За стенкой

У Чону гладкие ноги. Красивые, худые и гладкие. Прекрасное сочетание с пальцами Мунджо. Парень словно сахарный, буквально тает под нежными касаниями изящных пальцев, скользящих по чувствительной коже. Чону не любит, когда его касаются, однако сегодня Мунджо стал исключением. Во всем. Чону в блаженстве прикрывает глаза, запрокидывая голову и томно выдыхая, нежно прикусывая нижнюю губу. Прекрасен. Чону расширенными зрачками смотрит за ним из-под ресниц, прожигая возбужденным взглядом. У него раскраснелись щеки, перехватило дыхание. Мунджо перед ним такой… Властный. Сексуальный. Точно, именно это. С такой серьёзностью и насмешкой одновременно на него не смотрел никто, и, конечно, это вызывает восторг. Парень сглатывает, прикрывая глаза. Что-то не то. — Ну как? — Боже, этот глубокий до мурашек голос. Чону не может говорить, только смотрит, ведь не в силах открыть рот. Чертовски пересохло. — Хотите еще выпить? Еле кивает он на вопрос, дрожащей рукой принимая последнюю оставшуюся банку. Парень мелко подрагивает, холодными глотками смачивая горло, следит за руками Мунджо, плавно оглаживающими чуть выше колена. — Вам не холодно? Чону лениво поворачивает голову в сторону, снова открыто окно. — Я могу закрыть, — мужчина ощутимо сжимает бедро, глубоко дыша. Смуглая кожа ног на контрасте бледных рук. Истинное наслаждение для Творца. Чону опять кивает, едва касаясь пальцами собственных кучерявых волос. Голова гудит. Последний раз мазнув ладонью по нежному бедру, к которому, впрочем, он еще вернется, Мунджо медленно поднимается, оставляя Чону на кровати одного. Внезапно становится холоднее. Парень тихо скулит, не чувствуя теплых рук на коже, и, зажмурив глаза, сжимает собственные плечи. Такой жалкий. Хотя глубоко в душе Мунджо не считает его жалким, нет. Скорее Чону просто беспомощен, потерян, и нуждается в докторе также остро, как в теплом одеяле или банке пива. Чтож, Со Мунджо с радостью заполнит его пустоту, следует только вежливо попросить. Чону, как маленький ребенок, неумело перебирая пальцами и нервно теребя ногами одеяло, что есть сил пытается натянуть его на себя, но вот незадача: края плотно воткнуты в кровать, из-за чего достать его не так уж и просто. Парень снова невольно мычит переходя из скулежа в хныканье, тянет на себя ткань, дуя пухлые губы. Мунджо же проверяет окно, заглядывает вниз, рассматривая виднеющуюся помойку. Черные мусорные пакеты сгладились под порывами ветра, очерчивая едва различимые, когда-то человеческие силуэты. А ведь Чону мог стать одним из них — куском мусора, разлагающегося под ошметками еды и прочего. Одна только мысль об этом вызывает бурю самых разных эмоций. Мунджо сплевывает на один из пакетов, кажется именно в нем лежит нечто, когда-то бывшее его давним сокурсником. Главное, что не милашка писатель. Ну и вонь. Мунджо одним движением ловко захлопывает окно, расслабленно выдыхая. Еще один повод выселить Ю Чону из этой комнаты. Желательно в обитель Мунджо. Чону чуть не заснул, как вдруг был неожиданно выдернут из сладкой дремы тихим глубоким голосом. — Ю Чону Он поднял голову вверх, щурясь и разглядывая темный силуэт. Мунджо стоит точно над ним, лунные блики освещают и без того бледное лицо, делая его еще более белым.Мертвенно белым> Чону не в силах даже заговорить, он лишь беспомощно открывает рот, силясь издать хоть какой-то звук. Доктор выглядит пугающе и пьяный мозг Чону видит все искаженно, чувствует опасность, дорисовывая некие силуэты и предметы, которых в комнате, конечно, нет. Он пытается спрятаться, натягивая одеяло чуть ли не до самых глаз. Боится. Мунджо впивается голодным взглядом в чужое тело, то и дело бегая глазами по одеялу, скрывающему под собой сладкую медовую кожу, к которой безумно сильно хотелось прикоснуться вновь. Руки, крупно подрагивая, невольно подались вперёд, желая исполнить захлестнувшие сознание мысли, вновь коснуться Чону. Но за окном проезжает машина и звук её скрипучей шины, так плохо скользящей по грязному асфальту, приводит Мунджо в чувство. Чуть было не набросился, однако вовремя себя одёрнул, будучи буквально в шаге от триумфа желаний. — Я поверял, не уснули ли Вы. Простите, если напугал, — аккуратно, подняв в примирительном жесте руки, Мунджо присаживается на прежнее место, подминая под себя одеяло, —Представляете, внезапно выключился свет! — говорит он вкрадчивым голосом, пытаясь изобразить не то недовольство, не то удивленный тон, — Вы не боитесь темноты? «Почему он не уходит, а так настойчиво продолжает сидеть здесь со мной?», —пробегает в мыслях у Чону. Он так устал. Голова кружится и Ю чуть не сползает с кровати, уведённый головокружением, но вовремя хватается за изголовье кровати, испуганно выдыхая. На удивление странно что он не заметил едва приоткрытой крышки. Ему действительно страшно, неясная тревога теплится в груди при виде такого доброго и, казалось бы, совсем не опасного Мунджо. Чону потирает внезапно вспотевшие ладони и, откинув одеяло, приподнимается, усаживаясь рядом. Но, вернувшись к вопросу, парень говорит: — Боюсь, — в горле пересохло и это единственное, что писатель в силах произнести. Страх темноты — самый главный его страх, проявивший себя в неподходящий момент. Такой как сейчас, например. Вдобавок, снова повеяло холодом и Чону, совершенно не соображая, сам тянется к своей погибели, укладывая тяжелую голову на острое плечо. Мунджо в восторге. Прекрасные, нежные шелковистые волосы Чону смотрятся просто превосходно на черной ткани бадлона, надетого поверх холодной кожи. Мужчина проводит пальцами по ровной спине парня, спускаясь от позвоночника к талии, кладет руку чуть ниже, притягивая еще ближе. Хотя казалось бы, куда еще ближе. Чону охотно поддается, и теперь его голова упирается доктору в подбородок, щекоча кожу. Парень откинул свои опасения, поддаваясь чувствам и пуская всё на самотёк. Мунджо сначала теряется, совсем не понимая, как ему на это реагировать. Грубо спихнуть, чтобы не вызывать подозрений, или… Едва он касается носом пушистых, так приятно пахнущих волос, сознание улетает мгновенно, выбрасывая мысли из головы. Доктор Со много раз рассуждал о своих симпатиях и предпочтения. Его не привлекали женщины, не интересовали мужчины, и он просто принял то факт, что, возможно, ему вообще никто не нужен, ведь удовлетворения от секса он в итоге не получал, а об отношениях, тем более о какой-либо симпатии, речи не шло. Однако с Чону всё было иначе. Он был подобно наваждению, изменившему все принципы и взгляды, доселе никем не тронутые. Мунджо никогда бы не подумал, что очередная жертва сможет стать рычагом давления. Со был главным, однако это проявлялось не в приказах и указаниях, а в действиях и рассуждениях. Он командовал, помыкал, обыгрывая таким образом, что психопаты даже не понимали этого, и всех всё устраивало. Но тут появился Чону, и все пошло под откос. Еще тогда, в душевой, стоя совсем рядом, Мунджо заподозрил неладное, он много раз видел обнаженное молодое тело, но милый сосед смог привлечь внимание и доктор повелся, в последующие дни наблюдая и, откровенно говоря, любуясь. Потом начались разговоры примитивные, но по своему приятные и интересные. Чону оказался не просто милым мальчиком, а нечтом большим, пробуждающим в Мунджо странные чувства, которые никогда не рождались внутри. Потом, когда один из близнецов возомнил невесть что и решил без разрешения покуситься на Чону, в Со что-то затрепетало. Возможно, то была злость за непослушание, но сама мысль о бездыханном теле заместо милой улыбки и тихих слов, произнесенных прекрасными пухлыми губами, привела в бешенство. Безмозглый урод посмел посягнуть на святое, на то, на что не мог даже сам Мунджо. Кровь тогда была особенно сладкой. А улыбка довольной. Отмывая застывшую грязную кровь, Со впервые задумался. Он размышлял долго и мучительно, стирая старое мыло о руки, погружаясь глубже и глубже. Вообще, из него мог бы выйти первоклассный психолог, если бы он не занимался всем этим детским садом. Мунджо хорошо умел разбираться в людях, и сам не был исключением, подолгу изучая себя. За ужином, поедая свежее мясо, он думал о Чону. Сжигая рваную чужую одежду, он думал о Чону. Разрезая черный пакет, он думал о Чону. Наблюдая через отверстие за парнем, он все еще думал о Чону. Что же это? Как и говорилось ранее, Чону стал рычагом давления. Теперь, прежде чем что-то вообще предпринимать, Мунджо думал о милом соседе. Доверие в общежитии среди жильцов друг к другу заметно пошатнулось, теперь каждый здесь был сам за себя, и они хотели действовать по одиночке. Чону должен стать последним, после чего этот ад покинет только один. Разумеется, Мунджо не собирается уступать никому. Он внесёт свои коррективы. Когда Чону начинает уже нетерпеливо елозить на его коленях, Мунджо, наконец, выныривает из своих мыслей. Он притягивает за бедра ближе, покрывая мокрыми поцелуями нежную шею. Писатель сам тянется навстречу, зарывается длинными пальцами в черные волосы, несильно подергивая вьющиеся чужие пряди, отдаваясь в руки безумию. Когда доктор Со валит парня на спину, нависая сверху, он жалеет лишь о том, что на утро, эта ночь останется лишь его воспоминанием, а Чону так ничего и не вспомнит. Тихий скулёж и мокрые тычки в шею успокаивают, дают побыть в сладком забвении им обоим, и Мунджо полностью отдается этому сладостному моменту, он <i>твердо<i> уверен, что эта ночь будет далеко не последней, ведь в конечном итоге Чону останется с ним, хочет он того или нет. А главное, доктор будет помнить всё за них двоих. И камера, снимающая через небольшое отверстие за стенкой тоже.