***
2 (стейк су-вид) — В каком смысле ты уже сюда едешь? — Не знаю, что тебе ещё сказать, Хёнджин-а, — голос Минхо едва можно разобрать среди шума сотни пассажиров и повторяющихся объявлений в метро. — Ты в метро? — пищит Хёнджин, поднимаясь из горизонтального положения и садясь на диване в гостиной. — Разве у тебя нет потом танцевальной практики? Почему ты тратишь своё время и едешь ко мне? Особенность Минхо в том, что какой бы ни была ситуация, он всегда скрывает свои эмоции. Он прячется за непонятными шутками и меняет разговор, чтобы сохранить контроль, несмотря ни на что. Для того, чтобы разобрать, что он на самом деле хотел сказать или что он на самом деле чувствует, понадобится своеобразный микроскоп. В данном случае микроскоп Хёнджина — это годы, что они прожили бок о бок, вместе тренировались и были соседями по комнате. Нет никаких сомнений, что Минхо немного огорчён, когда отвечает: — Приезжать к тебе — это не трата времени. — Хён… — Не трата. Не трата и никогда ею не будет. — Хёнджин слышит в голосе, что он хмурится. — Я приготовил стейк су-вид и принесу немного. Скоро увидимся. Когда Минхо кладёт трубку, Хёнджин лишь удивлённо смотрит на телефон. Сейчас больше часа дня, и судя по разговорам в групповом чате, у них всех сегодня индивидуальные занятия и тренировки. Феликс даже упоминал рано утром что-то про повторение какой-то хореографии вместе с Минхо. Они заняты. Хёнджину это прекрасно известно. Они всегда держат его в курсе событий: 3racha любят отправлять ему треки, под которые он в свободное время может написать слова, и все спамят ему селфи и видео в перерывах тренировок. Время от времени они навещают его, но уже всё реже, потому что все очень заняты. Поэтому он не понимает, почему Минхо не просто приезжает, а приезжает ещё и с едой. Снова. Не с обычной едой навынос, которую берут с собой Сынмин, Чонин или Чанбин, когда заходят к нему, а с реальной едой, которую Минхо сам приготовил. Где он время на это нашёл вообще? Звонок в дверь не даёт ему обдумать это подольше, и он плетётся в прихожую. За дверью невесёлый Минхо. — Долго возишься. — Я смотрел телевизор! — ноет Хёнджин, уже хватая запасные тапочки. — Мама с папой ещё на работе, а… Кками я не знаю где. Может, спит в моей комнате. Минхо его игнорирует, снимая обувь и надевая выданные Хёнджином тапочки, и направляется на кухню с сумкой в руке. В этот раз в сумке всего два контейнера. Один — с кусочками порезанного стейка и соусом, а второй — с обжаренными овощами. Минхо даже не спрашивает Хёнджина, где взять посуду, — сразу же роется по кухонным шкафчикам и размахивает палочками, чтобы Хёнджин их взял. — Ешь. Хёнджин рассматривает разложенный на столе ассортимент еды, после чего возвращает внимание на Минхо, который подпёр рукой подбородок, ожидая, когда Хёнджин начнёт есть. — Хён, ты тоже поешь. — Я вчера с остальными уже наелся, — говорит он. — Ешь давай. Это всё тебе. Как и всё, что когда-либо готовил Минхо, стейк просто потрясающий. Ещё никогда Хёнджин не был так благодарен Минхо, что он позвонил прежде, чем Хёнджин успел пообедать, ведь иначе бы он, скорее всего, не смог всё это съесть. Минхо принёс в контейнере по меньшей мере три порции мяса. Интересно, другим Минхо готовит столько же порций? Когда он доедает, Минхо одобрительно кивает и начинает собирать контейнеры. Хёнджин наливает стакан воды и делает глоток, наблюдая, как Минхо складывает пустые контейнеры обратно в сумку. — Уже уходишь? — Да, — отвечает Минхо, упрямо не глядя Хёнджину в глаза. — Чуть позже у меня тренировка с Ёнбокки. Я стараюсь экономить деньги и ездить на метро, а не на такси, как обычно, так что если не хочу опоздать, уже нужно выходить. Кулинария — дорогое хобби. Хёнджин не успевает себя остановить и хватает Минхо за рукав худи, с лёгкостью оплетая его запястье длинными пальцами. Хёнджин столько всего хочет спросить. «Тренировки хорошо проходят?», или «Ты скучаешь по мне так же, как скучаю по тебе я?», или же «Как вы там держитесь?», и много-много чего ещё. Столько хочется спросить, но во взгляде Минхо есть что-то такое, отчего Хёнджин спрашивает совершенно другое, то, о чём говорить легче: — Готовить весело? Взгляд Минхо блуждает по лицу Хёнджина, словно чего-то ища, и Хёнджин чувствует себя невероятно маленьким. — Очень. — Он тянется свободной рукой почесать место под пальцами Хёнджина и впервые с того момента, как приехал, улыбается. — Это очень весело. Я пробую новые рецепты и кулинарные стили и подумываю купить новую духовку. Тебе следует поготовить вместе со мной. — Новая духовка звучит неплохо. — Скоро я вернусь домой, и мы сможем поготовить вместе. — Но разве в общаге есть для неё место? У нас уже столько вещей. — Если что, я переставлю телик.
***
3 (запечённые рёбрышки) Июнь должен быть последним месяцем. Сказать, что на столе Хёнджина царил бардак, было бы преуменьшением века. Повсюду разбросаны цветные карандаши, дневник по-прежнему открыт на странице, где Хёнджин писал вчера о законченной дораме, во время чего случайно и заснул. Стол его в таком состоянии с тех пор, как он приехал домой. Без вечно зудящего на ухо соседа по комнате желания прибраться у него почти не возникало. И раньше полудня последние несколько месяцев он тоже не просыпался: расписания нет, будить его некому. На краю стола стоит маленький календарь с открытой на июне страницей. Одиннадцать квадратиков были помечены красными галочками: что-то типа обратного отсчёта. Хёнджин улыбается сам себе и тянется к красному маркеру рядом с календариком. Пора отметить двенадцатый квадратик. У него звонит телефон. — Да? — отвечает Хёнджин, даже не глядя на номер. Он уже догадывается, кто это может быть. Как и ожидалось, с другого конца провода доносится голос Минхо: — Рёбрышки. Уже еду. — Хён… — Но было уже поздно. Хёнджин отнимает телефон от уха и смотрит на уведомление «Вызов завершён» на экране. Порой Минхо так раздражает. Он успевает насыпать Кками целую миску еды и немного подмести в гостиной, прежде чем раздаётся звонок в дверь. — Ты только что проснулся? — весело улыбается ему Минхо, снимая обувь. — Я всегда просыпаюсь в это время, — бесстрастно заявляет Хёнджин. — Рёбрышки? Минхо кивает и проскальзывает мимо него на кухню, где бесцеремонно бросает сумку на кухонный островок. В двух контейнерах лежат рёбрышки, один контейнер с чем-то похожим на картофельное пюре, и ещё один с обжаренными овощами. Хёнджин садится и молча наблюдает, как Минхо ходит по кухне, сдержать расползающуюся на лице нежную улыбку у него не выходит. Минхо хорошо смотрится у них на кухне. Через пару минут ему вручают одну перчатку, пару палочек и ложку. Минхо указывает на еду: — Налетай. Хёнджин надевает перчатку и берёт большой кусок свиных рёбрышек. Он ожидал, что будет вкусно, ведь Минхо всегда вкусно готовил, но боже. — Хён, — воет он, — что ты сюда добавил? Почему это намного вкуснее того, что мы едим в ресторанах? — Видимо, в качестве особого ингредиента яд просто замечателен. — Минхо вытирает Хёнджину уголок рта бумажным полотенцем. — Не торопись, еда от тебя никуда не убежит. Это всё равно всё тебе. Хёнджин закашливается с едой во рту, быстро запивая водой, Минхо же смотрит на него с восторгом. — Всё это? — спрашивает Хёнджин, когда перестаёт брызгать слюной. — Ты ненормальный? Я не смогу всё это съесть! Минхо лишь пожимает плечами. — Поделись с родителями. А контейнеры отдашь, когда вернёшься домой. Когда вернёшься домой. Домой, в общежитие ко всем ребятам. В место, где он не был последние четыре месяца. К горлу подкатывает что-то странное, и он пытается от этого избавиться, откусывая ещё один кусок рёбрышка. — И когда именно я смогу вернуться? Прежде чем Хёнджин покинул общагу, у них всех был долгий разговор. Планы, утешения и много-много слёз. Чан обнял его крепко-накрепко, проводив до ожидающей внизу машины, и прошептал обещание куда-то в волосы. С тех самых пор он не был со всеми ребятами в одной комнате. Некогда было. — Скоро, — обещает Минхо, наливая ему ещё воды, и ласково улыбается. Сердце Хёнджина отчего-то сжимается, но понять отчего он не может. — Ещё немного, и ты сможешь вернуться домой. Хёнджин слышал разные формулировки этого предложения от других, но почему-то сейчас, когда он услышал это от Минхо, его распирают эмоции. Он берёт ещё одно рёбрышко и улыбается Минхо в ответ.***
+1 (поркетта) — Хёнджин-а. — Минхо выглядывает из-за двери в спальню и улыбается, его кошачьи глаза аж светятся от волнения. — Хочешь попробовать то, что я приготовил? Ещё и недели не прошло с тех пор, как Хёнджин вернулся в общежитие. Он уже перевёз все свои вещи, и стол у его кровати больше не такой пустой: теперь он завален принадлежностями для рисования. Последние несколько дней прошли немного лениво. Своеобразное затишье перед бурей: все стараются отдохнуть как можно больше, прежде чем погрузятся в продвижение камбэка. Хёнджин быстро закрывает Netflix и выходит из комнаты. Он слышал краем уха, что Минхо на днях суетился на кухне, но так и не спросил, что именно его хён готовил. Он знал лишь то, что это как-то связано с той техникой для су-вид, которую Минхо купил пару месяцев назад. Пахло определённо потрясающе, да и выглядело сложным для приготовления, учитывая, сколько труда Минхо в это вложил. — Где все? — спрашивает Хёнджин, заходя на кухню и садясь за стол в ожидании, когда Минхо его покормит. Тот ставит перед ним тарелку, а сам садится напротив. — Чанни-хён и Джисонни ушли в магазин за покупками. Бинни спит, а остальные в компании. Еда на тарелке не похожа ни на что, что Хёнджин когда-либо видел. Это точно мясо, вот только для простого мяса оно слишком вкусно пахнет. Он тычет на пробу вилкой и едва удерживается, чтобы не раскрыть рот от изумления. — Сколько ты это готовил? — Чуть больше суток. — Минхо наливает воды и подталкивает к нему чашку. — Ешь. Это всё тебе. Как он может отказаться от такого? Хёнджин откусывает кусок побольше и едва не плачет. Из постов в инстаграме Минхо и сообщений, что тот отправляет в групповой чат, он знает, что Минхо пробует новые рецепты, но это просто деликатес. Кажется, Хёнджину нельзя позволять есть это за бесплатно. — Это лучшее мясо, которое я только пробовал, — признаётся Хёнджин, улыбаясь и откусывая ещё кусок. — Хён, ты и правда ненормальный. Как ты это вообще сделал? Нет, забей, почему ты это сделал? Я не жалуюсь, оно божественное, но его наверняка так сложно готовить. — Он приподнимает брови. — Местная еда навынос тебя больше не устраивает? Минхо смотрит на него несколько секунд. — Ты серьёзно это спрашиваешь? Откладывая вилку, Хёнджин проглатывает еду и прищуривается. — Да? Мне больше нельзя задавать вопросов? — Ты… — Минхо обрывает сам себя, прикрывает глаза и делает глубокий вдох, после чего натягивает улыбку. — Неважно. Ешь сколько захочешь. Кивнув, Хёнджин откусывает ещё кусок. Минхо встаёт и возвращается к нарезке мяса. Он больше не смотрит на Хёнджина, решая сосредоточиться на сервировке еды, на которую всем становится абсолютно всё равно, как только начинают есть. Когда Минхо не сидит напротив, еда кажется не такой вкусной. Это беспокоит его до конца дня. Он доедает и быстро ставит тарелку в раковину отмокать со всей остальной посудой, в которой Минхо готовил. Но он даже не успевает спросить Минхо, злится ли он, потому что на кухню врываются Джисон с Чаном, требуя, чтобы их накормили. Сейчас ранний вечер, и он сгорбился над открытым скетчбуком на столе с карандашом в руке, пустая страница смотрела на него уже около часа. Ему следует подумать об ужине: заказать доставку или нет, можно ли попросить кого-нибудь присоединиться к нему, можно ли спросить Минхо, осталась ли ещё поркетта. Блюдо, которым Минхо его сегодня угостил, несомненно, называлось поркетта. Какое-то итальянское жаркое из свинины или что-то такое. В подробности он совсем не вдавался. Его не особо интересует высокая кухня, хотя он и любит готовить — по его мнению, простые блюда лучше всех остальных. Он знает лишь то, что и поркетта, и все остальные блюда, что готовил и приносил ему домой Минхо, были восхитительными — не потому, что приготовлены по сложным и затейливым рецептам, а потому, что их приготовил Минхо. Хёнджин откладывает карандаш и бросает взгляд на календарик. На него смотрит июль месяц, квадратики снова заполнены заметками о расписании на день, типа уроков вокала, танцевальных практик или запланированного ужина с ребятами. Он осторожно берёт календарик и переворачивает на предыдущие месяцы. Кроме июня, что был заполнен его отметками с обратным отсчётом, все остальные почти пусты, если не считать крохотных заметок о еде, которую ему приносил Минхо. Самгёпсаль в апреле. Стейк су-вид в мае. Запечённые рёбрышки в июне. Домашнее кимчи-чиге, стейк и лапша, овощные блинчики, жареный рис и столько всего ещё, пока его не было в общаге. Каждый раз, когда ему казалось, что он вот-вот сойдёт с ума или что время тянется слишком долго, Минхо уже стоял у него на пороге с полной сумкой еды. Общежитие не так уж и далеко от его дома, но до него всё равно было несколько остановок на метро или же долгая поездка по пробкам на такси. Готовка же сама по себе утомительна. Минхо не только горбатился у плиты, но и прикладывал целенаправленные усилия, чтобы принести Хёнджину своё сердце на тарелке, и это должно что-то значить. Самое верное — принести ему своё сердце в ответ. Он не удивлён, увидев Минхо по-прежнему на кухне, хотя время уже близилось к ужину. Слева от него стояла целая тарелка очищенных зубчиков чеснока, справа — корзинка с целыми головками, а где-то посреди — полиэтиленовый пакетик с шелухой. У края стола стояла полупустая чашка с кофе. — Хён. Услышав голос Хёнджина, Минхо перестаёт чистить чеснок и откладывает его в сторону. — Что-то нужно, Хёнджин-а? — Поркетта. — Что… — У тебя осталась ещё поркетта? — спрашивает Хёнджин, понимая, что голос у него как-то не очень, но ему на это совсем начхать. — Она была очень вкусной. Восхитительной, идеальной, все положительные прилагательные, какие только есть. Хочу съесть ещё немного. Лицо у Минхо по-прежнему непроницаемое, но Хёнджин замечает, как уголки его губ дёргаются вверх. — Закончилась. Бинни всё съел, я даже для макнэ не смог оставить. — А. — Хёнджин старается не выдать своего разочарования, но Минхо всегда видит его насквозь. — Ладно. Я могу съесть и что-нибудь другое. Минхо встаёт, бросая неочищенную головку чеснока на столе, и забирает полиэтиленовый пакетик. — Как насчёт самгёпсаля? — спрашивает он, выбрасывая пакетик в мусорку и начиная копаться в шкафчиках. — В холодильнике не так много гарнира, но если хочешь, я могу по-быстрому сварганить твенджан-чиге. Хёнджину хочется плакать. — Ты же знаешь, что я очень люблю твою еду, да? Хён? Минхо захлопывает один из шкафчиков и ставит сковородку на плиту, после чего разворачивается и приподнимает бровь. — Конечно, знаю. Ты говоришь мне это каждый раз, когда я готовлю. — Нет, в смысле… — Хёнджин подходит ближе и робко протягивает руку, чтобы ущипнуть быстро розовеющее ухо Минхо. — Я хотел сказать, что мне очень-очень нравится твоя еда. Не потому, что она вкусная, хотя и не без этого, а потому, что её приготовил мне ты. Минхо моргает, глаза его бегают по лицу Хёнджина, будто пытаясь понять, что тот имеет в виду. Хёнджин смещает руку с уха и обхватывает тёплую щёку. Проходит несколько мгновений, но в конце-концов Минхо поднимает руку и обвивает запястье Хёнджина, ещё больше прижимаясь щекой к его ладони. — Хорошо, — говорит он, и от его голоса Хёнджин тоже покрывается румянцем. — Хорошо. Ладно. Самгёпсаль? Звучит как обещание. На лице Минхо расплывается улыбка, Хёнджин не может удержаться и улыбается ему в ответ, нежно поглаживая большим пальцем Минхо по щеке. — Звучит здорово, хён.