Странники

      Не сумев обуздать любопытство, ребята на следующий же день направились в библиотеку в назначенный час. Дубовая дверь открылась не сразу, пришлось приложить усилие, но её запоздалый глухой хлопок при закрытии помог скрыть приход одного лишнего гостя.       Пока Николь и Викери шли по устеленному ковром коридору прямиком к столу библиотекаря, Леон пробирался между стеллажами, вдыхая запах старой бумаги, кожаных переплётов и домашней пыли. Для любого книжного червя это переплетение ароматов казалось приятнее французских духов, и Леон не был исключением.       Добравшись до дальней стены, откуда хорошо виднелся стол миссис Хоффман, юноша юркнул за белый вазон и спрятал лицо за широкими листьями аспидистры.       Миссис Хоффман явно торопилась: ребята застали её в тот момент, когда она уже застёгивала пиджак и грузила на тёмные кучерявые волосы широкополую шляпу. Из-за спешки она заметила ребят только тогда, когда уже схватила сумочку и готовилась бежать.       – Боже правый! – испуганно схватилась за сердце она и нашарила руками край столешницы, чтобы опереться. – Чего вы забыли здесь в такой час, золотые мои? Время для самостоятельных занятий начнётся только через час...       – Любезно простите нас, – склонил голову Викери, – мы не желали вас напугать, но пришли по неотложному делу.       Викери топтаться на трёх листьях не стал и сразу изложил главное: лаконично, с должной вежливостью, даже подкрепил рассказ обещанной запиской от мисс Браун. Как ему удалось так легко её получить и не вызвать подозрений оставалось загадкой, но Леон пережёвывал в уме смутную мысль, что этот рыжий юнец уже успел оставить след от своей яркой улыбки на сердце молоденькой преподавательницы.       Миссис Хоффман перечитала записку дважды. На её круглом жабьем лице отражались то сомнение, то невроз из-за спешки. В конце концов, она положила лист обратно на стол и изогнула тонкую тёмную бровь.       – Право, не знаю, золотые мои... – сомнение взыграло в голосе. – Без согласия леди Констанции я не имею права вас впустить туда. Если она узнает...       Николь решительно выступила вперёд и приподняла подбородок. Взгляд её был холоден и отчасти высокомерен, а лёгкая улыбка становилась сродни ножу у шеи миссис Хоффман. Набожная женщина едва сдержала порыв перекреститься перед племянницей нынешней хозяйки. А Николь с леденящим душу спокойствием начала:       – Миссис Хоффман, когда-то эти альбомы принадлежали моей матушке, а теперь мне. Так к чему вам разрешение моей тётушки, если их хозяйка я? Разве я не Аверлин? – Голос Николь стал похож на мурлыканье кошки перед нападением. – Или вы совсем не признаёте во мне будущую хозяйку этого места?       Библиотекарь испуганно хлопнула губами:       – Что вы, что вы! Я правда никогда не сомневалась в вас! Бог всех нас видит, солгать не даст!       – Вы правы, не даст, – кивнула Николь. – Но боюсь, тётушка придёт в негодование, если узнает, что мы не смогли выполнить задание. Ох, она будет так расстроена...       – Думаю, нам стоит уйти, Николь, – включился в игру Викери. – Миссис Хоффман торопится, а мы и без того достаточно её задержали. Уже даже неудобно. Может, зайдём в другой раз?       – Ты прав, – наигранно вздохнула Николь и опустила глаза. – Простите нас за беспокойство. Лучше будет, если мы вернёмся завтра с согласием от тётушки. Правда, придётся рассказать всю правду, но я уверена, что мисс Браун позволит нам исправить плохую отметку...       – Я впущу вас! Впущу! – вскрикнула женщина, схватила связку ключей и, перекатываясь с ноги на ногу, словно тяжёлый бочонок, побежала к двери.       Николь и Викери довольно переглянулись. Страх перед леди Констанцией здесь был знаком многим, и мало кто желал встречаться с ней лично, будь то хорошие обстоятельства или плохие. Само её имя наводило в пансионе нешуточный переполох. Даже библиотекарь, что покидала эту комнату только ради сна, еды и похода в церковь, сотрясалась дрожью, а ведь видела хозяйку намного реже остальных слуг.       Вставив ключ в замочную скважину, она провернула его, и открывающийся механизм отозвался неприятным скрипом. Замок следовало бы смазать, но закрытый зал посещали редко, и миссис Хоффман постоянно забывала об этом.       За толстой стальной решёткой их встретила холодная темнота: ни единого окна с блёклым лучиком света, ни подвешенных вдоль стен ламп, только книжные шкафы в несколько рядов образовывали коридор. Пугающая тишина... Сложно было поверить, что это место, похожее на логово тайных общин, находилось всего лишь за стеной библиотеки.       Библиотекарь кашлянула, привлекая внимание уставившихся в темноту ребят, подняла лампу и засеменила внутрь, подсвечивая путь. Но прежде, чем переступить порог, Николь вгляделась в зашевелившуюся листву аспидистры и приметила одобрительно поднятую ладонь Леона. Юноша готовился юркнуть следом за ними во мрак тайной комнаты.       Как только в проёме исчезла складка летящего белого платья Николь, Леон на цыпочках прокрался внутрь и спрятался за одним из шкафов. Краем уха он слышал, как книжная моль, зовущая себя библиотекарем, указала ребятам на нужный шкаф, а после оставила им лампу и направилась на выход. Но уже у двери её окликнула Николь:       – Давайте оставим всё в секрете, – предложила она, выглядывая в коридор с добродушной улыбкой.       Но Леон знал, что улыбка эта была фальшивой. Николь, как и многие дамы из богатых семей, использовала её безупречно, не показывая ни одной трещины настоящих эмоций на услужливой маске.       Миссис Хоффман медленно развернулась. Её глаза на секунду застыли, приметив что-то в темноте, губы нервно дёрнулись, и она покорно кивнула.       – Да, молодая госпожа... Позвольте оставить вас наедине, господин?       – Господин? – удивлённо переспросила Николь, но ответом послужил размеренный голос, раздавшийся за спиной.       – Да, миссис Хоффман. Отправляйтесь на вечернее служение со спокойной душой. Бог желает вас видеть в церкви.       Библиотекарь снова кивнула, словно потерявшись в собственных мыслях, и скрылась за дверью. Казалось, она была... зачарована. Николь растерянно схватила воздух губами и развернулась. Викери стоял так близко к ней, что его тёплое дыхание касалось её макушки; серая тень от лампы легла полотном на его лицо и только радужка глаз сияла голубым пламенем.       Но сияние пропало так же неожиданно, как и появилось. Викери тряхнул рыжими локонами, словно пришёл в себя, и, растерев виски, с улыбкой произнёс:       – Наконец-то она ушла. Ну что, идём? – Он протянул Николь свою руку, но та инстинктивно отпрянула, и лицо Викери приобрело озадаченность: – Николь? Что-то не так?       – Твои глаза... Они только что...       – Что? – Викери прикоснулся пальцами к векам.       – Нет, ничего, – взяла себя в руки юная Аверлин. – Нам следует поскорее найти то, за чем пришли.       Когда они показались из-за шкафа, то сразу столкнулись с Леоном. Тот стоял, спрятав руки в карманы брюк, и, прислонившись к книжным полкам, испепелял взглядом.       – Вы бы ещё дольше там флиртовали, – закатил глаза Самаэлис.       – Никто не!.. – зарделась Николь и оборвала фразу на полуслове, не желая продолжать обсуждение. – Нашёл альбом?       – Нет, был увлечён игрой в прятки и подслушиванием ваших разговоров, – съёрничал Леон.       И всё же спустя мгновение он указал на выглядывающий с верхней полки корешок. На тёмной толстой коже был выжжен знак с родимого пятна Николь. Правда, альбом находился так высоко, что при всём своём росте одному Леону достать его было сложно. Викери был крупнее всех, а потому вызвался стать опорой. И лучше бы лезла Николь, так как была маленькая и лёгкая, но даже оставшись без чужих глаз в тёмной комнате, нарушать правила приличия Викери отказался, а потому полез Леон. Викери подхватил его и усадил себе на плечи, даже смог сделать пару шагов, чтобы приблизиться к шкафу. В таком положении они напоминали цирковых артистов.       – Левее... Да нет же, не так сильно!.. Да Господи, Вик не шатайся, – командовал и плевался руганью Леон. – Сможешь приподнять повыше?       – Куда выше? Может, на голову мне заберёшься тогда? – выдохнул раскрасневшийся Викери, и вена на его лбу ещё сильнее вздулась.       – А можно? – изобразил воодушевление Леон. – Тогда подставь свои руки. Мне нужна опора, чтобы пересесть задницей на твою макушку...       – Бесстыжий! Следи за языком в присутствии дамы!       Сквозь губы Леона вырвался смешок, а следом и поток надрывного хохота, от которого он едва не свалился с плеч Викери. И если бы не цепкая хватка друга, они оба уже валялись на полу с ушибами.       Николь наблюдала за всем этим с заинтересованным молчанием.       – Если вы закончили бездельничать, – наконец произнесла она, – то сообщаю, что я нашла лестницу...       Уловив удивлённые взгляды парней на себе, она указала пальцем в сторону, где в тёмном углу стояла деревянная стремянка. В одно мгновение лица обоих парней стыдливо покраснели. Выходит, что они действительно ребячились, пока юная Аверлин искала выход из ситуации. Подтащив тяжёлую лестницу к шкафу, Леон уже собирался лезть наверх, но худенькая ладонь Николь преградила ему путь.       – Нет, я нашла лестницу, значит, я и полезу, а вы держите.       Мальчишкам ничего не оставалось, как согласиться. Галантно подав даме руку, оба парня помогли Николь взойти на высокую первую ступеньку, и как только она полезла дальше, опустили головы вниз.       – Только посмей поднять глаза, – тихо прошипел Викери.       – И без тебя знаю, – так же тихо пробурчал Леон.       Оба юноши замолчали. В тишине остались слышны только потрескивающий огонёк на фитиле фонаря, поскрипывания лестницы и пыхтение Николь, старающейся дотянуться до нужного альбома. В сосредоточенности высунув кончик языка, юная Аверлин поднялась на носочки, но и этого не хватало. Ноготками она пошкрябала по скруглённому корешку, стараясь подтащить его к краю полки. Альбом был тяжёлый и поддался не сразу, но упорство Николь дало свои плоды. Фотоальбом покосился и упал прямо в её руки.       – Достала! – вскрикнула Николь.       – Правда? Давай скорее сюда! – радостно вскрикнул Леон и инстинктивно дёрнул головой вверх.       Но удар по макушке настиг его раньше, чем он увидел панталоны под платьем Николь.       – Не смотри на меня так. Я предупреждал, – вздёрнул подбородок Викери и повертел случайно выхваченную с полки книгу.       – Так я же случайно... – Леон потёр ушибленную макушку.       – Не волнует.       Леон цыкнул. Викери был так дотошен, что аж зубы сводило. Реймонд-Квиз подал Николь руку, помогая ей спуститься со стремянки, а после бросил на пол свой белый пиджак, чтобы девушка могла присесть и не испортить своё здоровье. Положив альбом в центр, ребята расположились на паркетных досках. Сначала всех троих обуздал мандраж. Что, если в этом альбоме то, что им лучше не знать?       Но отступать уже было поздно. Со вздохом Леон отстегнул ремешок и распахнул альбом. С чёрно-белых фотографий, испорченных временем, на них смотрели знакомые лица. Было видно, что их не раз брали в руки: уголки смяты, края затёрты до белых пятен. И на каждой с обратной стороны была надпись чернилами. Почерк был аккуратен, изящен и, судя по тяжести нажима, принадлежал мужчине. Миссис Биккель не солгала, когда сказала, что мистер Аверлин каждый раз подписывал фотографии, чтобы сохранить ценность этих воспоминаний. Но если некоторые подписи были на понятном им английском, то другие были на тайном языке, точно таком же, как в дневнике Этана Самаэлиса.       В начале альбома фотографии были ничем не примечательные; на некоторых они были ещё детьми, на некоторых уже повзрослевшими, где-то фото со свадеб, а где-то со времён учёбы. Леон уже успел сотню раз разочароваться в своей затее. Неужели они действительно так рисковали только для того, чтобы увидеть простой семейный альбом?       Но перевёрнутая страница показала им новые фотографии, и, казалось бы, ничего необычного, но один снимок был не похож на другие. Родители ребят, такие юные и прекрасные, стояли в обнимку с неизвестными людьми и смеялись, и на руках двух женщин – Алексис Самаэлис и Данэлии Квиз – были два маленьких тканевых свёртка, откуда выглядывали сонные лица малышей.       – Это ведь мы, – констатировал с удивлением Викери, глядя на Леона.       – Но где сделан этот снимок? – задумалась Николь.       – Вейн-Адэр, – с трудом прочитал Викери поплывшие чернильные буквы. – Не могу припомнить, чтобы бывал в подобном месте.       – Странное дело выходит, – Леон потёр подбородок, – мы знаем, что были там, но не знаем, где это.       – Когда ты преподносишь это так, то это звучит не только странно, но и жутко, – подметил Викери. – Но загадочность ситуации отнюдь не в этом. Почему родители утаивали это? Неужели есть нужда скрывать подобное от нас?       – Мы были детьми, детям нет нужды знать подобное, – пожала плечами Николь.       – Правда в том, что, даже если и хотели рассказать, не успели, – подвёл черту Леон и снова уткнулся в альбом. – Подождите, здесь ещё кое-что...       Он разгладил замятый уголок. Выцветший и покрытый трещинами, этот почерк всё ещё хранил чёткость линий и изящество выводящей его руки. Викери подтащил лампу поближе. Промелькнувшее удивление в синеве глаз сменилось на смутное понимание.       – Amon inminäĺ manies re vahzdär, – медленно прочитал он, запинаясь на некоторых словах. – Где-то я это уже слышал... Точно! Кажется, это значит: «Амон укажет путь к истине».       – Почему ты так уверен? – усомнился Леон.       – Сначала я не мог вспомнить, почему этот язык кажется мне знакомым, но сейчас вспомнил. Когда к нам приходили партнёры отца по работе, он часто напивался, а вечерами рассказывал мне одну и ту же историю, где в конце всегда звучала одна и та же фраза. Я был ещё мальчишкой, потому меня заинтересовала эта сказка, и я нашёл старые записи отца со студенческих времён и попытался выучить этот язык. Но отец поймал меня за рысканьем в его бумагах и отругал. После этого я больше не притрагивался к его записям и вскоре потерял интерес.       – Мистер Реймонд говорил, что это за язык?       – Он называл его высшей энрийской речью, – напряг память Викери. – Но не похоже, что отец владел им. У него никогда не было тяги к языкам, даже в английском иногда умудряется путать слова местами. Если мои предположения верны, то из этого языка он знал не больше одной фразы.       – Нам повезло, что ты похож на своего отца только внешностью, – иронично подметил Леон.       – И повезло, что он обладает прекрасной памятью, без которой мы сейчас находились бы в очередном тупике, – с нажимом добавила Николь и кинула на Леона упрекающий взгляд. – Ты можешь вспомнить историю, Викери? О чём она была?       – Это походило на выдумку пьяного человека, – промычал Вик, – стоит ли обсуждать это с такой серьёзностью?       Николь с мягкой улыбкой погладила юношу по руке.       – Викери, мы бы не спрашивали, кажись оно нам бредом.       С тяжёлым вздохом Викери начал свой рассказ:       – Мне мало что удаётся вспомнить, – признался он, – но я постараюсь. Много лет назад кровавое зарево оставило след на всех мирах Энрии – божества, что хранили эти земли, погибли в одну ночь. Даже Высшие боги не смогли уберечь их. И пока небеса оплакивали свою утрату, отправили Создатель и Небесная матерь на земли те свой дар и наказали хранить порядок в мире людей и беречь их. Под раскаты грома и удары молний упал первый дар и, шагая по пеплу, вышел из огненных объятий невредимым и назвался во всеуслышание странником небесным.       Викери прервал рассказ и нахмурился. Продолжение истории никак не шло из мыслей на язык.       – Что же там дальше было? Дьявол! – выругался он. – А, вспомнил! Но не все странники смогли найти дорогу с небес... потерялись они в людском мраке, растеряли свой свет и позабыли, кем являлись, и тогда Высшие боги преподнесли им подарок – карту, что помогала им найти путь истинный, путь искомый, а имя ей дали «амон», что с древнего означало: «Сокрытый свет, что выводит из тьмы». Амоны стали путеводной звездой; в любом из миров они находили небесных странников и приводили на земли, которым те дали свою клятву, и по сей день хранят они верность всем мирам Энрии.       – А говорил, что не помнишь, – хмыкнул Леон и, оперевшись на вытянутую руку, наклонил голову.       – Ну так я… Это… – растерялся Викери. – Я столько раз её слышал, вот и вспомнилось. Правда, немного приукрасил для красоты словца, но сути истории это не меняет.       – Интересно, как все божества смогли погибнуть в одну ночь? Что могло убить бессмертных? – потёр подбородок Леон и, если судить по выражению лица, подошёл к этому вопросу со всей серьёзностью.       Брови изогнулись, явив неглубокую морщину на переносице, но она тут же исчезла, когда Леона посетила очередная догадка. Не обращая внимания на удивлённое молчание друзей, Самаэлис полез в дневник отца. Достав фотографию матери, он стал читать оборот, водя пальцем по нацарапанному тексту:       – «...И пали в неистовой резне те боги, что носили хлеб человечеству; и захлебнулись в крови те, что поднимали на них меч свой...». Вот же дьявол! Теперь можно с уверенностью заявить, что или история мистера Реймонда – не пьяная выдумка, или наши родители – помешанные религиозные фанатики...       – Если это так, то второй вариант совершенно не объясняет того, что они изучали родимое пятно Николь задолго до её рождения, – вступил в обсуждение Викери. – Символ на корешке, даты на фотографиях и записи в дневнике мистера Самаэлиса – все они сделаны очень давно. Просто верующие не стали бы собирать столько информации...       – А вот исследователи стали бы, – договорил Леон. – Это может прозвучать как бред, но что если всё, что они написали, – это правда? Что, если они нашли способ попасть в Энрию?       – Тогда нам нужно расшифровать дневник и узнать, что там есть об амонах. Если судить по легенде, рассказанной отцом Викери, то именно они привели странников в земли Энрии. Найдём амоны – попадём в Энрию, – предположила Николь и довольно хлопнула в ладоши. – Если всё получится, то я узнаю, как связана со всем этим...       Она взглянула на ладонь с тоской, словно сквозь плотную ткань перчатки продолжала видеть родимое пятно, и кончиками пальцев коснулась корешка альбома. Было видно, что её терзают вопросы, на которые пока никто не в состоянии дать ответы.       Из основного зала библиотеки раздался стук каблуков. Час уже прошёл, и миссис Хоффман поспешила вернуться на рабочее место. Женщина пребывала в хорошем настроении после общения со слугами Господа, а потому напевала какую-то мелодию себе под нос, пока приводила себя в порядок и убирала верхнюю одежду.       Лишь уцепив краем уха скрип решётки, Леон спешно схватил фотографию из альбома и вместе с дневником спрятал в сумке. Понизив голос до шёпота, он скомандовал:       – У нас ещё будет время покопаться в этом, а сейчас уходим!