so beautiful

Идея рассказать Сонхуну о своих проблемах после первых комментариев друга, Чонсон не считает уж такой хорошей, как казалось до этого. Ему нужно было с кем-то поделиться своими мыслями, возможно, попросить о помощи, потому что Пак чувствовал, что с младшим что-то происходит, а пускать это на самотек он не может. Чонсон обтекаемо начинает рассказ о том, где провел полвечера пятницы, а Сонхун заходится смехом и практически сползает с кресла, находя смешным то, что сам Пак по юности никогда не попадал в полицейский участок. - Зато сейчас наверстаешь упущенное. Зачем ты вообще связался с этим детским садом? - Ему девятнадцать, вообще-то. - Но это дела особо не меняет, - хмыкает парень. – Неужели, он так крут в постели? - Не веди себя, как мудак. - Тогда объясни мне, пожалуйста, с какого ты носишься с ним? Не хватает острых ощущений? - Я его люблю. Чонсона и самого коротит от того, как слащаво звучит признание своих чувств, но это правда. И он её принимает такой, какая она есть. - А я-то думал, ты с ним из-за того, что он милаш. - Ты издеваешься? - Ненормально, так зависеть от человека. А он, именно, зависит от тебя и делает всё ради того, чтобы всё твоё внимание было приковано к нему. - Родителям на него плевать. Они вспоминают о нём, когда нужно показать на каком-то важном мероприятии. Чонсон и сам не замечает, как начинает злиться, как сжимает кулаки, туша в себе желание садонуть по столу. Пак не понимает, как можно не любить Чонвона? Как можно его бросить? - Не психуй, Чонсон-а, - просит Сонхун и сжимает плечо. – Я понимаю, что ты чувствуешь, но ты должен решить для себя и для малыша, кто ты для него – папочка или вторая половина? - Что это изменит? - Чувак, он перестанет вести себя, как ребенок. Сейчас ты для него – высшая инстанция, которая может наказывать. Его желание быть с тобой должно быть не следствием трудного детства, а тем, что вы – равноправные и равноценные партнеры. - И как мне это сделать? - Вот твоя основная проблема – ты снова всё берешь на себя. Не дави на него. - Чтобы он опять вляпался в какую-то хрень? - Из какой вы потом будете выпутываться вместе, - качает головой Сонхун. - Но дай ему возможность понять, чего он хочет на самом деле. Даже если захочет уйти от тебя, ты должен будешь отпустить. Пару раз тебе может и понравиться вот так бурно мириться, но спроси себя сам – ты хочешь это дерьмо в своей жизни до конца? Я не говорю тебе сложить руки и ничего не делать, но попытайся не давить его своим авторитетом. С Чонвоном он познакомился в больнице, когда проходил медосмотр. Чонсон выходил из кабинета, когда в него врезался Ян. Первое на что обратил внимание Пак – это глаза парня. Подведенные черным карандашом, в обрамлении пушистых ресниц, - смотрели так бесстыже и нагло, мол, чего это ты тут стоишь на моём пути, подвинься. А потом последовало фырканье. В уголке губ парнишки запеклась кровь, а на скуле – расцветал синяк. Мимо воли Чонсон сам потянулся в карман, достал платок и протянул парню. Высокомерие смыло волной, платок Чонвон взял и прошептал: - Спасибо. Чонсон смотрел, как парень прошел дальше по коридору и зашел в рентген-кабинет, а следом за ним неотступно последовал мужчина в черном костюме. Как потом объяснил младший, это был его телохранитель, чтобы он не сбежал в очередной раз. Вечером намечалось важное мероприятие, на котором его присутствие было необходимым. Играть в счастливую семью нужно было убедительно, поэтому отец немного увлекся воспитательными мерами, переусердствовал с рукоприкладством. Если бы не мать, вовремя прибежавшая в кабинет, Чонвон бы не отделался только синяками. Чонвон пришел сам через неделю, прямо под офис и ждал до конца рабочего дня, не будучи уверенным в том, что правильно нашел нужное место. Синяк окрасился в лилово-желтый, а губа практически зажила. Чонвона трясло на переднем сидении машины, и Пак не мог придумать ничего лучше, как включить подогрев сидения. - Хочешь кофе? – спросил Чонсон, не понимая, что ему делать с этим бедствием в его машине. Ян кивнул. Мальчишке явно было плохо, но как спросить о причине? Да и кто он такой, чтобы тот ему рассказывал? Но он же пришел к нему сам. А это уже что-то да значило. Поэтому Чонсон повез его в кофейню, купил круассан с шоколадом и самый большой капучино. Взял то, что любил сам. Пока Чонвон уплетал за обе щеки, краснея от тепла в помещении и взгляда старшего, Пак наблюдал, борясь из желанием узнать причину того, почему именно он. - Расскажешь, что произошло? - Ничего особенного, - засмеялся Чонвон. – Это грустная история. Ты готов?

*

Чонвон устало валится на пол, подползая под стену, когда последний ребенок уходит в раздевалку. Ему нравится работать с группами младших. Нравится наблюдать за тем, как они радуются, когда слышат похвалу. Искренние, часто беззубые улыбки заставляют и его самого улыбнуться. Бутылка с водой приземляется рядом с головой, и Чонвон косит взгляд в сторону двери, замечая Нишимуру. - Ты в курсе, что заболеешь, если будешь мокрым валяться на холодном полу? Чонвон фыркает и улыбается, прикрывая глаза. Забота Рики совершенно не такая, как у Чонсона. Скорее, детская, какая-то трепетная и несерьезная. Нишимура присаживается рядом и смотрит. Долго, испытующе, ожидая чего-то. То ли признания, то ли побега. - У меня всё в порядке, - сдается Чонвон и открывает глаза, чтобы встреться взглядом с Рики. – Я в норме. Но, кажется, тот не слишком верит в его слова и достает пакетик с радужными, развеселыми кружочками. Он зажимает их между пальцами, выставляя на свет ламп. - Это твоя норма? Звучит как-то не слишком дружелюбно, сквозит раздражением и разочарованием. - Это не твоё дело, - сразу же влезает в броню Ян, хохлится и скалится, подбирается, будто пес перед прыжком. - Моё, пока ты здесь работаешь, - Нишимура не успокаивается. – А если дети найдут? Я вот нашел просто на полу, в раздевалке. - Может, это они и обронили? - Ты издеваешься? Рики не смешно, ни капельки. Ему не плевать на свою репутацию, но больше ему не плевать на то, что творит со своей жизнью Чонвон. - Я мало тебе плачу? - Денег никогда не бывает много, - парирует Ян. - Сколько тебе нужно? - Пытаешься меня купить? - Дебил! - Нишимура качает головой и поднимается на ноги. – Чтобы я этого больше в своей студии не видел. Увижу ещё раз, следом за этим мусором полетишь и ты. Таблетки летят на пол. - И я не шучу, Чонвон-а. Чонвону, в принципе, и не смешно. Ян пробирается сквозь толпу мокрых, движущихся тел на второй этаж клуба. Мягкие диванчики расставлены идеальным полукругом. Он осматривается в поисках нужного человека, а заметив, идее прямиком к нему. - Возвращаю, - Чонвон аккуратно подсовывает небольшой пакетик по бархатному покрытию, оглядываясь вокруг. - Это всё? - Больше ничего не было, кроме того, что забрала полиция. - А деньги? - Скоро верну. - Как скоро? - Мне нужна неделя. - Жаль, что ты нас бросаешь. С тобой было интересно. Чонвон брезгливо вытирает руки салфетками и выбрасывает их в мусорную урну за клубом. Но чувство гадливости никуда не девается. Будто бы оплевали с ног до головы. Эти масляные взгляды, прикосновения к коленке – такие мерзкие. Яна начинает тошнить. Не нужно было в это всё влезать. Чонсон был прав, когда говорил, что никто так просто не отпустит. Но расслабляться у него нет времени, нужно на подработку. Его смена в круглосуточном магазине начинается через полчаса. Парень возвращается домой далеко за полночь. В комнате зажигается свет, когда Чонвон снимает кроссовки. На него уставшими глазами смотрит Чонсон, ожидая ответов. Но, к сожалению, младший слишком вымотан физически и эмоционально. Ему нужен горячий душ и спать. - Я не готов разговаривать, - говорит Чонвон, останавливаясь возле старшего и укладывая подбородок на его плечо. - Тогда я подожду до утра, - соглашается Пак, ероша волосы Чонвона. Под ладонь старшего хочется подставиться ещё раз, чтобы почувствовать её тяжесть и тепло. Но Чонвон плетется в ванную, оставляя свои желания на потом. Чонсон просыпается от возни рядом. Приоткрыв один глаз, он видит, что время близится к трем утра. Проспал всего-то ничего. - Чонвон-а, чего ты там копаешься? Ложись уже, - недовольно тянет старший и сгребает парня вместе с одеялом, прижимая к себе. Младший выпутывается из-под одеяла и седлает бедра Пака, укладываясь на него и сжимая в своих обьятьях. - Ты, что маленький? Чонсон ворчит скорее для приличия, но всё же блаженно прикрывает глаза, сон улетучивается тут же. Старший целует в пахнущую яблоком и сандалом макушку младшего, и обнимает в ответ. - Меня сегодня пытался облапать мужик, - признается Чонвон. И Чонсон уверен, что тот сейчас дует губы и недовольно морщится. Младшего всегда задевало то, что все велись на милое личико, ни подозревая, кто на самом деле скрывается за ним. - Ты показал ему парочку приемов тхэквондо? – спрашивает Чонсон, улыбаясь в темноту. - Угу, я вызвал ему потом скорую. - Я знал, что ты – хороший и воспитанный мальчик. - За хорошее поведение мне полагается награда? Чонвон скатывается из старшего и стягивает с себя пижамные штаны с бельем. Силуэт младшего даже в темноте невероятно сексуален. Чонсон тоже стягивает с себя одежду. Младший снова седлает бедра, замечая привставший член старшего. Он довольно скалится и облизывает губы. - Ты вырубил его с первого удара? – Пак поглаживает острые коленки младшего, вырисовывая узоры большими пальцами. Вместо того, чтобы ответить Чонвон вылизывает шею старшего, скользя влажными губами по коже. Делает он это специально медленно, играючи, тянет время и язык от впадинки под ухом до ключиц, чтобы вырвать стон. - Пришлось вломить ему ещё раз, потому что этот козел не понял с первого раза, - ответом в ключицу, и поцелуем следом, чтобы закрепить победу. Чонсон вздрагивает, когда умелыми пальцами младший касается члена, и сдавленно стонет, когда рука Чонвона обхватывает его, принимаясь надрачивать. Яну нравится, как стонет под ним хён, как пытается хватать ртом воздух , как прикрывает глаза. Ему нравится чувствовать, как сильно сжимаются пальцы старшего на его бедрах, когда тот кончает. В такие минуты Чонвон чувствует превосходство над страшим, осознавая, что тот только его. Это чувство опьяняет и туманит голову. И Чонвон совсем не против, только бы хён был рядом. Как бы близко он не был, этого всё равно недостаточно. Как замкнутый круг, Чонвон не сможет соскочить.

*

Очередной семейный званый ужин корпорации Ян проходит в шикарном ресторане в центре Сеула. Чонвон приходит вместе с Паком. Но перед этим тащит в салон, чтобы выбрать смокинги им обоим. Дресс-код обязывает и кредитка компании тоже. Поэтому Чонвон ни в чем себе не отказывает, принимая пластик из рук секретаря отца, который находит его слишком уж просто. Значит, следят, думает парень. Шестеренки в голове начинают работать слишком усердно. Чонсон сжимает бокал с шампанским, чувствуя устремленные на них взгляды. Чонвон рядом выглядит намного спокойнее. Можно даже сказать, что расслабленно. В его голове явно что-то сейчас творится. - Кажется, это было плохой идеей, - шепчет Пак, чуть склоняясь к уху младшего. Чонвон отвечает улыбкой: - Не нервничай. Всё нормально. - Твои родители выглядят не очень радостно. - Они всегда такие, - Чонвон выпивает за один глоток шампанское и подзывает официанта, чтобы взять ещё один бокал. – Не обращай внимания. Но Паку его слова не очень помогают расслабиться. Напряжение в плечах становится только сильнее, когда отец Чонвона подходит к ним сам. - Сынок, не познакомишь нас? - С удовольствием, пап, - улыбка Чонвона становится шире. – Это Пак Чонсон, мой парень. - Правда? Когда мужчина протягивает ладонь для рукопожатия, Чонсон реагирует не сразу, несколько секунд смотрит на застывшую в воздухе ладонь и только потом отвечает на рукопожатие. - Я думаю, ты и так в курсе. Ведь секретарь Ким тебе об всем докладывает. На словесный выпад Чонвона мужчина никак не реагирует, оставляя их одних. - С тобой всё будет в порядке? – спрашивает Чонсон, ощущая, как жмет ворот рубашки. - Я же не фарфоровый. Чонвон борется с неожиданно подступившей тошнотой и желанием разгромить ползала. Вывалить лилии из ваз и раскрошить дорогой китайский фарфор вдребезги. Но тошнота сильнее, поэтому Чонсон ведет его к уборным. Младшего рвет. Пак бережно убирает взмокшие волосы и распускает бабочку, чтобы расстегнуть верхние пуговицы рубашки. - Нужно было не давать тебе столько пить. Чонсон достает платок и мочит его под струей холодной воды, чтобы вытереть губы младшего. - Прополосни рот, - просит Чонвона. - Я не фарфоровый, помнишь? Их глаза встречаются в идеально отполированном зеркале, и Чонсон кивает: - Я знаю. В затылке тянет, и Чонвон просит на баре стакан воды. Когда граненый стакан со стуком опускается на салфетку, в висках начинает долбить молоточек. - Вы можете идти, - рядом возникает секретарь отца и протягивает свернутый листок. - Добби свободен? – скалится Чонвон. Но ответа не последует, Ян слишком хорошо знает секретаря Кима, чтобы надеяться на что-то другое, кроме молчания. Карта компании опускается в нетронутый стакан с водой. Дорога к дому Пака утопает в их молчании. Чонсон не знает, что говорят в таких случаях. Но нарушает тишину, когда они уже практически подъезжают. - Что в записке? Чонвон молча протягивает свернутую бумажку старшему и идет вперед. Чонсон не знает, что именно он хочет увидеть, но когда видит лишь «Я разочарован», злость вскипает мгновенно. Она вместо крови течет сосудами, гонит его вперед, следом за Чонвоном. Старший нагоняет его уже в дверях квартиры. - Ты больше не будешь с ними общаться. Режет, как по металлу, чеканит каждое отдельное слово. - Он вычеркнет меня из семейного реестра, - пытается воззвать к здравому смыслу Ян. - Мне похуй. Чонвон хотел было возразить, что огромная корпорация может перейти ему, и это глупо отказываться от такого лакомого куска торта, но одного взгляда на Пака ему хватает, чтобы вовремя заткнуться и не возражать. - Я знаю, ты хочешь меня защитить, - произносит Чонвон и обнимает старшего, зарываясь носом в волосы на затылке. – Но я могу постоять за себя. У него не получилось сломить меня тогда, а сейчас вообще нет никаких шансов. - Как можно так поступать со своим собственным ребенком? Чонсон всё ещё слишком зол. Раздражение раздирает изнутри. - Именно поэтому ему не победить, - ласково тянет Чонвон. – У меня есть ты.