***
Кира очнулась от того… что руке было щекотно. Она дернулась, приоткрыла глаза. По руке полз муравей. — Отвали, — пробормотала она, осторожно сдувая его на землю. — Мммм? — сонно раздалось рядом. — Кто… Веня, устроившись головой на рюкзаке, лежал на полу, а она лежала на Вене. Кира чуть приподнялась и огляделась. Через дырявую крышу и пустые окна часовни проникали солнечные лучи, освещая стены с осыпавшейся штукатуркой, козлы, леса, брошенные инструменты, битые кирпичи на полу… Круг, который они вчера… Ох. Ну и ночка! — Вставай. Нас ждут великие дела! — Кира наклонилась и потерлась носом о его щеку. А потом поцеловала. — Хотя сначала бы лучше кофе… — Да… — Веня приподнялся, потягиваясь. — Древнее зло мы победили, но новое… У нас еще Кокодрильский на очереди. Кира поправила платье и… — Черт! Оборка! — Что оборка? — Веня вздохнул. — Хорошо горела вчера оборка… Знаешь, я даже… — На месте! На месте оборка! Он приподнялся и дотронулся пальцами до подола ее платья, пощупал ткань. Они вместе перебирали абсолютно целую оборку, и Кира с изумлением понимала, что не верит ни своему зрению, ни осязанию. — Нет, но… Я же… Погоди-ка… — Он полез в карман и достал блокнот. Целый. — Но ты же… Мы же… Круг был целый. Ее ногти — не обломанными. В бутылке был коньяк. Ровно столько, сколько было до… — Но ты же помнишь? Пауки! Как они лезли, и мы… и как он тоже… — Помню, — кивнул Веня. — И круг этот проклятый все время приходилось подсыпать! Кира вытащила мешок с солью и золой — все та же половина была на месте. — Ладно… Если мы сошли с ума, то вместе. — Кол! — вскрикнули они одновременно. Кола нигде не было. Поднявшись, они не сговариваясь подошли к тому месту, куда вчера ушел… колдун? Странно было сейчас так называть его даже про себя. Странно вообще было думать, что все, что было ночью, случилось в реальности. Они оглядели местами взрытый пол. Кажется, здесь. Кола не было. — Уф… — выдохнула Кира. — Хотя бы вонзание было! — А что если и вчерашнее ограбление тоже… И кол все еще лежит в музее? — Но ведь мы оба помним! — Знаешь, я смотрел видео на ютубе про общие ложные воспоминания и… — Коллективные галлюцинации, — подхватила она. — Но все же… Нет, странно, это же не может все быть так ясно и четко, и… Она разрывалась между желанием сохранить привычную рациональную картину мира, где колдовству не было места, и злостью на то, что настоящий пережитый ужас был, оказывается, ненастоящим. Сном. Мороком. Они с Веней не спасали друг друга. Не были на пороге смерти. Им ничего не угрожало! Или… Кира вспомнила свой сон в питерской квартире. Телефон, который почему-то оказался на полу, хотя она бросила его туда во сне. Упавшую под ноги книгу про Шивку… — Пойдем… — вздохнула она. — Кстати, сколько времени? Веня встал, отряхнул джинсы. Кира подала ему псалтирь, мешок с солью и золой, бутылку коньяка — все это они убрали в рюкзак. — Девять уже… Черт. Там, наверное, паника у девиц… Или скачут на радостях, что работать не надо, надсмотрщик всё…. — Полный отрыв, пока нет ВэХэ, да. И Митаков сейчас обнаружит пропажу и начнет звонить во все колокола. И посыпать голову пеплом. — Если кол действительно пропал. — Я только сейчас подумала, что… черт. — Кира испуганно взглянула на Веню. — Он вызовет полицию. Приедут криминалисты. Там везде наши отпечатки! — Какие криминалисты, — вздохнул Веня. — Там в лучшем случае участковый придет к нему с утешительной бутылкой коньяка… Ну и потом, мы же там ходили и до этого. А кол крали в перчатках. — А если какой-нибудь волосок на окне, нитка от платья? — Всегда можно сказать, что я тебя прижал к подоконнику в порыве супружеской страсти, пока Дмитрий Дорофеевич трындел по телефону и не видел. Студенты подтвердят, что у нас недотрах. Ну и вообще, кто будет подозревать в краже кола таких интеллигентных и культурных людей, как мы? — Действительно, — вздохнула Кира. — Про лягушачью шкурку никто и не подумает. Но звонок! Что если… они как-то выследят Тыкву… — Кира… ну она же сказала, что знает, где добыть левую симку! Конечно, она не со своего телефона звонила. Что ты панику разводишь? Вчера такая фамм фаталь была, кандидат наук Зло просто… Бедного Дорофеича за пять минут уделала, он чуть сам тебе этот кол не отдал. А сейчас? И даже если, даже если нас кто-то заподозрит, то что нам можно предъявить? Ну, обыщут дом, обыщут вещи и машину. Кола нет! Заморочатся и отследят потом все наши контакты, вдруг мы коллекционерам продали на черном рынке? Кол все равно нигде не всплывет. Йоба нас не выдаст. А если выдаст… Ну, пусть идут и роют пол в часовне снова и потом сами разбираются с тем, что оттуда вылезет! Я этим больше заниматься не собираюсь. Вообще, панику обычно развожу я, если ты забыла. То есть я панику не развожу, в отличие от некоторых, я просто размышляю о возможных сценариях, чтобы снизить риски и…. — Я тебя укушу сейчас. — Давай только не здесь! В каком-нибудь более удобном месте, где можно лечь!***
Не успели они припарковаться у дома, как у Вени тинькнул телефон. — Дорофеич? — спросила Кира. — Внезапно нет! — Он показал ей сообщение. — Курук! — “Викрул пришел из лесу с ситом мамка ему пихты вложила…” — прочитала она и прыснула. — Оооо, Тыква-стайл! Пихты вложить! Надо запомнить… “Говорит ниче не помнит. Мы тоже Владимир” В смысле — Владимир? А! Вломим! А сито? — Ситовы? — Нашли его, когда папоротник собирали? А остальные? Это же было с ним связано, я уверена. — Или Витька просто напился и заблудился. А Ситовы его вывели. А остальные… остальные тоже нашлись, уточним у Дорофеича. Кира только вздохнула в ответ. Они поднялись на крыльцо, открыли дверь, прислушиваясь, — все же было немного страшно. Вдруг с девицами что-то случилось? Или они уже звонят в полицию… Но студенты в полном составе сидели за столом и с аппетитом уминали кашу с вареньем. А во главе стола располагался Йоба — прикрыв глаза, он отхлебывал чай из щербатой пиалы в горошек. — Вениамин Харитонович! Вы тут! И Кира Павловна! Ура-а-а-а! Все повскакали с мест и кинулись к ним — обниматься и прыгать вокруг них. — Что было! — Расскажите! — Нам Йоб.. Йоргос Янисович говорил, что все будет хорошо! — А мы так за вас боялись! — Он пришел, да? Этот дед стремный? — Прямо в часовню? — А вы там, как в “Вие”, да? — Прям как бабушка учила? Семейная традиция? — Мы… — начал Веня. И запнулся. Кира понимала, что он растерян. Точно так же, как и она. Что не знает, что ответить, потому что не может уложить в голове все произошедшее. И у нее тоже не было слов. Даже перевести все в шутку как-то не получалось, не выходило… — Это наверняка был травматичный опыт! — вдруг нахмурившись, заявила Блиссова. — А вы их своими вопросами только ретравматзируете! Студенты замолкли. Брать на себя грех ретравматизации никому не хотелось. Все как будто вдруг осознали, что это могло быть… серьезнее, чем они думали. — Вениамин Харитонович… — Неталова неожиданно подскочила к плите и взяла кастрюлю. — И Кира Павловна... Вы… поешьте, мы тут сходили в магазин с утра… Колбасы купили, сыра и хлеба, все свежее, сегодня только привезли, нам продавщица сказала. И Йо…ргос Янисович нам каши сварил. Вкусная, с вареньем! А потом… попейте кофе, как вы любите. И сходите погулять, развеяться. А мы тут пока… работать. — Работать? — удивился Веня. — Да! Как взрослые совершеннолетние люди! — нестройным хором отозвались студенты. — А вы отдыхайте! — Восстанавливайтесь! — Мы за вас так волновались! Кира сама не поняла, как они с Веней вдруг оказались за столом, как им положили кашу и подсовывали бутерброды, как кто-то даже схватил кофейник, чтобы сделать кофе, — но кофейник Веня от греха отобрал и поставил кофе самостоятельно. А потом все студенты деловито, без воплей и суеты, собрались и в самом деле отправились работать. — Мы ушли! — раздалось с крыльца, дверь захлопнулась и наступила тишина. — Упокоилось зло, — довольно прикрыв глаза, заявил до этого молчавший Йоба и снова отхлебнул из пиалы. — Студенты? — тихо фыркнул Веня. — Это ненадолго. — В баньку ко мне заходите вы, натоплено уже и травами настояно, — продолжил он. — Все вода смывает, все баня правит… Как новые будете. В баньку! Боже! Кира чуть не подскочила в восторге! Так хотелось ополоснуться после всех этих приключений… — Спасибо, Йоргос Янисович. Когда только успели растопить-то? Йоба прикрыл глаза и загадочно улыбнулся. — Надобно идти мне. А ты, где баня, знаешь. Он поставил пиалу на стол, поднялся, поправил ушанку и пошел к выходу. Кира быстро заглотила бутерброд и кинулась к своему рюкзаку. Вытащила косметичку. — Бери полотенца и пошли. — Дай доесть-то… Торопыга… Мы вообще вчера не ужинали, потом всю ночь… страда! — Господи, я о бане мечтала с зимы! Чтоб настоящая, в деревне! До бабы-Асиной, думала, не доживу уже, дни до раскопок считала, а тут сам Йоба!.. Да еще и на травах! Ты представляешь, какая там красота? Какая там благодать вообще? — Трав деда Йобы я, признаться, несколько опасаюсь. Как и благодати. Не “Беломор” он курит, ох не “Беломор”… — Лучше бы ты моего веника опасался, — фыркнула Кира. — Твоего веника? Насмешила. — О, вызов принят! Посмеешься в бане! — Хорошо смеется тот, кто смеется последним, — многозначительно заявил Веня и, допив наконец кофе, тоже поднялся. — Я еще не выяснил, чем ты там в мое отсутствие занималась на самом деле… Пошли!***
Баня и правда была уже натоплена. Они разделись в предбаннике, скинув с себя пыльную и грязную одежду, как старую кожу. В большой кадке мокли веники. Пахло горячим деревом и какими-то травами… Кира улыбнулась и легла на лавку, сквозь полуприкрытые веки наблюдала, как Веня зачерпнул воды и полил раскаленные камни, так что тут же поднялся ароматный пар. Взял полотенце, махнул им пару раз, и Киру обдало жаркой волной. Хорошо-то как… Да, можно было бы подкрасться, пока он стоял к ней спиной, схватить веник и показать этому… на что она способна. Они же поспорили, а значит… Она бы могла, да! Отхлестать от души этого питерского аристократа. Прямо по его великолепной заднице — вид отсюда ей как раз открывался что надо — и да, высокая вероятность получить ответку ее не только не пугала, а наоборот, распаляла. Но Кира вдруг поняла, что двигаться не хочется. Хочется лежать и впитывать в себя эти запахи, густой травяной дух и словно плыть в горячем паре… Веня, помахав полотенцем, снова плеснул на камни. — Лежишь, значит, пока я тут работаю? — Мммм… Поддай еще! — Я тебе по заднице поддам. — Мммм… да! Давай! И по спинке тоже! Послышался плеск воды, ее словно обдало березовым духом, на кожу попали капли воды… Боже, как хорошо… Она ожидала, что это будет ощутимей, что Веня сейчас и правда ей “поддаст”, но он касался ее только мягкими дразнящими движениями. — Ты передумал убивать жену? — спросила она, приподняв голову. — Растягиваю удовольствие, — ответил он. — Мммм…. Да, Йоба был прав. Вместе с потом как будто уходило что-то… злое, напряженное и непонятное. Все мысли, все тревоги, все волнения. Все растворялось в горячем паре, становилось незначительным и неважным. А приходило… понимание? Спокойствие? Благодать… — Теперь твоя очередь. — Что? — Кира словно очнулась от грез. — Ну, ты грозилась мне поддать? Вперед. — Тиран. Деспот. — Мгм… — Он улегся вместо нее на лавку. — Еще какой! И жена должна меня ублажать… Она еще поддала пару и взяла веник. И почему-то… почему-то и в самом деле хотелось растягивать удовольствие. Можно немного и поублажать мужа, ладно. Кира вдруг подумала, что у них еще будет время, чтобы устроить битву на вениках. Он приедет к ней на раскопки. И там… Там она ему покажет. Там она ему устроит. А он — ей, разумеется. Но сейчас… Сейчас она наслаждалась тем, что можно было быть такой неспешной, спокойной, поддавшейся этой жаркой неге. Наслаждалась тем, как Вене тоже хорошо — оттого, что она с ним делает. Он фыркал и довольно постанывал и вздыхал, пока она нежно похлопывала его веником, и все это длилось и длилось, пока они оба изнывали от жара, но никак не хотели это прекращать, а потом наконец не выдержали — и выскочили за дверь, и кинулись к бочке с холодной водой. Веня зачерпнул целую деревянную шайку и облил Киру, а потом себя. Ох! Как же она любила этот момент… Как после волны холода по телу разливается такое приятное тепло… Она села на лавку, а Веня налил ей в кружку какого-то волшебного травяного чая, который для них заранее заварил и поставил Йоба. И они сидели так, выдыхая, блаженно ощущая эту истому, это обновление, какую-то космическую невесомость. Радость и легкость бытия. Биение жизни друг в друге. А потом Веня встал. — Ну что, второй заход?***
Он вел ее за руку через луг. К стоящим в стороне стогам свежего, выставленного на просушку сена. И все было словно во сне. Ветерок раздувал уже почти сухие пряди волос и подол легкого платья, овевал прохладой кожу и доносил запахи трав и цветов, теплой нагретой земли. Веня разворошил непросушенное еще сено, стянул с себя футболку и бросил сверху, хотя Кира уже поняла, что вряд ли тут будет так уж колко. А потом он просто притянул ее к себе, и они рухнули вместе — туда, в душистый летний запах, в ощущение счастья и легкости, такой простой и понятной радости жизни. Кира перевернулась на живот, устроившись рядом с Веней, и принялась разглядывать травинки. Вытащила телефон, чтобы точно опознать попадающиеся цветы через приложение. Розовая — это смолка, голубой — цикорий, а синий — василек… Она видела, как Веня на нее смотрит, но хотелось еще порастягивать это удовольствие. Ей так нравилось, когда он просто терял контроль, когда взгляд у него становился затуманенным, когда он стискивал ее так, что трудно было вдохнуть. — А вот это, — невинно сообщила она, — недотрога мелкоцветковая. Impatiens parviflora. Она, знаешь… ну, здесь сейчас уже нет, все отряслось, видимо, когда косили, только вот эти тощие висят, они не сработают… А вот вообще, если в лесу увидишь или на раскопе… Они, кстати, там часто растут рядом почему-то. В общем, там такие длинненькие и толстенькие стручки с семенами. И если даже осторожно двумя пальцами дотронуться, они сразу вжух! Пыщ! Взрываются, в общем. — Вжух, — сказал Веня. — Пыщ, значит. О, тон у него уже был такой… что по спине пробежали мурашки. — Ага, пыщ! — продолжала Кира, не глядя на него и увлеченно разглядывая найденную траву. — Главное, выбрать такой, знаешь… подлиннее и потолще. Рельефный. Он прям мгновенно… Мне так нравится, вот чуть тронешь, проведешь нежно, и он сразу… Веня подхватил ее и рывком притянул на себя, и она счастливо выдохнула, устраиваясь у него на груди. Подняла на него взгляд. Глаза у него были такие черные, с расширившимися зрачками. — Нет, не сразу, — произнес он медленно, глядя на ее губы. Она почувствовала, как обе его руки скользнули ей под подол платья. Не спеша, дразняще он провел теплыми ладонями ей по бедрам, поднимая тонкую ткань. Знал, как от этого она тут же начинает дрожать, и специально делал это так медленно. Растягивая удовольствие. Он тоже любил, когда она теряла контроль, когда больше себе не принадлежала, теряясь в наслаждении так, что могла только всхлипывать и просить еще. И Кира замерла, закрыв глаза, отдаваясь этим ощущениям. Уронила голову ему на грудь, прижимаясь к нему щекой, чувствуя всем телом через легкую ткань платья, какой он горячий. Его запах — родной, любимый, и аромат трав, свежести после бани. Его большие теплые руки, как он ведет ими по ее бедрам, все выше и выше сдвигая подол, а потом... Его ладони замерли, когда он понял, что белья на ней нет. — Значит, вот так, да? — выдохнул Веня. — Мгм... злодейка же... — шепнула она. — Соблазнительни... ах! Он чуть раздвинул ей бедра обеими руками, проникая пальцами глубже, прямо туда, где все уже так предательски влажно хлюпало. И Кира сама подалась ему навстречу, шире разводя ноги, подставляясь, позволяя ему раскрыть ее так, что... Черт! Как же… Она невольно подстраивалась под этот тягучий медленный ритм, под движение его пальцев, и это было так невозможно хорошо, так невыносимо прекрасно -— когда он так ее трогал, зная, как точно ей нужно, чтобы... Контраст его теплых рук, собственной горячей влаги, стекающей по бедрам, и прохлады легкого ветерка был мучительно сладким. — О-ох… — вырвалось у нее, когда внизу живота уже стремительно набухал нежный жар. — Сдаешься, злодейка? Голос у Вени тоже срывался. Она могла издать только какой-то неопределенный звук, потому что и правда… так хотела наконец сдаться. А потом он перевернулся с ней в руках и оказался сверху. Так, как она мечтала... Кира тонула в густой мягкой траве, подставляясь его поцелуям, сама целуя его в ответ — так горячо и так сладко, глубоко и жадно. Водила ладонями по его спине, чувствуя под пальцами его теплую кожу и сильные мышцы, и он был такой — весь ее, любимый, единственный, невозможный мужчина. — Самое крутое в любом воздержании… — выдохнул Веня, целуя ее в шею и спускаясь ниже, сдвигая тонкий край ткани, открывая ее грудь, — …это потом его нарушать… Она знала, ощущала каким-то шестым чувством, что их никто не потревожит. Что телефон будет молчать, что студенты не прибегут, что никто даже случайно не окажется рядом… Они как будто были одни в этой вселенной. И все время мира было сейчас для них. Но все равно они торопились, потому что оба так соскучились и так хотели друг друга, что руки дрожали и перед глазами все плыло; и это было горячо и бестолково — как они вместе пытались расстегнуть его джинсы, и молнию чуть не заело, и дергали постоянно скатывающийся обратно подол ее платья, чертыхаясь шепотом и сдувая с лица липнущие пряди волос; но потом вдруг все стало так правильно, так единственно верно — когда Веня оказался между ее раздвинутых бедер, и она обхватила его ногами, и зажмурилась от восторга, от этого сладкого ощущения: такой горячий, и большой, и входит в нее так сильно, и… — Черт, как я тебя… — выдохнул Веня, сорвавшись на стон. Кира обхватила его за шею, подстраиваясь под его движения, встречая каждый глубокий толчок, не сдерживаясь, всхлипывая и выстанывая ему на ухо его имя. Так много. Так наполненно. Так хорошо… Секс с ним всегда был отличным. Особенным. Как там писали в книгах — “словно возвращение домой”? Но сегодня… это было, как тогда, в их первый раз в Новгороде. Что-то сродни мистическому переживанию. Тогда… как будто половинки одной души воссоединились после долгой разлуки. И это было так пронзительно, так остро, так глубоко. Так странно… И сейчас она снова ощущала это невероятное слияние. И… исцеление. Друг другом, друг в друге… Биение жизни. Нить, которая тянется между ними. Они лежали рядом, глядя в бесконечное голубое небо. Вместе в этой жизни и после смерти… Может быть, это звучало пафосно, но это была правда, которую она ощущала каждой клеточкой своего тела… — Мы еще не закончили, — шепнул он, когда она потянулась его поцеловать. — Угу. Нужно… сакральное число, — выдохнула Кира и снова блаженно закрыла глаза, когда Веня перевернул ее на живот.***
А вечером сидели за большим столом и лепили пельмени. Старательная Блиссова постоянно спрашивала у Киры, правильно ли все делает, поправляла очки и отмеряла начинку с такой дотошностью, что все уже закатывали глаза. У Неталовой пельмени выходили ожидаемо криво, но ее это как раз совсем не смущало. Пухлый парень — Тема Векслиев — лепил неожиданно ловко, словно заправский повар. И все смеялись, и рассказывали, что собрали за день… — И вот, говорит, они принесли петуха ночью, чтобы гадать. В одну миску положили проса, в другую воды налили. И зеркало поставили. А петух… — Неталова сделала театральную паузу… — И что петух? — спросила Кира. — Нагадил им на скатерть и уснул! Все расхохотались. — А еще нам не стали рассказывать свадебные загадки! Потому что мы не замужем, — вздохнула Неталова. — Хотя типа что я там не знаю-то! — Надо в следующий раз с кольцом приехать… — Вениамин Харитонович, а как вы с Кирой Павловной познакомились? — Она меня облила кофе, — невозмутимо сообщил Веня. — Налетела на меня на лестнице. Телефон и бумаги свои спасла, а кофе прямо на меня. Все прыснули. — И вы сразу на ней женились? — спросила Неталова. — Нет, только когда она меня третий раз облила. Сакральное число. И они снова все хохотали. А потом все ели пельмени с маслом и сметаной, добавляя нарезанный укроп с огорода и запивая квасом. И это было так вкусно. И шоколадный кекс из старого духового шкафа тоже был… божественным. А потом, наевшиеся, веселые и довольные наконец разошлись по комнатам. И Кира забралась к Вене на печку. Пахло старым деревом и травами — на коже остался этот летний душистый аромат. Воспоминание о том, что было там, в стогу сена. Несколько раз… ммм, и еще будет! — Как же тут хорошо… — вздохнула она, потершись носом о его плечо. — Это сегодня. Завтра мы будем учить этот треш про березки… И кстати, Дорофеич-то… не позвонил. Кира пожала плечами. Почему-то это уже не волновало. Все что произошло в мифологическом пространстве остается в мифологическом пространстве. Фольклор не обязан быть логичным и непротиворечивым. Давать ответы на все вопросы. И может быть, в следующем году, Веня соберет новые былички об исчезновении Ситовых, о старой часовне, о пауках и змеях… И все станет понятно. Она вытащила телефон. Тыква тоже не звонила, но тут понятно — залегла на дно после соучастия в преступлении века. На фейсбук лезть не хотелось, и Кира… решила побольше узнать про Кокодрильского. Предупрежден — значит, вооружен. Надо подготовиться. Йобы-то у них в данном случае не было, зато был гугл. Вдруг Кокодрильский где-то заявил, что у него… балалайкофобия? Может быть, он, как тот полосатый слон, теряет волю при звуках флейты и очень любит рыбий жир? Куда вообще ему втыкать кол, так сказать, чтобы с гарантией… — Смотри! — Она ткнула Веню в бок. — Это же он! — Кто “он”? — Наш следующий монстр, которого мы должны упокоить! Она открыла другую вкладку — с официальной фотографией. А потом старый снимок. — Одно лицо. — Да ладно! Не может быть… — Веня вскинулся и чуть не стукнулся головой о потолок. — И вот тут… видишь подпись? “Кроки”! Это он! — Черт. Чудны дела твои, господи… И что теперь делать? — У меня есть идея. Супер-жена спешит на помощь!***
— Нет, это уже слишком! Я не согласен. Категорически. — Вениамин Харитонович, это же законы жанра! — воскликнула Неталова. — Кира Павловна… — Кира Павловна согласна с мнением большинства, — сказала Кира, постукивая ложками. — Это будет гвоздь в крышку гроба Кокодрильского. После такого он точно уже не восстанет. — И я тоже. От позора. — Веня возвел глаза к потолку. — Ничего это не позор, вы в отличной форме, — вставила Паванская. Девицы тоже закивали. Он фыркнул. — Подтверждаю, — согласилась Кира. — Устоять невозможно. — Ты хоть понимаешь, что после этого будет с Дорофеичем? Его же оттуда сразу вынесут, хорошо если просто в психиатрическую больницу, а не вперед ногами! Девицы вздохнули… Они переживали за Митакова, но соблазн был слишком велик. — Дорофеича мы утешим, — успокоила Кира. — Он легко внушаем. Веня вздохнул и взял балалайку. — Так, решено, — резюмировала Неталова. — Ну что, еще раз, начало у нас что-то хромает… Вот там, где выход как раз… Значит, так. Сначала Кира Павловна объявляет…***
— … университетский фольклорный коллектив с песней “Я под грозоньку попал”! Кира поправила кокошник и удалилась за занавеску. За кулисами все уже изнывали от нетерпения. — Ну… Ни пуха ни пера! — шепнула Кира. — К черту! Девицы в импровизированных сарафанах из пестряди (спасибо бабулям за то, что поделились своими сокровищами из сундуков) и разрисованных фломастерами кокошниках (за картоном и всем остальным для творчества Кира с Веней смотались в райцентр) выплыли на сцену, как лебедушки, а Векслиев в красной рубашке и с аккордеоном в руках вышел за ними важно, выпячивая грудь. Ну… Пора! Раз, два, три, четыре! Кира начала отбивать ложками ритм, кивнула, когда пора было вступать. Блиссова, с таким сосредоточенным лицом, будто проводила операцию на сердце, — музыкальная школа с отличием, разумеется! — заиграла на домре, которую Митаков выпросил у одноклассницы из областного центра. Кира бросила взгляд в зал. Народу набилось много, приехала не только районная администрация, но и областная: разодетые в синтетику со стразами дамы с начесами на голове, мужчины в костюмах и галстуках, несмотря на жару. Вид у них был торжественный и постный, но, кажется, пока они еще ничего не поняли. А вот Кокодрильский… он нахмурился, чуть недоуменно, словно не веря своим ушам. Митаков сидел рядом с ним на краешке стула, молитвенно сжав перед собой руки, и, кажется не дышал. Векслиев растянул аккордеон, добытый из сельского клуба и кое-как приведенный в порядок, а его патлатый друг, до того прятавшийся за ширмой, расписанной под сказочную печь, которую ловко отодвинули проплывшие мимо “лебедушки”, поднял вверх барабанные палочки. Кира с интересом смотрела, как Кокодрильский весь подался вперед, разглядывая их импровизированную барабанную установку. Ведро, стиральная доска, медная крышка от кастрюли, штатив от старого фотоаппарата, — она не зря гуглила и обсуждала с патлатым барабанщиком, как лучше сделать, и вышло очень аутентично: в стиле любительских рок-групп девяностых, которые играли по подвалам. Кокодрильский изумленно открыл рот, и тут сбоку на сцену выехал… Веня. На мопеде с выключенным мотором. Отталкиваясь ногами и держа одной рукой руль, а другой — балалайку. Кира вспомнила, какой нервной была операция по доставке мопеда в музей, как его заматывали в тряпки и отвлекали Дорофеича, чтобы ничего не заподозрил. Но оно того стоило. Хорошо, что Викрул поделился с ВэХэ без проблем: все же явление Вени в таком виде было просто вишенкой на торте. Или тем самым колом, который они сейчас воткнули в грозный образ чиновника от культуры. Веня был в одних шортах. С голым торсом. И в картузе, который лихо сидел на его черных кудрях. — I was caught In the middle of a railroad track! — пропел он, наяривая на балалайке. — Thunder! — отозвались все. — I looked `round And I knew there was no turning back! Зал замер. Кажется, было слышно, как одновременно вдохнули все дамы в стразах и мужчины в галстуках и так и остались сидеть с открытыми ртами. Митаков с зеленым лицом начал сползать со стула. Кира, яростно отбивая ложками ритм, скосила глаза на Кокодрильского: тот неожиданно подхватил Дмитрия Дорофеевича, вернул на стул и, дружески приобняв за плечи одной рукой, что-то шепнул ему на ухо. А потом… вскинул свободную руку с рокерской “козой”! — Thunder! No turning back, в самом деле. И Кира почувствовала, что напряжение уходит. Напротив — все вдруг поймали кураж. И даже Блиссова уже улыбалась, а Неталова так трясла головой, что у нее слетел кокошник вместе с приделанной косой, которую девчонки сплели из сена. Не растерявшись, она подхватила отлетевшую косу и принялась крутить ее над собой. Оставив мопед, Веня пропыгал про сцене, как Ангус Янг, наяривая на балалайке и тоже тряся головой. Кокодрильский уже орал в восторге, размахивая “козой”, и важные чиновники тоже… как будто утратили свой постный вид. Кто-то кивал головой в такт, кто-то отбивал ритм ногой. Кира глянула на патлатого барабанщика, он глянул в ответ, и они резко снизили темп. Теперь лирично звучали только домра, аккордеон и балалайка, на которой Веня играл перебором, как на гитаре. Лебедушки, снова сделав умильные лица проплыли по сцене, растягивая припев: — Я под грозоньку попа-а-ал! — Люли-люли, thunder! И тут же Неталова снова вскинула вверх косу, а Кира с барабанщиком вдарили изо всех сил. — Now we`re shaking at the knees! Could I come again please! — Could I come again please!!! — проорал Кокодрильский, схватив Митакова и уже прыгая, кажется, в полном отрыве. Он обернулся к залу, показывая всем рукой, чтобы тоже поднимались, и чиновники повскакивали с мест, аплодируя и пританцовывая. — You`ve been thunderstruck! — проорал фольклорный ансамбль напоследок, показывая на Кокодрильского, и умолк. Так же чинно, как вышли, лебедушки и их кавалер удалились за сцену. Упал занавес. И тут же все начали прыгать и вопить, обнимаясь с Кирой и Веней и крича: — Yeah, it`s alright We`re! Doing fine So fine!***
— … боже, вы даже не не представляете! Я думал… что опять будут эти унылые девы в кокошниках! Опять вся эта фигня для галочки! — Кокодридильский, наколов на вилку оливку и держа в руке бокал, стоял возле Вени и Киры. — А вы… Знаете, я ведь в юности немного всем этим увлекался… Эх, да какое “немного увлекался”! Горел! По подвалам играли с пацанами, черт, конец восьмидесятых-начало девяностых, моя юность! Хрен достанешь что, на бас-гитару копил — грузчиком по ночам работал... А уж барабаны… Где что могли достать. Тоже и стиральная доска, и ведро… И настоящая тарелка и палочки из районного дома пионеров, по блату, за взятку! Но как же это было круто, если б вы только знали! У меня даже футболка с AC/DC сохранилась, та самая, с тех времен, хотя я в нее уже не влезу… Браво, Вениамин Харитонович! Глаза у него горели, и он был похож на то старое фото, которое нагуглила Кира. Молодой Кроки с хаером и в расстегнутой косухе, из-под которой виднелась футболка AC/DC. — Если честно, это была не наша идея, — сказал Веня. — Мы… В общем, хотели классику. Про березки. Но Дмитрий Дорофеевич настоял. Митаков изумленно открыл рот, глаза у него чуть не вылезли из орбит. Кира незаметно сжала его предплечье, мысленно приказав ему успокоиться и молчать. — Сказал, что… надо показать, что мы не боимся нового, что музей — это место диалога с молодежью, — продолжал Веня. — Что традиция — это не что-то умершее, что она жива в нас и связывает собой совершенно разные на первый взгляд культуры. Ведь мы все люди, независимо от национальности и эпохи, для нас для всех есть фундаментальные вещи, на которые отзывается душа. И традиция — это как раз об этом. О том, что волнует всех. И до сих пор. Пусть даже форма подачи материала может отличаться… — Дмитрий Дорофеевич, я сразу в вас почувствовал родственную душу! — возопил Кокодрильский. — Именно! Традиция — это не что-то умершее! Музей — это не склеп! Митаков, все еще не оправившийся от потрясения, слабо улыбнулся. — Я переведу вас в федеральное подчинение! — увлеченно продолжал Кокодрильский, снова приобняв его за плечи. — Вам совершенно нет нужды прозябать на областные средства. Вы достойны большего! Я лично с вами обсужу все вопросы, да, вы говорили про уникальных львов, я помню! И про лепнину… Это преступление — не послать сюда реставраторов! И… черт, забыл. Часовня! Там же новая находка? — У нас возникли сомнения в ее древности. И я отправил ее на дополнительный анализ, — неожиданно твердо и спокойно произнес Митаков. — Вы молодец! Знали бы вы, как я ненавижу эти потемкинские деревни и пускание пыли в глаза. А вы поступили честно, как настоящий ученый! Вот что значит — по-настоящему любить свое дело, свой край, болеть душой за культуру! Честность, открытость и бескорыстность — меня всегда это подкупало. Как я счастлив, что попал в ваш музей! Could I come again please! — пропел Кокодрильский хрипло и расхохотался. — I’ve been thunderstruck! Кира схватила еще одну корзиночку с коктейлем из креветок и блаженно закрыла глаза. Веня, потом, конечно, будет над ней подтрунивать, но… Сам же говорил, что ему нравится ее аппетит! Тем более что у него с Кокодрильским и патлатым барабанщиком как раз шла оживленная дискуссия на тему “С какого года “Металлика” не тру, и попса ли “Черный альбом” или все же пограничный случай, и жжет ли Милле Петроцца до сих пор, как в молодости”. Жжет. Кира сама слышала, когда Веня однажды вытащил ее на концерт “Креатора”. Векслиев рассказывал какому-то чиновнику про народную эсхатологию, и тот слушал его с очень серьезным лицом, а девицы окружили Дмитрия Дорофеевича, который, кажется, уже давно впал в счастливый транс и установил связь с астралом. Впрочем, он явно понравился и дамам постарше, чиновницы тоже поглядывали на него с интересом, а одна, самая деловая, ухватила его под руку и увела расспрашивать про уникальных львов. А потом Веня ее нашел — стоило только ей подумать, что она по нему скучает и пора идти его искать. Банкет уже подошел к концу, но расходиться никому не хотелось — по-прежнему горели окна в старом доме купца Чубакова, и доносился громкий хриплый голос довольного Кокодрильского, и все хохотали, болтали и чувствовали себя такими живыми и счастливыми. — Приникнь, что сейчас было? — сказал Веня, обнимая Киру. Они вышли на крыльцо и стояли, глядя в небо, вдыхая упоительный запах теплой летней ночи. — Кокодрильский дал денег на съемку клипа? — Типун тебе на язык. Нет. Мои студенты мне в один голос заявили, что хотят остаться у нас на кафедре! Все разом! — О! Великолепный ВэХэ и его… поклонники? Оруженосцы? Рыцари! — Дурацкого образа… Я им сказал, что специализация не раньше третьего курса, но они… — Мы воткнули третий кол! — радостно выпалила Кира. — Понимаешь? Веня приподнял бровь. — Канатова! — пояснила она. — Теперь у нее в подчинении будет шесть девиц и два пацана! И все молодые и креативные, и декорации всех выдержат! Третий монстр повержен! — Сакральное число… — Веня поцеловал ее и шепнул тихо: — Я тебя люблю. Кира вздохнула и улыбнулась: — Я знаю.