***
Волколак он и есть. Верно про него говорили – отца с матерью бросил, c дядей своим рассобачился чуть не до смертоубийства, на Торговую сторону к Сновке Лютому в услужение убег. И вот, встретила в лесу на узкой дорожке… Рейслава смотрела, как он прет прямо на нее со своим возом. Что у него там такое? Лузга, что ли, кур кормить? Хорошо хоть сама придержала коней умеючи, а то б не миновать беды – тесная дорога, распутица осенняя, не разъехаться. Он тоже вроде свой воз остановил. Но не уступал. И вот чего встал теперь, раскорячился? Видит же, что она бревна везет! Сосны красивые, все как на подбор, гладкие, ровные – загляденье. Куда ей с ними деваться, назад не сдать, на узком месте несподручно. Ему и уступать, значит. – Эй, ты, с возом, повороти, ну! – крикнула она, крепче натягивая вожжи. А волколак только глазами черными смотрел. И ухмылялся еще так. – Сама повороти, – усмехнулся. – Ишь, нашлась тут… посадница! Мужу приказывать будешь. Ох… У Рейславы в груди все сразу огнем заполыхало. Знает, чем поддеть, змеюка подколодная! И смотрит-то так, с ухмылочкой, всю ее словно взглядом раздевает, дескать, гляди-ка, кто на такую тощую да бешеную позарится… Хоть и при деньгах, а все, мол, мужики брезгуют. – Так ты мне в мужья набиваешься? – ухмыльнулась тоже, будто и не обидно ей. – Мало тебе у Сновки Лютого на посылках бегать? Дак засылай сватов по-людски! Я тебе с ними привет любовный-то передам – ухватом да по спине. Думала – отдзынет. А он нет. Так смотреть и продолжал. У Рейславы жар из груди тут же в голову перекинулся. – Ну что вылупился, поворачивай давай! – Злющая ты, Рейславушка. – Протянул как будто ласково, словно мед лил. И с места не двинулся, волколак, чудище! Только ухмылялся все так же. – Мужика б тебе крепкого, чтоб ночью всю дурь из тебя разом вышиб. – Я сама из тебя сейчас всю дурь вышибу! – Уж не знала, как еще вожжи в руках держит, чуть не соскочила, чтоб к нему туда на воз кинуться. В лузгу бы башкой макнула, а то и по роже… – Да не кулаками, глупая! – захохотал аж. – Смекаешь? Или показать чем? – И к поясу своих штанов ручищей огромной потянулся. Тут уже Рейслава не стерпела. Перед глазами красным полыхнуло. В груди от гнева чуть все не лопнуло. Ну дак не хочет поворотить, так сам дурак. Набралась духу и вожжами – н-но! Кони на воз поперли. Хотела по краю проскочить, хоть и дорога узкая – глядишь, побоится волколак, сдвинется, уступит, разъедутся как-нибудь. Да только не вышло. Налетела телега на воз с треском, тот накренился, телега ее тоже в сторону съехала, чудом бревна на месте удержались. Рейслава уж подумала, что и черт с ним, объедет, но колесо тележное за ось зацепилось, ось треснула, рванулась, воз вниз осел – и застряла телега. Ой беда… – Ты что творишь-то, скаженная? – Волколак с воза спрыгнул. Рейслава тоже со своей телеги спрыгнула. На него не смотрела. Здоровенный такой, как медведь, как гора черная, рядом встал – свет белый закрыл. Потом наклонился, присел, ось тронул. Ручищей своей колесо ухватил, поднатужился. Плечом в воз уперся. Выдохнул со стоном – и ах! Поднял воз, снял колесо с оси! Телега сразу выровнялась, хорошо встала. Волколак, чудище, подумала Рейслава. Силища-то, конечно… – Говорила ж – повороти! Куда я с бревнами? – Куда с бревнами! Сказал бы куда, да девкам слов таких знать не положено, – аж рычал весь. – Ось поломала мне, дура! – Сам дурак! Не могла она ему не ответить. По уму-то надо было молча на телегу запрыгнуть да своей дорогой от греха ехать дальше, а оно само сорвалось как-то… Волколак обернулся, глаза как черным огнем полыхнули. Шагнул к ней, и Рейслава сама не поняла, как спиной к телеге прижалась. И ох. Страшно стало. Кнут в руке сжала, уж руку подняла, замахнулась было… А он руку ее перехватил. И в глаза как глянул. И как будто все застыло кругом, неподвижное сделалось. Рейслава на него смотрела, а он на нее. Глаза черные, и кудри тоже, а кожа белая. И губы у него… такие. Он вдруг отшагнул назад, руку ее отпустил. – Езжай уже, что стоишь. И весь нахмурился, сгорбился. К возу своему отворотился. Рейславе тоже вдруг тяжко как-то сделалось. Запрыгнула на телегу и сразу вперед – н-но! – погнала во весь дух. Волколак, не волколак. Нечего думать. Не до того ей было, дел много.***
Грамота № 230. Поклон от Финка арапа брату Порешке. Позаботься обо мне: хожу ведь голый — ни плаща, ни иного чего! Пришли же буро-красный плащ, а я здесь деньги отдам. Да скинь, сколько дашь за сукно. А госпожа Рейслава не пожаловала. Умилосердись же, брат, дай мне место на задах: не на чем кормиться. Кланяюсь тебе. Значит, госпожа Рейслава… Кира сделала пометку в блокноте. Вернулась к берестяной грамоте, где было только “Рей…”, поставила примечание: “Рейслава? См. Грамота № 230”. Она уже чувствовала симпатию к этой неизвестной новгородской женщине. Судя по всему, та вела какие-то свои торговые дела, и в подчинении у нее был этот самый загадочный Порешка с другом Финкой-арапом. Черт, когда какие-нибудь любители “традиционного патриархата” начинали с умным видом втирать про покорных мужу женщин на Руси, которые сидели в тереме и пикнуть не смели “испокон веков”, ей хотелось свернуть все найденные грамоты в огромный ком и затолкать этим ревнителям старины в зад. Попалась бы им такая Рейслава! Кира на минутку представила, как эта деловитая госпожа едет с лесом на телеге… Госпожа почему-то напоминала ее саму. Вспыльчивая, но отходчивая, всегда готовая подраться за правое дело, но при этом добрая и отзывчивая. А еще… красивая, да. Грамота № 305. От Порешки Финку арапу. Плащ мой ты брал тогда, когда на конях скакали, куда его дел? От Сновки Лютого ты [разрыв текста] ищут тебя. Госпожа Рейслава [разрыв текста] Кайлуху [разрыв текста] а у меня уж мочи нет. За ось денег послала [разрыв текста] мне деньги в рожу кинул. К ней говорить уже не пойду. Приходи же вечером, вместе [разрыв текста] и все те деньги [разрыв текста] и до утра. А я тебе кланяюсь. Еще и какой-то Кайлуха… очень интересно! Кира проверила в базе уже внесенные грамоты. Грамота № 251. Кайлухе Сновкиному от [разрыв текста] деньги за ось, чтоб не думал. Грамота №490. [...]славе от Кайлухи. Сказал бы, куда тебе те деньги положить. И тому своему передай, что в другой раз [разрыв текста] Кайлуха почему-то представился ей в образе этого. Вениамина, коллеги из Питера, который выглядел как готичный принц, ночующий в спортзале. И разговаривал он точь-в-точь как этот новгородский Кайлуха. Она налетела на него на лестнице – а он ее видел, и что ему мешало заранее посторониться? – держа в руках одновременно гору бумаг, телефон и кофе. Бумаги и телефон она успела спасти, а вот кофе вылился на его пижонский костюм. И Кира честно предложила ему оплатить химчистку, а он… Грамота №499. Рейслава Порешке. Козу чтоб вернул. И деньги, что тот за ось не взял. Если пропил [разрыв текста] не показывайся. Спроси у Финка арапа, что сказать-то хотел. И узнай, сколько Сновка за [разрыв текста] и Луке напиши.***
В доме бабы Марфы Канатки натоплено было жарко, аж не вдохнуть. Да и людей набилось много, почитай, вся молодежь с Загородского конца прибегла. Оно и понятно: святочные игрища всех собирают. А Кайлуха и сам не знал, чего на Софийскую сторону-то поперся, да еще и парней с собой позвал. Марфа его привечала, конечно, по старой памяти, звала, да все равно. Что было, то было, чего старое помнить. Уж у него на Торговой свое житье-бытье. Так не пошел бы, а тут… истомился весь как будто. Ждал. Придет, не придет? Все ж таки разговоры про нее ходили, что гулянья посадница не жалует. Вся в делах, строгая. А тут девичьи радости, с парнями играть, хохот да веселье. А как увидел, так сердце и подпрыгнуло – пришла. И тут же злость в сердце полыхнула, на себя-то. На кой ему эта бешеная? Окоротить бы, да что с такой путаться. И чего ждал, чего думал… И парни-то на нее тоже поглядывают. Ну ничего, посмотрим еще, чья возьмет. – Подходи, честной народ, буду стариков на молодых перековывать! – Кайлуха скинул рубашку и остался в одних штанах, как и положено. Повернулся из стороны в сторону, показывая всю свою стать и силу. Как есть кузнец! Девки завизжали, только эта сидела с таким видом, будто кислое яблоко съела. Посадница, вся в делах, ну. Он фыркнул про себя, а сам нет-нет да и следил взглядом. – Кузнец, а кузнец, перекуй меня! – Викрулка в личине старика проковылял к нему, держась за спину, под хохот зрителей. – Отчего же не перековать, – ложись на наковальню! Викрулка лег на лавку, а Кайлуха сделал вид, что замахивается молотом. – Погоди, погоди, мехи ж раздуть! Жара-то нет! – загоготали парни, и Миташка улегся на пол. Двое схватили его за ноги, начали дергать, изображая, что раздувают кузнечные мехи. – Ух, ух, ух! Готово! Пошел жар! А ну, Кайлуха, давай! – И эх!.. – Он махнул невидимым молотом, а Викрулка очень убедительно по-стариковски охнул. Кайлуха незаметно дернул приспущенные штаны, чтоб слетели – и тут же развернулся к девкам во всей своей красе. Парни загоготали оттого, какой крик сразу поднялся, а он стоял и ждал, ухмыляясь. Ну-тка, что эта теперь скажет? Думал, что взвизгнет, как другие, отвернется – кто-то и руками лицо закрывал, а одна девка и в сени выбежала даже. Но эта… смотрела. Щеки красные, полыхают, а взгляд не прячет. Будто снова они с ней, как тогда с возами на дороге, в драке сшиблись и отворотить ей нельзя. Викрулка вскочил с лавки, уже показывая, что молодым стал. Кайлуха надел штаны, снова из стороны в сторону покрутился. – Ну, старичье, кого еще перековать? – Пусть девки лучше что сковать попросят! – крикнул один из парней. – Мы тут пока мехи снова раздуем. – Девки, говорите! – предложил Кайлуха, оглядывая девок. – Вон, Рейславе надо! – хохотнула варяжка высоченная, белобрысая, с Готского двора. – Сделай ей… посох железный, да подлинней, да потолще! – Да что ковать-то, у него вот готовый есть, пусть берет! – рыжий Оркад пробасил. Девки снова разразились визгом и хохотом. – Посох так посох, – объявил Кайлуха важно. – Да только я за так-то не работаю! – А какую плату возьмешь? – не унималась варяжка. – Посадница-то наша вон какая нарядная, чай не бедствует! За одни бусы сколько отвалила, уж найдет чем отдариться. – Деньги мне не нужны, – усмехнулся Кайлуха. – А за работу… поцелуй возьму! – Дело! Сговорились! – варяжка и вторая ее подруга, уже черноволосая, из греков, вдруг подхватили эту под руки с двух сторон и вытолкнули к нему, удерживая на месте. Парни снова подергали Миташку за ноги. – Ух, ух! Пошел жар! – И-и эх! – Кайлуха взмахнул молотом, успев дернуть штаны, чтобы они снова упали под громкий девичий визг. И к ней повернулся, выпрямился весь гордо – ну-тка, смотри поближе! – Ну вот тебе посох, Рейслава, бери! А мне взамен плату, как уговаривались! Глянул на нее сверху. Эх, хороша девка. Ну как поцеловать бы… – А я никакого посоха не просила! – Так глазами и сверкнула, а щеки все равно горят. – Мне и без того хорошо! Но раз уж работал… я тебе Порешку своего пришлю, чтоб расплатился! Девки и парни зашлись от хохота. А эта… Рейслава… девок отпихнула да и на улицу выбежала. Ну, тут у него зашлось все. Девки вроде все тоже к кузнецу хотят, толпятся, парни снова Миташку за ноги дергают, мехи раздувают, шутки отпускают, а он стоит, будто ведро воды ему на голову вылили. Опять беса этого, Порешку пришлет, курчавого, что Финка-арапа от хозяина, Сновки Лютого, сманил. Все они там у нее, сирые да убогие, при деле пристроены. Ах ты ж… – Погоди-ка, сажей-то ее не вымазал! – крикнул Кайлуха и, надев штаны, выбежал в сени. Схватил там чью-то шубу, натянул кое-как да за этой. Шустрая была, да он-то шустрее. Догнал. Идет быстро по снежку, торопится. – Ты постой, посадница! Чего ж так посоха-то испугалась? – А ты что бежишь, предлагаешься? Или никто твой товар не хочет? Обернулась и стоит. Снова взглядом вперилась, дескать, не боится. Он ближе шагнул, тоже с лица ее глаз не сводит. Не каждая девка так на него смотреть могла, когда он сам в душу заглядывал. Так-то и мужики его взгляда иной раз боялись. А эта… И снова полыхнуло в груди. – Кто ж так дела-то ведет, смотри, задаст тебе Сновка! – и фыркнула так. – Ну, чего встал-то, смотришь жалобно? На паперть вон иди, там подадут. Скаженная, как есть! Ну ничего. Сейчас будет ей паперть. – А того, – ухмыльнулся он в ответ. – Смотрю да вижу: больно горяча ты, остудиться тебе надо! Она и ахнуть не успела, как он к ней шагнул еще ближе. Похватил, к себе дернул. Одним махом ей юбки задрал, а потом подкинул да и в снег ее усадил, где поглубже.***
Грамота № 271. Порешка Рейславе. Коза [разрыв текста] мне была, от сестры Лукиной. Денег что [ разрыв текста] справь сапоги, хожу как не [разрыв текста] людьми стыдно. Сновка в суд [разрыв текста] Луку. Голова болит. А я тебе кланяюсь. Грамота № 300. Зорька Порешке. Я к тебе три раза посылала, а ты все не идешь. Вчера в кузнеца играли, Кайлуха [разрыв текста] большой, девки Рейславу [разрыв текста] а за ней выскочил. И ее в снег [разрыв текста] все смотрели. Жди беды. Денег не дам [разрыв текста] кольца себе, а ты снова пропил с арапом. Сам Рейславе [разрыв текста] нечего мне жалиться. В кузнеца! Кира вдруг покраснела, вспомнив про эту… святочную игру. Надо перечитать Проппа, вспомнить детали! Значит, Кайлуха был “кузнецом”? И Рейслава там была? Ох! Там ведь точно было что-то про спадающие штаны! И про поцелуй в обмен на услугу. Боже, боже… И потом усадил ее в снег, с ума сойти! Это она тоже читала: как парни сажали девок в сугроб или пытались затолкать им снег под подол. Народная эротика. Такая близость к природе, когда все это воспринималось иначе, не как пошлость, а… В почтовом ящике высветилось новое сообщение. “Программа восьмого международного симпозиума славистов…” Да! Наконец-то! Кира скачала файл, пробежала программу глазами (и вовсе она не искала там никакое длинное редкое имя!) и… Черт! Черт! Ее поставили в одну секцию с ним! И тема у него… Черт! “Поэтика обрядового эротизма новгородских святочных игр”! Да чтоб тебя! Да какого хрена! Сидеть и смотреть на эту самодовольную рожу! На всех этих… его поклонниц, которые наверняка прибегут! Она представила толпу восторженных девиц, которые, едва не повизгивая от возбуждения, будут взволнованно слушать, как он, не моргнув глазом, с этой своей ученой отстраненностью будет рассказывать про снятые штаны… Черт! И как теперь перестать представлять этого… в виде кузнеца на игрищах? Ладно, не важно. Она еще им всем там покажет со своей крутой темой “Независимость женщин Великого Новгорода в контексте современного феминистского прочтения”. И пусть все эти поклонницы утрутся! Интересно было почитать дальше про эту Рейславу и Кайлуху. Но больше упоминаний Кайлухи не встречалось. Еще не внесли в базу? Или… Кира решила поискать по другим именам. Если Кайлуха был в услужении у этого Сновки… Да! Нашла! Грамота № 305. Сновка [...]лухе. По товарам [разрыв текста] девка увела. Обошла опять. Куда смотрел? Прибью и [разрыв текста] начисто, нечем похваляться будет.***
Рейслава придирчиво изучила нарядную ткань. Вертела, пальцами трогала, на свет разглядывала. Хороша ли будет на юбку? Дела-то в гору шли, так пусть все видят, какая она умница-разумница. Так и с чужеземцами торги вела, а они богатство ценят, надо нарядной быть. Сапожки новые сафьяновые с вышивкой уж справила, и кольца височные – глаз не оторвать. Порешке тоже сапоги купила, да и Финке-арапу плащ, опять он свой изорвал где-то. Финка-арап как раз за ней покупки и тащил, пришлось взять к себе горемычного. И в суд еще ходить, поручаться! Дескать издержки за работника, если кто предъявит, на себя возьму. И со Сновкой потом бодались, да она все одно выиграла. А толку от этого арапа-то… Все только вздыхает, все лопочет свое что-то. А спросишь: “Чего сказать-то хотел?”, так он молчит, нехристь. Вроде и грамоте обучен, а говорить гладко не может. Имя ее только и разобрать можно было: все “Рей” да “Рей”. А что “Рей”-то? Ох, маета с ним. Один Порешка его чудом понимал как-то. Нет, эта ткань нехороша. Цену заломили, на то расчет, что подумают, будто и в самом деле того стоит. Да и у Базинки похожая была. Нет, хочется… заморского, из Царьграда, чтоб золотом шитое… Пошла дальше, солнцу весеннему улыбнулась. Хорошо уж стало, скоро и тепло, и радость. Вдруг Финка залопотал быстрее. Испуганно. Дескать, вроде глянь, госпожа. И пальцем все туда, в сторону тычет. Рейслава обернулась. А там… он стоит! Волколак, чудище! Как всегда глазами своими черными будто ест, будто жжет насквозь. Коркодил, зверь лют, как в той книге, что недавно читала про Индийское царство. Ух и злость взяла! Не могла ему ту обиду простить, что на святках сделал. Как он ухмыльнулся, одной ручищей своей ее к себе притиснул, а другой… у нее аж сердце захолонуло. Всю гордость ее девичью задрал! И после подхватил и в снег ее с размаху как усадит! А она и вскочить-то сразу не могла, ногами перебирает, руками хватается, глубокий сугроб, снег как иглами ледяными там все колет, и тут еще и парни с девками выбежали. И все смотрят да хохочут! Гляньте на посадницу, уж посадил так посадил ее Кайлуха. Ну ничего, она это так не оставила. Стала Сновке и делу его преграды чинить. То там подсуетится, то тут. Вот и третьего дня опять Лютого обошла, хоть и не нужен был ей тот товар-то особо. И приплатить пришлось! Да только в нее как будто бес вселился. Никаких денег не жалко, только чтоб волколаку этому, чудищу коркодильному, жизни никакой не стало! Вон какой он тут, значит, ходит. Ну и что! Пусть себе ходит. Улица не куплена. Голову гордо вскинула, арапке кивнула, чтоб не отставал, подошла к тому прилавку, присмотрелась, ткань пощупала. А вот тут вроде и ничего товар… Ну-ка, на свет если? Купец весь закланялся, нахваливать начал, дескать, бери на юбку, ни у кого такого нет, новая ткань, царьградская в самом деле, вот только привез. И тут… вдруг как свет белый снова черная гора застила. Волколак рядом очутился. Она на него и не смотрела, но видно было, как ощерился. – Что, посадница, к юбкам прицениваешься? Хоть сто себе пошей, все одно их задеру! – И гыгыкнул, сам довольный: – А что снега уж нет, тут не бойся – в крапиву посажу! Так и хотелось ему в морду ткань эту кинуть, но сдержалась. Она его и шутками уделать могла. – Что, никак взгрел тебя Сновка? Ты б поменьше про юбки мои думал, глядишь и толк какой бы из тебя вышел. И кошель тяжелый с пояса сняла, начала за ткань отсчитывать. Пусть смотрит, коркодил. А обратно шла – уж и покупки так не радовали, и солнце весеннее.