Odd, this fog

— Всё кончено, Мора. Слова сорвались тяжелыми, неповоротливыми камнями. Свой безжизненный голос Дэниэл услышал словно со стороны, даже вздрогнул от неожиданности. Гостиную накрыла плотная, невыносимо удушливая тишина. Мора, еще полминуты назад срывавшаяся на истерику, судорожно дышала сквозь приоткрытые губы, будто не верила — отказывалась верить — что сейчас произошло. Смотрела такими ошарашенными глазами, как если бы Дэниэл отвесил ей звонкую пощечину или окатил ведром ледяной воды. Дэниэл чувствовал себя так, словно именно это и сделал. Он себя ненавидел — за бессилие, за то, что больше не может вытаскивать из страданий их обоих. За то, что банально устал, и за то, что не может заставить себя простить. Дэниэл пытался, честно и старательно, но поступок Моры вытеснял собой всё остальное. Разрастался, как раковая опухоль в мозгу их сына, и пожирал остатки брака. Дэниэл не мог выдержать ее беспомощно-растерянного выражения и, воспользовавшись паузой, принялся искать пальто, которое кинул где-то здесь же в гостиной, едва они вернулись из исследовательского института. Ссоры стали неприлично частыми с тех пор, как болезнь Эллиота перешла в терминальную стадию. Мора, захлебываясь горем, наглухо отказывалась видеть реальность: их сын умирает, и они ничего не могут с этим сделать, а Дэниэл, никогда и плавать-то не умевший, слишком выдохся, чтобы пытаться вытащить ее на поверхность. Он уже и сам сомневался, не перепутал ли верх и низ и не утягивает ли Мору на самое дно отчаяния, стараясь ее спасти. — Ты не можешь… — всхлипнула она, когда Дэниэл, всё так же избегая ее взгляда, вдел руку в просторный рукав. — Ты не можешь его бросить. Дэниэл, так и не успев накинуть пальто на плечи, на несколько мгновений замер и зажмурился. Он как раз-таки бросил Эллиота. Он не мог бросить Мору. Поменяй она всего одно короткое местоимение, и Дэниэл, наверное, так и не набрался бы храбрости уйти. — Ты отозвала мой допуск к медицинскому отделу, — заметил он, стараясь держать голос ровным. — Потому что ты отключил бы его от системы. — Да, — Дэниэл поднял полный боли взгляд. — Это единственно правильное решение, Мора, и в глубине ты это знаешь. Ты не можешь держать его там вечно. Ты мучаешь и его, и нас. — Хватит! — Мора крепко обхватила себя руками и замотала головой, скорее пытаясь убедить себя, чем его. — Не смей. Это неправда. Ты просто сдался. Для тебя все эти годы больше ничего не значат. Она отвернула лицо, тщетно пытаясь скрыть слезы. Дэниэл сделал несколько шагов в рефлекторном желании обнять, сказать, что совсем не это он имел в виду; что они обязательно справятся. Всё будет хорошо. Но они не справятся. Дэниэл будто находился по ту сторону стекла, невидимо, но непримиримо их разделившего. — Мора, — ласковым шепотом позвал он, мягко огладив ее мокрые щеки и коснувшись холодными губами лба. Рыжие волосы защекотали нос, а в уголках глаз, в которые и так будто бы насыпали песка, защипало совсем мокро и невыносимо. — Прости. Прости меня. Но это больше не может так продолжаться. На секунду ему кажется, что они так и будут стоять целую вечность. — Ну и убирайся! — ее ладони резко, в каком-то почти детском жесте толкнули в грудь. — Сама справлюсь. И проект без тебя справится. Дэниэла обжигало исходящими от нее волнами исступленной, беспомощной ярости, и это приносило столько же боли, сколько и постыдного облегчения. Запахнув пальто, он автоматически кивнул и направился к двери. На самом пороге замерев, полуобернулся и тихо добавил: — Я завтра зайду за вещами. …Спускаясь по лестнице, Дэниэл себя ненавидел. Он слишком хорошо знал Мору, чтобы не догадываться — ни черта она сама не справится. Перенявшая упрямство семейства Синглтонов, чем сильнее она пыталась убедить, что ей никто не нужен, тем сильнее она в ком-то нуждалась. Снаружи к этому моменту успело стемнеть, и ветер, холодный и влажный, моментально пробрался под черный драп. Огни города высвечивали нависшие облака, грозившие вот-вот разразиться ливнем. Дэниэл замер под козырьком, заставляя себя втянуть ночную прохладу глубоко, до рези в легких. Он так и не сказал Море, что знает об Эйке Ларсене. Не посмел поставить ей в вину, что это стало еще одним катализатором для их стремительно развалившейся семейной жизни. И лучше бы этому чертову немцу найти достаточно сил на то, чтобы не дать Море погрязнуть в шторме. В конце концов, Дэниэл был готов простить ей что угодно. Но он не был готов простить себе, если бы с ней что-то случилось.