Муж-озеро

- Танька, привет! Нет, слушай, у меня зла не хватает! Оттяпали пол-озера, купаются там со своими бл..дями. Мы с детьми вчера решили вдоль забора ихнего пройти – так быстрее было. Так прикинь, какой-то черный вылез и матом нас послал! – Эмма Георгиевна была в небывалом волнении. – А ведь это дети! Как же можно так, а? Танюша устало кивнула и присела на бревно у костра. - Да уж, беспредельщики. Но знаешь, Эммочка, если бы вы… написали в прокуратуру, например, причем от имени подросткового клуба, то это было бы солиднее, чем от частного лица. Именно что – дети! У нас же сейчас права детей – это все. Эмма замялась. - Ох, если бы ты знала нашего директора, ты бы не предлагала. У него же шаг влево – шаг вправо – расстрел. До смерти боится с начальством ссориться. Не-ет, он писать не станет. - Бесполезно, девушки, бесполезно! – глубокомысленно повторял на заднем плане Костик, хотя его никто не слушал. – У них все куплено, все давно куплено… - Погоди, - попыталась спорить Танюша, - но ведь если этот Кудимов все озеро огородит, то куда же вы детей повезете? Получается – прощай выезды на природу, прощай походы? - Ну, уж все озеро не огородит, - убежденно протянула Эмма. - Вот мы были на Круглом озере, так там… - продолжал Костик. - Понимаете, девушка, вы должны, наконец, осознать, в какой стране вы живете, - степенно начал Влад, закинув ногу на ногу и готовясь к длинному выступлению. Но Танюша неожиданно для себя самой не дала ему продолжить. - Я это осознаю. Но все-таки – если все озеро захватят, что вы будете делать? Влад, Эмма и Костик оторопело переглянулись. - Ну… на другое ездить будем. Мало ли что ли в области озер? …Посидев ровно столько, сколько требовала вежливость, Танюша попрощалась и пошла дальше по направлению к мысу – она еще не была там сегодня. Едва лагерь скрылся за деревьями, как впереди послышались возбужденные голоса, и навстречу показалась компания молодежи. Возглавляла ее ни кто иная, как красавица Аня. - О! Э-гм, послушайте! Здравствуйте! – Аня замахала руками, увидев Танюшу. Судя по неловкому обращению, она успела забыть и ее имя, и то, что они уже переходили на «ты». – Слушайте, там около забора что-то странное происходит. Типа они его снимают! - Снимают?.. То есть здравствуйте… Как снимают?! От неожиданности Танюша позабыла, что вообще-то должна радоваться такому повороту событий. Дом на мысу в последнее время так глубоко врос в ее жизнь, что она, несмотря на непрерывную борьбу с ним, уже не представляла, что может быть как-то иначе. Она ожидала от него только двух вещей – либо статичного, пассивного зла, то есть самого существования поместья Кудимова, либо какой-то его динамической формы. Если там сейчас что-то активизировалось, то это может быть только к худшему – так соображала Танюша, подходя к старой знакомой. В свите Ани, как всегда, было много парней, и среди них Танюша с удивлением узнала Пола и Дениса. Похоже, анина харизма заставила их круто сменить круг общения и оставить своих шашлычных дев. А вот певца Антона, прежнего друга Ани (так, по крайней мере, ей казалось), Танюша не заметила. Хотя, может, он в этот раз просто не приехал… - Я и сама допереть не могу. Но типа там опять рабочие, таджики… Разбирают часть забора, которая ближе к воде, - объясняла Аня. - Я ж говорю - может, это их те заставили, кому мы жаловались! - запыхавшись, вставил Денис. Похоже, она плотно взяла парня в оборот, раз Денис уже начал отправлять жалобы, подумала Танюша. - Нет, там чёт не так. Какая-то толпа собралась, мужики вот в таких туфлях выпендрежных, - Аня показала пальцами фигуру, которая должна была означать узкий носок дорогой обуви. - Так они, наверное, и есть проверяющие. Типа, приехали штрафовать. - Да какое штрафовать, если таджики рядом другие ямы роют! – воскликнула Вера, девушка с пышной копной волос. Похоже, они спорили об этом всю дорогу. – Почему я и говорю, что они его просто переставляют, забор то есть. - Вопрос – куда, – озабоченно вымолвил Пол. Танюша с минуту постояла, растерянно переводя взгляд с одного на другого, и вдруг, будто догадавшись о чем-то, сорвалась с места. - Точно переставляют! А эти мужики пижонистые – наверное, хозяин и прораб! – закричала Аня, догоняя ее. Решимость Танюши окончательно убедила ее, что у захватчиков происходит что-то нехорошее, и что нужно, по крайней мере, быть поблизости. Спутники Ани, не раздумывая, повернули за своей лидершей, и процессия трусцой побежала в обратную сторону, к мысу. Они быстро преодолели примерно треть озера. По пути попадались туристы; удивленно провожая глазами бегущих, они пытались узнать, в чем дело, и некоторые присоединялись. Недалеко от мыса к группе пристали несколько школьников Эммы Георгиевны: среди них были те, кто когда-то убирал свалку вместе с Танюшей. - Они там забор переставляют! – сообщил длинноволосый Миша Воронков, пытаясь бежать в ногу с Танюшей. Он заметил работы еще час назад – возможно, одним из первых – но лишь сейчас, увидев организованное народное движение, понял, что это был серьезный инфоповод. - Да, да, знаю… - Ваще охренели! Озеро наше украли! – тараторила его подружка Лепнева, поспешая у другого танюшиного плеча. - На западе бы такое не позволили, – заявляла незнакомая толстая дама, тоже затесавшаяся в группу. – Там… Она не выдержала быстрого бега, запыхалась и отстала; продолжения ее рассуждений Танюша не услышала. Да она и так ничего не слышала и не видела, кроме одного – точки впереди за деревьями, где тропинка должна была выйти к забору. И вот он показался. Точнее, на старом месте у воды его уже не было: кромка берега продолжалась дальше, и был виден причал. На месте убранных столбов зияли ямы. Но что-то мешало подойти к ним. Все остановились метрах в двадцати, смущенно выглядывая друг у друга из-за плеч. Это что-то не имело характера механического заграждения, но в то же время четко обозначало свои границы – новые границы, простиравшиеся гораздо дальше прежних. Правее берега, за редкими купами молодых березок (их стало меньше, машинально отметила про себя Танюша – видимо, часть с утра успели спилить), возились таджикские рабочие. Склонившись к земле, они собирали из фанеры приземистые короба – несомненно, опалубку под новые столбы. Короба росли из свежих ям; вчера их еще не было. Линия опалубки, отпочковавшись от старого забора, тянулась примерно в сорока метрах параллельно берегу. Крайняя яма (насколько можно было судить) отошла от «материнского» забора метров на пятьдесят, но не похоже было, что собиралась на этом останавливаться. Именно это и заставило компанию Танюши-Ани разом умолкнуть и столпиться на месте. Берег, снесенный забор и новый ряд ям образовали квадрат, в который нельзя было заходить – это все понимали. Там была ловушка, капкан, который прямо у них на глазах ставили рабочие. Среди таджиков топтались несколько русских, одетых чуть получше (видимо, это были те самые мужики в выпендрежных туфлях, запавшие в душу Ане). Они не работали, а лишь присматривали за чужой работой, переговариваясь друг с другом и по телефону. Должно быть, это были подрядчики по смежным дисциплинам: кто-то отвечал за столбы, кто-то руководил таджиками. Они наверняка заметили группу людей, появившуюся из леса у края стройплощадки, но реагировать не спешили; вскоре стало ясно, почему. Из глубины участка (теперь прибрежная часть была открыта, позволяя любоваться валунами и фигурными кипарисами) послышались матерные крики. Кричал мужчина; впрочем, он даже не кричал, а, похоже, в привычной манере отчитывал своего подчиненного. Видимо, все это звучало здесь не в первый раз, потому что строители, хоть и поеживались от неприятного чувства, но не изменили положений своих тел и не прекратили работу. Подрядчики лишь торопливо посторонились, пропуская вперед субъекта и объекта криков. Первый шагал уверенно и размашисто, как царь Петр; второй униженно семенил следом, как опальный Меньшиков. Внешностью, впрочем, они мало походили на знаменитую историческую пару. «Петр» был коренастым мужиком с заметным брюшком, одетым в белую футболку и шорты. Подростковый костюм смотрелся бы смешно на его раздавшейся фигуре, если бы не авторитет, которым он пользовался. «Меньшиков», в свою очередь, был маленьким худеньким мышонком, потевшим в пиджаке и джинсах в обтяжку. Он привычно и покорно слышал потоки брани, изливавшиеся на него, и не делал никаких попыток оправдаться. - Ты, бл…, козел, ты за кого, бл…, меня держишь? Я тебе, бл…, за что заплатил? Чтоб ты меня на…бывал? Ты не отворачивайся, у…бок. Ты отвечай, за что я тебе заплатил, мразь гумозная?! Последнее выражение прозвучало на фоне однотипного мата неожиданно изящно. Отстреляв целую обойму подобных словосочетаний, крупный мужик (Танюша безошибочно догадалась, что перед ней г-н Кудимов собственной персоной) ненадолго затих, должно быть, отдыхая. Во время возникшей паузы распекаемый подрядчик (?) еле слышно проблеял пару фраз. Но хозяин не дал ему закончить: попытка ответить только распалила его гнев. - Ты чё за го…но мне привез, жопа? Я куда это прибивать буду? Я, бл…, это тебе на рожу прибивать буду! Я тебе это в ж…пу затолкаю, го…нюк! Кудимов перебирал все варианты иносказаний, которые подсказывала ему фантазия; должно быть, это доставляло ему удовольствие. При этом он не распалялся сверх меры, чего можно было, казалось бы, опасаться. Его низкий грубый голос в конце каждой фразы срывался на визгливый фальцет, однако тут же возвращался на прежнюю ноту. Очевидно, подобные выплески гнева не были для него чем-то из ряда вон выходящим. Он исполнял свою партию с хорошо заученными интонациями, и можно было предположить, что спустя некоторое время оба участника сцены вернутся к более-менее ровному общению. - Владим Ленидыч, я… - Чё ты там пищишь, гнида? Я из-за тебя на такие бабки попал, ты это знаешь? Я с твоей мамы, бл…, буду из пенсии вычитать… - Понимаете, Владим Ленидыч… - Чё Вадим Ленидыч?! Ты еще что-нибудь говорить умеешь, олигофрен е…анутый? Кто мне деньги вернет, сука? - Мы все сделаем, Владим Ленидыч! Мы все поменяем… За свой счет! Все исправим! - Бл…ть, а за чей еще?! За мой, что ли? Ты у меня свою квартиру сраную продашь, но всю плитку мне переделаешь! Тебе ясно, падаль?! Падаль угодливо затрясла маленькой головой. Остальные смотрели с видимым облегчением: стандартная экзекуция явно подходила к концу. Провинившийся уже готов был бежать прочь, чтобы продать квартиру, отобрать у матери пенсию и пустить всю выручку на переделку плитки где-то в недрах огромного особняка. Он ждал лишь последнего аккорда в выступлении своего патрона, после чего его можно было считать законченным. Но аккорд завис в воздухе, потому что большие, серые и жесткие глаза Кудимова случайно заметили новое возмущение материи в поле его зрения: а именно, каких-то непонятных уе…ков, которые в возмутительно большом количестве вышли из-за деревьев и, хоть и с опаской, но организованно торчали в его зоне. - Это чё, бл…, такое? – спросил он одновременно грозно и озадаченно, ни к кому конкретно не обращаясь; но челядь, разумеется, поняла, что обращаются к ней и что ответ дать необходимо. - Вам чего здесь надо, уважаемые? – открыл рот один из обладателей выпендрежных туфель; неловко ступая по свежеразрытому грунту, он обошел березку и приблизился к незваным гостям. Оказалось, голос у него был такой же грубый, что и у шефа, разве что выше тембром. Танюша и другие молчали, не найдя, что сказать. Следом заковылял другой остротуфельный. - Это частная территория! А ну-ка, давайте отсюда! Не слыша возражений, он осмелел и готов был уже подкрепить свои слова каким-нибудь действием, но тут осмелела и Танюша. - Простите, пожалуйста, - начала она дрогнувшим голоском. – Что вы здесь делаете? - Чё делаем?! – Кудимов тоже выбрался из-за березок, отодвинул адъютанта и грозно смерил фигуру Танюши с головы до ног. – Чё делаем? А непонятно, что ли? Забор ставим от вас, от бомжей. Чтобы вы на берегу не гадили. Засвинячили все озеро, уроды. - Мы не свинячили! Мы убираем Озеро! Я… мы проводим тут регулярные субботники! - Чё? Кто субботники? Ты субботники?! Ты пойди проспись сперва, синька. Челядь сдержанно захихикала. Танюша похолодела: лицо Кудимова было совсем близко от нее. Оно было почти красиво, это лицо: в молодости, должно быть, он имел успех, хотя в те времена в его активе была только внешность. Большие глаза, квадратный, будто вырубленный топором подбородок, бронзовый загар. На широкой потной шее виднелся край татуировки, уходивший под футболку. В ухе обнаружилась небольшая сережка; отросшая модная стрижка хранила следы фигурного выбривания на висках. Все это Кудимову шло: он отдаленно напоминал солиста группы «Рамштайн» - эдакая злобная, но красивая глыба. Когда он подошел, Танюше страстно заходилось повернуться и бежать; но она вспомнила, что за спиной стоят (стоят ли еще?) люди, и что такого шанса выразить народное негодование у нее больше не будет. - Я не синька!… - произнесла она, срываясь. – Я вообще не пью. Я убираю тут мусор три года. А вы… вы… Почему вы огораживаете Озеро? Оно общее. Это незаконно! – Тут уж танюшин голос съехал на фальцет. - Чего законно-незаконно? Чего она там пи..дит? – Рамштайн обернулся к своей челяди, показывая, что не видит в Танюше достойного объекта для разговора. - Гм, девушка, послушайте… Старший из команды остроносых туфлей полез было вперед, но не сообразил, что ему тоже слова не давали: обращение босса к публике было риторической фигурой. Кудимов тут же грубо оттолкнул незадачливого слугу и надвинулся на Танюшу так близко, что она была принуждена отступить. При этом она заметила боковым зрением, что ее спутники, как по команде, отступили еще дальше. Теперь она стояла перед врагом одна. - Ты, чушка, слушай сюда! Пока, бл…, я тебе ноги не переломал! Я тут купил участок, тебе понятно?! Я тут построил дом, тебе понятно, сучка е…ная?! Кудимов распалялся все больше и больше. Это уже была не ритуальная порка, как несколько минут назад с подрядчиком: Рамштайн действительно входил в раж, и на лицах подчиненных отразилась нешуточная озабоченность. Они зашевелились. Их руки робко, боясь притронуться, потянулись к хозяину. Должно быть, они знали, что бывает, если его вовремя не остановить. Но останавливать никто не решался, поэтому со стороны выглядело, как будто все вокруг указывают руками на Кудимова, словно на прокаженного. - Ты, бл…, понимаешь, что тут теперь мой дом? Дом, бл…, для моей семьи и моих детей, нах..й! Чё там незаконно? Чё ты сказала?! Тут, бл…, все законно! Танюша отступила еще на шаг, а ее группа поддержки сделала сразу три; кое-кто уже скрылся за деревьями. Таджики, которые до последнего не обращали внимания на происходящее и продолжали работать, теперь тоже остановились и задумчиво оперлись на лопаты. Подрядчики мелкими прыжками выбежали вперед, громко бормоча что-то умоляюще-примирительное. Они растопырили руки, словно пытаясь прочертить невидимую границу между противниками, однако перегородить путь боссу опять-таки не осмелились. Крики услышали и за забором, и на авансцену пожаловала госпожа Кудимова, сопровождаемая нянькой с малышом и еще одним толстым мальчиком лет семи. Должно быть, тембр голоса мужа подсказал и ей, что это не рядовая перепалка. Завидев Танюшу, она несколько секунд стояла молча, а потом завопила еще громче супруга. - Вован, это та бомжиха, которая тут шарится! Я тебе говорила, надо ментов вызвать! У нас же дети! Смотри, она целую шоблу привела! Мужики, вы чё стоите?! Навешайте им, пусть уе…ывают… Визг жены, похоже, неприятно резанул по ушам Кудимова, потому что он поморщился и внезапно остановился. Огромная ручища, уже поднявшаяся над лицом Танюши, зависла в воздухе. Странно, но получив конкретное предложение на предмет того, что ему делать с делегацией «бомжей», Рамштайн будто бы протрезвел. - Короче, так, недоё…ки. Уматывайте отсюда, пока я вам ноги не переломал. Еще раз увижу ваши еб…ла, еще раз услышу, что что-то тут незаконно – сами будете виноваты, я предупреждал. – Теперь он говорил хоть и угрожающе, но относительно спокойно. Подрядчики облегченно выдохнули. Таджики загрустили – им пришлось снова приниматься за работу. – А если мои дети вас тут увидят… если они только вас увидят! – Кудимов снова возвысил голос, глаза подрядчиков снова тревожно забегали, а таджики снова украдкой опустили лопаты, - то я, бл…, за себя не отвечаю! Закопаю прямо тут, без ментов. И клумбу, ё… твою мать, посажу! Подрядчики сочли, что экспрессия шефа наконец-то прошла пиковую стадию, и рискнули нежно взять его за руки и плечи, якобы пытаясь остановить. Они делали это только тогда, когда были уверены, что Кудимов и сам не прочь свернуть наступление. Но тут они просчитались: еще не весь заряд злобы был израсходован. Кудимов вдруг остервенело стряхнул с себя их руки, как мерзких червей, и снова направился к Танюше. Неизвестно, что он собирался сделать – возможно, ничего, потому что противнику при такой внезапной атаке полагалось трусливо бежать. Однако, к удивлению всех присутствовавших и прежде всего самой Танюши, она не двинулась с места. Она не знала, что пригвоздило ее ноги к земле. Но, когда Кудимов с бычьим выражением лица снова навис над ней, когда его рука занеслась настолько высоко, что опуститься она могла не иначе, как на голову Танюши, она, вместо того, чтобы как-то защититься, внезапно открыла рот и произнесла – точнее, услышала собственный голос, сказавший нечто неожиданное для нее самой. - Вы можете меня убить… можете избить… Но я все равно не перестану с вами бороться! Потому что… потому что это не просто Озеро. Это… это… Это Ион! Это мой муж! Неизвестно, услышал ли Кудимов ее последние слова, потому что в самый миг их произнесения он дико взревел, и в следующую секунду Танюша почувствовала, что ей больно стянуло шею и оторвало от земли. Правда, задохнуться она не успела: рука, сграбаставшая ворот ветровки, с силой отшвырнула ее прочь. Танюша не помнил полета; она очнулась, только когда стукнулась спиной о травяную кочку – к счастью, довольно мягкую. Звуковым фоном ее падения стал оглушительный хор перекрикивающих друг друга голосов: львиного рыка Кудимова, плотоядных воплей его жены и трусливых оханий челяди. Сзади, из Танюшиного тыла, тоже неслись матерные крики, но они были неуверенными и разрозненными. - Ленидыч, Ленидыч, ты чё… - Да оставь ты эту синюшку! Охота руки марать! - Она к ментам побежит, нап..здит, что ты ее убить хотел… Кудимов, наверное, и сам сообразил, что программа праведного гнева выполнена и перевыполнена – Танюша лежала на земле и не вставала. Поэтому он дал себя успокоить и даже медленно увести (медленно - потому что он, конечно же, старательно сопротивлялся). В процессе победоносного отступления он, однако, не забыл несколько раз повернуться и прокричать: - Вставай, тварь! Неча симулировать тут… Подставить меня хочешь, хмыревка? Щас доподставляешься, прямо тут и зарою… Подрядчики, утерев пот, сразу засуетились, стремясь застолбить территорию, героически отбитую хозяином у врагов: таджикам в самой грубой форме было велено немедленно вылезать из своих ям и рыть новые, продолжая линию вдоль берега. Прибежали охранники; оказывается, они и раньше были неподалеку, за кулисами, но стеснялись выйти, чтобы не мешать шефу. Теперь трое камуфляжных мужичков (кстати, вполне себе русских, а не дагестанцев) сменили робкие лица на сурово-непроницаемые и встали на аванпостах захваченной территории (у березок), развернув тела (кто накачанное, а кто – весьма щуплое) в сторону отступившего противника. Для убедительности они широко расставили ноги и принялись поигрывать резиновыми дубинками, подвешенными у пояса. Противник, собственно, был давно рассеян: лица последних танюшиных спутников едва виднелись из гущи кустов, а сама она с трудом поднималась, потирая ушибленную спину. Вдруг из ветвей донесся голос Дениса: - Чтоб ты подавился этим озером, пидорас! Снова возник шум и движение: мимо Танюши, которая не совсем пришла в себя, пробежало двое охранников (один сделал было шаг вперед, но решил остановиться). Снова дернулся уже почти утихомиренный Кудимов (впрочем, не очень усердно, потому что слуги его удержали), снова исторгла матерный визг его жена. Еще дальше отбежали в лес танюшины товарищи. Должно быть, охранники не смогли никого догнать (а может, и не пытались), но спустя пару минут они вернулись с сознанием выполненного долга и рацпредложением, что эти грёбаные кусты надо бы порубить, потому что за ними всякая тварь близко подползти может, а у вас, Владим Ленидыч, все-таки дети. Танюшу больше не трогали; она сообразила, что отягчающим обстоятельством с ее стороны будет не бегство, а неподвижность (тогда ее сочтут подлой симулянткой, решившей подставить благородного хозяина и отца), и поспешила ретироваться. Ей не препятствовали. Больше она не ходила к мысу. А скоро это стало невозможным: вдоль берега, навстречу возможным поползновениям «бомжей», выдвинулся новенький забор. Он шел, как и предполагалось, на расстоянии сорока метров от воды, постепенно отрезая, как кинговские лангольеры отрезали прошлое, одну за другой популярные туристические стоянки. Пару раз Танюша слышала возмущенные крики и ругань отдыхающих, которые вздумали приехать на любимое место и застали его в процессе циничного захвата. Но Кудимов, уяснив, что «эти уе…ки по-хорошему не понимают», удвоил охрану. Теперь на передовой продвижения забора вместе с десятком таджиков выступали с каждой стороны четверо-пятеро мужичков в комуфляже (говорят, что видели и дагестанцев). Это снижало желание даже самых неробких туристов (например, квадроциклистов), наехать на забор бампером, кинуть через него что-нибудь или хотя бы обматерить рабочих. Стоянки исчезали со скоростью примерно три штуки в неделю. Забор, правда, был не каменным, а из дешевого профлиста. Видимо, модерновые кованые завитки изготавливались на заказ и запаса их не имелось. К тому же, на капитальные секции пришлось бы потратить много времени. А Кудимов явно хотел ошеломить врагов блиц-кригом. Металлические щиты спешно красились в то же колер, что и штукатурка основного забора; но все равно это выглядело, как пародия. По мере того, как забор поглощал берег, усиливалась туристическая нагрузка на оставшуюся часть. Не все туристы, привезя на джипах свой скарб и надеясь, как обычно, «конкретно отдохнуть» с шашлычком, озлобленно уезжали. Некоторые оставались и озлобленно теснили других. То и дело возникали склоки между теми, кому следовало бы, наоборот, сплотиться против захватчиков. Если бы кудимовские домочадцы видели эти сцены, то могли бы лишний раз с удовольствием отметить, что являют собой остров высокой культуры в окружении «быдла». Хотя домочадцам и самому Кудимову было на сей счет все равно. Он не намерен был повторять прецеденты обратной связи с народом, и теперь связь осуществлялась исключительно посредством звуков шурупов, заворачиваемых в опалубку. Как ни странно, звуки были убедительными, и народ больше не возражал. Первое время строилось только одно крыло забора, слева от поместья. Танюша надеялась, что этим дело и ограничится, и метров через триста захват завершится, уткнувшись в воду. Строить симметричное крыло справа не имело смысла: с той стороны мыс заканчивался влажной низинкой, где все равно никто не ходил, и Кудимову не от кого было отгораживаться. Но, оскорбленный в лучших чувствах всесильного властелина, он пошел на принцип, и через пару недель забор пополз обнимать Озеро справа. Местами профлисты оказывались всего в десяти метрах от зарослей камыша, и единственное, что отрезали – это тропу вдоль Озера. Наверняка хозяину не составило бы ни труда, ни совести отхватить ширину побольше, но правее тропы начинался резкий подъем на холм, и вести по нему забор было затруднительно. Кстати, если бы холм не был покрыт сосновым бором, то с его вершины можно было бы обозреть и захваченную тропу, и берег, и Озеро, и даже дом с причалом. Но частые стволы деревьев и густой подлесок не давали такой возможности. Это оставляло надежду, что хотя бы здесь Кудимов не будет вырубать лес. Впрочем, на стоянках раздавались предположения (теперь туристы соревновались друг с другом в пессимистичных прогнозах), что ничто не помешает этой суке (при этом говорившие невольно понижали голос и оглядывались вокруг – слишком уж близко подошел враг) застроить также и холм. «Может, у него какие дружбаны есть, они в бору построятся. Вообще без леса останемся», говорили они. Неспособность помешать злу вызывало желание дополнительно его демонизировать – так оправдывалось собственное бессилие. Однако что пессимистов, что оптимистов становилось все меньше: забор наступал по обоим берегам, как таран, пожирая одну стоянку за другой. Тем, кому не хватало места и кто не желал тесниться, покидали Озеро навсегда. Кто-то пытался встать вторым рядом, но возникали ссоры из-за прохода по «чужой» стоянке к воде. Правда, они продолжались ровно до того момента, когда из-за деревьев появлялись таджики и охранники, и спор разрешался сам собой. Танюша в один прекрасный день обнаружила, что на ее крошечной полянке (она специально с самого начала заняла наименее привлекательное местечко) появились еще две пляжные палатки, мангал, надувная лодка и компания человек на десять. Чисто физически ее не гнали, хотя дамы и делали недовольные лица, намекая, что одинокая полусумасшедшая тетка должна уступить подавляющему большинству парных, социализированных и счастливых. Но Танюша сказала себе, что никуда не уйдет, разве что ее вытолкают силой. Ее не заботили больше покой и уединение; она способна была целый день просидеть в палатке, слушая душераздирающие звуки из колонки. Главное, что ей теперь было нужно – до последнего сохранять связь с Озером. Она несколько раз за день выходила, шествовала мимо молча взирающих на нее самозваных соседей (поначалу они пытались отпускать шутки на ее счет, но быстро оставили это, потому что она не реагировала), подходила к воде, опускала туда руки и долго так сидела, наблюдая, как разглаживается возмущенная поверхность и на нем появляется ее отражение. Три раза в день она купалась, облачаясь в свой старый, вытянувшийся и вылинявший купальник. Теперь, когда Кудимов захватил почти три четверти озера, любой дальний заплыв трактовался как проникновение в его «частную» акваторию. На огороженных берегах по обеим сторонам дежурили охранники: обычно они сидели около наспех сколоченных будок и удили рыбу, либо купались. Препятствовать заплыву посторонних на середину Озера они не могли; однако, стоило кому-то приблизиться к причалу, там начиналось шевеление, появлялись люди, слышались угрожающие крики, а иногда и выстрелы в воздух (как надеялась Танюша, из травматического оружия). Однако по ночам Танюше несколько раз удавалось подплыть довольно близко, и она даже слышала, как Кудимов ругался с женой. Днем она так не рисковала: не только потому, что боялась охранников, но и потому, что как-то раз после заплыва обнаружила, что соседи пытаются вынести со стоянки ее вещи. Завидев, что происходит, она не стала слезно протестовать, как сделала бы раньше. Она спокойно подошла, открыла вход в палатку и залезла внутрь. Как она и надеялась, обнаглевшие гости постеснялись продолжить демонтаж палатки вместе с живым телом внутри. Она услышала сдержанный мат, кто-то со злости ударил по палатке ногой, но больше ничего не случилось. Потом эти люди уехали: их звали в город офисы, зарплаты, банковские карточки и фаст-фуды. На следующий день приехали другие. Они тоже надеялись, что Танюша не выдержит стресса и уйдет, но Танюша лишь улыбнулась в душе, а потом улыбнулась им воочию, выбравшись из палатки и занявшись приготовлением завтрака на кострище, которое они уже успели оккупировать. Пришельцы немного удивились: по их представлениям, Танюше полагалось чувствовать себя, как минимум, неловко. Они не понимали, что самое худшее, что могло произойти с нею, уже произошло, и добавить в этот котел чего-то большего они смогли бы, если бы только силой выбросили ее со стоянки, держа за руки и за ноги. На такое они не решились: как и многим людям такого сорта, им важно было считать себя очень хорошими. Да если бы они и решились, Танюша все равно вернулась бы, и возвращалась бы всякий раз, пока ее не избили бы до бесчувствия. Последний оставшийся вид на Озеро, его вода, шелест волн на ветру – вот единственное, что ей было нужно. Именно это держало ее на свете. Все это у нее пока было, и грубые насмешки оккупантов казались сущей мелочью. Но наступил день, когда и этого не стало. Утром на соседней стоянке, справа, появились строители. Они выгнали последних туристов и стали копать ямы под столбы. Слева «клешня» забора подошла уже так близко, что, зайдя в воду, можно было разглядеть рельеф профлистов. Самая последняя секция загибалась к берегу и уходила в воду: это могло означать, что продвижение с этой стороны закончено. Возможно, причина была в том, что путь забору преградила бывшая здесь болотинка. Оставалось ждать, как поведет себя правая клешня. На ее пути стояла Танюшина (теперь уже не только ее) стоянка. Поглотив ее, она могла пойти дальше и сомкнуться с левой. Но этому варианту противоречил факт строительства боковой секции: если забор надумали замыкать, то она была не нужна. Как же поступит Кудимов? – думала Танюша, думала и удивлялась, как спокойно у нее получается эта мысль, без слез, надрыва и рези в сердце. Она была уверена, что не сможет жить без Озера. Как именно прекратится ее существование в тот момент, когда ее окончательно сгонят с берега и обе клешни забора соединятся, она не представляла, но знала наверняка, что это будет конец. К вечеру рабочие достроили забор почти впритык к стоянке и ушли ночевать. Боковой секции не было: значит, предполагалось продолжение. Не дожидаясь этого, уехали танюшины соседи: они не понимали, как можно не бояться силового изгнания. Осталась одна Танюша. Поздно вечером к палатке по очереди подошел сначала таджик, потом один охранник, потом другой. Все трое, постепенно повышая голос и добавляя новые угрозы, требовали от нее убраться. Ночью вокруг звякали железки, топали ноги. Проехал и остановился, по-видимому, квадроцикл. Танюша лежала, не шевелясь, и ждала. Утром, часов в шесть, Танюшину палатку подхватили за углы и понесли. Она подумала, что ее несут топить или что-то в этом роде, но кричать не стала, а лишь с любопытством прижалась глазом к щели. Но оказалось, что ее несут не к воде, а от воды. Вот тут она по-настоящему испугалась, стала кричать и биться. Таджики несколько раз роняли Танюшу, обмотанную палаткой, и снова поднимали. Наконец, они унесли ее к началу холма и положили там. Танюша выскочила, забыв даже одеться, и бросилась обратно к стоянке. Она едва узнала ее: кострище было срыто, лужайка скрылась под завалами песка и земли, а поверх лежали доски и металлические столбы. Она бросилась к воде, но в самый последний момент была остановлена охранником; он цепко обхватил ее, потащил прочь, а затем опустил на землю и подтолкнул – уходи, мол. Танюша снова вскочила и побежала к Озеру, но на ее пути встали два таджика. Она бросалась вперед, ее отталкивали, иногда для верности добавляя удар-другой. Все это время она не проронила ни слова. Напротив, охранники нервно перекрикивались между собой, решая, надо ли ее закопать здесь, либо сдать ментам, либо отправить в психушку. Наконец, обессилев, она опустилась на влажную землю у края болотинки. Рабочие, воспользовавшись затишьем, взялись за лопаты. Вскоре и они, и охранники то ли сделали вид, то ли вправду забыли о Танюше: в конце концов, вовремя сделать работу было важнее. Грязная, похожая на комок какого-то лесного мусора, она лежала и смотрела, как уничтожают ее дом. Вдруг кто-то тронул ее за плечо. - Девушка, вы вставайте. Холодно, простудитесь. Танюша не сразу сообразила, что говорят с ней: она давно отвыкла от участливых слов. Приподнявшись, она села и разглядела говорившего: это был один из рабочих, которого она много раз видела на строительстве забора. Он был русский, не таджик, хотя тоже темной масти. Не похоже было, чтобы принадлежность к высшей нации обеспечивала ему какие-то преимущества. Таджики не обращались к нему подобострастно, как к подрядчикам, да и работа его заключалась больше в том, чтобы подносить и уносить материалы и инструменты, что-то подавать и поддерживать. По одежде он являл нечто среднее между таджиком и охранником: камуфляжные штаны и фуражка были сильно поношены и, видно, достались от кого-то другого, а вместо рубашки цвета хаки, в которых щеголяли другие служивые Кудимова, на нем была вылинявшая футболка с каким-то детским рисунком, вроде ёжика. Он был весь перемазан в земле и песке, и в этом плане мало отличался от Танюши. - Вставайте, вставайте. Давайте-ка я вас к вашей палатке отведу… Танюша повиновалась, дала увести себя метров на десять, но потом остановилась, оглянулась на Озеро и сказала жалобно: - Я не могу. Мне нужно быть у Озера. Мне очень нужно… Она заплакала, и прозрачные слезы потекли по щекам, пробивая в грязи светлые дорожки. - Да вы не беспокойтесь, это… Я вам сейчас все скажу, - зашептал рабочий. - Вы подождите… Он стал незаметно подталкивать Танюшу в сторону от берега, показывая знаками, что собирается сообщить нечто конфиденциальное. Танюша нехотя делала шаг за шагом, постоянно оборачиваясь назад. Вид на Озеро уже перечеркнулся тремя прямоугольниками опалубки – строители работали быстро. Но незнакомец не переставая бормотал, что сейчас что-то ей скажет, и они продвигалась все дальше и дальше, пока не оказались за раскидистым кустом ольхи. Это была граница танюшиной стоянки, за ней шла тропинка - уже ненужная. - Он дальше не пойдет, я точно знаю! - заговорил рабочий, когда стоянка и стройка скрылись из виду. – Михалыч сказал, что тут забор в воду завернут, а по болоту будет… э-э… общественный проход. - Общественный проход? По болоту? – не понимая, повторила Танюша. - Ну да. Владим Ленидыч – он же типа за народ. Он не хочет, чтобы озеро засирали. Он потому забор и поставил, чтоб не мусорили. А вот тут, между заборов, будет проход для всех. Можно будет и воду брать, и купаться… Он посмотрел на болотинку и опустил голову, заметив, видимо, нелогичность благих намерений Кудимова. Танюша снова всхлипнула. - Я убирала тут мусор… три года! Я за Озером ухаживала. А он… он пришел и захватил! Как же так можно? Рабочий снял фуражку и почесал в затылке. В его немытых волосах было полно перхоти. - Владим Ленидыч – мужик серьезный. Он уж если решил, то делает. Назад не поворачивает. Хочу, говорит, на этом озере себе родовое гнездо. Что поделаешь? Навечно. – Заметив, что Танюша хочет снова бежать на стоянку, он робко взял ее за локоть. – Погодите. Там люди нервные, еще побьют. Давайте я вам местечко наверху покажу, для палатки хорошее? Там поставитесь, а за водой будете тут ходить. Еще можно и досок пару бросить, тогда вообще удобно будет… И он повел ее по склону наверх. По пути он ловко подхватил с земли танюшину палатку, а заодно кое-что из скарба, что еще раньше перенесли сюда таджики. Поднявшись на вершину холма, он немного походил среди сосен, высматривая место, и, наконец, остановился на маленьком пятачке, ограниченном двумя упавшими стволами и кустами малины. Трава здесь была ниже, чем вокруг – видимо, кто-то когда-то уже ставил здесь палатку. Среди малины виднелись сваленные гнилые сучки – похоже, здесь было старое кострище. - Вот, смотрите! Крутое место. – Рабочий опустил палатку на землю и стал расправлять каркас. - А как же Озеро? Его не видно, - продолжала хныкать Танюша. - Как же так не видно? Должно быть видно. – Он бросил палатку и снова стал ходить по площадке, вытягивая шею и высматривая что-то между деревьями. – Так вот же оно! Смотрите. – Он взял Танюшу за руку, подтянул на свое место и поставил точно перед собой. – Пригнитесь немного. Вот так. Видите? Танюша ахнула. В далеком просвете между сосновыми ветвями открывался крошечный кусочек Озера. Стоило чуть-чуть повернуть голову влево или вправо, встать на цыпочки или шагнуть назад, как он исчезал за плотной лесной завесой. Зато отсюда, с одного-единственного ракурса, Озеро блистало на солнце, как кусочек золота, усыпанного алмазами. Танюша застыла, завороженно всматриваясь в него. - Да, вижу… - Ну вот, а вы говорите! И отсюда видно, и за водой ходить будете, и купаться. – Рабочий необычайно обрадовался тому, что смог утешить Танюшу. – Тут даже лучше, чем там, внизу. Тут сухо, и комаров нет, и мошки. А там, на болоте, я и не знаю, как вы жили. Гнус, небось, зажирал. Да и народу толпа. А здесь никто и не узнает, что на озеро смотреть можно. Погодите, - он оглянулся, вспомнив что-то, - я сейчас вернусь, вещички ваши принесу. Наши мужики-то утром их немного раскидали, хе-хе. Обиделись, что вы уходить не хотите. - Зачем он это сделал? Это же незаконно и бесчеловечно! - воскликнула Танюша, когда он вернулся, таща ее нехитрые пожитки; она к тому времени собралась с мыслями. Он опустил вещи на землю и честно задумался, пытаясь ответить на вопрос. В этом ему помогали всевозможные движения рук и ног, по большей части бессмысленные: он то чесался, то сдвигал фуражку на затылок, а потом возвращал на лоб, то ковырял носком ботинка в земле. Лицо у него было загорелое и потное, на подбородке пробивалась неровная черная щетина. - Бесчеловечно? – Он замолчал, словно пробуя это слово на вкус. – Ну, может и так, я не знаю. Наверное, кому-то так. Спорить не буду. - Я понимаю, вы у Кудимова работаете, вы его все равно будете защищать! – Танюша немного осмелела и повысила голос. - Да как вам сказать. – Он потер щетину. – Я, можно сказать, и жив-то только благодаря ему. - Как? - Да так. Чуть не помер я, если бы не он. Вытащил, вылечил, на работу взял. - От чего вылечил? Танюшин собеседник смущенно уставился себе под ноги и почесал лоб. - Как от чего? От этого самого. – Он выразительно щелкнул себя под подбородком. Танюша с интересом на него посмотрела. Лицо его не носило явного отпечатка неумеренного пьянства. Хотя, должно быть, он уже давно завязал. И сколько вообще ему лет? Непонятно. Может быть и двадцать пять, а может, и сорок. Такое странное лицо – без возраста. Но, если его спасение - действительно заслуга Кудимова, то есть хоть одна причина, зачем это животное должно жить на свете, высокопарно завершила она свою мысль. Раньше она таких причин не знала. - Ну, вы знаете его с хорошей стороны, а вот ко всем остальным он повернулся плохой. Отобрал у нас Озеро… Она запнулась, потому что хотела перечислить побольше кудимовских грехов, но на поверку был только один – зато большой. - Согласен, согласен, - Бывший алкоголик с готовностью закивал головой. – Это, конечно, не очень хорошо. – Он снова задумался, пытаясь разрешить в голове сложившееся противоречие, но так ничего и не придумал. – В общем, я вам досок в болото побросаю. Чтоб удобнее было к воде ходить. – Он вздохнул. – Ну ладно, пойду. Мужикам помогать надо. Он вразвалочку зашагал вниз с холма, и вскоре исчез за деревьями. Танюша, оставшись одна, постояла немного, раздумывая о своем будущем, а потом потихоньку занялась палаткой. Потом разгребла старые угли и восстановила кострище: ура, не пришлось прожигать траву заново! Минутами она забывала о том, что случилось, и радовалась своим успехам; но вскоре опять вспоминала, и на нее снова наваливалась тоска. Тогда она вставала, подходила к тому месту, откуда из-за сосен был виден трепещущий на солнце кусочек Озера, и долго смотрела на него, словно пытаясь выпить взглядом. Напившись, она успокаивалась и опять принималась за хозяйственные дела. Она сходила за сучками, набрала большую охапку и спрятала под тент палатки. Подумала – не развести ли огонь? Она давно уже хотела вскипятить чай, но все откладывала, объясняя себе, что это не нужно, потому что в пластиковой бутылке еще есть запас воды. Но когда перевалило за полдень, она поняла, что хочет есть. И тут уже отговорки не помогали. Танюша вынуждена была признаться себе, что просто боится спуститься вниз за водой. Она опасалась не побоев и унижений - ей было страшно узнать, что болотинку, возможно, тоже закрыли забором. Это означало бы, что Озеро исчезло навсегда. Наконец, она все же решилась. Взяв котелок и кружку, она медленно побрела к берегу. Вскоре между деревьями показался забор. Справа, где когда-то (точнее, только сегодня утром, а казалось, что так давно) была ее стоянка, профлисты еще не прикрутили, но сквозь листву уже торчали три свежих столба. Это было все равно, что глухой забор: неважно, когда он появится – не сегодня, так завтра. Строителей не было слышно. Может, ушли на обед? Танюша взяла левее, к тому месту, где любитель народа Кудимов якобы обещал оставить проход. Что-то она сейчас увидит? Между ней и началом болотинки оставался один-единственный ольховый куст. Сквозь него пробивалось солнце – значит, забора там не было; но ведь могли быть столбы! Сейчас, сейчас все станет ясно... Зажмурившись, она миновала куст и открыла глаза. Не может быть! Болотинка свободно уходила в проход между двумя клешнями забора – левой, зашитой профлистами, и правой, еще недоделанной, состоящей из одних столбов – и вливалась в Озеро. Но самое главное – столбы справа тоже спускались в воду, знаменуя собой мирный договор! «Мы дальше не пойдем, болотинка - твоя», словно сообщали они. А в конце прохода, как в открытом окошке, плескалось в озерной воде солнце. - Это Ты! Ты здесь, ты не исчез! – прошептала Танюша. Солнце ласково приглашало искупаться вместе с ним, и Танюша, не раздумывая, побежала по хлюпающей осоке. Вдруг она заметила справа от себя две широкие доски. Они явно были брошены совсем недавно. Не те ли, о которых говорил ее помощник? Встав на доски, Танюша медленно прошла вперед, дошла до следующей пары, а потом – до следующей, последней, которая уже наполовину скрывалась в воде. По ним Танюша зашла в воду почти по колено и оглянулась. Теперь ее со всех сторон окружала частная территория Кудимова; лишь сзади виднелся узкий проход наружу. Впрочем, если бы не забор, темневший повсюду за деревьями, ничего особенно не изменилось: Танюша видела те же знакомые тропинки и поляны, разве что непривычно пустые. Вдали, на противоположном берегу, высился дворец Кудимова. На пирсе были люди, слышался смех и детский писк. Справа и слева, в середине каждой клешни забора, стояли будки охраны. Около одной из них сидел охранник и ловил рыбу. Завидев Танюшу, он повернулся, но вставать не стал. Из двери у него за спиной вышел мужик, в котором Танюша узнала своего полукамуфляжного знакомого. Он держал в руках ведро. Торопливо зачерпнув воды, он снова скрылся в будке. Должно быть, делает охраннику чай или кофе, решила Танюша. Она тоже набрала воды, но та оказалась мутной от ила – болотинка давала о себе знать. Чтобы зайти глубже, нужно было раздеться. Танюша вернулась на сухой берег, быстро стянула штаны (благо трусы, которые на ней были, издали вполне могли сойти за купальные), снова прошла по доскам и прямо в футболке погрузилась в воду. На миг она забылась от счастья: прикосновение воды к телу было так сладостно, как будто это были объятия любимого. Стремясь продлить это ощущение, она зажмурилась и медленно поплыла по кругу, то погружаясь с головой, то выныривая, и даже позабыв, что держит котелок в руке. Наконец, набрав чистой воды, она вылезла, вышла по доскам и спряталась переодеться за забор. Перед тем, как отправиться назад, она снова вышла к проходу и сказала Озеру «до свидания». Ей было сейчас так хорошо, что она была готова на время забыть и утреннее происшествие, и все события последних месяцев. Уже собираясь подниматься наверх, она услышала позади себя скрип. Оказалось, на левой клешне забора, у самого поворота к воде, была дверь. Она открылась, и оттуда снова появился обладатель камуфляжных штанов и футболки с ёжиком. Похоже, он уже давно стоял перед дверью, ожидая, пока Танюша оденется. - Э-э… Гм… В общем… - Он замялся, не зная, как начать. Должно быть, он снова разрывался между верностью хозяину и симпатией к Танюше. – Короче, тут просят, чтоб поменьше купались. Нельзя так долго, в общем. - Почему? – спросила Танюша, хотя, конечно, догадывалась, почему. Эвфемизм «просят» не мог никого обмануть: понятно было, в каких формулировках Ёжику велели передать ей это. - Ну, вы ж понимаете… У них там дети! Владим Ленидыч говорит, что вот, мол, он разрешает воду брать, но не надо же борзеть… Танюша представила, какое слово Владим Ленидыч при этом добавил. Все это было настолько запредельной, абсурдной наглостью, что не было сил возражать. Это была какая-то иная реальность – сказочная. Сказочный злодей, обладающий волшебством, делал, что хотел, и героям приходилось с этим мириться. Единственный способ противостоять ему – обрести такие же магические способности. Все остальное – взывание к справедливости, к жалости, к закону – в сказке не работало. Танюша подумала и кивнула. - Мне все ясно. Спасибо. И с того дня она поселилась на холме с видом на кусочек Озера.