***
У Митакова они действительно застряли. Сначала Дмитрий Дорофеевич долго беседовал по телефону с участковым, объясняя ему про Витьку-Викрула. Как выяснилось, Ситовы и Витька были не единственными, кто исчез за последние несколько дней, но с началом поисков участковый ожидаемо тянул, поднимать шум раньше времени ему не хотелось. Кира возмущалась, Митаков согласно кивал, а Веня предложил все же сходить за кофе и чебуреками. Потом наконец перешли к обсуждениею мероприятия. Пока Веня задавал вопросы о том, где поставить в большом зале сцену, чтобы не повредить паркет, как расставить стулья, куда именно усадить Кокодрильского, чтобы он получил полное и всестороннее удовлетворение, Кира, делая вид, что просто рассматривает уникальную лепнину и оконные рамы, обдумывала преступление века. — Вот на этом окне нет сигнализации! — прошептала она на ухо Вене, показывая на окошко на лестнице, когда Митаков снова отвлекся на какой-то звонок. — Оно меньше остальных, но ты пролезешь. И прыгать не очень высоко. — При чем тут… Ты что, серьезно? Кира? — Ну, лучше быть готовым, правда! — Кира! Бонни и Клайд плохо кончили! — А мы фанфик! — Какой еще… Кира! Нет, даже не думай! Ты представляешь, что будет с нашим Дорофеевичем? — Предоставь это мне. — Ты перешла на темную сторону?.. Но у Киры уже был план. И вообще. Кто у них в семье скаженный? Пока Веня закатывал глаза и пытался грозить ей пальцем, она подошла к выставленному в зале “посоху” и принялась с интересом его рассматривать. Митаков как раз закончил разговаривать по телефону и подошел к ним. — Прошу прощения, администрация, очень волнуются, постоянно на связи… Да, на чем мы остановились? — Дмитрий Дорофеевич, — вкрадчиво начала Кира. — Простите, тема… немного деликатная, но я сейчас рассматривала эту находку… — Так? — встрепенулся Митаков. — Я вообще-то… Занимаюсь раскопками в Новгороде. Специализируюсь по грамотам, но… проходила полевую практику у Накатова-Дельгормова. — О боже, — выдохнул несчастный Дмитрий Дорофеевич, весь трепеща от упоминания светила науки. В сторону Вени Кира при этом решила не смотреть. — Он столько нам рассказывал! И показывал тоже. Безумно интересно. Конечно, это не совсем моя специализация, но по некоторым признакам… Митаков сделал стойку, как охотничий пес. Кира вздохнула: — Понимаете, мне кажется, что все же этот “посох”... Ну, максимум, пятидесятых годов двадцатого века. Никак не раньше. Он выглядит старым, но это явно результат сильной почвенной коррозии, вы как раз упоминали запах… Агрессивная среда. Плюс особенности материала, не очень качественная сталь. И этот знак… я встречала уже похожее, как раз на раскопках в Новгороде… Штамп. В общем, для Новгородской области это характерно, тут как раз был завод… в девяностые его закрыли, сам он не сохранился… Я бы предположила, что это просто… лом. — О боже, — снова выдохнул Митаков, на этот раз хватаясь за голову. — О боже! Я так и знал… Какой ужас! Какой позор! Я… о боже! Кира все же быстро взглянула на Веню: его осуждающий пламенный взгляд прожигал насквозь. Она украдкой показала ему язык и снова повернулась к Митакову: — Ну что вы, Дмитрий Дорофеевич! Вы не могли этого знать! И я могу ошибаться, тут нужен специалист. — О нет! Боже! — Митаков продолжал держаться за голову и раскачивался из стороны в сторону. — Вы абсолютно правы! И я же знал! Как раз в пятидесятые годы… Здесь хотели проложить железную дорогу! Запасной путь. По изначальному плану она шла мимо часовни. Ее использовали под нужды рабочих. Но потом план изменился и часовню бросили так, как она есть… Дорогу зарыли… И лом… путевой инструмент! Для железнодорожных путей! Разумеется! О боже, о боже, что же делать! — Ну… — Кира запнулась. — Ничего? — Я не могу! Я уже рассказал администрации! И Кокодрильский… ему сообщили об уникальной находке! Он ждет! Я хотел, чтобы там провели раскопки, а теперь батюшка Лаврентий точно вцепится мертвой хваткой и потребует часовню! А я опозорен! Боже… — И… пусть забирает? — предложила Кира, осторожно поглаживая безутешного Митакова по плечу. — И сам ремонтирует за счет… церкви? Ведь для вас и вашего музея это такая нагрузка, Дмитрий Дорофеевич! Как говорится, продайте козу! — Но… Биби же… мы с ней столько… — Да не вашу! Метафорическую козу! Из анекдота! Поймите, нельзя объять необъятное. Ну посудите сами? Столько проблем… Вам бы лепнину сохранить… Дом Чубакова. Это же жемчужина… совершенно волшебные львы на дверях! Я просто влюбилась! Митаков взглянул на нее с надеждой: — Вы видели, как они словно улыбаются, когда закрываете двери? Они же как живые! Вам правда понравилось? — Очень! — честно призналась Кира. — Знаете, может, вы и правы. Эта часовня… сплошная головная боль. Но… что мне делать с Кокодрильским? Как объяснить ему, что находка… — Ну… вы всегда можете сказать, что… нужна дополнительная экспертиза. Дорогой радиоуглеродный анализ. А потом… ну, просто все про это забудут. Мне кажется, что у господина Кокодрильского и без того слишком много забот и находок. А потом еще наверняка батюшка начнет чего-то просить, и дом культуры, и библиотека… Митаков испустил тяжкий вздох. — Да… пожалуй, ваши доводы очень логичны. Я впал было в отчаяние, но вы меня утешили. Нет худа без добра. Действительно, лучше пустить деньги на лепнину. — Именно! — воодушевленно закивала Кира. — Хорошее отопление, правильная температура, реставрация… Кокодрильский не сможет устоять перед львами, я уверена!***
Веня мрачно убрал в пакет с мусором пустую бумажку от чебурека, которым они напополам перекусили после разговора с Митаковым, и завел машину. — Не ожидал от тебя. Просто… Макиавелли. — Правда не ожидал? — С кем я живу? На ком я женился? — На… ммм… ну, типа, сбросила лягушачью шкурку и обернулась Василисой? Или наоборот. Обычная история! Он вздохнул: — Мы не будем красть этот лом. — Не будем. — Это вообще уже за гранью. — Разумеется. — Ну это бред! Ты же сама это понимаешь! — Да полный! — Ты издеваешься надо мной, что ли? Кира с невинным видом смотрела в окно. — Я тебя… — угрожающе начал Веня. — Нельзя. Пост. Только молитва и радио “Радонеж”. — И зачем ты тогда будешь лепить пельмени? — Ну, студенты-то не постятся, им можно. И вообще, утешение страждущих, добрые дела… Веня издал рычащий звук. И вдруг остановил машину, заехав в какие-то кусты сирени. Кира уже понимала, что сейчас будет, но он все равно так сильно притянул ее к себе, что она ахнула. — Злодейка, — выдохнул он, целуя ее сразу так глубоко и горячо, что она могла только обхватить его за шею и закрыть глаза. Проклятая коробка передач мешала, мешал руль, мешало вообще все, включая одежду. — К черту пост, — решительно бросил Веня, наконец оторвавшись. — К черту их всех. Перелезай назад. Или я за себя не отвечаю. — Вот так злодейка и погубила светлого борца с нечистью, — хихикнула Кира и уже было открыла дверь, чтобы пересесть назад, но тут у Вени зазвонил телефон. — Да господи боже, что?! — рявкнул он и нажал “ответить”. — Слушаю!.. Как померла? — Он изумленно вытаращил глаза. — А… собралась помирать от давления! Ну, идите к Мотмовой, она нас всех переживет!.. В смысле? И что, вызвали скорую? А Йоб… кхм… ргос Янисович? Не орите сразу все в трубку! Связь и так плохая. Будут, будут пельмени, успокойтесь! Что… Неталова сказала? Каких крестов? У кого нет? Черт!... Всё, сейчас буду! Алло? Черт, связь опять… — Он убрал телефон и повернулся к Кире. — Бред. Они… короче, они его увидели. — Схимника? — Ага. Только ни черта он не схимник. Неталова посмотрела и еще и в телефоне всем потом показала, что у него другое облачение. У схимника должны быть кресты. А у… этого их нет. Черепа и кости есть, еще какие-то знаки, а вот крестов… — Что там вообще происходит? Что случилось? — Бабки все слегли. Работать не получается. Даже Мотмова, которая и в девяносто как пионерка по огороду скачет. Йобе тоже плохо. Свет то и дело пропадает. — Неудивительно, в общем, в такую погоду, тут и нам-то не особо хорошо. — Ага. Очень рациональное объяснение… Пристегнись. Едем. — Он снова набрал номер… А потом бросил телефон и ударил по газу, так что Киру вжало в сиденье.***
Это было жутко. Как будто на обычный кадр наложили синеватый фильтр — вся деревня выглядело странно. Мертвенно. Неестественно. Неправильно. От дороги уже было видно, что прямо над домами слишком низко висят лиловые тучи, словно клубится и вьется какой-то адский туман. Чем ближе они подъезжали, тем тяжелее становилось. Воздух как будто совсем загустел, и его невозможно было вдохнуть. Кира глянула на Веню — по виску у него ползла капелька пота. Ей и самой было невозможно душно, томительно и… да, страшно. Вот в чем было дело. Несмотря на жару, даже пальцы похолодели, и по спине пробегал озноб. От этого контраста — горячего застывшего воздуха снаружи и ледяного страха, словно окатывающего изнутри, ее мутило. Веня припарковался у калитки, и они с Кирой взлетели на крыльцо. Распахнули дверь. В доме было неприютно, сумрачно и жутко, словно он давно пустовал. Ни запахов, ни звуков, ни ощущения живого присутствия. — Эй! — позвал Веня. Решительно протопав через кухню, открыл дверь в комнату девчонок. Они все лежали в полутьме на кроватях — бледные и измученные. Кира заглянула, пересчитала — вроде бы все на месте. — Пацаны где? Все дома? — У себя… лежат… — Давление что-то… — простонала Паванская. — Магнитные бури. Честно, мы… — Встать невозможно, как будто прямо к земле… тащит. — И света нет… у меня телефон сел… — Да это все он… — подала голос Неталова. — Я его как увидела… Колдун! — Где? — Ну, мы… — Неталова чуть оживилась. — Когда баба Марфа слегла, решили до магазина дойти, хоть мороженого купить, все равно же… заодно бы и сметаны еще взяли, а то вдруг не хватит вечером на пельмени. И вот идем, а там, ну, где мимо леса, как раз за Йоб…ргосом Янисовичем… И я еще отвлеклась тогда на телефон. Смотрю… А он на опушке стоит! — Она села на кровати. — И Пава… к нему… — Меня вдруг как… понесло! — подтвердила Паванская со своей кровати. — И дальше… как в тумане… — Я ее схватила, а у нее глаза… — Неталова закатила глаза так, что были видны только белки. — И этот… руку вот так вытянул! И тащит, тащит! Она выставила вперед руку со скрюченными пальцами. — А я как будто… Не знаю! — поддержала Паванская. — А потом как-то по лицу! Со всей дури! — Ну, не со всей! Я просто… Она как под гипнозом была, Вениамин Харитонович! Пришлось пощечину, а потом мы побежали уже, я споткнулась еще, как будто кто-то подножку подставил, вот! Она показала ссадину на коленке. — А я ее тащила! И хуже чем после физры было, сил вообще никаких! Веня тяжело вздохнул, закрыв глаза и сжав двумя пальцами переносицу. — Молодец, — сказала Кира. — Не растерялась! Спасла подругу. Неталова даже чуть порозoвела и потупилась. — И ты молодец, тащила, не бросила! — Я больше не могу… в мифологическом пространстве, — прошептала Паванская. — Хоть двойку ставьте. Хоть… — она всхлипнула, — из университета отчисляйте… — Так, давайте без драматизации, — сказал Веня, явно пытаясь звучать бодро. — Драматизировать будем на концерте в музее у Дмитрия Дорофеевича. — Мы не доживем до музея, — вдруг мрачно сказала Блиссова. — Вы же сами видите, Вениамин Харитонович… Нам тут… конец. Я сегодня читала про сами-знаете-кого. И вот Бомонов пишет, что он… — Ну хватит! Все замолчали. Веня отвернулся, глядя в окно. Кире уже было понятно, что он… почти решился. Тишина становилась все более вязкой, густой, как студень, и ей казалось, что какой-то серый туман проникает уже и в комнату, изменяет лица девчонок, делает их мертвенными, неживыми. И даже Венино лицо… Это произошло в один момент — окно вдруг распахнулось с грохотом, словно от порыва ветра, и с треснувшей рамы на пол посыпалось стекло. Все заорали разом — так отчаянно и жутко, что Кира невольно закрыла уши руками. Веня стукнул ладонью по столу. — Значит так! Я вам… упокою сами-знаете-кого! Урою и ноги выдерну! По всем правилам, понятно? Ночью в часовне псалтырь, круг очертить, соль, зола, вот это все. Раз вы все душу из меня и так вытрясли! И все будет нормально, понятно? — Он рычал уже, как окончательно озверевший медведь, которого допекли как следует. — Нормально! И вы будете мне опрашивать бабулек и не ныть! И петь в музее перед Кокодрильским, чтоб он на месте упал и рыдал от восторга! И отчет по практике напишете такой, чтобы Канатова тоже упала! И… на студенческой конференции выступите! Медведь орал и надвигался на них, как черная гора, и девчонки ежились, но смотрели на него с восхищением и надеждой. — Пельмени пока отложим, — мягко сказала Кира. — Ночью с вами… Мы попросим Йоргоса Янисовича с вами посидеть, он… ну, в общем, с ним вам боятся нечего. — Вы… правда уйдете на ночь? — дрожащим голосом спросила Неталова. — До утра? С Кирой Павловной? В часовню?! — Правда. С Кирой Павловной. К сожалению, ситуация такая, что мы… что спасти всех можем только мы вдвоем. — А если с вами… — Вениамин Харитонович, мы… Паванская вдруг заревела в голос: — Он вас убье-е-е-е-е-ет! — Ничего с нами не случится! — отрезал Веня. — Прекратите выть уже! — У него бабушка “умела”! — авторитетно вставила Блиссова. — А это передается по наследству. Вениамин Харитонович потомственный колдун! — Мы вас не забудем. Вы классно вели фольклор… — Самый лучший препод в универе! — И еще красивый! Ну… по-своему! — Потом мне некролог напишете, еще будет время, — фыркнул он. — Хватит. Придумайте, что поесть на ужин. А мы уходим. Он решительно взял Киру за руку и пошел к двери.***
— Просто надо их успокоить, — сказал Веня, затягиваясь сигаретой. — И всех остальных тоже. Наверняка Йоба всех накручивает. Просто... психологический эффект. Давление, гроза… Людям физически плохо. Старики и подростки… а они все еще, считай, подростки же? Им хуже всего. Чувствительность ко всему такому. Так что… мы просто… ну, возьмем этот кол… из музея. — Позаимствуем, — снова кивнула Кира. — Через окно. А Митаков уже морально готов с ним расстаться. — …и пойдем в часовню. Нет, сначала давай к Йобе. Чтоб он нам этот гребаный знак показал. И заодно скажем, чтобы посидел с девчонками. И когда все уверятся, что колдуна нет… Никто не будет видеть этих совпадений. И все будет хорошо. — И все будет хорошо. В музей Вениамин Харитонович и Кира Павловна заглянули уже перед закрытием. Надо было срочно проверить акустику помещения. Вениамин Харитонович пел в одном углу большого зала, Кира Павловна вторила ему из другого. Дмитрий Дорофеевич, посаженный по центру под большой люстрой, взволнованно переспрашивал, точно ли все в порядке и не лучше ли пересадить Кокодрильского чуть левее или чуть правее, и возбужденно передвигал свой стул. Внезапно арию Вениамина Харитоновича перебил Имперский марш — Дмитрий Дорофеевич схватил телефон. — Митаков, слушаю! Он сделал знак рукой, прося прекратить пение. — Что? — Лицо у него вытянулось, он вытаращил глаза. — Простите… о боже… я не слышу! Простите, тут такая связь… Минутку! — Лучше на улицу, — громким шепотом сказала Кира, показывая ему на дверь. Он быстро прикрыл телефон рукой, продолжая таращить глаза: — Секретарь Кокодрильского!.. Кира с Веней понимающе кивнули. — Мы уже уходим, спасибо, Дмитрий Дорофеевич. Не глядя на них, он кивнул и выскочил за дверь. — Тыква его задержит минут на десять. Где этот шкаф? Шкаф был в холле внизу. Глядя, как Митаков, прижимая к уху телефон, завернул за угол дома, Кира с Веней громко хлопнули входной дверью, а потом на цыпочках вернулись обратно в музей. — Я сюда не влезу! Особенно с тобой! — прошипел Веня. В соседнем зале раздались шаги смотрительницы. — А придется! Чубаков, кстати, не мелкий был, судя по фоткам… — Я не думаю, что он сидел в шкафу да еще и с женой! Кира вздохнула: — Влезай! Ты первый! Я как-нибудь… по остаточному принципу. Вздохнув и шепча что-то про скаженную, идиотизм и затраханность, Веня кое-как упихался в платяной шкаф. Девятнадцатого века, с резьбой ручной работы, в котором, очевидно, купец Чубаков держал свои знаменитые шубы. Кира впрыгнула в последний момент, прижавшись к Вене спиной и закрыв за собой чудом не скрипнувшую дверцу, держа ее изнутри рукой. В узкую щель было видно, как через несколько секунд в холле появилась шаркающая войлочными тапками смотрительница. На мгновение сердце перестало биться — Кире показалось, что старуха внимательно смотрит на шкаф, будто уловив что-то необычное в обстановке, на которую смотрела каждый день из года в год. Отчаянно хотелось чихнуть, и поэтому Кира дышала открытым ртом, стараясь не шелохнуться. Смотрительница еще раз огляделась и, звеня ключами, прошаркала к выходу. — Сейчас она Дорофеичу скажет, что все закрывает. Надо выждать, а то вдруг он зайдет за какими-то вещами напоследок, — шепнула Кира, когда шаги стихли за дверью. Веня шевельнулся, и она чуть не вывалилась из шкафа. — Тихо! — Кира подалась назад и… — Это ты тихо! — ответил Веня. — И руку убери! — Куда я ее уберу? Я тут упаду сейчас! Веня обхватил ее и прижал к себе одной рукой. Она вздохнула, чувствуя на животе его теплую ладонь. Это было… Черт… Она поерзала, устраиваясь поудобнее, находя положение, в котором можно было хоть как-то стоять. Тут и правда было ужасно тесно. — Ты сам… — Не ерзай! — В смысле? — В прямом! Стой тихо просто и все. У нас пост, а ты… — Что — я? — Зачем ты платье надела? Мы на дело шли, а не на свидание… Ты отвлекаешь! — Затем, что жарко! Духота на улице! — Подол задрался, и ты… в общем, стой ровно, я тебя прошу! Кира еще чуть подалась назад, проверяя… ой. Черт. Ей вдруг стало так… томительно хорошо. Невозможно. Она закрыла глаза. Искушение. Какое невозможное сладкое искушение. Пытаться стоять неподвижно тут, в темноте и тесноте шкафа, чувствуя, как Веня вжимает ее в себя, ощущая, как он ее хочет. Как тяжело дышит. Как бьется его сердце. Как его рука лежит у нее на животе, и если он сдвинул бы ладонь чуть выше, накрыл бы ее грудь… Подол у нее и правда задрался сзади, и она чувствовала кожей грубое прикосновение ткани его джинсов. И то, что под джинсами — твердое и такое большое. И если бы Веня сейчас расстегнул пряжку и ширинку, а потом стащил с нее белье… — Пост… — выдохнула она еле слышно. — Угу… Голос у него дрожал. Он чувствовал то же самое, она в этом была уверена. Он то же самое представлял. Боже… — Когда все это кончится, — шепнул Веня ей на ухо, и она вся покрылась мурашками и от его голоса, и от горячего прерывистого дыхания, — я тебя так оттрахаю… Кира едва не застонала в голос. И тут дверь скрипнула, и снова послышались шаги. Митаков! Он прошел через холл и остановился в зале перед выставленным посохом — Кира видела его в щелку, главный зал частично просматривался из шкафа. — Может быть, стоит вообще убрать? — Дмитрий Дорофеевич прошелся взад-вперед перед своим экспонатом. — От греха… В запасники? Лом… Боже, какой я идиот… Кира похолодела. Черт, черт, черт, только не это! “Ты не будешь убирать лом!” мысленно приказала она Митакову. Он прошелся еще взад-вперед. — Нет, пожалуй, не буду… надо… Уверенно. Показать. Сказать, что вызвал эксперта. А пока… Кокодрильский все равно не поймет. А потом… Боже, за что, за что мне это?! Он схватился было за голову, а потом достал телефон. — Да… надо идти… уже поздно… на душе неспокойно… Боже… Еще немного поколебавшись — эти мгновения показались Кире невероятно долгими — он все же решительно развернулся и направился к выходу. Пощелкал чем-то в коробке с сигнализацией, повернул выключатели, снова вздохнул. Достал ключи и вышел. Дверь захлопнулась, замок повернулся на два оборота. — Надо дождаться темноты теперь. Ну, хоть не в шкафу… — вздохнул Веня, когда они услышали, как во дворе тихо скрипнула и тоже закрылась на ключ калитка.***
Наконец стемнело. Они с Веней пытались шутить и бодриться, но Кира понимала, что обоим сейчас не по себе. Глядя в окно на догорающие в небе кровавые полосы, которые оставило ушедшее за лес солнце, она чувствовала необъяснимую тревогу. Ощущение сгущающегося вокруг зла, тьмы, отнимающей жизненные силы. — Ладно, давай уже достанем и… чем быстрее, тем лучше, — заявил Веня, надев хозяйственные перчатки, дальновидно прихваченные из бардачка машины, и открыл стеклянную дверцу витрины, где лежал кол. Кира подошла ближе. — Черт! Тяжеленный! — Веня потащил его на себя. — Да ладно? — Помоги лучше! Чтоб я стекло не разбил… Кира тоже схватилась за кол и отдернула руку. — И горячий!.. — Да блин… — Снимай футболку, — решительно сказала она. — Завернем! Пока Веня стаскивал с себя футболку, она огляделась. По стенам ползли зловещие тени. В какой-то момент ей показалось, что в углу она видит паутину… Черт! Кира вздрогнула и схватилась за Веню. — Там… ты видишь? — Это все… иллюзия, — сказал он твердо. — Просто кажется. Мы себя накрутили. — Да. Накрутили. Мы просто сделаем это и все. Так… пошли поднимемся на пролет, тут на лестнице окно. То самое, без сигнализации. Они молча поднялись по ступенькам темной лестницы — Кира подсвечивала телефоном, а Веня нес на плече кол, завернутый в футболку. — Все равно горячий… просто адски, — пожаловался он. — И это тоже нам кажется. — Разумеется… Черт, когда это все уже кончится! — На рассвете. — Хотел бы я быть таким уверенным… Плюс у нас потом еще Кокодрильский, не забывай. Еще неизвестно, что страшнее… — Так, окно… Давай, прыгай. А я подам кол. — Ты его не удержишь! Только вот колом по башке мне не хватало. Представляешь потом заголовки? Жуткое и загадочное убийство! Ученый из Питера найден под окнам краеведческого музея, жена заколола его ломом. Или, что хуже, сделала овощем… И он теперь писается под себя и кашу до рта не доносит… Студенты приносят ему передачи… — Веня, ты прекратишь уже это? Почему всегда, вот всегда, когда что-то происходит, ты начинаешь нагнетать? Я и так нервничаю! — Я не нагнетаю, я просто описываю вероятный сценарий! — Всё! Бросай кол вниз и прыгай! — Кира распахнула окно пошире. Веня глянул вниз, покачал кол в руках и сбросил его в траву. Раздался глухой стук. Вздохнув, он влез на подоконник. — Если я убьюсь, помни, что я… — Прыгай уже! –... тебя любил! — Веня ухнул вниз и, судя по звуку, приземлился довольно удачно. — Отходи, теперь я! — сказала Кира, выглядывая из окна. — Я тебя поймаю, давай. Только не визжи. — Я никогда не визжу! — Да конечно! Кира закатила глаза, влезла на подоконник, свесила ноги вниз и спрыгнула прямо на Веню. — Черт! Он ее поймал, но потерял равновесие, они вместе упали и Кира поняла, что кто-то визжит. То есть… визжит она сама. Потому что… — Крапивааа! Ааааааа!!! — Не ори! Сейчас все сбегутся! — Черт, больно! Тебе хорошо, ты в штанах, а я… прямо… вот этим местом… — Вот именнно! Это возмездие! Не надо было надевать платье и соблазнять мужа в пост! Отряхиваясь и морщась, Кира проверила на ощупь последствия крапивы — всю заднюю поверхность бедра на правой ноге покалывало и жгло. — Почему мы упали так, что тебе не досталось? Ты тоже мог бы… ты без футболки! А вся крапива пришлась на ноги и, получается, только мне! — Потому что ты злодейка и соблазнительница, а я принципиальный светлый борец со злом. Пошли, — Веня поднял лом и взял ее за руку. Они кое-как перелезли с ломом через забор и, пригибаясь, побежали к машине оставленной и замаскированной в кустах подальше от музея. — Уфф… Знаешь, лучше заниматься наукой. Грабители из нас те еще. Ну и вообще, как-то… это занятие очень напрягает. Много возни. — Но мы украли лом… Черт, доставай аптечку, жжет, не могу просто! Веня вздохнул, уложил лом в багажник и, сняв перчатки, вытащил аптечку. — Иди сюда, буду тебя лечить… Наклонись. Где больно? — Справа. Вся нога от колена до… доверху. Она оперлась на дверцу машины, чуть наклонившись, пока Веня, присев, приподнял ей подол и принялся нежно втирать успокаивающий крем в обожженную крапивой кожу. Она зажмурилась от удовольствия. Специально, гад, касался ее так, проводил пальцами до самого края белья, вызывая у нее судорожные вздохи. И зачем-то погладил и по второй ноге. А потом напоследок поцеловал — быстро, горячо, прямо там… и тут же поднялся, как ни в чем не бывало. Черт. Пост, думала про себя Кира. Пост. А потом я так его оттрахаю…