Дочь культа

      Она уже давно не знает, какой мотив движет ею по разрушенным зданиям, слепленным из гнилых досок, а песни сектантов колюче впиваются в заднюю часть ума, ту, что ещё способна холодно мыслить. Ада застывает на балках, оставшихся от крыши разваленной части замка, держит в руке механизм с тросом, чтобы использовать, если вдруг всё рухнет. Величественные очертания старой сыплющейся постройки — поистине искусный архитектурный стиль — возвышаются над ней угрожающе, напоминая о необходимости двигаться дальше, но она уже давно потеряла нить — за что держаться. Ей нужна не нить, а крепкий трос, ей нужны не домыслы, а цель, но хитросплетения в уме складываются в мысль, что Вескер всех водит за нос. Она работает на него не первый год, но иногда кажется, последний, потому что больше не хочет.       Потому что устала и не было в её планах столько убийств, а она убивает без лишней мысли, протыкает глотки и тугие черепа своим чёрным ножом, идёт по трупам, не перепрыгивая, сделала это даже если бы не знала, что они обречены. Это геноцид заражённого населения, карантинная очистка, дезинфекция, но Ада — всего лишь человек, а они нечто большее, но она убивает, встречаясь лицом к лицу с их богами. Культ торжествует, не оплакивает павших родичей, пока Ада оплакивает свою проснувшуюся совесть. Она ищет антидот не для Леона, а для себя, чтобы снова уйти, как дым свечи, окрашенный алым пламенем — далеко-далеко, и где-то там попытаться отмыться, смыть кровь с рук и плазму с волос, но в душе навсегда останется что-то, потерянный элемент, и это не полицейский из прошлого, это она сама.       Самоуничтожение, пуля за пулей, она никогда не спешит, бродячая кошка, королева драмы и отличная шпионка, лжёт сквозь стиснутые зубы. Её жизнь — сетка, в неё лучше не попадать, да и сама Вонг не может выпутаться. Она росла одна и очень рано уяснила, что выживание не требует морали. Но то, что происходит в Испании, — не те миссии, на которые её раньше нанимали. Подмена документов, шпионаж, прослушка, не редко приходилось обращаться к насилию, но то кровавое месиво, что настигло её в деревне не смоет прозрачный душ в её очередной съёмной квартире в престижном районе. Ада любила свою жизнь, несмотря на то, что она бросала в неё камнями трудностей и не собиралась останавливаться. Квартира за квартирой, штат за штатом, снова врёт, снова отчитывается, кабинет одного нанимателя, потом морозный хищный взгляд Альберта Вескера, её первого в жизни работодателя, но в этот раз она не знала, чего от него ждать. Иногда Вонг даже казалось, она видела красное свечение сквозь тень его чёрных очков, иногда ей казалось, она просто его боится. Не скитания по штатам, бедности, смерти, а оказаться в руках безумного учёного, стать частью той темноты, которую он носит на своих плечах и распространяет зловонной аурой.       Она не может опираться, когда видит его имя на приёмнике, внутри холодит и потряхивает, а может, это просто тварь, вгрызшаяся в её глотку, но, вдыхая аромат гари, исходящий из факелов, она жмёт кнопку.       — Вонг, — коротко представляется, и рация шипит единожды, доставляя сигнал куда-то недалеко.       — Ада, ну, как всё проходит? — Низкий сиплый голос смешался с помехами.       — Яра заражена, как ты и хотел.       — Всё по моему плану, не так ли? — Собеседник по ту сторону проговорил точно сквозь улыбку.       — Но она знает, чем заражена. Это доминантный образец. Она знает о нём.       — Конечно знает, разве я бы брал в свои ассистенты безмозглую девчонку, которая не может сопоставить факты. Твой испанский дружок потерял колбу, которая оказалась у Мендеза, её он и вколол Яре. Как и должен был. Как я уже говорил, всё идёт по моему плану.       — Но я думала, тебе нужен отсечённый образец, для этого ты заставил меня связаться с Луисом, — Ада сжала губы в негодовании, сильнее стиснув рацию в мелкой ладони.       — Луис нужен был не нам, а Яре. Я знал каждый шаг этой умной девчонки, она и так сбежала бы, но она выбрала сбежать к испанцу, якобы он поможет ей скрыться от «Амбреллы». Это, пожалуй, наивно, но теперь она там, где должна быть — идеальный носитель с иммунитетом к мутациям. Осталось доставить её ко мне. Ты ведь уже передала ей ключ от катера?       — Да, Вескер, но я не понимаю… — Ада впервые почувствовала себя глупой, почти никто, кроме Вескера, был не способен так искусно водить её за нос, как цирковую собачку, ведомую лакомством, которое она может не получить в итоге.       — Они воспользуются им, чтобы добраться до лаборатории. На пути их встречу я. Но до этого, у меня будет для тебя новое задание. Встретимся на причале на окраине, когда разберёшься со своей проблемой… — Альберт непрозрачно намекнул на инфекцию в теле Вонг. — Тогда можешь делать с Луисом, что хочешь. Он опытный учёный, но мне он не нужен.       — Ясно, на причале…       — И ещё, — мужчина перебил, по ту линию точно вальяжно сложив руки, — не мешайся Краузеру. Он нужен, чтобы присматривать за культом. Что бы он не делал для исполнения миссии. Жди новых указаний.       Рация затихла вместе с мыслями, когда Ада спрятала её в чехол, нервно перебирая ботинками на мелких каблуках. Ей нужен Луис и её миссия в замке ещё не закончена. Что бы не придумал Вескер, теперь она возьмёт с него двойную плату.       Я быстро нашла решение головоломки, нажимая на ещё одну сокрытую под столом кнопку наугад. Нащупав выступление, я услышала, как ставни, защищающие единственную часть статуи, которая нам нужна — змеи — с тихим шорохом опустились. Леон поднял большой палец, довольно кивнув, но его восхищение выходило за рамки моих навыков — это просто случайность и игровая память. Кнопка возле одной тарелки, кнопка возле двух тарелок: складывается целостная картина, как те, что запечатлены в рамках в центре столовой. Я старалась не думать о недавнем странном, слишком чувственном поцелуе, на который меня сподвигнул Леон, но он менялся слишком быстро, и вот, скоро он — мутант, а я кто? Мы оба. Но что движет нашими чувствами — с каждым поцелуем что-то менялось, агент тянулся ко мне слишком сильно, как потерянный щенок к новой хозяйке — разум его был затуманен инстинктами паразитического организма. Ведь, больше чем есть, он любит размножаться, — говорил Луис в своём особняке.       Я чувствовала и видела, как в его щемящем наблюдающем взгляде читался неожиданный прилив защитного чувства по отношению ко мне, желание обеспечить безопасность любой ценой, и каждое его прикосновение его усиливало. Такого эффекта на Эшли у него не было, потому что в ней росло низшее звено, а слабое всегда тянется к сильному. Сердце Леона колотилось в груди, его разум бешено метался вместе с дрожащими кристалликами, пока он пытался разобраться в этих обретённых эмоциях, казалось, этот поцелуй он не мог так просто отпустить. Казалось, в иных условиях он бы не удержался от продолжения, даже если я была бы против. И у меня кожа становилась гусиной от мысли, что скоро я буду говорить уже не с Леоном, а существом в его груди — а может это оно уже говорило со мной. Был ли это он, этот паразит, который заразил его — повлиял на его чувства? Или это было что-то более искреннее, что-то, что возникло между нами за такой короткий промежуток времени, ещё одни грабли, как с Адой? Новая привязанность, которую американец едва осознавал.       Его метания были прерваны, когда я вопросительно уставилась на него, уставшего, но оценивающе рассматривающего меня, как в первый день встречи. Может, во мне тоже поменялось что-то, кроме глаза за это время? Но, устроив небольшую передышку, Леон уже перепроверил всё оружие, его руки дрожали, и он продолжал подавать невидимые знаки. Мой взор встретился с его, и на мгновение время, казалось, остановилось, стоило заглянуть в синеватые кристаллики глубже. В чужих глазах мелькнуло узнавание, недосказанная связь.       Нарушив тишину, Леон откашлялся, пытаясь обрести голос: «Яра, я… я думаю, нам нужно поговорить об этом паразите. Мне нужно кое-что тебе сказать». Он сделал шаг ближе, не в силах оторвать от меня взгляд. Величие комнаты с высокими потолками, казалось, отошло на второй план, когда его внимание сосредоточилось на мне, фоном стали другие беды.       — Может, ты, как биолог, объяснишь. Я чувствую себя… другим с тех пор, как мы встретились. Как будто что-то изменилось внутри меня. Эта штука прогрессирует… — признался Леон, его голос был полон искренности. — Но я не думаю, что это просто паразит. Я думаю… я думаю, что это ты. В тебе есть что-то, что я не могу игнорировать. Это больше, чем просто влечение, это… это глубже. Я не знаю, что это. — Он сделал паузу, всматриваясь в моё лицо в поисках каких-либо признаков понимания — а его не было. Кеннеди ошарашил меня своим признанием, ведь во мне поселилось неверие и уверенность, что настоящий Леон не позволил бы себе слабости во время миссии. — Я знаю, это может показаться безумием, но ты важна. И я хочу, чтобы мы выбрались, чтобы ты выбралась. Будь то миссия или какие-то опасности, с которыми мы сталкиваемся, я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.       — Леон, я вирусолог, а не паразитолог. Я не вполне знаю, как это работает. Но я ценю твои слова. Пусть я плохо тебя знаю, но я тоже хочу, чтобы с тобой всё было хорошо. Нужно обязательно вытащить эту штуку из твоей груди… — Я затараторила сухо, отводя глаза, хотя слова парня ввели меня в лёгкий жар, захотелось снова его поцеловать, но холодный ум говорил, что такая тяга может привести к чему-то лишнему и может оказаться фантомной. На нём ещё остатки мускусного дезодоранта, он взъерошен и возбуждён, как готовящийся к нападению хищник, а я чувствую напряжение, словно жертва, хотя мне нравится быть его жертвой, — я не хочу, чтобы всё было именно так.       Уязвимость Леона обнажилась, когда он дождался ответа. Его сердце бешено колотилось, неуверенность грызла его внутренности, а в глубине израненной души он знал, что должен быть честен в первую очередь с собой, даже если просто болен, даже если просто устал. Ведь вся эта близость не может быть просто игрой, мы не в игре. Наша связь в моменте поцелуя была слишком сильной, чтобы её игнорировать, и я понимала, агент не мог не надеяться, что я почувствовала то же самое.       — И из твоей.       Бронзовая голова шипящей змеи весом упала в руки, когда я отсоединила её от запертой ранее статуи, и поплелась к выходу из комнаты, но Леон остановил меня возле входа в холл, над нами возвышались статуи, и от начищенной плитки тихо отскакивал смех блондинки, разговорившейся с торговцем в соседней комнате.       — Не спеши, — Леон отобрал у меня тяжёлую голову рептилии, двигаясь к основной статуе в центре холла. Почувствовал. — Тут что-то не так, давай лучше я. Запах металла и мнимая тишина дарили предчувствие чего-то нехорошего, и я сделала пару шагов назад, спотыкаясь о выступления в полу, которые служили сокрытым механизмом — я знала, а Яра догадалась. Я оказалась на безопасном расстоянии, когда сверкающие ставни клетки поднялись по четыре стороны от агента, запирая его в ловушке.       Когда вокруг него поднялись балки клетки, чувства Леона обострились, как у охотившейся кошки. Он знал, что находится в опасности, но также не мог избавиться от беспокойства за оставленных меня и Эшли, что прибежала на шум. Он понимал, что клетку самому не пресечь, и мы с Орлёнком можем наделать глупостей, пытаясь найти ключ. Он всегда беспокоился в первую очередь за других, принося себя в жертву — привычка со времён служения в полиции — служить и защищать. Как пёс. Внутри клетки бывший полицейский быстро оценил обстановку. Комната была ярко освещена, свет плясал на начищенных балках, стены украшала древняя и замысловатая резьба, тишина разбавлялась обеспокоенным хныканьем Эшли. В воздухе висело дурное предчувствие, но решимость агента горела ярче, чем местные фонари. Раньше он сталкивался с бесчисленными проблемами и решал их, и эта — не будет исключением.       Кеннеди сжал кулаки, чувствуя, как адреналин привычно жжёт вены лавой. Он искал любое слабое место в клетке, искал любой способ вырваться на свободу, лишь бы не втягивать в это кого-то из охраняемых им девушек. Но когда он осмотрел железные прутья, он понял, что они слишком прочны, чтобы их можно было легко разрушить, а никаких зацепок нет. Он даже попытался безуспешно вырвать голову змеи из статуи, но она прочно впилась в камень сокрытой защёлкой.       Пока американец зациклился на схлопнувшейся трёхглавой статуе, я лихорадочно искала решение снаружи. Наше с Эшли беспокойство только подогрело решимость Леона, ведь он знал, что не может нас подвести, вот так оставить, не может позволить кому-то беспокоиться за его безопасность. Показаться слабым. Используя свои познания в механике и ловушках, Леон начал исследовать статую. Его пальцы скользили по выгравированным линиям, а в голове крутились идеи. Внезапно он заметил небольшой потайной отсек под основанием статуи, почти незаметный для неопытного глаза, но это ничего не дало.       — Со мной всё в порядке, — заверил он, его говор был полон уверенности, но положение говорило об обратном. — Всё дело в статуе, я поищу ещё какую-то зацепку, а вы никуда не уходите.       Через пару спокойных мгновений комнату заполонили знакомые испанские слова и крики, с балкона вверху показались мантии, один из культистов запрыгнул прямо к Леону в клетку, напоровшись на боевой нож. Через миг шквал арбалетных стрел посыпался на агента как конфетти, но, прикрываясь телом убитого сектанта и пользуясь своей меткостью, Леон сумел отбиться от арбалетчиков, попутно приказывая нам с Эшли бежать. Холл заполнили рыки и звуки топчущихся ботинок, когда девчонка нырнула вглубь холла, врываясь в тут же заклинившую за ней дверь, а я, в нежелании бросать Леона, медлила, но выбора не было, как и патронов — культисты приближались, оставалось пустить всё на самотёк — просто сбежать, просто поверить, ворваться в широкую дверь, встретиться с хлынувшим в лицо осенним ветром.       Величественный и некогда наполненный собаками сад встречает звуком выстрелов и призывами местного шамана, что привычно машет маской и посохом в центре всей какофонии звуков и криков.       Глаза Ады сужаются, когда она оценивает приближающихся врагов с высоты арки. Она плавно вытаскивает пистолет из кобуры, её пальцы умело танцуют по его поверхности. С расчётной точностью она целится в первого культиста и стреляет, пуля пронзает его грудь, заставляя рухнуть на землю.       — Яра, что ты здесь делаешь?! — твёрдо рыкает Ада, замечая меня из другой арки, в её говоре чувствуется властность и недовольство. — Плевать! Поможешь мне с этим.       Когда орда заражённых приближается, Ада быстро переходит в бой, спускаясь. Её движения плавны и грациозны, это смертельный танец выживания, который она знает наизусть. С каждым выстрелом и каждым ударом она демонстрирует своё мастерство боя, уничтожая врагов с безжалостной эффективностью. Её арбалет становится продолжением её существа, стрелы парят в воздухе, находя свои следы в телах селян.       Я делаю пару выстрелов плечом к плечу с Адой, её собственные навыки очевидны, она бы и без меня выдержала натиск нападающих. Её опыт в рукопашном бою оказывается неоценимым: её удары руками и ногами наносятся с точностью и силой, и не сравнятся с моими скромными умениями. Используя своё окружение в своих интересах, она быстро уклоняется от ударов сектантов, её ловкость позволяет ей быть на шаг впереди опасности.       Попытки шамана контролировать заражённых только подогревают её решимость нейтрализовать его, ведь вдали видно, у него какой-то ключ, что он демонстративно повесил на шею, он нужен Аде, а мне нужен передых, ведь с каждым выкриком «Слава Плаге» я чувствую себя всё более странно, голова кружится, мне мерещатся чёрные мантии, что движутся в мою сторону. Я останавливаюсь и истошно кашляю, чувствуя, как паразит толкается внутри, один из приспешников Салазара толкает меня в грудь, но замирает, лишь прикоснувшись, его голова не взрывается, и он смотрит осознанно своими неживыми глазами.       Как нежить, контролируемая мастером, он бьёт косой своего товарища, движущегося рядом, он атакует каждого, кто идёт в мою сторону, пока его тело не становится полностью истерзанным чужим топором. Они идут, а я иду следом, и кашляю, и мелькает темнота в голове, но быстро проясняется, когда хватаю за руку ещё одного культиста, когда тот тоже замирает, как высеченный на полотне, когда смотрит и что-то видит, уходит, приговаривая на испанском. Шаман светится свечкой красной мантии, чувствует неладное и прячется в кустах, сжимая посох, и я нахожу это нелепое зрелище, напоминающее загнанную в сарай курицу, которая вот-вот снесёт яйцо от страха. Вокруг пахнет кровью, а в большом саду слышится тихий свист арбалетных стрел, горят факелы в лабиринте, и смотрит сквозь костяную маску мутант, отчего-то напуганный, вдруг бросает посох и бежит, но там его встретит Ада. Ключ мне не нужен — я беру посох — чувствуй, управляй. Их головы не взрываются, я смотрю на светящуюся алым лампочку, и всё вокруг затихает. Я не кричу «Слава Плаге», я хочу окончания боя, и ко мне больше никто не суётся, когда со мной посох, оставшиеся заражённые впиваются в землю и стоят, как солдатики, а позади в них стреляет Ада — казнь.       Быстрым и умелым выстрелом пуля агентки находит свою цель, попав бежавшему шаману в грудь, где, боясь, шипит и вертится плага. Когда он падает на землю, его влияние на заражённых окончательно исчезает, а моё присутствие заставляет некоторых спотыкаться и шататься. От этого битва настигает финала, последний из культистов лежит поверженный у ног прострелившей его Вонг. Ей нужно время, чтобы отдышаться, её грудь вздымается от напряжения, но она смотрит на меня своими чёрными в темноте глазами без удивления, пока я отбрасываю долговязый посох, бросая его у трупа шамана, с которого она моментально срывает золотистый ключ. Сад вокруг женщины завален телами павших. Хотя Ада окровавлена и в синяках под платьем, она стоит прямо, её взгляд устремлён куда-то вдаль, где её ждёт запертая дверь. Осталось найти один ингредиент для сыворотки, и она готовится уйти, но не безмолвно, оборачиваясь, произносит вполоборота тихо, словно до этого не дышала тяжело-тяжело:       — Будь осторожна с общими друзьями, крошка. И своими новыми умениями: лучше держи в узде свою штуку внутри, — азиатка подмигивает и быстро подтягивается на тросе, прячась за кустами лабиринта. У неё свой путь.       Запыхавшись, выбираясь из сплетений сада, я слышу вдали вой Куто, который доносится из оставленного позади холла. Бегу по мраморным ступенькам, волосы от ветра лезут в лицо, мне легче и плага внутри спокойна — вдали чисто, никого не засекла. И это правда, ведь стоило войти в холл, как я завидела Куто, что нависал над трупами, может, жевал их до этого, но морда как и раньше была в крови, а довольный взгляд излучал безопасность. Подавив рвотный позыв, я переступила пару мантий, потрепав его по холке. Мутантская девочка и мутантский пёс, о нас бы страшилку сложить, но Куто помог Леону, впившемуся в балки клетки, когда я подобралась ближе.       — Яра? Ты в крови, что случилось? Где Эшли?       — Всё в порядке, напоролась на одного заражённого, когда бежала от целой кучи. Разобралась, — взмахнула пистолетом, которым почти не пользовалась во время боя. — Я иду её искать, — проверила магазин «Чернохвоста», неуверенно взглянув вдоль коридора, где пугающе расставлены рыцарские доспехи, напоминая о грядущей опасности, в которую с головой погрузилась Эшли. — Если мне повезёт, она просто где-то прячется.       — Тебе хватит патронов в случае чего? — Леон нахмурился, готовый отдать свои. Полоски над его глазами стали толстыми, когда он напряг лоб, а его руки активно подрагивали из-за полного неведения и непривычной беспомощности.       — Может, они мне не понадобятся. — Я пролепетала через зубы, входя в соседнюю арку вдали от клетки, не вслушиваясь в оставленное позади бормотание Леона. Он бы остановил меня, сделал бы всё сам, он принёс бы себя в жертву, уже принёс, и ненавидел себя за это, ведь теперь две дорогие ему девчонки остались наедине с собой. Он как всегда где-то просчитался, он больше не хочет никого терять, внутри него, стучащего по балкам клетки, уже подкатывает разливающееся чувство провала.       Моё сердце отбивало в груди опасные удары, если сердце это ещё не заменил паразит, когда я осторожно вошла в комнату, полную рыцарских доспехов. Тусклый свет отбрасывал призрачные тени на древние костюмы, создавая жуткую атмосферу в полутемноте. Тут не горели факелы, только единственный фонарь мигал где-то вдалеке возникшей библиотеки с исполински-высокими шкафами, забитыми под завязку древними книгами. Тепло и душно, пахнет бумагой и металлом, а недалеко слышится натужный скрежет, и мне недолго пришлось думать, чтобы понять, это доспехи движутся, скрипят где-то рядом, может, даже уже ходят по этому книжному лабиринту, а при мне нет даже фонарика.       С каждым шагом скрип половиц эхом разносился по комнате, отчего все движения казались громче и отчётливее. Я напрягла слух, пытаясь различить хоть малейший признак присутствия Эшли, но со мной в комнате был кто-то другой. Я не издавала звуков, не рисковала, и наступила тяжёлая пауза, тишина несносно повисла в воздухе. В груди уже сжимало от скорости толкавшегося пульса, разум был переполнен больше страхом за свою жизнь, чем Эшли, но путь был один. И у Эшли тоже, ведь только в этой части здания можно было найти ключ, открывающий проход на балкон, где остался рычаг, отпирающий клетку Леона. Не могла позволить себе представить худшие сценарии развития событий, которые могли случиться с молодой девушкой.       Мои чувства подсказывали мне, что опасность таится где-то рядом, спрятанная во тьме. И затем я услышала это — громкий скрип поднимающегося рядом лифта, застыла посреди комнаты, прячась за одним из шкафов, ведь не знала, кто или что могло приехать на этом золотистом в тени лифте.       У меня перехватило дыхание, когда я заслышала в скрипе конструкции слабое хныканье, и последовала за звуком; шаги стали медленнее и более размеренными. Я приблизилась к источнику шума, и в комнате, казалось, стало холоднее, воздух наполнился невидимой злобой. С каждым шагом хватка на чёрном пистолете становилась крепче, костяшки пальцев белели. Воздух выбивался из лёгких, в духоте древности становилось тяжелее дышать. Но в один душераздирающий долгожданный момент, поднявшийся лифт показал фигуру, спрятавшуюся в его углу. Эшли, ее глаза широко раскрыты, она хныкала и дрожала, держа в руках связку звенящих ключей.       — Яра! — Эшли вдруг заметила меня, тыкая пальцами в темноту. Она ударила кулаком по кнопке лифта в тот самый миг, как позади меня обрушился ударившийся об пол двуручный меч. Искажающиеся доспехи рыцаря долговязо скакали на месте, крутились, едва перебирая ногами, двигались в мою сторону эти выглядывавшие из-под сверкающих лат красные мясные щупальца. Латы тёрлись друг о друга и несносно скрежетали, когда лифт остановился, и я побежала, уворачиваясь от очередного удара длинного оружия, что отбилось от ковра на деревянном полу. — Скорее, сюда! — Дочь президента скомандовала, и я влетела в кабину, ударяя кнопку, когда ставни медленно начали смыкаться, и впилась спиной в угол лифта. Доспехи ходили медленно, но меч всё же разок отбился от сомкнувшихся ворот в тот момент, как кабина рухнула куда-то вверх.       — Боже, почти достал… — Эшли согнулась в коленях, удерживая в руке ключи, и в полном мраке она казалась миражом. — Я нашла ключи в темнице внизу, пришлось оставить там фонарь, который отгонял этих тварей. Я бегала от них целый час! — Орлёнок выглядела так, словно заплачет, но слёзы так и не покатились из её глаз, а на лице и в немного подскакивавшем теле читалась решимость всего мира. Какой ужас она пережила в местных комнатах навсегда запомнит и поймёт только она. Орлёнок становился орлом, и даже психотерапия не поможет ей вернуться в исходное состояние. Никто из нас не будет прежним после испанской глуши.       — Я шла тебя искать, но дверь сюда была закрыта, поэтому я попала в сад… И там на меня напали культисты, и ещё я встретила женщину в красном. — Я на выдохе протараторила, чтобы Эшли вдруг не решила, что я просто решила её бросить.       — Женщина в красном? Наверное, это та, что спасла мне жизнь. Всё равно, я рада, что ты здесь. Теперь мы можем помочь Леону. — Грэхэм пролепетала так мило, что на миг показалось, что-то детское пробилось сквозь её голосок. Она очень сильная, я решила про себя, улыбаясь смелой девчонке. Но психологам потом не вытащишь щипцами травмы, которые она получила всего за день, а она и не захочет их обнажать. Звеня ключами, она открыла остановившийся лифт. — Нам сюда. — Выходя из кабины, я оказалась в просторной комнате, очередной библиотеке с выступающим балкончиком. Ниже послышалось чьё-то тяжёлое дыхание.       — Леон! — Я подбежала к балкончику, минуя книжные полки, оказываясь сверху над клеткой. Под ногами валялся труп культиста, прилёгший на зажатый рычаг. Но открыть клетку нужно было изнутри, рычаг заклинил окончательно.       — Яра! Эшли с тобой?       — Да, она нашла ключ. — Эшли бросила мне связку, и едва успела бросить её Леону прямиком в клетку, когда чья-то мощная рука схватила меня за талию, притягивая к себе, красная мантия махнула перед взором и послышался крик Эшли.       — Яра! Эшли!       Внизу причитал Леон, но рука продолжала сжимать, когда двухметровый телохранитель Салазара закинул дочь президента на плечо, а меня потянул за собой так крепко, что его когти до крови впились в тонкую кожу, протыкая майку, и я не могла пошевелиться и даже дотянуться до пистолета. Агент продолжал кричать внизу, а Грэхэм — прямо на ухо, что-то тёплое разлилось по животу, взгляд затуманивался с каждым шагом по коридору замка, на миг я ощутила, как моё тело обмякло. Эшли больше не кричит, хранитель рокочет от удовольствия.       Ада стоит на краю пылающего факелами здания, сама пылает на тусклом фоне ночи огнём красного платья. Она рассматривает окно здания напротив, где высокая красная мантия несёт что-то в обеих руках: обмяклые женские тела. Она жмёт на кнопку рации и лепечет старому другу о том, что, скорее всего, будущих жертв несут в тронный зал: Леон не благодарит, спешно прерывает сигнал. Спускается к причалу, где валяется в ожидании кейс — её новое задание.       — Взорвёшь лабораторию. — Коротко отчеканивает его владелец, шурша тканью дорогого чёрного костюма. Даже ночью на нём очки, и она не хочет знать, каков его настоящий взгляд. Но она хотела бы читать чужие мысли, чтобы узнать мотивы, ведь в собственных она уже давно сомневается, и теперь не хватит даже двойного тарифа.