Секреты

Сидя за игральным столом в подвале Эрен злился от полных презрения речей Саяма Но Чангмая об элдийцах с острова; «демонах», которых принц на самом деле боялся до усрачки, однако скрывал свою трусость за насмешками, напускной бравадой и омерзительными извратами истории, которые, судя по воспоминаниям, перешедшим к Эрену от отца, видимо, были весьма популярны на материке. Кажется, что друзей пьяная болтовня принца лишь веселила, однако в Йегере она вызывала только два желания: заткнуть тому рот и никогда и ни за что не дать возможности встретиться с Микасой. Потому что мысли о том, как Саям и на нее выльет эти помои предрассудков и ненависти, как будет смотреть на нее восхищенными глазами, тем временем презирая ее элдийские корни, посмеет прикоснуться к ней с улыбкой на смазливом лице… мысли о том, что этот выродок может понравиться Микасе, которая не слышала, какая гниль засела в его взращенных на материке мозгах, приводили Эрена в ярость. Впрочем, Саям остался там, с друзьями, а в них можно было не сомневаться, ведь если они решили, что не допустят встречи Микасы и принца, то сделают для этого все возможное. И если пять минут назад Эрен еще кипел от злости, то теперь он пробирался в банкетный зал по коридорам, объятый испугом. Испугом, который в одно мгновение затмил всю пьяную болтовню принца… и даже само наличие этого принца где-то поблизости от Микасы… Потому что… Потому что Конни, чтоб его, оказался треплом, дебилом и фантазером в одном лице! Как?! Как можно было напридумывать и наплести какие-то небылицы про их с Сашей встречи?! Размышлять о том, почему так важно донести до Микасы абсурдность идеи тайных свиданий с Сашей, у Эрена времени почти не было. Он просто заранее знал, что та расстроена, злится на него и теряется в догадках. И поэтому боялся. Боялся испортить Микасе вечер, которого она ждала с таким упоением. Боялся ее огорченного потухшего взгляда. Боялся, что она не захочет выслушать его объяснений. Разочаруется. Перестанет доверять… Он не может потерять ее доверие. Не сегодня! Испуг за их с Микасой близкую дружбу так захватили Эрена, что он, ворвавшись в банкетный зал под неодобрительные и удивленные взгляды гостей, чуть не споткнулся, когда застыл на месте, ослепленный не столько яркостью света, сколько видом Микасы в кимоно. Ее невозможно было не заметить с первого взгляда. Словно первый распустившийся голубой цветок среди бледно-кружевных проталин, она притягивала взор. Единственная такая. Яркая. Стройная. Знакомая и в то же время неизвестная загадочная принцесса из сказок. Настолько красивая, что у Эрена перехватило дыхание. И хоть между ними оказался не один десяток метров и других девушек в изящных нарядах — наверняка красивых, — Эрен теперь видел только Микасу. Так и застыв в проеме распахнутых им настежь дверей, он слушал, как отдавался в ушах стук собственного сердца, чувствовал, как нервно заколотилось оно о грудь… нет, не от быстрого бега. Совсем не от бега. И вместе с поспешными ударами сердца все больше растворялась в зыби мрачная реальность, которую он оставил где-то там, позади — в затхлом подвале, из котрого только что сбежал. Сбежал в сказку. — Пройдите, пожалуйста, вперед, сэр, — раздался сзади вкрадчиво-услужливый голос официанта, который из-за загородившего собой проход гостя никак не мог попасть в зал. И Эрен, послушный зову судьбы, как в тумане двинулся вперед. К Микасе. Не в силах отвести от нее взгляда, он пробирался мимо гостей и официантов, не замечая ничего вокруг, кроме жемчужного блеска заколок в ее волосах, угольной черноты густых ресниц и изящного строгого профиля в обрамлении василькового шелка кимоно, которое делало ее столь похожей на призрачный мираж. Казалось, что стоит на секунду отвести взор, и сказочный морок развеется от легкого сквозняка, гуляющего по залам особняка, вплетется в тоскливую мелодию скрипок из соседнего зала, растворится в ароматах душной ночи, а затем — через нос, уши, глаза — доберется до сердца, чтобы окончательно опьянить Эрена сладкой томительной му́кой: флером из печали, восхищения и беспросветной тоски, предвещающей скорую потерю. Не сегодня. Не сейчас. Эрен двигался вперед и чувствовал, как пустая болтовня Конни, отравившая сердце горечью, с каждым толчком крови, вдохом, шагом, метром… с каждой секундой, пока он смотрел на Микасу, все больше растворялась в благоговейном целительном ощущении восторга и счастья. И эта дикая, хмельная смесь — счастье, теплый поток свежего воздуха из распахнутых окон, испуг, надежда, выпитое вино, музыка, шелковый блеск кимоно и фарфорово-нежная кожа, вечер, восхищение и до умопомрачения красивая Микаса в окружении безликой толпы — все это и была жизнь. Жизнь. Такая короткая и ускользающая жизнь, которую Эрен сегодня любил как никогда до этого прежде. Любил почти так же, как и… — Микаса, — выдохнул он, остановившись в паре шагов от нее и госпожи Азумабито. Сморгнул вуаль морока, сглотнул подступившую к горлу робость, и когда Микаса повернулась к Эрену — бледная, печальная и явно застигнутая им врасплох, — тут же выпалил громко без всяких предисловий свое оправдание: — Я учился танцевать с Сашей! Судя по тому, как неодобрительно поджала тонкие губы Киеми, со стороны это выглядело бахвальством или вызовом. Однако сейчас Эрену было не до мнения других людей, он смотрел только на Микасу, внутренне умирая от благоговения, смущения и испуга. И она поняла его. Без лишних вопросов, без удивления или недопонимания Микаса Аккерман чуть прищурила свои глаза, пытливо вглядевшись в его, а потом произнесла лишь одно слово: — Докажи. И протянула руку. Отступать было некуда. Эрену ничего не оставалось, кроме как принять вызов. Он молча взял Микасу за руку, теплая ладонь которой показалась ему почти невесомой, и повел ее в бальную залу. Все было нереально. Будто во сне. Мягкий желтый свет потолочных люстр, одетых в хрустальную бахрому, расписал потолок кружевными узорами. Тонкая паутина вышивки на платьях дам, которые встречались на пути пары, казалась воздушной и хрупкой. Начищенные до блеска подносы с вином парили в ловких руках официантов, а наполненные бокалы источали еле уловимый аромат винограда. Мир вокруг Эрена казался ему невесомым: легкая поступь Микасы, шелковая мягкость рукава ее кимоно, мысли в голове и подернутое туманной дымкой будущее. Чтобы окончательно не заблудиться в этой сказке, Эрен чуть крепче сжал микасину ладонь в своей, и его переполнило через край ощущение чего-то родного, близкого… трепетно нужного… В растянувшиеся до веков секунды ему казалось, что Микаса проведет с ним остаток этого вечера, останется рядом завтра, через месяц, и потом еще долго-долго они будут вот так же идти бок о бок навстречу летящим годам… а потом вместе шагнут в вечность за гранью жизни… Сладкая иллюзия. Обман, в который так хотелось сегодня верить. Наваждение пропало, как только Эрен остановился. Повернулся к Микасе. Поймал ее взгляд. Он глубоко дышал, снова объятый волнением, а затем до предела сосредоточился на мелодии, девушке перед собой, положении своих рук, ног, плеч… В его голове строго загремели четкие указания Саши, однако сейчас, в отличие от пыльного склада на пустошах, он не мог себе позволить ни единой ошибки, лишнего слова, даже улыбнуться не посмел. Или не смог. Шаг навстречу. Негнущаяся рука легла на талию, ощутив прохладу материи пояса оби. Взгляд Микасы — испуганный, серьезный — будто зеркало в душу Эрена. Кажется, они оба волновались так, словно снова сдавали итоговый экзамен в кадетке. Только в этот раз результат зависел от слаженных усилий обоих. А еще они смущались: такой непривычной близости, собственной неуверенности, любопытных взглядов со стороны, — однако танцующие вокруг пары и музыка не оставили иного выбора, как собрать всю свою смелость в кулак. И Эрен, считая про себя шаги в такт мелодии, увлек Микасу за собой. В танец. Танец, который поначалу не приносил ничего, кроме мучительных опасений сбиться или наступить партнерше на ногу. Оказаться смешным неумехой среди других пар. Но у них получалось. Да. Да! Действительно получалось! Сначала скованно, как-то по-механически и чуть неуклюже, однако с каждым новым поворотом, цепочкой шагов, очередным началом счета Эрен чувствовал растущую в себе уверенность. И еле различимые крупицы восторга. Гордости! За себя. За Микасу. За их обоюдный успех. Когда он наконец решился взглянуть на нее, то увидел в глазах ошеломление и радость. Счастье, которое вдруг вырвалось наружу из тесной каморки души улыбкой, по сравнению с которой, как показалось Эрену, в зале померкли все источники света. И он, не сдержавшись, улыбнулся Микасе в ответ, а затем крепче стиснул ее ладонь, чуть плотнее обхватил за талию и снова окунулся с головой в чудесный сон, не имеющий ничего общего с реальностью. Только плавная, ласкающая мелодия. Только полные восторга глаза напротив. Только движение… теплая рука… шелк… жемчуг в волосах… туман в голове… и расплывшиеся в улыбке собственные губы, которые, казалось, уже давно разучились улыбаться. Танец рассеял все мысли. Серые глаза напротив дурманили сильнее выпитого вина. И раз Микаса была рядом, раз Эрен крепко держал ее в своих руках, то ничего в мире не могло его сейчас окунуть в ужасающую предопределенность будущего. Осень, Марли, расставание, крики, война, смерти и поступь титанов тревожили его не больше, чем далекие звезды за створками распахнутых настежь окон. Эрен танцевал с улыбкой, переполненный восторгом, близостью Микасы и жизнью. О, какое же это было упоительное, пьянящее чувство влюбленности во вся и всех! Влюбленности в этот вечер. В мир. В жизнь. В Микасу. Однако такая восторженная близость и молчание становились все более неловкими. Эрен чувствовал, что нужно хоть что-то сказать, иначе он окончательно утонет в серых глазах напротив, заплутает в лесе густых ресниц или вспыхнет пламенем от румяных щек. К счастью, его спасла Микаса. — Из Саши получился отличный учитель танцев, — смущенно заметила она, отведя от Эрена взгляд, чем спасла его сердце от неминуемой остановки. — Обязательно ей об этом скажи при встрече, — ответил он, все-таки вспыхнув от похвалы и гордости за себя. И за Сашу. — Она была уверена, что я худший в мире ученик, которому только пытки по оттаптыванию ног можно доверить. — Конни от меня тоже натерпелся, — совсем по-детски хихикнула Микаса; так легко и непринужденно, будто ее смех вырвался откуда-то из прошлого. Затем она спохватилась и спросила уже серьезней: — Кстати, а где все? Ни Конни, ни Армина, ни Жана не видно. А Конни с Жаном, помнится, так грозились всех симпатичных девушек на танцах вниманием одарить. За все время с тех пор, как увидел Микасу, Эрен впервые вспомнил об оставшихся с Саямом друзьях. Мысль о принце чуть привела его в чувство и вернула из облачных просторов счастья на землю. — Они их променяли на карты и вино, — ответил он уклончиво. — Странно, — пробормотала Микаса то ли от причины отсутствия друзей, озвученной Эреном, то ли от разительных перемен в его лице и настроении, которые не могли от нее ускользнуть. Оба снова надолго замолчали, отдавшись танцу, однако Эрен больше не смотрел на Микасу. Устремив рассеянный взор за ее спину, он внезапно — среди счастливых и беззаботных лиц — наткнулся на колючий взгляд Киеми Азумабито, которая глядела на него в упор. Будто изваяние из мрамора, стояла она неподвижно у дальней стены бальной залы, и лишь ее темные глаза жили, медленно перемещая внимание за танцующей парой. Цепко. Холодно. Когда Эрен в следующий раз смог посмотреть на Киеми, когда их взгляды пересеклись, она вдруг улыбнулась ему, и от ее улыбки Йегеру стало не по себе. Пожалуй, с таким предвкушением улыбаются лишь шпионы, когда им выпадает шанс разузнать государственную тайну. Госпожа Азумабито тоже без сомнения что-то узнала… глядя на их с Микасой танец, она открыла для себя нечто новое. Сделала выводы, которые будут ей полезны в дальнейшей политической игре. Эрен даже думать не желал, чем так порадовал госпожу Азумабито. Единственное, что ему захотелось при виде ее самодовольной улыбки, — скрыться. Убежать подальше от пристального внимания, прикрыв собой Микасу, чтобы эти черные глаза, эти тонкие полумесяцем губы не отравили той своим плутовством хорошее настроение, не стерли улыбки, не потушили радость в глазах. — Пойдем, — и он потянул Микасу прочь. Из зала. Подальше от Киеми Азумабито. Сквозь танцующие пары, сквозь резные двери на свежий воздух галереи, где во вьющихся плетях дикого винограда путались звезды, а темнота лишала людей лиц и плотности, обращая их в призрачные силуэты. Там, среди арок балюстрады, они затерялись в тенях, колоннах и людях, подхваченные внезапным оживлением и предвкушением гостей. — С минуты на минуту должен начаться фейерверк, — восторженно поведала мужчине по-соседству его спутница. — Ну посмотрим, посмотрим, что есть эти их фей-ей-верки, — даже по слогам у кавалера не получилось произнести мудреное слово правильно. Впрочем, Эрен тут же забыл про пару рядом, потому что Микаса, услышав о фейерверке, повернулась к нему с таким лучащимся лицом, что даже в полутьме он видел, как засветились от предвкушения ее глаза, в которых желтыми созвездиями рассыпались отражения ламп из особняка. В ее взгляде, устремленным на него, раскинулась вся Вселенная. Микаса снова отвернулась в звездную ночь, заговорила, а Эрен отвечал односложно и невпопад. Он слушал ее голос. Стоял рядом с ней, опершись на прохладные каменные перила. Смотрел на редкие огни спящего города, и тонул… тонул в течениях знойного ветра, нежной переливчатой мелодии, доносящейся из особняка, тонул в черной бездне неба и собственной печали, что лозами дикого винограда сдавила сердце и оплела душу клеткой гибких прутьев. Будто от рассекшего его надвое клинка, он впервые за этот вечер почувствовал тягостную, режущую боль грядущего, которое станет таким же реальным, как этот дом за спиной, звезды и Микаса рядом… пока что рядом… Если бы только можно было что-то изменить… Раздался грохот, Эрен вздрогнул и тут же под изумленные возгласы гостей увидел, как расцвел в небе первый цветок фейерверка, такой же голубой, как и кимоно Микасы. А затем второй, третий… Снова и снова под восторженные вопли гостей, высыпавших на галерею и в сад, и не менее восторженные вскрики Микасы черное небо на несколько секунд расцвечивали огромные цветы, которые затем осыпались вниз искрящимися водопадами. Красиво. Завораживающе. И тем более поразительно, как смертоносный порох и пигмент, который на Парадизе в основном использовали лишь для сигнальных ракет, мог быть таким… мирным и праздничным… — Эрен, нам пора, — внезапно послышался в ухе еле различимый голос в промежутке двух залпов. Застигнутый врасплох, Эрен оглянулся и в очередной вспышке фейерверка различил сначала отливающую красным шевелюру Флока, а затем узнал и его самого. Вот дерьмо! Он забыл! Во всей этой сумятице мыслей и эмоций, канители с принцем, Микасой, болтуном Конни, танцами и фейерверком он совсем позабыл об их с Форстером уговоре встретиться сегодня с Еленой, которая так жаждала лично поговорить с Эреном Йегером. Как же не вовремя! Флок тем временем кивнул в сторону, приглашая Эрена последовать за собой, и тут же затерялся за спинами ликующих гостей. Выбора не оставалось — нужно было уходить. Именно сейчас, когда меньше всего хотелось оставлять Микасу. Именно сейчас, вместо того, чтобы вместе с ней разделить кульминацию вечера, Эрен вынужден был оставить ее в одиночестве, потому что другого шанса на приватный разговор с Еленой могло и не представиться. Пришлось придвинуться близко-близко, иначе она бы не расслышала. Взять ее за руку, чтобы привлечь внимание, полностью поглощенное зрелищем. Аккуратно отодвинув пальцами несколько выбившихся из прически волос, а затем нечаянно коснувшись губами мочки уха, Эрен прошептал замершей от его дерзкой близости Микасе: — Мне нужно отлучиться. — Куда ты? — спросила она, повернув голову после секундного замешательства, однако Эрен прочитал ее вопрос лишь по губам — голос утонул в очередном залпе так и оставшись без ответа. Оказавшись за спинами гостей, в темноте, он оглянулся, терзаемый желанием послать Флока с Еленой титанам в глотку и вновь вернуться к балюстраде. Микаса, растерянная и, казалось, бесконечно одинокая, тщетно искала его глазами среди темных силуэтов, а за ее спиной лился с неба искристый водопад салюта.

***

Дом казался заброшенным или очень обветшалым. Когда Эрен вслед за Флоком поднялся по скрипучей лестнице наверх и вошел в одну из обшарпанных комнатушек, то в тусклом свете керосинки не увидел никого живого. На секунду он запоздало подумал о том, что попался в ловушку военных, однако в следующее мгновение из-за перегородки показалась стройная высокая фигура, которую невозможно было ни с кем спутать — Елена. — Эрен, ты все-таки пришел! — радостно произнесла она вместо приветствия и раскрыла руки так широко, будто собиралась его обнять, но, к счастью, не сдвинулась с места. — Как же долго я ждала нашей встречи! — Здравствуйте. Эрен застыл на месте, недоверчивым взглядом обшаривая все углы комнатушки и разглядывая ее скудный интерьер. Однако глазу не за что было зацепиться: почти все пространство от стены до большого окна занимала койка, рядом с которой еле втиснулись табурет и тумба, слабо чадила стоящая на ней керосинка, за перегородкой торчал край стола, заваленный бумагами — вот, пожалуй, и все, что здесь было. Елена сделала приглашающий жест к столу, и Эрен с опаской оглянулся на Флока, словно все еще ждал от него предательства или какого-то подвоха. — Я тебя здесь подожду, — сказал тот и прислонился к стене у входа, кивнув в сторону Елены. — У вас мало времени. Времени, действительно, оставалось не так уж и много. Когда все вернутся в казармы после окончания торжества, Эрен уже должен находиться там, поэтому он направился к Елене за перегородку, где обнаружил еще одну чадящую керосиновую лампу на столе; бумаги же при внимательном рассмотрении оказались географическими картами. В мыслях все еще до конца не прояснилось. Улыбка Микасы и ее счастливый взгляд никак не выходили из головы. Такой волшебный вечер просто не мог завершиться плохо, поэтому Эрен с нетерпением и надеждой, граничащей с наивностью, ждал от Елены чуда — того самого тайного плана Зика, который обещал избавить как мир, так и Парадиз от предстоящей кровавой бойни. Елена говорила долго и вдохновленно. Однако чем дольше Эрен слушал ее, отвернувшись к окну, чтобы скрыть собственное волнение, тем сильнее хмурились его брови и плотнее сгущалась темнота в комнатушке. Искра надежды гасла. — Эрен… план Эвтаназии — единственный способ спасти мир и Элдию, — наконец закончила Елена, и в ее голосе не было ни единой капли сомнения. Эрен молчал, невидящим взором глядя в ночь. За пыльными стеклами не было видно ни звезд, ни луны — лишь черные кресты рам раскроили окно на ровные квадраты тьмы. Тьма снова наступала. Обнимала, душила, сдавливала сердце, легкие и горло. Микасина улыбка померкла, а от недавней надежды остался лишь пепел разочарования. Когда у Елены закончилось терпение, она прервала тягостную тишину и спросила: — Что ты думаешь о плане Зика? — Ее голос полнился надеждой. — Ты ведь согласен, что это лучшее решение элдийского вопроса? — Да, — ответил Эрен кратко и вновь повернулся к ней лицом. Воодушевленная его ответом, Елена засияла и заговорила с новой волной энтузиазма. Теперь более открыто и доброжелательно. Чуть ли не с гордой улыбкой на лице принялась рассказывать о вине, отравленном спинномозговой жидкостью Зика, и плане свергнуть военную верхушку Парадиза. Продуманном, подлом плане, который уже начал осуществляться. И все это ради «спасения Элдии и всего мира», конечно. Она говорила о предстоящих предательствах, смертях и перевороте так цинично просто, будто рассказывала о детской игре в солдатики. А Эрен слушал… молча внимал ее речам и не смел оторвать взгляд от разбросанных по столу карт, потому что боялся открыть этой страшной женщине свои истинные чувства и мысли, которые умножались с каждым ее новым словом. Резали его наживую. Протыкали насквозь. Вспарывали гноившиеся раны предрешенности будущего, затянутые было слабыми стежками надежды; тонкими нитями слов, которыми Елена так мастерски залатала Эрена, даровав ему месяц назад призрачную веру в возможность спасения Элдии и мира. Веру, которая позволила ему вдохнуть еще немного жизни и которая теперь разбилась на тысячи радужных осколков, отразивших лица и моменты, прошлое и грядущее. Неминуемое грядущее. — Зик верит в тебя. И ты должен… Гадкое слово. Ненавистное. Оно крючком зацепило за живое и внезапно вытащило Эрена из апатии. Должен… Должен? Должен кому? С чего Зик и Елена решили, что он задолжал кому-то на материке? Задолжал миру, в котором элдийцев держали в загонах за заборами? Задолжал тем нелюдям, что отправляли его народ на убой в качестве пушечного мяса? А может, задолжал таким недоумкам, как принц Саям Но Чангмай, которые ненавидели элдийцев не за поступки ныне живущих, а за грехи предков? История, которая уже сторицей была омыта кровью и войнами. Елена принялась рассказывать о предложении Зика устроить атаку на Либерио, обратившись к лежавшим на столе географическим картам. Эрен продолжал молча слушать, невольно все сильнее сжимая кулаки и поджимая губы. Вопросы в голове все больше разжигали в нем пламя. Почему они, элдийцы с Парадиза, должны отдавать? Приносить в жертву будущее своего народа ради благополучия остального человечества? Уступить свое право на продолжение рода другим? Уйти в безмолвное забвение? Покориться прихоти озлобленного мира, избравшего Парадиз агнцем на заклание и уверовавшего, что после исчезновения всех элдийцев люди очистятся от скверны ненависти?.. — Если вы с Зиком войдете в контакт и воспользуетесь силой титана основателя… Почему он, Эрен Йегер, должен положить на жертвенный алтарь счастье Микасы, чтобы заручиться помощью другого государства? Почему он должен отобрать у своих друзей возможность прожить счастливую жизнь, наполненную детским смехом и любованием молодости, когда старость согнет их спины? Лишить счастья дорогих ему людей, которые и так с самого рождения жили запертыми в стенах, в страхе, голодали и теряли близких… По вине марлийцев. Внешний мир превратил их жизнь в кошмар, и вот теперь Зик Йегер предлагал Эрену план Эвтаназии — добровольное самоубийство народа… Собственного народа! — …Титанов внешней стены Шиганшины хватит, чтобы уничтожить объединенный флот, — продолжала тем временем рассказывать Елена. Теперь Эрен вновь внимательно ее слушал и запоминал весь разговор до мельчайших подробностей. С холодной рассудительностью смотрел на карту с очертаниями материков и следил за пальцем, перемещающимся по разным точкам и названиям. — Это единственная цель нашей атаки? — спросил ровным голосом, от которого самому стало не по себе. — После этого они на несколько десятков лет оставят Парадиз в покое? Даже Елена, кажется, уловила невидимые перемены. Мазнув по Эрену удивленным взглядом, она отрицательно покачала головой, а затем продолжила, ткнув пальцем куда-то на юг материка в очередную точку с мелкой подписью под ней. — Потеряв флот, любая нация столкнется с мощнейшим финансовым кризисом… После того, как с разъяснениями было покончено, а краткие вопросы собеседника иссякли, Елена ушла первой. Чтобы не навлечь на себя подозрения военной полиции в заговоре, Эрен с Флоком остались вдвоем выждать время, прежде чем возвращаться в казармы. Оба молчаливые и хмурые, они избегали встречаться взглядами и не смели нарушить мертвое молчание. Эрен прекрасно понимал, что встреча с Еленой разочаровала не только его, ведь надежды Флока на спасение острова только что разбились так же безжалостно, как и вера Йегера в тайный план Зика. Какие бы разногласия между ними ни были в прошлом, сейчас они хотели одного и того же, а фанатичные оговорки Форстера «любой ценой», скорее всего, означали, что он пойдет за любым, кто даст ему новую веру в сильный и независимый Парадиз. Любой ценой? А как насчет жизней миллионов людей? Эрен больше не мог. Не мог вынести собственного одиночества и той кровавой тьмы будущего, что уже давно превратила его в чудовище, которое теперь рвалось наружу, чтобы явить свою устрашающую мощь. Между тем Флок совсем поник. Устало опустившись на койку, он вздохнул и уставился в пол, а когда Эрен присел перед ним на табурет, с неохотой поднял на него полный разочарования взгляд. — Я притворюсь, что следую плану Зика, — твердо произнес Эрен. — И ты тоже. Форстер почти с безразличием пожал плечами. Ему было все равно, поэтому и спросил без особого интереса: — Как притворишься, что следуешь ему, что будешь делать потом? И тогда, вперив в Форстера полный решимости взгляд, Эрен впервые вслух произнес ужасающую даже его самого истину: — Я уничтожу мир. Уничтожу всех наших врагов в этом мире. Всех тварей до единой.