть нервозность, и в какой-то момент Алексей снова почувствовал себя, как когда-то давно. Он отпустил внутренние тормоза, смотря как такой родной Сергей бездумно дёргается под орущие треки. Смотрел так, словно снова вернулась их оборвавшаяся дружба. Словно не было последних двух лет, когда каждый пошёл своей дорогой — Заяц к золотой медали, а Волк в компанию таких же гопников, пробующих первые сигареты и алкоголь. Чем больше проходило времени, тем шире становилась между ними пропасть. Отличника и первого хулигана больше уже не связывала детская дружба, начавшаяся ещё в детском саду и продолжавшаяся до конца девятого класса. А потом… Хер его знает, что случилось потом. Уже на праздничной линейке в следующем учебном году Волк демонстративно отстранился от Зайца, не обращая внимания на обиженный взгляд голубых глаз. Он не мог находиться с ним рядом, смотреть на тонкие запястья с хрупкими пальцами, на нежную шею с пульсирующей жилкой. Просто смотреть на это было невыносимо, а трогать нельзя. Прикоснуться, провести пальцами, а ещё лучше сжать ладонями и смотреть в эти огромные распахнутые озёра. Пить дыхание жадными губами. Вжать в себя. Сломать. Испортить. Этого ничего нельзя было сделать. Поэтому проще уйти, оборвать, бросить. Затолкать рвущиеся из горла слова обратно внутрь себя. Закусить кулак и тихо выть в подушку от невозможности исполнения одного единственного желания. Такого простого. Такого сложного.       А сейчас этот новый и незнакомый, но по-прежнему родной Заяц зовёт к себе в гости. Идиот. — Ну пошли, если не боишься. За базар отвечать надо.       Они шли рядом по улице такие абсолютно разные — один в чистой и выглаженной одежде и начищенной обуви, второй — полная противоположность первому. Два абсолютно разных человека. — Это ты неплохо устроился, — Волк запрокинул голову и осмотрел многоэтажку, у которой остановился Заяц, — профессорам так хорошо платят? — Я ещё не профессор. — Ключевое слово — ещё? — Да ладно тебе, — Сергей коротко рассмеялся, — ты тоже мог бы быть… Если бы ты не бросил учиться, то вполне мог бы поступить в институт.       Мог бы. Волк был уверен, что продолжай он дружить с Зайцем, то вытянул бы экзамены на хорошие баллы. В конце концов с физикой и математикой он всегда дружил. Он понимал и умел в них. Вот только в последних классах уже было не до учёбы. — Проходи, ванная там, полотенце для рук серое. — А для ног? — Чёрное. А зачем тебе? — Да это я так, шучу. Не обращай внимания. — Ладно, ты потом иди на кухню, я сейчас что-нибудь закажу. Ты что любишь? Японскую кухню или китайскую? А ещё можно итальянскую или… — А русской нет? И нахер ты вообще заказывать собираешься? — Ну так, мы же поесть хотели. Разве нет? Понимаешь, я один живу и поэтому не готовлю. — Заяц, Заяц. Картошка есть? — Нет. Я же говорил. — Ох, бля. Ладно, сейчас метнусь в магаз. Я скоро. — Волк! — голос Сергея как-то подозрительно дрожал, — ты правда не сбежишь? — Дурак ты, Серый.       Алексей вернулся через сорок минут, когда Сергей уже не находил себе места. — Ну и цены у вас здесь, охуеть просто! Я за этот набор продуктов в своём районе отдал бы на треть меньше.       Волков прошёл на кухню и стал вытаскивать из мешка покупки. — Я тут ещё к столу взял по мелочи. Давай, мой овощи, а я пока картошки нажарю. Ты как любишь — соломкой или чипсами? — Соломкой. — Я тоже.       Алексей быстро почистил крупные клубни, нарезал их и промыл под краном. — А зачем мыть, — Заяц смотрел удивлённо. — Чтобы не разваривалась при жарке. Лишний крахмал смывается. У тебя сковородка-то есть, горе моё? — Почему горе? — По чему, по чему. По кочану.       Против принадлежности Заяц не возражал, и от этого стало тепло.       Пока картошка жарилась и шкворчала, Волк ловко нарезал помидоры и огурцы, промыл пучок зелени, открыл банку селёдки, выложил хлеб. Заяц в это время сидел мышкой на кухонном уголке и восторженно наблюдал, как пустой стол заполнялся нарезками, а по кухне уже поплыл аромат еды. — Чего сидишь, как король на именинах? Тарелки доставай, рюмки. Мы что пить-то будем? — О, у меня есть виски, коньяк, абсент и джин. — Однако ты и пить! — Да не, это так, с вечеринки осталось. — И часто ты тут вечеринки устраиваешь? — Ну, не то чтобы… — Ладно, проехали. Неси, что там у тебя.       Серый метнулся в бар за початой бутылкой вискаря, а Волк тем временем разложил картошку по тарелкам. — Ну чё, за встречу? — Ага.       Они чокнулись краями рюмок, и Волк опрокинул обжигающую горло жидкость в рот. Отломил корку хлеба, занюхал и только потом подцепил вилкой золотые ломтики. Всё это время Заяц смотрел не отрываясь на мужчину, как дёрнулся его кадык, втянулись крылья острого носа. Как двигались сильные пальцы, крутя вилку и цепляя то кусок жирной селёдки, то хрустящего огурца. — Ты чего не закусываешь, а? — Нет, я ем. Очень вкусно. Даже у мамы не получалась такая вкусная картошка, как у тебя. — Да ладно тебе. Ешь пока не остыла.       Крепкий алкоголь разливался теплом по пустому желудку и сразу всасывался в кровь. После третьей рюмки Алексей понял, что его повело. Чёрт, вроде бы и закусывал, а в голове всё равно постепенно мутнело. Надо было водки взять, да кто ж думал, что у этого пижона только хуйня всякая в баре стоит? Волк смотрел на своего одноклассника и отмечал то, что не бросилось в глаза на улице. Тонкие косточки ключиц, видневшиеся в растянутом вороте домашней футболки. Тени под глазами. Нервно подрагивающие пальцы. Захотелось обнять, прижать к себе. Уткнуться носом в угол плеча и шеи. Вспомнить каково это — касаться его. Блядь. — Так чем ты в итоге занимаешься?       Заяц тоже слегка опьянел, на щеках играл румянец, глаза заблестели. Ему было хорошо. Тепло и комфортно. Впервые он чувствовал себя так уютно в собственном доме. Хотелось сесть к Волку на колени, прижаться и почувствовать крепкие мышцы груди. Втянуть носом терпкий запах. Мужской. Родной. Но нельзя. Нельзя рушить то, что вдруг так внезапно свалилось на голову — Волк в его квартире! Даже не верится. Они сидят и разговаривают, как раньше. Не как раньше. Раньше Сергей мог запросто сесть рядом, закинуть руку на плечо. Раньше они были друзьями. Их даже в школе звали «Ну, погоди», обобщая этим названием их обоих в одно целое. А теперь? Чужие. Посторонние. Разные. — Да так, сижу в инвесткомпании, штаны протираю. А ты? — А я в яме в автомастерской. — Ты всегда любил технику. Вечно что-то разбирал. У тебя по всей комнате запчасти валялись, как в мастерской.       Зайца совсем развезло. То ли под действием крепкого алкоголя, то ли из-за близости мужчины, но стягивающий вот уже который год узел внутри стал постепенно отпускать. — Волк, а на личном как? Жена, дети? Я вот один, но ты-то… Ты же…       Думать о существовании чужой семьи было неприятно и больно, но Заяц уже давно смирился с тем, что чудес не бывает. Парень, на которого в школе засматривалась каждая девчонка, не мог до сих пор быть один. У него обязательно кто-то есть. Кто-то, для кого он вот так же жарит картошку, кого носит на руках. Целует. Вот бы снова, как тогда на выпускном… Когда захмелевший Волк выдернул его из толпы дрыгающихся одноклассников и увёл из актового зала за собой в какой-то тёмный угол. Прижал к стенке, уткнулся носом в шею, а потом. Первый поцелуй. С парнем. С Волком. Жадно шарящие по телу руки. Затвердевший пах парня, вжимающийся в тело Зайца. Горячее дыхание, опаляющее шею. И бешеный пульс в висках от того, что они сейчас сделали.       Это был последний раз, когда они виделись. Потом Серёжа Зайцев поступил в престижный ВУЗ, а Волков Алексей — в техникум на автодело, после которого ушёл на год в армию. На встречи выпускников не ходили оба. Каждый пытался строить свою жизнь и карьеру. И только иногда, в минуты особенно острой тоски оба вспоминали тот неумелый поцелуй в тёмном углу школы на выпускном. — Нет, Заяц. Нет у меня ни жены, ни детей. Есть старенькая мама и облезлый кот. — Васька! Жив ещё! — Он нас с тобой переживёт, рыжий говнюк. — Не говори так! Я помню его, он всегда на колени ко мне залезал, а ты бесился. — Да не бесился я. Так просто. — А отец?       Волк плеснул себе в рюмку вискарь и опрокинул в рот одним махом. — Умер. Несчастный случай на производстве. Он инвалидом стал, ну и не выдержал. Домой пришли, а он того… Повесился. Мать после этого совсем сдала. Так что кому я нужен с таким багажом? — Мне. Ты нужен мне.       Заяц сам не понял, как смог произнести это вслух. Верно говорят — что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Однако его уже понесло. Он неловко перебрался на колени к Волку, перекинув через него ногу. Запустил в жёсткие чёрные вихры пальцы и прижался к высокому лбу своим, пытаясь сквозь марево опьянения рассмотреть карие глаза. — Ты нужен мне, — повторил Сергей.       Волков словно окаменел. Такая близость, приятная тяжесть на коленях. Хотелось положить ладони на острые лопатки, чтобы Заяц мог откинуться на них. Хотелось царапать тонкую кожу мозолями шершавой кожи натруженных рук. Чтобы запрокинул голову и открыл шею. Свою тонкую и длинную, блядь, шею, от вида которой Алексея вело ещё в школе, когда он сидел за спиной Зайца, а потом хрипел в подушку, отчаянно дроча каменный стояк. — Заяц, ты умом поехал?       Тот только пьяно мотнул головой и печально рассмеялся. — Волк, какой же ты дурак. Как же ты смог так легко всё разрушить?       В поясницу упирался край стола, а перед глазами маячила крепкая мужская грудь. И эта блядская майка, которая открывала мускулистые руки до самых плеч и позволяла видеть рельеф грудных мышц. И даже тёмные волосы подмышками были такими пьяняще манящими. Заяц придвинулся к мужчине ближе и положил голову ему на плечо. — Волк, ты… Ты такой… — Какой? — Дурак ты, Волк. — Э, да кто-то просто в зюзю.       Неловко перекинув обе ноги Зайца на одну сторону, мужчина подхватил парня под колени и, придерживая за спину, понёс в комнату.       Мебели было немного, поэтому жильё казалось пустым. И одиноким. В углу комнаты стояла кровать, застеленная стёганым одеялом, и Волк положил свою ношу прямо поверх него. Он уже хотел распрямиться, когда тонкие руки ухватили его за майку и крепко сжали. — Волк, не уходи. Пожалуйста, останься. — Да ты что, Серый? — Пожалуйста, я прошу тебя. Останься. Мне нужно. Я хочу, чтобы это был ты. Ты ведь уйдёшь и больше никогда… Хотя бы один раз, пожалуйста. Сделай это.       «Это» было сказано с такой тоской, что Алексей не выдержал. Его Заяц, которого он так и не смог забыть, просил остаться. Просил о том, о чём сам мужчина мечтал весь вечер. — Тогда позволь, я сниму с тебя лишнее.       Пальцы, судорожно сжимающие ткань майки, разжались, и Волк присел рядом на кровать. Нужно было освободить этого пьянчужку от одежды, чтобы ему было комфортно. Оставив на парне одни боксёры, Волков вытащил из-под него одеяло и укрыл друга, потом быстро разделся сам и лёг, отодвигая того к стенке.       Почувствовав рядом другое тело, Заяц развернулся спиной и прижался ей к Волку. Шею обожгло поцелуем, таким долгожданным, жадным, горячим. Шершавая ладонь прошлась по тонкой талии и поднялась вверх, накрыв сосок. — Заяц, а у тебя было уже с кем? Ну, это самое.       Сергей мотнул головой. — Нет. А… У тебя? — Тоже нет. — Ну, это, наверное, как с женщиной. Смысл тот же.       Волков развернул Зайца на спину и приподнялся над ним на локте. — Какой же ты… — Какой? — Умный. Красивый. Нежный. Как же я скучал по тебе.       Волк наклонился к лицу лежавшего под ним Сергея и наконец сделал то, о чём мечтал всё годы после выпуска, каждый день, каждую ночь.       Жадные губы, пьяное дыхание, но Волк не мог больше себя сдерживать, особенно когда почувствовал как в ответ на его напор мягкие губы раскрылись, впуская внутрь. Это было невозможно нежно и горячо — чувствовать под руками трепет доверчиво льнущего к нему тела Зайца. Тихий стон, сорвался в припухших губ, заставляя на миг замереть. — Серёжа, ты как? — Хорошоооо. Мне так хорошо никогда не было.       Волк ухмыльнулся. Хорошо ему, видите ли. Но Алексей и сам улыбался в темноту, всё больше прижимая к себе такого родного, потерянного и невозможно дорогого Зайца. — Хорошо? Ну, погоди у меня.       Мужчина подцепил край белья и стянул его вниз, освобождая эрегированный член Сергея. Кожа около лобка была нежная и бархатистая, а волосы такие мягкие. Волк пропустил ствол между двух пальцев, измеряя длину и степень налитости. — Уверен?       Не хотелось утром услышать претензии о том, что Волк нагло воспользовался состоянием друга. — Да. Возьми меня.       Отказаться? Ни за что. Волк снова принялся целовать мягкие и податливые губы Зайца, широко развёл в стороны худые ноги и осторожно сжал мошонку Сергея, проглотив его стон. Как быть и что делать Алексей знал только теоретически, когда однажды понял, что вообще-то имея такую проблему глупо оставаться в неведении. Однако приобретённые знания так и остались чистой теорией — реализовывать их на практике было не с кем. Если только с выхлопной трубой ремонтируемых машин, а это так себе удовольствие. Больше похоже на извращение в чистом виде. Да и вообще. Не хотелось никого иного, кроме Зайца. Тонкого, нежного, так доверчиво прижавшегося к нему в темноте.       Пальцы обхватили ствол и резко передёрнули туда-сюда. Свой собственный член стоял, как египетский обелиск, и это тоже требовало решения, потому что яйца уже звенели от напряжения. Волк пристроился, как мог рядом с Зайцем и обхватил оба стояка одной ладонью. Такой объем плохо умещался в руке, но что было делать? Горячая плоть чувствовалась по всей длине и пульсировала, заставляя ускорять движение. Заяц стонал и пытался подмахивать в такт дрочке, а Волк дико жалел, что у него не хватило мозгов включить ночник, чтобы не лишать себя подобного зрелища. Но кто же знал, что опьяневший Сергей выложит начистоту свои желания, вопьётся пальцами и не отпустит? Да и не хотелось, чтобы отпускал. Хотелось ещё ближе, ещё ярче. Чтобы вместе к звёздам. Чтобы одно целое. Навсегда.       Брызнувшая сперма спекала густыми каплями по пальцам. Волку пришлось встать и дойти до душа, чтобы смыть её, а когда он вернулся в постель Заяц уже тихо спал, уткнувшись лицом в подушку. Алексей осторожно лёг рядом и обнял такого тёплого и мягкого Сергея. Он уткнулся носом в его затылок и вдыхал запах кожи и шампуня. Запах своей юности и такой трепетной любви, которая вернулась, не спрашивая разрешения, разворошив воспоминания, даря надежду. Его Заяц, которого он никогда больше не бросит, не оставит одного. Что бы ни случилось Алексей будет рядом. Волк прижался ещё теснее, словно боясь, что оставшиеся между их телами миллиметры пространства снова превратятся в пропасть.       Пусть у них сегодня толком ничего не произошло — Волк не жалел. Всё у них будет, просто всему своё время. Они узнают друг друга снова. Заяц расскажет как он жил эти годы, а Волк обязательно пригласит его домой. Потому что мама помнила Сергея и переживала, когда их дружба закончилась. Она примет их отношения просто потому, что любит Алексея и хочет ему счастья. И даже рыжий облезлый Васька будет рад снова оказаться на таких знакомых коленях. И Волк не будет больше ревновать своего Зайца к коту, который мог позволить себе в отличие от человека ластиться и тереться о Сергея. Теперь мужчина имел полное право на близость своего дорогого, ненаглядного и единственного Зайца.       Утро наступило внезапно, словно кто-то включил лампочку. Волк приоткрыл глаза и огляделся. Нет, произошедшее ему не приснилось. Он лежал на кровати в чужом доме, крепко прижимая к себе мирно посапывающего Зайца. Идеальное утро.       Алексей осторожно, чтобы не разбудить своё сокровище коснулся губами виска Сергея. Такой тёплый, мягкий. Такой родной и настоящий. Теперь-то уж никто не сможет заставить Волка отказаться от своей добычи.