Странники

      Окунувшись во тьму своей каморки, Леон прижимался спиной к стене и губами беззвучно повторял ведомую только ему одному фразу. Усталость велела мыслям ходить по кругу, но он заставлял себя держать глаза открытыми и не сводил взгляда с едва различимого силуэта фотографии.       «Вот оно, так близко, но всё ещё непонятно», – думал он, поглаживая пальцем шершавую текстуру снимка.       И действительно, казалось, что они приблизились к разгадке, но тем не менее ни он, ни Николь, ни Викери понятия не имели, что им делать дальше. На секунду он поддался внутренней меланхолии и опустил голову на руку. Леон чувствовал, что его старания бесполезны... Его дух ломался на куски от желания найти ответы и невозможности отыскать к ним пути. Николь помогла им пробраться в библиотеку, Викери взялся расшифровать записи в дневнике, а что сделал он?       В раздражении он ударил кулаком по крышке сундука. Возможно, именно поэтому он не хотел привлекать их к поискам? Знал, что они могут помочь больше, чем он того хотел. Может, в глубине души он жаждал чувства увлечённости? Как капитан тонущего корабля, – готов погибнуть на дне вместе со своим судном, но хранить тлеющую в груди мысль, что он сделал всё, что мог, даже если рядом проплывал корабль, способный помочь.       Устав сидеть в темноте, Леон достал из кармана спички и зажёг керосиновую лампу на углу стола. Огонёк вспыхнул, а потом посеял в комнате приятный глазу полумрак. Со вздохом Леон вернулся к прежнему занятию. Прежде он не рассматривал других людей на фотокарточке, но сейчас его внимание привлёк ребёнок. Он стоял с самого края, одетый в брючки и свободную рубаху, и не привлекал особого внимания. Лицо едва можно было рассмотреть, черты на выгоревшей фотобумаге размылись, и единственное, что оставалось ярким и чётким – это его глаза – нетипично светлые и пронзительные. Они утаскивали в забытье.       Что-то в его груди колыхнулось. Словно по наитию он протянул руку к фотокарточке и коснулся ребристой поверхности. Мысли помутились, и в следующую секунду он уже не видел старых стен своей коморки, облепленных листами с записями и рисунками, пропали наставленные башенкой книги, и утихло потрескивание пламени в лампе. Перед ним явился цветущий большой сад в солнечном свете дня, дивной красоты лабиринт из зелёных кустов тянулся на много ярдов, а за ним стоял старый, но ухоженный особняк в три этажа, на красной черепичной крыше которого на ветру крутился флюгер с буквой «К», вот только смотрел он в одну сторону – на запад, – хотя ветер гулял в разных направлениях.       Но прохлада не смущала компанию, раскинувшуюся в саду на белых деревянных лавочках. Они беседовали на лёгкие темы и смеялись, позабыв о строгих правилах этикета. Все здесь были почти по-родственному близки, а Леон стоял среди них, словно призрак, – никем не осязаемый и невидимый.       Он блуждал по саду, как неприкаянная душа, и лишь из мимолётного интереса рассматривал гостей. Все они были хорошо одеты: мужчины – в аккуратные костюмы, женщины – в простые, но элегантные платья или дневной ансамбль. Находиться в столь изысканном обществе Леону не слишком-то нравилось. Если бы эти господа видели, во что одет молодой человек, то оскорбились до глубины души.       С новым порывом ветра задрожала листва на высокой плакучей иве. Только тогда Леон заметил на тонких ветках привязанные ленты. Их было так много, что издалека они походили на разноцветную гирлянду. Их вид напомнил Леону об одной традиции: люди вверяли свои желания старому дереву и повязывали ленту, чтобы оно сохранило мгновения их веры.       «Есть в этом своё очарование», – подумал юноша и провёл пальцами по тёмно-синей ленточке.       И пусть ему хотелось узреть написанное, Леон предпочёл остаться в неведении. Его отвлёк звонкий женский смех буквально в паре шагов за его спиной. Он развернулся так резко, что едва не запутался в собственных ногах. Глаза уцепились за счастливые лица родителей, и, не сдержав порыв, он подбежал к ним. Но ладонь прошла насквозь. Ему не суждено было их обнять. Он незваный гость в этой истории.       Но ему было плевать, что происходит и как он попал сюда. Всё, что он мог, это запечатлеть улыбку дорогих ему людей в памяти, увидеть, как любвеобильно они сюсюкаются с малышом на руках и щипают за пухлые розовые щёчки. Леон едва смог подавить слёзы, но губы предательски продолжали дрожать, и сердце щемило от кратковременного мгновения. Он уже и не помнил, когда видел родителей такими... счастливыми?       – Этан! Алексис! – добродушно поприветствовал их мужчина. Судя по неформальности обращения, он либо являлся хозяином дома, либо был весьма близок с ними, чтобы позволить нечто подобное. – Мы успели вам наскучить?       – Что вы, лорд Кассерген. Ничуть! – рассмеялся Этан. – Но боюсь, ещё один бокал, и я растеряю всё своё достоинство перед вами.       – Достойнее человека, чем вы, я ещё не встречал, так что не будет ничего страшного, если его станет чуть меньше. – Лорд Кассерген по-дружески похлопал Этана Самаэлиса по плечу.       – И всё же, если вы предложите, мне придётся отказаться. Боюсь, моя дорогая жена не одобрит, если её муж опьянеет раньше, чем придёт время ужина, но, надеюсь, вы не откажите мне в просьбе сыграть с вами в шахматы вечером. Такого соперника, как вы, нужно ещё поискать.       – Не откажу, друг мой! – расхохотался лорд. – И по правде я понимаю причину твоего отказа... – Он взглянул на ребёнка. – Дети – цветы нашего будущего. Отрадно видеть, что ты так заботлив. Не каждый отец в наше время уделяет столько внимания своему отпрыску.       – Боюсь, в будущем я не смогу быть рядом, когда он будет во мне нуждаться, – честно признался мистер Самаэлис.       Оставив наполненный любовью взгляд на своих жене и ребёнке, он заглянул за спину лорда Кассергена. Делая вид, будто не подслушивает разговор взрослых, мальчик прятался за высокой и статной фигурой отца. Заинтересованность выдавали лишь бегающие глаза. В мальчике Леон узнал того ребёнка со светлыми глазами с фотографии, только теперь он казался ещё прекраснее. Тёмные длинные волосы оттеняли бледность кожи, а сквозь пряди сияли яркие голубые глаза, похожие на два кусочка чистейшего льда. Взгляд у ребёнка был не по годам умный и пронзительный. Своей фигурой он закрывал маленькую девочку – сестру – и держал её за ручку; едва ли ей можно было дать два года. Приятно было видеть, что этот маленький мужчина растёт настоящим джентльменом.       – Мне стоит ровняться на вас, – вежливо подметил Этан. – Ваши дети не только воплощение очарования, но и обладают прекрасными манерами.       Но лорд хрипло рассмеялся на его слова.       – Боюсь, вы слишком высокого мнения о моих отцовских подвигах. Их воспитание – заслуга моей дорогой жены, а не моя.       К ним подошла невысокая худая женщина. Она только что закончила разговор с другими гостями и поспешила присоединиться к мужу. Лорд приобнял её за плечи, а она сохранила вежливую полуулыбку.       – Надеюсь, мой муж не слишком утомил вас разговорами? – поинтересовалась она.       Голос у неё был мягкий и нежный, приятный слуху.       – Что вы, леди Кассерген, – вступила в разговор Алексис Самаэлис. – Редко встретишь человека, который с таким восхищением говорит о своей жене.       – Да, это он любит, – рассмеялась она. – Могу я поинтересоваться, вы уже выбрали имя ребёнку?       Этот вопрос леди Кассерген заставил Леона задуматься. Обычно имя ребёнку давалось в течение пары недель после рождения, а то и сразу, но он родился в середине декабря, а сады дома Кассергенов не были укрыты снегом. Не могли же его родители затянуть с выбором имени до самой весны? Стало быть, и место, где они находились, было отнюдь не Лондоном.       – Мы ещё не объявляли об этом официально, но да, выбрали, – кивнула миссис Самаэлис. – Признаюсь, было сложно, но мы с Этаном пришли к общему решению и назвали его Леон.       – Прекрасное имя! – восхитилась леди Кассерген. – Леон Самаэлис – как гордо звучит.       – И вправду, – согласился лорд Кассерген и пожал руку Этану. – Поздравляю!       – Спасибо! – принял поздравление мистер Самаэлис.       Ко всеобщему удивлению вперёд выступил сын лорда. Он немного замялся, не зная, как правильно преподнести свою просьбу, но после того как отец ласково погладил его по волосам, произнёс:       – Могу ли я взглянуть на него?       – Конечно.       Алексис присела. Младенец на её руках сонно причмокнул губами и открыл веки. Видимо, яркие глаза мальчика привлекли его внимание, и маленький Леон тут же потянул ручки. Но сын Кассергенов замер в недоумении, очевидно, не понимая, что ему делать. Он не мог отвести взгляд от ребёнка, но и взять за руку не смел.       – Ты можешь сделать это, – с тихой ласковостью произнесла Алексис.       И получив согласие, мальчик осторожно коснулся ладошки ребёнка и тут же был им схвачен. Малыша повеселило это, и он рассмеялся, стиснув его палец обеими руками. Сначала сын Кассергенов растерялся, а потом и сам ненароком обронил смешок.       – У него красивые глаза, миссис Самаэлис, – воодушевлённо признался он.       – Класивый, – смущённо повторила сестра, высунувшись из-за его плеча.       – Наверное, нам стоит уже начинать выбирать дату свадьбы Джоанны и Леона, – в шутку произнесла леди Кассерген.       Взрослые рассмеялись. Все они поняли шутку, в которой каждый видел долю вероятной правды. И даже взрослого Леона это позабавило. Оперевшись спиной на ствол ивы, он принялся наблюдать за разворачивающейся сценой.       Но сын Кассергенов, вероятно, воспринял шутку матери чересчур серьёзно. Закрыв Джоанну руками, он надул щёки и громко объявил:       – Джоанна не выйдет за него!       – И почему же? – с потешной ухмылкой поинтересовался лорд Кассерген.       – Она ему не подходит... – неуверенно заявил ребёнок.       – А кто тогда ему подходит? – Его матушка присела рядом и погладила по плечу.       – Тот, кто будет защищать его, кто не даст проронить ни одной слезы и подарит улыбку... – Мальчик состроил задумчивое выражение лица. – Тот, кто отдаст своё сердце и никогда не пожалеет об этом!       После этих слов его щёки покраснели, и мальчишка опустил взгляд вниз, а взрослые рассмеялись.       – Где ты научился такому красноречию? – полюбопытствовал отец.       – Вычитал в книге, – смущённо пролепетал парнишка.       – Это были слова клятвы, мой дорогой, – с умилением ущипнула его за щёку леди Кассерген. – Я буду защищать тебя до конца своих дней, подарю твоим губам улыбку на долгие годы и не позволю ни одной слезе упасть с ресниц. И даже если годы не будут к нам благосклонны, я отдаю тебе своё сердце в это мгновение и никогда не пожалею о своём выборе. Да услышат мои слова боги, да скрепят они нас лентой алой, что во веки веков не развяжется...       – Дети так быстро растут, – рассмеялся лорд Кассерген, – едва исполнилось три, а уже рвётся давать клятву у алтаря.       – Это точно, – поддержал Этан, – того гляди и потеснит вас на месте лорда.       – Тогда... – всерьёз задумался мальчик, – я должен на нём жениться, я ведь дал клятву?       Мужчины рассмеялись, но Алексис продолжала смотреть на мальчика с сомнением. Ласково взяв ладошку сына Кассергенов, она погладила её большим пальцем и тихо произнесла:       – Как бы грустно мне ни было это говорить, но в нашем мире мальчики не могут любить друг друга...       – А мы и не в вашем мире, – упёрто парировал мальчик.       От такого нахальства Леон даже рассмеялся. Этот мальчишка оказался даже умнее, чем он мог себе представить. Конечно, ему, как и его матери, подобные заявления казались детским лепетом, но если уж говорить серьёзно, то он вырос в суровом Лондоне с его строгими правилами и никогда даже не помышлял о любви, особенно подобной. Но сейчас выходка юного лорда показалась ему забавной.       Мальчик же решил не отступать. Он повторил жест миссис Самаэлис, перехватив её ладонь двумя своими, и, смотря прямо в глаза, заявил:       – Лорду не пристало отказываться от своих слов!       – Я очень на это надеюсь.       Она провела рукой по его убранным в хвост тёмным волосам и заправила за ухо выбившуюся прядь, после чего с прежней улыбкой присоединилась к разговору взрослых. Сын Кассергенов проводил её взглядом и хотел что-то сказать сестре, прижимающейся к его руке, но всех гостей отвлёк внезапный восторженный крик:       – Скорее сюда!       Это был молодой Тобиас Реймонд – отец Викери. Высокий, статный, но с такой же глупой и ребяческой улыбкой, как и у его сына. Рыжие короткие волосы переливались на солнце золотом, а россыпь веснушек к тёплому времени года покрывала почти всё лицо.       Тобиас одёрнул голубой клетчатый жилет и пояснил:       – Всё уже готово. Фотограф ждёт нас.       – Прелестно! – прихлопнула в ладони леди Кассерген и, подхватив под руку Алексис, повела их вдоль аллеи.       Мужчины и дети двинулись вслед за ними. Там, среди раскидистых ветвей и цветущих кустов розовой камелии, уже собрались остальные гости. Весело смеясь, они ожидали появления четы Кассерген. Леон шествовал за ними на расстоянии пяти шагов, но издалека приметил светлоголовую фигуру Натаниэля Аверлин, разговаривающего с невысоким мужчиной с ухоженными завитыми усами и в шляпе.       – Надеюсь, мы не заставили вас ждать. – Лорд Кассерген пожал руку Натаниэлю и фотографу.       – Нисколько. Прошу сюда.       Фотограф вежливым жестом проводил их до места и вернулся к фотоаппарату. Все замерли с довольными улыбками. Секунда, и вспышка ослепила Леона. Голова закружилась, голоса людей отозвались звоном в ушах, мир поплыл цветными пятнами. На мгновение он потерял землю из-под ног, а когда распахнул глаза, то вновь очутился в своей комнате, тяжело хватая губами воздух, словно вытащенная на сушу рыба.       «Сон, это просто сон», – повторял про себя он, но это нисколько не звучало убедительно.       Леон попытался встать на ноги и краем глаза уловил блик света, мелькнувший в зеркале. Он уставился на собственное отражение, и его всё больше захватывало желание закричать, но из последних сил Самаэлис заставил себя сцепить губы. Из полумрака на него глядел юноша, и его разноцветные глаза сияли ярче огня лампы. В эти секунды он действительно поймал себя на мысли, что эти глаза принадлежат самому дьяволу.       Леон сделал осторожный шаг, впиваясь взглядом в отражение, словно не верил в происходящее, и коснулся век. Отражение сделало то же самое. Но рука так и осталась не опущенной... Завораживающее изумрудное сияние исходило от проявившегося узора на ладони, словно сама кожа светилась изнутри, но свет медленно начинал угасать. Вскоре от него осталось лишь воспоминание в памяти Леона... * * *       Леон проснулся раньше обычного. В его привычном распорядке он просыпался от стука в дверь – миссис Биккель приносила ему завтрак и всегда велела приказным тоном поднимать свою задницу с кровати, но в этот раз он проснулся от шуршания под ухом. Прошлой ночью он уснул, едва положив голову на одеяло, и, по всей видимости, забыл запереть дверь, потому как за его столом с учёным видом сидел Викери и листал дневник, подсвечивая страницы пролезшим сквозь дверную щель солнечным лучом.       – Помнится мне, что это пока ещё моя комната, – с сонной хрипотцой проворчал Леон и приподнялся на локтях.       Спина отозвалась болью, и он плюхнулся обратно вниз с тихим стоном. Ненавистный сундук!       – Ты хотел сказать твоя каморка, – спокойно поправил Вик, не отвлекаясь от чтения.       – Да, именно это и хотел сказать, – закатил глаза Леон. – Что привело тебя так рано?       – Вот, взгляни на это! – Викери сел рядом и подал Леону дневник и исписанный лист. – Мне не спалось, и я постарался перевести страницу, где нашёл упоминание об амонах. Конечно, пока это лишь отрывистые фразы, но, чтобы расшифровать больше, мне нужны записи отца...       Леон быстро пробежался по тексту. Всё, как и говорил Викери, – отрывистые фразы, которые трудно сложить в единый текст, но и это не могло не радовать. Леон оторвался от листа.       – И как ты собираешься достать записи отца? – Разноцветные глаза сверкнули заинтересованностью.       – У меня уже есть небольшой план. Месяц назад мадам Тулле предлагала мне наведаться в родной дом, как просила того матушка, но я не воспользовался возможностью. Стало быть, сейчас наступило время использовать это.       – А ты сам-то хочешь навестить их?       – Не сказать, что горю желанием туда возвращаться, – потёр затылок Вик. – Мама, как всегда, начнёт докучать вопросами о будущей женитьбе, а отец – о передаче семейного дела. Он хочет, чтобы я после пансиона отправился в университет, а после взял бразды правления компанией, но, по правде говоря, я ничего не смыслю в печатном деле.       – Печатному делу можно научиться, – отмахнулся Леон. – Но не рано ли твоя мать поднимает подобные разговоры? Ты только недавно перерос возраст сопливого юнца, о какой женитьбе может быть речь?       – Если бы я мог объяснить ей то же самое. – Викери тяжело вздохнул. – Мама уже распланировала мою жизнь. И пусть сейчас это всё лишь разговоры, но стоит моим годам перейти цифру двадцать, как она в тот же день выстроит у моей комнаты линейку из дам, желающих поскорее выскочить замуж.       Леон понимающе кивнул. Он знал, насколько леди Данэлия может быть настойчивой.       – А может, дело вовсе не в этом? – ехидно улыбнулся Леон. – Может, ты уже определился с будущей невестой, но не желаешь, чтобы твоя мать знала?       – Что? – Голос Викери скакнул на тон выше.       – Да ладно! Мы что, первый год знакомы?       – Нет, но...       – Вик, мне, конечно, любопытно, почему мой лучший друг утаивает подобное, но я не стану докапываться. Хотя скажу честно, ты совершенно не можешь скрыть свои тёплые намерения по отношению к Николь. Впрочем, мне могло и показаться.       Но их разговор был прерван. Из коридора послышались торопливые шаги, и раздался голос миссис Биккель:       – Леон, ты уже встал? Сегодня будет тяжёлый день, завтракать придётся на кухне. – Она приоткрыла дверь и заметила Викери. – О, мистер Реймонд-Квиз, не знала, что вы здесь!       – Ничего, я уже ухожу, – улыбнулся Викери. – Прошу прощения, что отвлёк Леона.       – Ничуть не отвлекли. Его время работы ещё не началось.       – И всё же... Леон, я одолжу дневник ненадолго?       – Да, конечно, – кивнул Самаэлис и, прежде чем высокая фигура в белых одеждах вышла за порог, добавил: – Сообщи нам с Николь, если мадам отпустит тебя домой.       – Конечно, – согласился Вик и скрылся в коридоре.       Миссис Биккель проводила его полным нежности взглядом.       – Приятно, что после стольких лет вы всё ещё так близки, – улыбнулась она и тут же спохватилась: – Сегодня приезжает леди Констанция. Нам нужно подготовиться к её прибытию.       Весь день Леон провёл в беготне по пансиону. Его то заставляли помогать старику Лойду в саду, то отскребать полы щёткой, то драить ванные комнаты, пока все ученики были на занятиях, а в перерывах от их учений ему было велено отсиживаться на кухне и натирать столовые приборы или отмывать от гари кастрюли и сковородки. День выдался действительно утомительным, но всё в пансионе сверкало так, словно туда приезжает не хозяйка, а королевская чета.       Впрочем, были и радостные вести: в середине дня Викери сообщил ему, что мадам Тулле разрешила отправиться в родной дом и погостить там сутки, а к вечеру следующего дня шофёр привезёт его обратно в пансион. Оставалось только надеяться, что выдуманный им план сложится удачно. Вот только проводить друга перед отъездом у Леона не вышло. Мадам Тулле не сводила с него глаз.       К закату слуги оживились. Миссис Биккель забежала на кухню, пыхтя, как старый чайник, и тяжело произнесла:       – Леди Констанция приедет с минуты на минуту! Мадам велела собраться всем у парадного входа!       Кухарки тут же побросали тряпки и кинулись в коридор, прямо на ходу поправляя чистую одежду.       – А я? Что делать мне? – растерянно спросил Леон.       – А ты здесь не работаешь, что ли? – пробурчала миссис Биккель. – Марш следом!       Леон рванул со всех ног, успевая на ходу заправить рубаху в брюки и застегнуть пиджак, выданный ему по случаю.       Встречали хозяйку, как долгожданного гостя, – все до единого. У парадного входа уже стояла толпа: с одной стороны ученики, коих было немало, а с другой – слуги. Леон едва успел встать рядом с Мэри и выпрямить спину, как ворота открылись, и к пансиону подъехал автомобиль. Пролётка невероятного изумрудного цвета, большие колёса, откидной верх и кожаные чёрные сидения – все без исключения смотрели на это открытие века с неописуемым восторгом. Такое удовольствие было дорогим, и сразу становилось понятно, что за белой широкополой шляпой скрывается женщина, что может позволить себе подобную роскошь.       Шофёр остановил машину перед входом, вышел из кабины и поспешил подать даме руку. Сначала из автомобиля показались белые туфли с кожаной пряжкой и на каблуке-рюмке, а за ним и длинный подол кружевного платья Леди Бланш. Когда же та предстала полностью, то многие ученицы от зависти закусили губы. Леди Констанция была прекраснее, чем показывал её портрет. Но и всего холода в её взгляде он передать не мог.       Леди Констанция обвела всех глазами, поправила полушубок на плечах и тут же двинулась вперёд, к стоящим по центру Николь и мадам Тулле.       – Рады приветствовать вас, леди Аверлин. – Мадам Тулле поприветствовала хозяйку реверансом.       Все девушки и женщины последовали её примеру, а мужчины сделали лёгкий поклон.       – Надеюсь, пока меня не было, не происходило ничего плохого? – с ходу поинтересовалась леди Констанция.       – Ничего, леди Аверлин. Всё осталось в таком же прекрасном виде, как и когда вы покидали нас.       – Надеюсь... – Она огляделась. – Пожалуй, вы правы, Тулле. Мне приятно видеть, как вы позаботились об учениках в моё отсутствие.       – Тётушка, не желаете войти внутрь? На улице уже холодает, – предложила Николь с улыбкой.       – Ты права, дорогая. Мне приятна твоя забота.       Она ласково улыбнулась и последовала внутрь вместе с Николь, а мадам Тулле осталась и отдала распоряжения:       – Все ученики могут идти по своим комнатам до ужина! Миссис Биккель, ужин должен быть подан в восемь часов – леди Констанция желает поужинать в общей столовой. Мистер Ньют, отнесите вещи в комнату леди Аверлин. Остальные могут выполнять свои обязанности, как и прежде. Напоминаю: ошибок в дни нахождения здесь хозяйки я не потерплю! Все можете быть свободны!       Ученики согласно кивнули и ушли через парадный вход, а слуги поспешили выполнять свои обязанности.       – А ты, – мадам Тулле обратилась к Леону, – и носа не думай показывать. Леди Аверлин не жалует тебя, потому будешь выполнять работу только в служебном крыле пансиона. Будешь помогать миссис Биккель на кухне и миссис Палмер в уборке комнат для слуг, а мистера Лойда я предупрежу, что пока ему придётся обойтись без твоей помощи. Ты меня понял?       – Да, мадам!       Мадам Тулле смерила его недоверчивым взглядом и направилась к чёрному входу, оставив Леона в одиночестве на улице. С тяжёлым вздохом он пнул камень под ногами.       Следующие пару дней обещали быть «весёлыми»...