Дочь культа

      Тропа, ведшая в неизвестность, сужалась массивными скалами, казавшимися недосягаемыми, стоило ненароком устремиться взглядом ввысь. Оборонные постройки, наспех слепленные из скрипучих ветхих досок, теперь угрюмо пустовали, только птицы срывались с их верхушек спешно, вороны — предвестники войны. В лужах под ногами отражалось сверкавшее солнце — такое же молчаливое, как местность вокруг, замершая в тревожном ожидании. Мощные ботинки из толстой кожи ожидаемо не впускали в себя ни капли влаги, и я уверенно шествовала прямо посередине дороги, не обходя наполненные водой ямы, проваливаясь ногами в разворошенное болото, на поверхности которого застыли следы чужих широких подошв. Леон вилял впереди молчаливо, задумчиво вслушивался в малейший шорох, держа оружие наготове, вплоть до того, как мы упёрлись в высокое бревенчатое ограждение с вколоченной в него ржавой лестницей. Он взялся забираться на неё так же безмолвно, не пропуская меня вперёд ради безопасности, и чёрная обувь потопталась по платформе нервно, а потом парень неожиданно вскинул перед собой руки, присев на корточки, отгоняя меня, уже взявшую взбираться по хлипким балкам.       — Возвращайся, жди там, — прошипел сквозь зубы, и меня ещё больше пронзило болезненное любопытство. — Их слишком много. Я спущусь и поищу ключ.       — Что там? — я выпалила тихо, но страх не успел завладеть разумом, уступая желанию увидеть возникшее перед спутником зрелище воочию. И я продолжила упрямо ползти, подтягивая нижнюю часть тела дрожавшими руками, — едва вскарабкалась на грязную площадку, когда крепкие руки затянули меня туда, как увесистый мешок.       — Где твой инстинкт самосохранения? — он спросил без злости, но нотка обречённости скользнула в его голосе едва заметно.       — У людей нет инстинктов, — бросила на выдохе, отпуская облачëнную в шершавую перчатку ладонь. Парень многозначительно хмыкнул, зрительно прочëсывая территорию. Следовало опереться на рефлексы, что шпарившим огнём отгоняли меня подальше от возникшей перед взором панорамы, на память о каноне видеоигры, продолжавшей обретать удивительные формы, плоть, к которой хотелось прикоснуться, дабы убедиться в её реальности. Но ноги почему-то застыли, прилипли к высокой площадке на возвышении, посреди которой мы с Леоном молчали. И это было не от страха высоты, а снова из интереса, отдававшего детской наивностью.       — Чем докажешь? — Леон вдруг продолжил нить разговора, спрашивая, не отрывая взора от колючей, угловатой картины перед собой, рисовавшей чудаковатые хлипкие постройки из древесины, напоминавшие многоуровневые ходы в муравейнике. Вниз и вверх резкими поворотами петляли мостики, ступени и дорожки, соединявшие и пересекавшие хрупкие платформы, жалостно скрипевшие на ветру удерживавшими их балками. Снова выбитые в скалах бесконечные сооружения и наблюдательные пункты возвышались над рыхлыми домиками с дырявыми крышами и заколоченными окнами, давно построенными на месте бывшей долины, спрятанной посреди горных хребтов. Разговоры местных обитателей тихим эхом доносились до моих ушей, отбиваясь от широких скал, — было видно горящие факелы и разноцветные шапки, — жизнь в долине шла своим чередом.       — Животное избежит ситуации, если его мозг воспримет её, как угрозу жизни. Человек же, с болью, но способен преодолеть страх, и пойти туда, где его потенциально могут прикончить.       — Как это сейчас делаем мы? — Агент бесцеремонно заглянул мне в глаза, крепко сжимая рукоять пистолета, вскинутого наготове. Я не ответила, вяло пошевелив губами, когда тело пробила мелкая дрожь. Чуть ниже, в хитросплетениях мостов и домиков, селяне метались, как в паутине, только они были не мухами, а пауками, выжидавшими беспечных жертв. Стоит мухе пошевелиться, все пауки сбегутся к ней, поэтому последнее, что она должна делать, если уж угодила в неё — ёрзать. — Значит, люди отличаются от других тварей тем, что могут преодолевать свои желания.       — Вот они не могут, — тяжело вздохнув, я взглянула на горизонт, а потом перевела взор на агента, вытащившего из поясной сумки компактный бинокль. Он тоже рассматривал Ганадо. Скот — вот как переживших заражение селян называли те, кто преисполнился в своём владении паразитом намного успешнее. Такие, как местный староста, управлявший этой сворой. По-скотски. — Инстинкты — сложные врождённые двигательные реакции, владея ими в полной мере — люди были бы более логичны… и скучны. Было бы меньше брошенных детей, порезанных вен, не было бы экстремальных видов спорта, даже, возможно, хоррор-фильмов. — Я задумалась, недолго поговорив с собой, и сразу замолкла, когда заметила, агент рядом, на миг показавшийся мне настоящим болтуном, затих, подсчитывая в уме количество потенциальных врагов, прикидывая в голове, в каком из домов может оказаться нужная нам вещь, отпирающая ворота, если она вообще была где-то там. Путь в любом случае лежал через долину — либо так, либо карабкаться по горам в обход. Все препятствия оказывались у нас на пути неслучайно.       — Они не могут… — Леон уже забыл большую часть моего монолога, что-то бормоча под нос, проверяя магазин пистолета. Вести беседы, стоя у всех на виду посреди площадки было глупой затеей, но это немного успокаивало, хотя я подозревала, слух у местных был всяко лучше обычного человеческого. — Я спускаюсь, а ты будь здесь и постарайся воздержаться от экспериментов. Дождись моего возвращения. — Он проговорил слишком громко, зависнув на краю, готовый спрыгнуть на уровень ниже.       Внутри, где-то в недрах грудной клетки и выше, что-то нервно щёлкнуло электрическим током, отдавая в голову, и я отпрыгнула назад, болезненно ударяясь спиной о бревенчатую опору сзади. Совсем близко, в нескольких сантиметрах от моего перекосившегося от испуга лица, затлел некогда горевший тонкий снаряд с пёстрым наконечником. Арбалетный болт, — я сразу поняла, нас ожидаемо заметили, может быть даже давно. Леон воткнулся оружием в воздух, когда ещё один летящий хвост пронесся оранжевой полоской над головой, промахиваясь.       — Un forastero! — Прилетело вдруг громко вместо очередной стрелы.       — Яра, вниз! — Не думая ни секунды, я в панике спрыгнула с двухметровой высоты, приземляясь на единожды согнувшиеся в коленях ноги, когда Леон крикнул строже прежнего. Он исчез по ту сторону стены, таща за собой грохот выстрелов и дорожку из отстрелянных гильз, горячим металлом сыпавшихся на почву. Свист пуль отдалялся с каждой секундой, доносился с разной задержкой, глушился о чужие тела, и постепенно терялся в узком пространстве вместе с агентом. Этот будоражащий шум, характерный для поля боя, утих так же быстро, как погрузил меня в шок наступившего одиночества, и я замерла, вцепившись пальцами в перила железной лестницы, на поверхности которой оббилась жёлтая краска.       Не решалась ступить дальше, подняться даже на одну ступеньку, застыв внизу, как выпавший из гнезда птенец, сжимая в другой руке оружие. В настигшей тишине всё приобретало ужасающие краски, мысли помрачнели, от прочитанных работ по биологии не было толку, как и от дрожавших коленок и дëргавшегося глаза. Минуты тянулись слишком долго, чтобы мир вокруг не растянулся резиной подбитого страхом восприятия — малейший шорох воспринимался за угрозу, а желание услышать очередной выстрел начало крутиться навязчивой мыслью, толкавшей к хоть какому-то действию. Теряться в догадках было больнее, чем решиться и что-то предпринять, и я всё же сделала первый шаг, отталкиваясь от лестницы, потом, подтягиваясь, преодолела ещё несколько ступеней, чуть не уронив в болото пистолет. Замерла пару раз, вслушиваясь, но не было слышно даже испанских слов. Было глупо думать, что Леон пошёл дальше без меня, но и такая догадка вертелась на задворках сознания. Едва вскарабкавшись на площадку, я бегло осмотрела опустевший горизонт и спрыгнула с неё, не дав страху застопорить мои ноги. Густая рваная чёлка застлала взор, а колени снова болезненно подкосились — ещё пару таких прыжков и я не смогу ходить. Рана от капкана всё ещё постреливала и ныла в правой икре.       Желание бросить оружие и сбежать с трудом удавалось подавлять силой воли, и, сцепив зубы до скрежета, я, следуя примеру агента, но не следуя его указаниям, двинулась по грязной тропе, и метры безмолвия закончились, когда я остановилась напротив толстой деревянной двери первого попавшегося дома, приоткрытой в соблазнительном призыве. «Наверное, Леон здесь уже был», — пронеслась догадка. Но быстро развеялась от понимания, что у американца вряд ли было на это время после недавней быстрой перестрелки. Дверь резко качнулась до того, как я поняла, что произошло, до того, как успела принять какое-то решение. Из дверного проёма вытянулись побитые грязные руки, пальцы с запëкшейся под ногтями кровью вцепились в коричневую куртку мощно, а лицо обдало несвежим затхлым дыханием, когда я оказалась в полупустом скрипучем доме, в заколоченные окна которого едва пробивался солнечный свет. От неожиданности я уронила «Чернохвост», не было у меня привычки держать оружие всегда наготове. Бабка в синем платье в пол тянула меня к себе нещадно, уставившись красными глазами навыкат, и в панике я схватила её за воротник, срывая с груди блеклый кулон, со звоном свалившийся на деревянный пол недалеко от пистолета.       — Santo carne! — Она злобно прошумела сквозь гнилые зубы, вяло шевеля губами, добираясь до шеи. Пару мгновений моих попыток вырваться из цепкой хватки, и старуха оттолкнула меня с нечеловеческой силой. Позвонки болезненно задрожали после столкновения спины со стеной с выступавшими неровностями и трещинами, а воздух вылетел из лёгких коротким всхлипом. «Святая плоть», — у меня были уроки испанского до поездки. Русая коса, болтавшаяся на широкой спине, скрылась за оставленной распахнутой дверью. Прочистив лёгкие, я судорожно нависла над брошенным оружием, отряхивая его от густой грязи, и уставилась на сорванное украшение. Имело ли оно хоть какую-то ценность? Вспоминая торговца, я всё же закинула цепочку с крохотным синим камешком в широкий карман.       Осмотрев возникшую передо мной территорию, я подметила, что большинство местных построек были одинаковыми внутри так же, как и снаружи. Пыльный стол и одиноко подпëртый к окну стул напоминали о том, что я тоже осталась одна; безумные глаза старухи всё ещё мельтешили впереди не успевшей развеяться пеленой. Быстро стучавшее сердце заставляло быстро оценивать ситуацию. Прильнув к единственному в помещении комоду, я не нашла в тяжёлых ящиках ничего, кроме блеклых тряпок, раньше служивших одеждой. Мысли в черепной коробке вели себя странно, сосредотачиваясь на одной единственной задаче: найти ключ. Похоже, так психика пыталась оградить себя от страхов и травмирующих событий, которые, к слову, могли ждать впереди. Но я не думала об этом, только об этой странной круглой конструкции, вставлявшейся в механизм ворот, оставленных где-то рядом с импровизированной будкой загадочного торговца. В нос, не впервые напоминая о своем владельце, вонзился терпкий аромат сандалового парфюма, — страх потерять Леона казался глупее страха идти дальше.       Оказавшись на свежем воздухе, я судорожно вдохнула запах гари и спëртый аромат гнили, преследовавший округу. Местные не заботились о трупах, не убирали их с дорог и улиц, едва удерживали остатки человеческого сознания, в которое вонзился паразит — интересный объект для изучения. Отгоняя безумные идеи, я заодно оттолкнула раздумья о словах больной селянки, отчего-то отказавшейся от попытки свернуть мне шею. Снова эта россыпь догадок хлопьями засыпала разум, не давая вполне сосредоточиться на окружающем мире. Насквозь простреленный труп привёл меня в сознание мгновенно, но в этот раз рвота не подкатывала как прежде, и казалось иногда, старое вино из моей крови ещё не успело выветриться, немного притупляя чувства. Очередной домик с приоткрытыми дверьми остался позади, когда я не рискнула даже подойти к нему, наученная горьким опытом. На миг опустив глаза, я заметила, что ступала уже совсем не по редким лужам. Жидкость, в которой я грязла, была гуще воды, темнее, впивалась в рецепторы железистым ароматом, щекоча корень языка, мерзко липла к подошвам ботинок. Идти по дорожке из крови — это как в фильмах ужасов, но ярко засветившая огненная звезда так издевательски окрасила небо в нежно-голубой, что атмосфера мрака развеялась, дрожь сосредоточилась на плечах и кончиках пальцев. Тёплые лучи ласкали чувствительную кожу щёк, побледневшую от недавно пережитого стресса, и стоило зажмурить глаза, чтоб на миг вернуться на полупустой золотистый пляж — но не физически.       Реальность же представала режущей сердце неопределённостью, Леона снова нигде не было, и это было в стиле «Обители зла» — постоянно теряться, чтоб потом эмоционально находиться. Мне такие качели были не по душе, и я приняла решение больше не верить этому самоуверенному подлецу, снова разрушившему обещание поскорее вернуться. Или это моя нетерпеливость и сильная паника толкали меня на скоропалительные выводы, смелости во мне было крайне мало, но трусливые люди — очень адаптивный тип, а ещё чаще всего выживают. «Какая глупость…», — размышления снова прекратились, стоило быстрым шагом миновать ещё одну дощатую тропинку. В отдалении наконец послышались чьи-то шаги, — снова эта бабка! Длинная седеющая коса замелькала на фоне синего платья, — женщина застыла в одном из резких поворотов. Я приготовила оружие, нежелание снова стрелять легло на руки неподъëмным грузом, но чужой выстрел разрезал мнимую тишину, опережая, и женское тело рухнуло на спину, отбившись треснутой головой от каменной кладки. Её растрёпанные на макушке русые волосы прилипли к остаткам черепа, где зияла отвратительная дыра с багровой каймой, а изо рта вместе со струей крови вырвался последний всхлип погибшего паразита.       — Я же просил! — Он выкрикнул, неожиданно показываясь из-за поворота, и в хриплом голосе, звучавшем издали, было сложно выловить какую-то эмоцию. Но недовольство отпечаталось на смазливом лице, на которое падали густые пшеничные волосы, растрепавшиеся от гулявшего ветра. Я пожала расслабившимися плечами неловко, отвечая таким образом на чужое негодование, но успела выдохнуть с облегчением лишь на мгновение, когда рядом с ухом тихо свистнул пролетевший мимо топор. — Не мешай!       Отпрыгнув в сторону, я едва не словила пулю, вдобавок столкнувшись плечом с дедком в рваной рубахе, прикрывавшего кидавшегося топорами дружка. Он любезно оттолкнул меня от себя обратно на дорогу, и я едва успела прицелиться, когда сверкавшее лезвие топора замахнулось надо мной грозным знамением, палец на курке дёрнулся сам по себе, и вылетевшая пуля застряла в начавшем кровить чреве испанца, уронившего последний незапущенный топор. Отшатнулась, замечая, как в нём оказалось ещё несколько рваных дыр, и его друг бросился на Леона точно не в попытке отомстить. Мысли роились в черепной коробке как стая голодных крыс, нещадно пожирая друг друга. Всё вокруг было то реальным, то поворачивалось ко мне задом, и мне казалось, что всё это происходило не со мной. «Так… Надо собраться. У меня не было другого выхода!», — одëрнув себя, я машинально отвернулась, когда в ушах громко и болезненно засвистело, и второй старик припал к ногам Леона жалостно, брызнув кровью на ботинки. Два трупа не успели пропахнуть ничем, даже запах крови не доходил до носа, только горящего пороха, но ком в горле почему-то застрял, не давая сделать полноценный вдох. Ведомая страхом, я перестала видеть перед собой окружающий мир, зрение стало туннельным, в возникшей темноте выхватывая только силуэт агента впереди. Судорожно переступив вскинутые руки и распластанные ноги недавно убитых, я приблизилась к мужчине, но это не привело меня в чувства.       — Яра… — Паника овладела разумом, но голос Леона всё ещё пробивался сквозь пульсировавшее в ушах сердцебиение. Маленькая бутылочка оказалась в моей руке непонятно как, но я открыла её быстро, отхлебнула пару унций жгучей настойки, и осела на вязкой почве, упëршись спиной в одну из слепленных из брёвен стен. Леон забрал у меня единственное лечащее средство так же быстро, как предоставил, обеспокоенные серые кристаллики оказались на уровне моего взгляда, когда их владелец присел напротив. — Отдохни. — Всё, что он сумел сказать, не меньше меня сковываемый усталостью. Градусы со дна желудка быстро поднялись в голову, дрожь в теле немного утихла, а взгляд прояснился, снова открывая вид на детали вокруг, заброшенные дома и смотровые площадки, с которых некогда наблюдали арбалетчики. Странный кусок камня мелькнул перед глазами со взмахом, когда Леон вытащил его из сумки, демонстрируя.       — Нашёл в открытом сундуке в постройке выше по скале. — Сказал сам себе, замечая, что я всё ещё не в состоянии ясно думать. — Мы можем немного отдышаться…       — Нет, — я отрезала, почувствовав, что силы идти дальше вернулись, хотя страх не отступил ни на шаг. Знание того, что предположительно ждёт дальше — это совсем не дар. Вечер настанет быстрее, чем я привыкну к происходящему, и станет ещё сложнее. — Я могу идти, — промяукала, замечая сомнение, мелькнувшее во взоре собеседника. Схватившись за протянутую руку, я с трудом поднялась, снова сталкиваясь с начинавшими разлагаться трупами недавно убитых, — отвернулась, уставившись в спину молча двинувшегося к закрытым воротам мужчины. Он замер подле очередной лестницы, ведшей куда-то наверх, стал подниматься, пред тем многозначительно кивнув мне в попытке приказать оставаться внизу. И в этот раз я не ослушалась, и Леон тоже никуда не пропал, когда заслышала скрип крутящегося колеса, постепенно поднявшего увесистые ворота, с громыханием открывшие путь к обратной к фабрике дороге.       Мягкий солнечный свет падал на разворошенную почву, впивался в старые ямы и выступавшие кочки, жёг сухую жёлтую траву, шелестевшую по бокам дороги — цивилизация сюда никогда не доберётся, но этим деревня и привлекала туристов. Подумать только, сколько людей здесь пропало, и никто не спохватился на их поиски. А кто рискнул — пополнил список жертв. Осень с виду была ранней, и тепло согревало не только тело, но и душу, немного унимая дрожь. Агент делал большие шаги, и я едва догоняла его, перебежками двигаясь по мягкой почве, изредка рассматривая мохнатые облака, чтобы отвлечься.       — К такому трудно привыкнуть. Я не первый год на службе, но эта жизнь всегда находит, чем меня удивить, — Леон говорил впереди, и его голос дымкой доносился до моего слуха. — Но ты сильная, — выпалил и вдруг остановился, оборачиваясь, отчего я чуть не столкнулась с его спиной и болтавшимся на ней дробовиком. — Не каждый решится дважды взять ситуацию в свои руки, если ему покажется, что всё пошло не по плану. Ты шла за мной на фабрику, а потом снова ослушалась, когда я оставил тебя в безопасности. — Леон задумался, когда я сравнялась с ним, оказавшись рядом, сомкнул тонкие губы и нахмурил брови. Нежные лучи миловидно играли бликами в его серых глазах, путались в светлых волосах. Я уставилась на него как на ожившую статую не впервые, и, заметив мой бесцеремонный взгляд, парень осмотрел меня вопросительно, а потом быстро смяк.       — Я не сильная, — улыбнулась c трудом, но похвала агента уже приятно теплилась внутри сознания. Он разочарованно помахал головой, не скрывая заметного негодования. В этом лишённом спешки месте, обрамлённом тонким забором и высокой травой, было спокойней и тише, чем во всей деревне. — Просто боялась остаться одной.       — Бояться и действовать — это о силе. Ты же сама говорила. Продолжай в том же духе, но не лезь на рожон. В этот раз это было слишком опасно. — Кеннеди хмыкнул, возобновляя темп, но уголки моих губ никак не выравнивались, искажая лицо в неясной ухмылке. Сердцебиение стало почти неслышным в пульсировавших доселе сосудах, когда мы продолжили путь немного медленней.       — Сделаю всё возможное. — Бросила в никуда, снова плетясь сзади хвостом. Трудно мыслить и действовать рационально, когда постоянно находишься в стрессе, когда борешься с частичной потерей памяти, с сомнениями, пугающими догадками — тяжело не додумывать самые тёмные сценарии, оставаться собой, когда не вполне понимаешь, кто ты. Я и до пробуждения на алтаре не могла сказать точно.       Уже знакомая побитая дорога посреди развалин, разделявшаяся на две у входа в фабрику, встретила нас мрачным безмолвием шелестящего ветра, скрипящих досок опустевшего навеса торговца, исчезнувшего за время нашего отсутствия, не оставив о себе даже напоминания в виде бархатистой скатерти на потëртом столе. Были у этого чудака в мантии секреты похлеще любого жителя испанской деревушки, помогавшие ему всегда оказываться там, где нужно, точно охраняющий путников фантом. Размышления прекратились со звуком щëлкнувшего механизма, когда Леон без труда зафиксировал ключ с гравировкой летящей птицы в нужном положении с первого раза. Багрового цвета блеклые ворота заскрипели старостью, задрожала кручëная шипастая проволока на верхушках, когда агент распахнул врата широко, немного пыхтя, впервые пропуская меня вперёд. Тропа впереди была такой же пустой и заросшей, как большинство в деревне, болотистой и вязкой, волнистой и до жути тихой. Взмахнув ладонью, безмолвно командуя, Леон приказал мне вернуться обратно за его спину, бережно прикрывавшую меня от возможных впереди угроз. Не решаясь рушить болтовнёй звенящую в ушах тишину, мы недолго потоптались у навала возвышавшихся непроходимыми стенами контейнеров и мешков брошенной стройки, поднимаясь по побитым железным ступеням на тропу повыше, ведшей вдоль сыпавшихся скал, на поверхности которых чертились замысловатые разводы мха.       Сетчатые заборы подпирали их подножия, дабы уберечь проходящих от случайных обвалов, старые и жалко погнутые, они выглядели ненадёжно, а на длинных балках задерживались толстые шумные вороны, щелкавшие массивными угловатыми клювами. Немного дальше воронов завиднелось чуть больше, сомкнувшись в кольцо, они топтались подле каменного алтаря с уродливой аркой, обвешанной древними черепами. Я могла поклясться, в клюве одного из пернатых завидела что-то блестящее. Не обращая внимание на встрепенувшихся птиц, Леон продвинулся вглубь, и мы проходили под куполом из смыкавшихся над головой кронами ещё не успевших пожелтеть деревьев. Они вяло пошатывались, шурша зелёными листьями, сыпали ими на трухлый колодец, от которого мерзко тянуло тиной и чем-то протухшим.       — Блять… Что здесь было? — Агент навис над каменным столом, до дрожи напоминавшим мне тот, на котором я очнулась в местной ратуше, переделанной в церковь, в центре деревни. Без отвращения осмотрел окровавленную поверхность, засыпанную опавшей листвой и костями, желтеющие черепа безмолвно наблюдали за нами из лишённых глаз дыр.       — Похоже на очередное место для жертвоприношений, — я с трудом вымолвила, готовая двинуться дальше по мощëной тропе, поднимавшейся каменными ступенями куда-то выше в зеленевшие заросли. Задумчиво хмыкнув, Леон снова замедлился, отвлёкся на покрытый жёлтой изолентой ящик, с громким треском сломал его ногой, на которой брякнула кобура и задрожали ремни, и отпрыгнул, чуть не столкнув меня плечом. По шуршащей почве пёстрой лентой поползла змея с продолговатой треугольной головой.       — Кому взбрело в голову совать в ящик змею?! — Отдышавшись, Леон выпалил, и я схватила его за предплечье, отводя от метавшейся рептилии подальше. Зигзагообразные полосы с тёмными краями мельтешили на бледно-сером чешуйчатом теле недолго, до того как их испуганная владелица юркнула в чащу травы.       — Ядовитая. Наверное, сама в ящик забрела, — я констатировала, недолго смотря на траву. Хотелось так же сбежать и спрятаться в зарослях от окружавшего мира или взлететь куда повыше, точно местное вороньë. Вздохнула с горькой завистью, не впервые понимая, что грязну в этой безумной истории всё глубже, с каждым шагом, сделанным навстречу агенту.       — Как ты поняла?       — Это курносая гадюка, таких дохрена в Испании, — бросила коротко, не желая продолжать лекцию по зоологии. Леон без презрения хмыкнул, запомнил увиденную картинку на случай, если на пути попадётся ещё пару сородичей полосатой чешуйчатой.       — Здесь ничего полезного, идём дальше, — указав на единственную впереди дорогу, Леон приказал, и я приняла уже привычную позицию за чужой спиной.       Вдали намеченного пути эхом раскатился натужный скрежет, и я прильнула ближе к агенту, почти столкнувшись носом с его плечом. Кровь в жилах застыла, когда я рассмотрела сквозь пелену редкого тумана, как позорно легко смялся металлический забор, отделявший особняк старосты от мелкой поляны, под натиском неведомой силы, а потом пронзительный моторный рык заставил его посыпаться искрами и сверкающими крошками на землю. И в этой пелене разлетевшегося пороха и крошева зрение уловило массивные очертания чьего-то тела, широкого и уродливого, и его владелец с сокрытым за грязным мешком лицом толстыми руками удерживал ту самую бензопилу, скрип которой отпечатался в памяти, когда мы с Леоном бежали к мельнице.       — Назад! — Несмотря на желание держаться ближе, Кеннеди наметил другой план, нещадно оттолкнув меня обратно к алтарю, и сорвал с себя что-то висевшее на петле сумки. — Зажмурься!       Свето-шумовая граната враз мелькнула синевой глянцевой поверхности, разрываясь ярким заревом белого света, обжигая глаза даже сквозь прикрытые веки. Закрыв лицо руками, я долго не могла проморгаться — рык бензопилы всё ещё слышался недалеко, будоражил сознание, пока её владелец вяло шевелился в мутном белом тумане. Вскинув перед собой полуавтоматический дробовик наперевес, парень сделал пару опережающих выстрелов до того, как уродец в мешковатой маске пришёл в себя, возобновляя темп. Несмотря на тяжёлое орудие в руках, мощное тело и несколько зиявших в плоти дыр, заражённый двигался быстро, почти незаметно подобравшись к начавшему отступать агенту, не успевшему перезарядить магазин. Движущееся цепью лезвие замахом пронеслось над головой американца, когда моё сердце пропустило удар, — армейский нож Леона мастерски оказался вскинутым, блокируя путь к его телу, — нужно мало, чтоб убить человека работающей бензопилой. Нож жалостно заискрился, почти испортилось чёрное лезвие, когда откуда-то взявшимся импульсом силы Кеннеди оттолкнул противника вместе с орудием, и уродец на мгновение замешкался, заглючила цепь на бензопиле, — воспользовался коротким моментом и запустил свой нож в чужую голову. Ещё острый кончик лезвия вонзился в большой череп глубоко, но не произнёс впечатления на бензопильщика — с торчащей из головы рукояткой он, как танк, двинулся дальше — паразит не в голове. Леон ошибался в том, что продолжал действовать, как в Раккуне. Свистнувшая пуля зазвенела в ушах, когда я совершила первый в жизни сосредоточенный выстрел, пробивший грудную клетку, облачëнную в окровавленную белую рубаху. Сделав несколько последних рваных взмахов бензопилой, человекоподобное существо свалилось на колени, сгибаясь вдвое, гудевшее орудие затихло одновременно с тем, как затихло сердце её владельца.       Потерев руками горевшее лицо, мне впервые стало невыносимо жарко в меховой куртке, табун мурашек пробежался по вспотевшей спине. Сжав до побледнения пальцев «Чернохвост», я нелепо ударила себя по груди свободной рукой, и прочистила горло, закашлявшись, как туберкулёзник, когда воздух застрял в напряжённой груди. Паника мастерски брала контроль над разумом, но обхватившие мои плечи руки оказались намного крепче. Я не поднимала голову, уставившись на пару лакированных военных ботинок, застывших напротив моих. Леон задвигался так резко, что мой мобилизованный мозг вспыхнул новой тревогой, но тут же успокоился, когда нос упёрся в чужой натруженный торс в осторожных объятьях. Щëки загорелись ещё больше, багровая жидкость ударила в лоб и в виски, когда я без стеснения обхватила агента руками, хватаясь за лямки на его спине, как за последнюю надежду, громко выдыхая.       — Всё хорошо, — он прогудел в макушку моей головы наглую ложь. Неловко отстранившись, я не осмелилась заглянуть в обеспокоенные глаза, разочарованно и устало помотав головой. — Ты только что спасла нас. Спасибо, студентка, — Леон не унимался в попытках меня поддержать, сам зацепился за мой взгляд в многоговорящем зрительном контакте, едва заметно улыбнулся. Может, видел во мне себя из прошлого. — Из тебя бы получился неплохой агент, не думаешь? — Хлопнул меня по плечу шутливо, как старую подругу.       — Это не смешно.       В оказавшемся открытом доме Мендеза было светло, но душно. Он расположился на окраине деревни вдали от любопытных глаз неугодных деревенщин и представлялся мне самым уютным и безопасным местом. Двухэтажная каменная постройка казалась слишком мощной для местной архитектуры, но идеальной, чтобы неоднократно выдерживать удары жестоких ветров, гулявших по озеленённой местности. Заплыв в просторное помещение, словно тень, я провела холодными пальцами по лакированному столу, одиноко стоявшему рядом с лестницей наверх, служившему подставкой для множества безделушек в виде поблëкших от старости карт, неуклюже нарисованных чертежей и пустых листов, и остановилась на приоткрытой шкатулке. Желание подробнее рассмотреть здание вмиг улетучилось, и я аккуратно подняла крышку предмета внимания и вытащила оттуда очень миловидный браслет, мгновенно покоривший моё женское сердце. Толстая серебряная цепочка, слегка потемневшая, была инкрустирована девятью красными камнями, напомнившими сиявшие кристаллики местных обезумевших.       — Рубины… Дорогое удовольствие, — я протянула, сжимая в руках чужое украшение, боковым зрением замечая, как Леон шастает по просторной гостиной.       — Да весь этот дом — дорогое удовольствие. Кто-то выпендрился перед соседями, — агент бросил небрежно, не отвлекаясь от осмотра новой местности.       Размышляя, стоит ли возвращать дорогой браслет обратно в изысканную шкатулку, я заметила в её днище ещё пару мелких бумажек, трансформировавшихся в руке в пожелтевшие фотографии с незнакомыми силуэтами, стоило их вытащить. Подскочивший пульс ударил по вискам, отчего пришлось громко опереться о стол ладонью, дабы удержаться на ногах, когда я завидела среди одинаковых лиц, запечатлённых на одной из них, единственное знакомое. Тёмные волосы обрамляли моё острое лицо, легко падая на большие круглые глаза и длинный нос с горбинкой. Даже родинки на тех же местах, и татуировки… «Что за хуйня?!», — я выругалась тихо на родном языке, боясь привлечь внимание спутника. Позади моей спины, облачëнной в длинное пальто, вырос громила Мендез — владелец особняка с ещё одинаковыми глазами. Обратная сторона потёртой фотографии чертила множество слов на испанском:       

«Ещё до её рождения я знал, она будет неугомонная как ветер в степи, хитрая как прячущаяся в траве змея, ярая как чёрная медведица. Я назвал её так не зря. Предав семью однажды, она вернётся в неё другой, но останется навсегда».

      — Яра? — Леон позвал, и я слышала ушами, но не разумом, и не ответила, едва способная совладать с хлынувшим непониманием и тревогой, звенящими в черепной коробке. Он приблизился незаметно, прикоснулся кончиками пальцев в перчатках, и я дёрнулась, рефлекторно сжав в руке фотокарточку. — Что-то нашла?       — Ничего важного. — Застыла прямо как на том фото. Он не поверил, и немного времени пройдёт, когда он начнёт подозревать, что со мной что-то не так. С самого моего пробуждения в этом месте было не так.