Эх, ебучие пироги... Кто же тебя за язык тянул-то, Серёжа?!

      Я долго шёл, бежал, прыгал, проходил буквально сквозь стены безумия своего разума, постоянно стыкаясь с тем, что вызвало во мне внутреннего монстра на цепи. Снова хватаюсь за голову, падаю на колени. Я помнил всё, и всё забыл, кого искал всю чёртову жизнь, каждый год, месяц, час, каждую гребаную минуту и секунду, бил стены, бежал сквозь сломя голову. Убивал, бился, царапался, кусался с каждым, кто представлял какую либо угрозу по мнению Сеченова.       Стиснув кулаки, я, шёл. Молча, словно язык проглотил, стиснув и зубы. Не хотел оборачиваться назад, увидеть разбитое в крах уже не моё прошлое. Где закат пылал ярким пламенем, грел счастливые души людей, у которых будет лучшее будущее, чем у меня. Этот закат вскрывает мои вены, ковыряют старые зажившие раны и оставшиеся от них шрамы.       И вот, перед мною пьяное солнце, оно возвысилось над землёй, высоко-высоко, где-то далеко в космосе, которое оттуда дурманило свей жарой. Оно ведь когда-то отдалиться от земли, уйдёт навсегда и больше не вернётся. А рядом... Кто рядом со мной? Точно, Захаров.       Мы молчим, хотя на языке вертится этот чёртов вопрос: «Чего же ты молчишь и глаз на меня не поднимаешь, Захаров?». Мимо нас пролетает чайка. Точно, мы же на берегу, оба побитые, уставшие до смерти. В грудной клетке до ужаса громко стучит сердце.       Были бы мы сейчас на платформе «Икар», мимо нас летали не только птицы, но и люди, которые так и намеревались взлететь к вершине, а после разбиться, упасть лицом в грязь, в разочарование этой жизни. Я и так уже по самое не балуй в этой грязи и из-за кого же?       Хотелось убиться, забыться, черт с этой жизнью, я чертов пёс, на коротком поводке Сеченова, делаю за него всю работу, чтобы он был белоручкой. Впринципе, Захаров не отличался. Чёртов уебок, пару раз уже по ебалу получил за дело, а хотелось ударить бы его ещё раз, признаться честно.       Я скрестил руки на груди, вдыхая воздух через нос и ртом выдыхаю. Захотелось закурить последнюю сигарету и отправиться дальше, но не хотелось уходить, лучше бы уже утопиться и хуй с ней, с этой работой! А Захаров так и стоял молча, смотрел на солнце, которое медленно опускалось с вершины. Он щурится, поправляет очки рукой, на которой была его перчатка, а после смотрит на манипуляторы, которые выползли из центра красной звёзды на перчатке. И тупо втыкает на них, пока я втыкаю на него. Я помнил, кем я стал, забыл кем я был. Так мало слов об себе из прошлого, так много пены изо моего рта, когда я попадаю в тот мир.       — Кхм-кхм... — я прокашлялся, отводя взгляд от него и смотрю в сторону, куда горы проводят водоем дальше, куда-то в даль.       Я не ищу сейчас его взгляд, который утопал в синих огоньках манипуляторов и ярком свете опламеннящего солнца. И мы до сих пор молчим, немного раскрасневшись от жара и духоты одежды. Надо двигаться дальше. Отнести голову Петрова Виктора к ногам Дмитрия Сеченова и остановить эту всю дрянь, чтобы уйти на заслуженный отдых.       — Товарищ майор? — этот голос отдаёт уже неким теплом, даже не смотря на свою холодность и отстранённость. Я поворачиваю голову к нему, засунув руки в карманы, моя бровь выгибается и глаза становятся более хмурыми и напряжёнными от зрительного контакта с ним. — Вы хотите что-то сказать? — манипуляторы на его, Харитона, перчатке быстро прячутся, стоило ему только руку опустить вниз. Я молчу, взглатываю вязкую слюну и одной рукой потираю немного влажный лоб от выступавшего пота.       — Ну... Знаешь, Захаров, — начал я на пол тона тише и посмотрел на него. — убей меня если что. А... Не, ну, не сейчас... — как и думал, Харитон лишь посмеялся. — Я серьёзно.       — С чего бы это? — нахмурил брови мужчина и сузил глаза глядя на меня.       — Убей меня потом, а? Но не сейчас. — продолжил я. — Если я выйду из под контроля...       — Вы меня убьёте быстрее, чем я успею опомниться, Нечаев. — профессор сложил руки на боках и вздохнул с лёгкой улыбкой, какой-то даже тоскливой, или мне просто показалось?       Мы смотрим на друг друга. Единственное, что мне хотелось, это отдохнуть, поспать и нормально поесть. Наверное, Захарову бы тоже этого хотелось.       — Я серьёзно. — нахмурив брови, я положил руку ему на плечо. — Признаться честно, не хочу пачкать руки в крови человека, который проходит со мной через всё это дерьмо. — снова, Захаров смеётся.       — Да неужели, Нечаев? — Захаров закатил глаза по-доброму, не так как всегда, угрюмо и недовольно.       Харитон посмеивается, а я лишь пожимаю плечами глядя на него и вздыхаю, достав портсигар с сигаретами. Взяв одну губами, я беру зажигалку из нагрудного кармана, поджигаю кончик и делаю первую тягу. Горький дым окутывает горло, на душе становится спокойнее.       — Признаюсь честно, — нарушил тишину Харитон. — я тоже не хочу пачкать руки в крови... — он пожал плечами, я смотрю на него, а он куда-то на яркую и самую близкую звезду к нашей планете, которая освещает всё, всех и вся на этой земле. — Особенно в твоей. — он сказал не в "вашей"? Что-то новенькое.       Я киваю головой, выпускаю из лёгких сигаретный дым, опускаю руку с его плеча и сажусь на песок, положив локти на согнутые колени. Солнце так пьянит, так дурманит своим жаром, душит своей духотой, что песок подо мной словно раскалённая лава. Я качаю головой, провожу рукой по лицу и глубоко вздыхаю, снова затягиваясь и выдыхая.       — Ты убьёшь же не меня, а... — я не успеваю закончить, как Захаров меня перебивает.       — Монстра внутри тебя? — Захаров садится рядом, я протягиваю ему сигарету, тот берёт её своими пальцами, шершавыми и в заживших шрамчиках, делает тоже затяжку. Он выпускает дым через нос, я лишь киваю головой и смотрю на спокойный и не бушующий водоём.       Мы сидим наверное минут пять-шесть, а после, практически одновременно, встаём с места, Харитон выкинул окурок прям в песок. И мы смотрим на друг друга.       — Хорошо. — наконец-то сказал Захаров. Мы жмём друг другу руки и обнимаем друг друга на последок.       — Спасибо. — я улыбнулся ему, тот отмахнулся.       — Рано ещё спасибо говорить.       — Потом будет поздно.       Захаров вздыхает, мы отпускаем руки друг друга и расходимся в разные стороны. Напоследок обернувшись, махнув друг другу и ободряюще улыбаемся, ещё не зная, что ждёт нас впереди, когда пьяная жара будет сходить, а солнце опускаться за горизонт.