История без начала, не имеющая конца.

Я не помню, как и когда началась эта история. Возможно, тогда, когда погибли мои родственники. Мне было восемь. Это была мина, оставшаяся еще с последней войны, непонятно как, но военные собаки не нашли ее. Хоть и ходили там неоднократно, эта мина почему-то решила взорваться именно тогда, когда вся наша большая семья собралась на собственном ежегодном празднике в тихом пригородном лесу. Или, может быть, когда я родился? Через несколько дней похоронили мою мать. Она умерла при родах, и это я виноват в ее смерти. Хотя… мне кажется, что все-таки только сейчас, когда убили Елену. Человека, единственного, кто посмотрел в мою сторону в приюте. Елена не почувствовала боли, я думаю. Когда спишь, а просыпаешься с кинжалом между ребрами - это больно? Хотя… нет, не просыпаешься. Тебя находит Антон, который живет в соседней комнате и удивляется, почему опекун не пришел на завтрак. На светлых простынях и прикроватном коврике много крови, слегка подсохшей и свернувшейся. Почему так получилось?..Я понимаю, что у таких людей как Елена всегда есть враги, в ее профессии без этого никак. Меня отправили в детский приют после того, как я невероятным образом спасся от той мины. Мне, как самому слабому новичку доставалось меньше еды, остальные дети не смотрели в мою сторону. Я был там меньше трех лет,и таких как я, там очень не любили. Мои родители меня любили. Пока я «наслаждался» стенами приюта, я часто вспоминал о них. Вернее об отце, который постоянно был на работе, и о бабушке с её приступами апатичной шизофрении. Я их очень любил. Мне было слишком больно их потерять, большинству этого не понять, они не уважают своих родителей, а ведь настоящей любви достойны только они. Они подарили вам жизнь и трепетно растили вас, пока вы не могли сами позаботиться о себе. Вспомните, как много счастья подарили вам ваши родители, ничего не требуя взамен, скажите им «спасибо». Ни за что конкретно, просто так, за то, что они есть. Из приюта спустя несколько лет сиротских войн и распрей меня забрала Елена. Она была очень хорошей женщиной, без лишней навязчивости. Профессия, опять же, обязывала работать сутками напролет, поэтому мы виделись редко, несколько раз в неделю, и – обязательно! - каждое воскресенье. Кроме этого, разумеется. Самое умное, до чего я смог додуматься в тот момент, когда увидел труп –избавить ее от кинжала в груди. Я не знаю, зачем я это сделал. Просто мне показалось, что это будет правильно. Пальцы касаются холодной стали кинжала. Все кажется настолько нереальным, что я теряю счет времени. Как я оказался на полу, я не заметил. Стук в дверь. Наверное, это Артур, дворецкий. Когда он заходит, устав ждать ответа, меня просто колотит, а я даже не заметил. Очень стыдно за себя, что я рыдаю как девчонка, но ведь у меня на то есть причины? А мужчина просто оборачивается и выходит из комнаты. Через собственные всхлипы я слышу голос Артура, ведущего телефонный разговор. Скорее всего, с полицией… Больше некому звонить в случае ее смерти, ни мужа, ни детей у Елены не было, а с какой стати она усыновила меня, я вообще не понимаю. Мы жили вчетвером в этом огромном доме – я, Елена, Артур (человек, отвечающий просто за все в этом доме и по совместительству дворецкий) и Катрин (присматривала за домашним зоопарком Елены), а домохозяйки, садовники, водитель Егор и прочие рабочие не в счет – они тут не живут. К полудню приехала полиция, да, дорога не близкая, дом Елены находится на краю города, но не из столицы же они ехали, чтобы так задерживаться. А в прочем… Могли вообще не приезжать. Зачем они тут? Помочь хотят? Деньги им за это платят? Можно я им заплачу и они уйдут? Дядечки и тетечки копошатся вокруг тела, грузят его в машину скорой помощи (которая на самом деле нисколечко не скорая), пытаются найти улики и все прочее, чем обычно полицейские занимаются в таких ситуациях. Мне становится смешно на них смотреть, боюсь, как бы они не обратили на меня лишнего внимания. Если здесь засмеяться в голос, не думаю, что они это так оставят. Спрятав кинжал, до этого находящийся у меня в руках, в складки просторной толстовки, прохожу к двери, мимо двух что-то обсуждающих полицейских, совершенно не замеченным. Этому я научился там же где и всему остальному, что может пригодиться в жизни. Нет, разумеется, это не школа. Это называется сиротский приют. В то время, как Артур попал в засаду, правило «никого не впускать, никого не выпускать» сегодня, на удивление, работало, я могу пошататься по дому, вспоминая приятные, а где-то даже счастливые моменты, прощаясь с этим холодным домом. В том, что я отсюда уеду, я был уверен. Дом большой, двухэтажный плюс чердак. Спальные комнаты на втором этаже, а когда мне показали мою комнату, я обнимал Елену и плакал. Она легко гладила меня по голове, тихо смеясь и говоря, что я дурачок. С лестницы, ведущей на второй этаж, я однажды упал, достаточно сильно – сломал обе руки и заработал сотрясение мозга. Артур меня кормил с ложечки, это выглядело очень глупо, я хихикал, на что он фыркал и ворчал что-то о голубях. Дом Елены стоит на самом краю «деревни» и за «огородом» начинается лес. Иногда Катрин берет меня с собой гулять с собаками, всего у Елены семь собак - три русских псовых борзых, одна китайская хохлатая, хаски и два грейхаунда. В лесу много грибов и ягод, за лесом – речка, в которой я ловил рыбу с Артуром. Чтобы его уговорить, понадобилось три пинка от Елены. Катрин и собаки тогда пошли с нами и я совсем не жалею, пусть и грэйхаунд Таври съедал мою рыбу, как только я клал ее в ведро. Однажды у борзой Грозы родились щенки, и я помогал Катрин принимать роды – бегал с пеленками и тазиками. Тогда на свет появилось девять маленьких борзят. Раскупили щенков еще до того, как им было положено отправляться по своим новым домам, только один нам остался – светло-серый мальчик Роман, имя которому придумал я. Но обычно мы зовем его Ромка. Школа, в которой я учился – в городе, Елена и слышать не хотела о «деревенской», поэтому меня каждый день возил в город шофер Егор. Он тоже добрый человек, так сказать, рубаха парень. Иногда, после школы, когда меня, опять же, забирал Егор, мы могли просто так поехать в «Конфетти» и объесться мороженого или сходить в кино за его счет. В гостиной я мог подолгу играть в видеоигры, которых тут было с запасом - целый шкаф. На чердаке часть потолка была застекленная и по ночам можно смотреть на звезды. Во время летних каникул, мы с Еленой лежали на крыше и загадывали желания. Она всегда рассказывала мне что загадала, в отличии от меня. Она бы расстроилась, узнав, что мне не о чем мечтать. Нет, больше я здесь жить не буду. Но если предложили бы, то я остался, но этого не будет. Скорее всего, меня вернут обратно. За что я так не люблю приют? Я думаю, вы бы смогли меня понять, оказавшись на моем месте. Все они разные, но если провести с ними больше четырнадцати часов, поймете, о чем я говорю. Они считают, что жизнь и судьба их обделили, забыли про них и выкинули на помойку. Отчасти это правда. Когда думаешь об этом, невозможно не жалеть себя, все жалеют – кто-то в глубине души, кто-то открыто. Через пару лет я научился в точности отличать одних от других и условно поделил на три группы. Первая – это те, кто находятся в приюте с рождения, ни разу не видевшие своих, или даже приемных родителей. Они хозяева там, они имеют право всех унижать, потому что считают, что обижены жизнью больше всех. Они оплакивают свою тяжкую судьбу тайно, взамен открывая миру свою гордыню и ненависть. Вторая группа лежит под первой – иногда в прямом смысле, а иногда в переносном, но суть не меняется. Тупые сопляки, не умеющие сопротивляться. Третья группа малочисленна. В нее входят два человека – я и Саша. Сопляки, умеющие сопротивляться. Отличаются от двух предыдущих групп меньшим уровнем самолюбия. Саша тоже мальчишка из приюта, попал туда на год раньше меня, его мать-наркоманка умерла от передозировки. Отца он ни разу не видел, не говоря уже о прочих родственниках. Он был моим единственным другом в приюте, с тех пор ничего не изменилось бы, останься я в том городе, где находился приют. Я вышел на улицу и направился в сторону «Зоопарка». На самом деле, кроме собак здесь еще живут два ручных кролика, шиншилла, кот Василий, змея, хомяки, песчанки, мыши, девять крыс и ручная лисица Габи. Дверь, как обычно, открыта. Я прохожу в гостиную, по пути окликая Катрин. На кухне слышится грохот посуды – прокормить зоопарк не просто. Она кричит, чтобы я пришел на кухню и помог ей с мисками. Когда я появляюсь на кухне, она роется в многочисленных ящиках в поисках того или иного продукта. - О! А ты уже здесь! Шустрый какой, я-то думала вы сегодня с Еленой в город едете. А что не поехали-то? – Катрин почти кричит, она всегда говорит слишком громко, - Эй! Ну что ты кислый-то такой, а? Не в первый и не в последний раз у нее неотложные дела! Или случилось чего? Она говорит слишком громко и быстро, я не успеваю вставить ни слова, хотя не очень-то и пытался прекратить ее словесный понос. Катрин порхает по кухне, я не смотрю на нее – тупо уставился на стол, даже не понимая, что я вижу перед собой. На меня накатывает вторая волна осознания что это на самом деле случилось. Только на этот раз без слез, а просто полнейшая тлен и безысходность. - Катрин? – она немного замолкает, слыша мой голос, будто совсем не мой, я и сам немного удивился, - Сядь. Пожалуйста, сядь. Мой голос дрожит. Все дрожит. - Какой «сядь»?! Ты совсем одурел что ли?! Там собаки загибаются уже! - Но все-таки она села, - Что такое стряслось, что это важнее Таври стало?! - Елена умерла. Несмотря на шумную атмосферу, мои слова слышатся эхом в этой маленькой комнатке. По спине пробегает дрожь. Неужели это правда? Опять? Спустя восемь лет… -Что, прости? Что-то не так… - женщина снова начинает копошиться, но по ее лицу видно, что она все расслышала правильно, и я продолжил. -Убили ее. Нож в сердце. Кто, как и зачем – не понятно. Катрин оседает обратно на стул, с которого только что вскочила и ее глаза бессмысленно забегали по тому же столу. - Ты уверен? Точно все проверили? А полицию вызвали? А Артур знает? Я запустил пальцы в волосы, ничего не ответил. Хочется реветь, сбежать подальше, забиться в тёмный пыльный угол полный пауков и забыть обо всем. Вообще обо всем. Всю свою жизнь забыть. Катрин встала и ушла, ничего не объясняя. Я проверил шкафы, в дальнем правом углу, за лакомством, Катрин хранила коньяк «на всякий случай». Это «всякий»? Думаю, сойдет. Никогда раньше не пробовал коньяк, только вино и шампанское, любезно предоставленное той же Катрин на Новом Году, интересно попробовать. Мне обожгло горло, но послевкусие осталось весьма приятным, и я добавил еще глоток. Тепло, но пустоту внутри этим не заполнишь. И почему люди не понимают это со второго глотка? Это же так просто. Нужно отвлечься. Из соседней комнаты слышен лай и вой, видимо, Ромка с Таври как обычно что-то не поделили. Я очень люблю этих собак. Они особенные. Гроза, Роман и Варя – русские борзые. Они просто чудесные, особенно, когда бегут, это невероятно красиво. Грейхаунды Таври и Эрле, милые надоедливые и приставучие, но за это я их и люблю. Коврик - китайская хохлатая собачка, иногда они мне напоминают избалованных капризуль, но вот такие моменты, как сейчас, они могут прийти, положить голову на коленку или ещё куда-нибудь, вздохнуть – «Не волнуйся, все будет хорошо!» - так никакие другие собаки не умеют. Хаски Роза – важная дама, самая старая из всех, она знает, где, чьи игрушки и кто, где сидит, кто, где ходит и бегает, хозяйка в псарне. Но есть у нее один изъян, который она сама не учла – любит поспать, как медведь во время спячки, отчего, только она сомкнет глазки, хаос воцаряется с новой силой, снося все на своем пути. Одна Эрле только чего стоит. Я зашёл в псарню – наверное, самое любимое место в этом доме. На встречу мне кинулись Таври и Ромка и чуть не свалили меня с ног, нехотя вызывая улыбку. Скорее всего, я их вижу в последний раз… Очень захотелось спать, что я и сделал, прямо на полу псарни вместо банальных подушек и одеял обложился собаками. Разбудил меня Таври, он беспокойно тыкался мне в лицо влажным носом и глухо поскуливал, а через пару секунд в псарню вошел мрачный и обеспокоенный Артур. После нескольких часов сна, я чувствовал себя только хуже, а осознание произошедшего стало ещё яснее. - Тош, просыпайся. Там… к тебе пришли,… наверное… - видимо, дальше подобрать слова он не мог. Таври очень беспокойный, это ему обычно не свойственно, хотя сегодня все ведут себя по-особенному. Скулит, щипает за штаны и края футболки, пытается ткнуть носом в лицо. Я буду очень скучать по нему. Буду скучать по тебе, друг. Мы с Артуром пошли в дом по красной кирпичной дорожке, которыми был пронизан наш сад, солнце уже спускалось к земле, но все равно было очень жарко и светло. Сейчас середина весны, но мы живём на юге страны, так что это нормально. Скоро сдавать экзамены… Колледж… Это кажется таким мелким и незначительным, когда твой мир погибает. Он просто рассыпался вместе со смертью Елены. В гостиной нас действительно ждали, я даже немного удивился – этих людей я совершенно точно никогда не видел… хотя… Нет, этого точно не может быть. Я свои галлюцинации восьмилетней давности списываю на шок и последствия психической травмы. Мужчина и женщина, довольно молодые. Фигуры очень похожи, будто срисованные под копирку, отчего я подумал, что они родственники, но лица девушки мне не видно. Из под серых шапочек выбиваются светлые пряди.Зачем летом шапки? Когда Артур вышел из гостиной и хлопнул за собой дверью, парень, до этого сидевший боком, повернулся на стуле и посмотрел на меня. Оказалось, что это совсем не мужчина, а молодой парень, но вот оценку возрасту я дать все равно затрудняюсь. У него большие и красивые глаза, голубые, смотрят необыкновенно по-доброму, с какой-то надеждой, хотя мне это могло и показаться, нализался я не хило. Повисла неловкая пауза. Мы находимся в комнате втроём, девушка сидит спиной ко мне, вертя в руках что-то вроде визитной карточки, она так и не обернулась, но её голос, заставший меня за откровенным разглядыванием, почему-то заставил меня вздрогнуть. - Здравствуй. Присаживайся, не стой столбом, это раздражает. Я на ватных ногах дохожу до стола и сажусь напротив гостей, от чего-то сердце стало биться чаще. Девушка кажется очень усталой, будто не спала много дней, с темными кругами вокруг глаз. Хмурая, на меня по-прежнему не смотрит, скорее куда-то мимо. - Тебя зовут Антон, – скорее утверждение, чем вопрос, и я слабо киваю, больше занятый рассматриванием, - Это – она повела рукой в сторону сидящего рядом парня, - Айрон. Меня можешь звать Ранка. Ты переезжаешь в другое место. Несмотря на абсурдность всех этих слов, паузы, как ни странно, не последовало. - Вы… меня к себе берёте? Или в приют… Когда я в полной мере осознал, что могу вернуться в приют, в глубине души мелькнул тонкий лучик надежды, вдруг Саша по-прежнему там? Это, конечно, глупо думать, что спустя шесть лет он вспомнит меня, или что его не усыновили, не перевели в другой приют, не убили, он не сбежал и прочее, что с большей вероятностью могло случиться. - Ты уедешь отсюда, уедешь далеко. Я ничего не ответил. Айрон заговорил неожиданно и заставил меня вздрогнуть: - Быстро собирайся, с опекунами мы все уладили. Можешь брать с собой что пожелаешь, только предупреждаю сразу – одежда будет новая и всем нужным тебя обеспечат на первых порах, только много не тащи, умоляю, - видимо, ему что-то не понравилось на моем лице, и он добавил ласково – Бери все самое дорогое для себя, ты сюда больше никогда не вернёшься. У него удивительно приятный голос – бархатный, завораживающий, обволакивающий, он улыбается тебе и губами, и глазами – всем своим видом он источает теплоту. Никогда не встречал таких людей. Я кивнул, не слушающимся телом медленно встал и пошел в сторону двери. Наверное, стоило задуматься – куда меня повезут? Где я буду жить? С кем? Где гарантия, что они не работорговцы?... Но мне все равно. - Все поймёшь со временем, - бросил мне в спину голос Ранки. Уж надеюсь. Как-то это слишком мутно все. Даже если мне действительно хотелось бы об этом поразмышлять, то я, наверное, позвал Артура, долго бы выяснял как, почему и зачем, обратил бы внимание на то, что они слишком молодо выглядят для опекунов, почему мне ничего не объясняют и так далее. Но… мне действительно все равно. Любая альтернатива приюту сейчас – талон на кубометр счастья. И я действительно пошел собираться. На самом деле вещей у меня не так уж и много, и поэтому сборы много времени не займут. Я поднялся наверх, в свою скромную комнату. Совсем небольшая, раньше здесь, кажется, была гардеробная, но по моей просьбе ее переделали. Еще до ремонта я часто садился под многочисленные вешалки и думал о разном. Многие мысли там рождались и там же умирали. И еще там очень вкусно пахло – духами Елены, ее теплотой. Беру спортивную сумку средних размеров и пытаюсь наполнить ее теми вещами, которые будут напоминать мне об этом доме. Пусть это будут бесполезные мелочи, но в них хранятся воспоминания. Приятные, теплые, незабываемые, нежные, милые… разные. Небольшая записная книга – подарок на день рождения от Елены. Туда я просто запихиваю все, что разбудило во мне какие-то чувства, чаще всего это стихи, тексты песен, маленькие зарисовки собственного сочинения, открытки, сушеные листья и вырезки из газет и журналов. Иногда я и сам пробовал сочинять стихи – все здесь, в единственном экземпляре, ведь рассчитывать на мою голову не стоит. Две рубашки Артура, о пропаже которых он и не подозревает, наверное. Мне очень нравятся его рубашки, а он их даже не носил. И пусть они на восемь размеров больше, зато приятные на ощупь и в клеточку. Щенячий ошейник Таври. Просто милая душе вещь. Вытащил из под кровати старую шкатулку и вытряхнул ее на пол. Будь моя воля – я бы взял ее целиком, не раздумывая, но это невозможно - она довольно велика и весит много. Содержимое шкатулки в основном всякие безделушки: брелки, цепочки, подвески, серьги, бусы, браслеты, несколько перьев и локон светлых волос Елены в маленькой колбочке. Не помню, как он у меня появился, и не думаю, что хочу вспомнить. Я намерено оставлю его здесь, как бы ни хотелось взять с собой. Жить прошлым нельзя, оно якорем тянет назад, как бы хорошо и прекрасно не было, и у меня было время это понять. В сумку кидаю связку моих любимых бус и подвесок, немного помедлив, следом летят пара сережек с перьями. Нет, у меня уши целы, но если бы это было иначе, я бы обязательно носил только такие серьги. Просто мне очень нравятся перья и разные блестящие безделушки. Электронная книга с моей личной библиотекой, у меня довольно привередливый вкус на книги, плеер с небольшим плейлистом, в котором довольно странные и непохожие друг на друга песни. Я никогда не умел выбирать музыку, поэтому записывал все – вдруг понравится. В моем плеере много песен, которые нужно слушать в том или ином настроении, и никак иначе, чтобы не испортить впечатление. Например, когда хочется грустить - одни, когда весело и хорошо – другие. Тогда впечатления только усиливаются, и я чувствую себя настоящим, живущим… это сложно объяснить словами, но, я думаю, многие меня поймут. Вещей получилось еще меньше чем я ожидал, так что на сборы у меня ушло не много времени. Нехотя возвращался к этим странным людям, они не вызывали отвращения, но и не особенно нравились. Разве что Айрон, он приятный, но от того, не менее чуждый. - Тоша! Подожди! – сзади торопилась Катрин, а за ней, почему-то, как пиявка тащился Таври, - Ай! Отцепись, скотина! – бедному псу прилетело по голове полотенцем,- Тош, я попрощаться хотела, но он просто с ума сошел! Только за ними захлопнулась дверь, Таври перестал цепляться зубами за край толстовки Катрин и попытался проделать тоже самое с моей рубашкой, но я предусмотрительно поймал его за голову и прижал к себе. Таври несколько месяцев назад научился этому террористскому приему, хотя прибегал к этому только в крайних случаях. Таким образом, этот проказник хочет сказать, что он не собирается оставаться дома и тоже идет со мной, но в школу или, например, в аквапарк его не возьмешь. Из соседней комнаты вышли Ранка и Айрон. Девушка, опираясь на длинную палку, которую я прежде не заметил, махнула мне рукой, не взглянув в мою сторону, и направилась к выходу. Айрон подошел к нам с Катрин и Таври, смущенно улыбнулся, поблагодарил, посочувствовал, попричитал и все прочее, что обычно говорят в таких ситуациях, и иногда косил в мою сторону. Я его не стал слушать, просто сидел на полу с любимым Таври, который все же немного успокоился, и смотрел в пустоту, наслаждаясь лаской. Из транса меня вывел Айрон, совершенно неожиданно начавший умиляться мне прямо в ухо. - Какой он милый! Как его зовут?! – он опустился на колени рядом со мной. - Таври. Я улыбаюсь. Наверное, потому что не привык видеть мужчин, совершенно по-детски умиляющихся от вида простой собаки. -Какой он хорошенький! Ранка, ты рада? Теперь с нами будет жить грэйхаунд! Это же грэйхаунд, ведь так? У Айрона очень добрые и веселые глаза. Красивые. Будто видишь все, что есть внутри него. - Нет, он останется. В его красивых глазах промелькнуло некое разочарование, как и в моих, я думаю. Мы молча дошли до псарни, я ничего не говорил, Катрин на удивление тоже хранила молчание. Таври со спокойной обреченностью шагал рядом. При виде нас с женщиной, зашедшей следом за мной, собаки радостно завиляли хвостами, а Эрли и Коврик решили поприветствовать, лично облизнув каждому из нас лицо. Я, наверное, слишком люблю собак, чтобы не пустить скупую слезу при прощании… Меня ждали на крыльце дома, Ранка тихо разговаривала с Артуром, не замечая меня, Айрон же, напротив, откровенно скучал, оглядываясь по сторонам. Мне стало неловко, когда он увидел меня и улыбнулся. - Я готов, - слегка смущенно сказал я парню, подойдя чуть ближе к крыльцу. Неожиданно, прервав беседу, Ранка довольно странно попрощалась с нашим дворецким, приложив руку к груди и слегка поддавшись вперед, как при поклоне, а Артур будто ничего не заметив, сдержанно кивнул и попрощался со мной. Просто одно слово «прощай», ничего лишнего, и удалился в дом. Мы вышли за ворота, пройдя через обширный, благоухающий травами и цветами, палисадник, будто скорбящие на похоронах. Хотя и было это недалеко от правды, но все равно чувствовалась некая неестественность происходящего. Как только мы подошли к машине, стоящей в тени большого вяза, из нее выскочил мужчина средних лет, бритый «ежиком», с едва проскальзывающей сединой на висках. Он открыл мне заднюю дверь, что немало меня удивило, но виду я старался не подавать. Моя сумка с комфортом устроились в обширном багажнике, рядом со мной, на заднем сидении устроился Айрон, что меня, если честно, немного обрадовало, сядь там девушка, я бы ни за что не уснул. Послышался звук мотора, хруст гальки под колесами, небольшая тряска, я чувствовал, что ухожу навсегда, будто умираю. Не вижу ничего впереди, только помню, что сзади. Начать жизнь сначала, опять. Нужно постараться. Я смогу сделать это еще раз, пусть рушат мой мир раз за разом, но я не отступлюсь от своего кусочка вселенной. Пусть он маленький и никому, кроме меня, не нужный, он ломается и падает раз за разом, но он существует. Моя маленькая бесконечность. И видимо я уснул, нагоняя на себя сон невеселыми мыслями и согреваемый изнутри алкоголем, потому что мне постепенно становилось хорошо и спокойно, что с реальностью никоим образом не совпадало.