Как я встретил...

Отец был, безо всякого преувеличения, великолепен. Кровь на щеках, мазками, на подбородке, и на груди немного тоже было. Очень воинственно. Майтимо бы сказал даже – впечатляюще. – Привет, – сказал Майтимо, – как это ты так? В груди, конечно, ёкнуло. Но сам отец о собственном ранении, или что это было, будто и думать не думал – только головой мотнул. – Я не за этим к тебе. Я хотел спросить... – Ну вот уж нет, – сказал Майтимо и подтолкнул отца в дом, – сначала мы смываем кровь, а уж потом даём ответы. Так положено. – Ну вот, опять вы начинаете одно и то же! Это ещё хорошо, что мама не видела... Хотя и правда, – вспомнив об Индис, он как-то разом весь встряхнулся, – убери. Ты же умеешь? Велел он сейчас уже почти совсем по-взрослому – и сам не замечал. – Умею, – согласился Майтимо, – а ты сказал кому-то, что идёшь ко мне? Снаружи только-только рассвело, было ещё прохладно, но отец, конечно, не подумал одеться толком, так, тонкая рубашка и штаны. Хорошо хоть обулся. – А, – отмахнулся, – нет, я не подумал. Ты понимаешь, так всё странно получается... Пока он размышлял над своим "странно", Майтимо смог его усадить и убедиться, что никакого там не было ни перелома, ни смещения – ни нос не распух, ни болело ничего. И синяков тоже нет. А он-то испугался. И всё-таки – в ушах у отца сейчас, должно быть, здорово шумело. – Так интенсивно думал, что кровь носом пошла? – А! Это я забыл поспать. Но просто тут такое... как задача. Майтимо положил ладони ему на виски. Это даже не наведение сна как такового, всё проще – ведь бывает иногда, что кто-то так сосредоточится, что мысль-пружина теперь ну никак не разожмётся. И вот тогда, бывает, нужно и помочь. – Ни слова Аракано, – приказал отец прежде, чем всё-таки заснуть, – а то он потом начнёт... Ты что, я не об этом ведь просил! – Да ты уснёшь всё равно, только проспишь потом дольше. Я помню про твою задачу. – Ну, вот как только я проснусь... Пока он спал, его рубаха, которую Майтимо честно отстирал в холодной воде, уже успела высохнуть. *** Солнце было повсюду. День как будто стремился стать отлитым из солнца. Так в нём и застыть. В солнечных лучах покоились: дворцовый сад со всеми его клумбами и кустами, дорожками и аллеями; парадное крыльцо; заднее крыльцо. Сам дворец, белый, это солнце будто впитывал и отражал, и становился раз от раза всё ярче и ярче; но сегодня Феанаро не стал ни щурить глаза, ни приставлять руку ко лбу. У него было имя. И он знал, кто он такой. Эта загадка ведь всё время норовила ускользнуть. Всё время… только-только ведь начинало что-то сходиться, одна картинка проступать поверх другой, и тут – то он сам уснёт, то кто-то отвлечёт… Поэтому он стал обдумывать постепенно. Даже особо никому не говорил – так проще не забыть. Не потерять мысль. Не забыться. Не утратить нить. Теперь прошлое было таким явным, что, кажется, он мог опереться не глядя – и не упасть. Я делал это, это и ещё вот это. Меня все очень ждали. Удивительно. Он смутно помнил собственный восторг последних дней: ура, ура, почти сошлось, ну надо же; если все дети Нерданель на самом деле были меня младше, и старшие братья были меня младше, тогда, выходит… Он подбирал факты. Пока вертел один, терял второй. Сосредотачивался так, что кровь носом могла пойти. Удержать целую картинку. Не запутаться. От восторга не осталось ничего, но и бежать немедля не хотелось. Хотелось осмотреться, обладая всем собой. Имея в распоряжении всего себя. Будто осматриваться в новом доме. Удивительно. Новом, а на самом-то деле давно позабытом. – Привет, отец, – Майтимо шёл по каким-то своим делам, наверняка вынырнул из бокового входа и никому-то ничего не сказал, уходя поутру. Он и раньше любил так делать. Наконец-то это «раньше» не витало где-то там в туманной дымке, а высилось твердыней. Камень к камню, плитка к плитке. Вот только ярости Феанаро не ощущал. В прошлом она была, а сейчас – нет. Майтимо, конечно, ещё не проснулся. Плащ и то не одёрнул толком. На Феанаро взглянул вскользь – узнал, кто это, да и ладно. А и правда ведь узнал. – Поправь, – кивнул Феанаро на плащ и застёжку, – негоже. – А, и правда ведь. Спасибо. Стой-ка, а ты… ого. – Вот вам и ого, – передразнил Феанаро, – и тебя тоже с добрым утром. – Ого. А я ждал. Тебе очень хорошо так. Когда доподлинно знаешь, что кто-то – твой сын, а не просто когда-то кем-то был, когда-то бегал в траве маленьким, а ты смотрел с высоты, – когда знаешь, кто это, видно лучше. Он очень вырос. Многое, конечно, видел. И поверх взрослости обязательно цеплял какой-нибудь неровный плащ, взъерошенные волосы, неловкую формулировку – что-то вот такое. Словно не любил распрямляться во весь рост. Да он вообще чаще сидел в тени, отдельно. Иногда только шутил. – Ты что, – Феанаро только начал говорить, а уже понял, что и это было так, – ты что, с отцом советовался? – Предупредил его. Что скоро, может быть, ты всё-таки вернёшься во всей полноте. Привет. – А подсказать не собирался? – Ну знаешь ли! Я пытался, но так ведь ты-то засыпал. Тебе захочешь – не подскажешь. Да и, опять же, это не я когда-то утверждал, что каждому свои задачи, по его росту. – И ты просто наблюдал? – Почему наблюдал? Переживал. Я подхватил бы, если б ты совсем запутался. Но у нас разное. У тебя много кто был. – Был? – И есть. Я имею в виду, у того тебя. Тут снова подступила эта дымка, с неожиданной стороны, и Феанаро нахмурился: – Не хочу сейчас об этом. Пойду ещё кого-то встречу. – Финвэ? – Как пойдёт. Сколько же он, оказывается, о них всех знал и помнил. И почему-то всё это казалось новым и сверкающим – как и дворец в его неизвестно сколько тысяч лет. Верней, известно, конечно. Нужно уточнить потом. *** Отец, который наконец-то осознал себя отцом, всё ещё пребывал в недоумении. Нет-нет да спрашивал что-то безумное у них всех, и у Кано в том числе. Во время безобиднейшей прогулки. Вот например: – Ты просто снял меня со стула. – Так случается. – Когда все остальные рты разинули. – Жизнь просто была к ним немилосердна, папа. Это всё уже было. В новом, взрослом Майтимо всё равно нет-нет да просвечивал ребёнок. Ну, ему на пользу пошло. В отце вот теперь тоже нет-нет да виделся Андаларэ со всей его настойчивостью, нахмуренными бровями и "можешь толком объяснить". – Ты можешь толком объяснить? Ну вот, опять. – А что тут толком-то? Жизнь не дала им того опыта, в котором ты сперва видишь близкого уставшим, а потом застаёшь второе детство. Они ещё не умели сбивать с мысли. – А ты, выходит, умел. – А куда без этого? – Но просто взять... Ведь даже не словами. – Полностью разделяю твою ярость. – Да какая там ярость... Замешательство. Все пытались словами, а ты сделал поперёк. – Картинку важно разрушать. С Майтимо столько... – Майтимо, – папа фыркнул, – так принимал во мне участие... – Да все мы принимали. – И всё-таки. Снять со стула. Это же надо придумать. Они не очень много обнимались пока, но отец вдруг толкнул в плечо. Как Майтимо раньше. Вот ведь понаберутся друг от друга.