я рядом

С того самого дня все стало по-другому. Теперь Лиза не сидит вечерами за учебниками, не зубрит лекции и не мечтает окончить университет с красным дипломом. Она, укутанная в одеяло, листает ленту в соц-сетях, часто плачет и мечтает испариться. Теперь Кристина не улыбается. Она на улицу не выходит, пока алкоголь дома не закончится. Она учебу бросила и мечтает спиться, чтобы умереть где-то в канаве. Обе пары пропускают. Обе плачут. Обе жить не хотят. А Виолетта тем временем, словно между двух огней находится. Малышенко успевает не только у Индиго лезвие отбирать, но и стопку у Захаровой. Виолетта стала каждый день к Кристине домой вместе с Кирой наведываться. И не для того, чтобы подругу проведать, а чтобы проверить наличие дыхания. Кира же старается в чужие дела не вникать. Продолжает за Крис наблюдать, иногда пару стопок за компанию выпивать, чтобы подруга её на окончательную алкоголичку не была похожа. А ещё она периодически Кристину обратно домой затаскивает, чтобы та цель свою не исполнила. Чтобы в гараж не заходила. Чтобы не мстила. Потому что кулаками ничего больше не решишь. К тому же, Захарова однажды уже пыталась. Итогом стали два разбитых сердца, нездоровая печень и проблемы с головой. — Отдай! — кричала Захарова в пьяном угаре и за бутылкой водки тянулась, у Вилки старалась самое сокровенное забрать. Брюнетка на стол ногами залезла кухонный, руку с бутылкой вверх подняла и отрицательно головой помахала. А ещё на Киру украдкой взглянула, помощи искала. Только вот как она поможет? Более того, отношения они свои даже рядом с подругами не афишируют. Потому что обеим больно. Потому что обе завидуют. — Ещё одно слово и я нахуй её разобью, — возмущалась Виолетта, целясь в пол. — Больно надо, — хмыкнула Кристина, в коридор пошла. А там об Индиго все напоминало. О поцелуе первом, о ссоре и о желание. А ещё Кристина в комнате своей трудом засыпала. Подушка, одеяло и в целом кровать Лизой пахли. Духами с чабрецом и несбывшимися надеждами. Трезвая Захарова спать не ложись. Более того, она не помнит, когда последний раз сама в комнате своей оказывалась. В основном она вечер свой на плече у Киры заканчивала, а просыпалась в холодной постели без Индиго рядом. Кристина ботинки старалась надеть, чтобы на улицу выйти и до магазина дойти. Пусть перед глазами все плыло. И не ясно от алкоголя это или от слез недавно выплаканных. Захарова себя ненавидела. Её, блять, бросила Индиго. Только потому, что блондинка любила её. Только потому, что хотела защитить. Другими словами Кристина как всегда все испортила. — И куда мы собрались? — в проходе Кира встала, руки в крест сложила. — Уйди с дороги, — с заплетающимся языком Захарова говорила и пыталась подругу свою отодвинуть. Только вот руки не слушались, ноги тело не держали, а глаза сфокусироваться не могли. Потому Крис назад отшатнулась и из-за потери баланса на пол присела. Где-то в угол забилась. Как брошенный котенок, живущий на помойке. Никому ненужный и слабый. Лицо руками прикрыла, чтобы новый поток слёз предотвратить. Только вот было поздно уже. Кристина мерзкая, противная и грязная. Больше не нужна никому и удел её в угол забиться, дабы слезы лить и себя жалеть. У неё волосы были в непонятный колтун сплетены, от одежды перегаром пахло, а на руках виднелись капельки высохшей крови. Потому что блондинка посуду била и Лизу вспоминала. А ещё косяк двери. А ещё зеркало в ванной и старый кафель. — Крис, вставай, — ласково Вилка говорила, пусть и у самой на глазах слезы появлялись. Она смотреть на страдания не могла, тем больше недели. — Оставьте меня. Валите из моей квартиры, — кричала, молила и презирала себя. — Я не ясно сказал?! Вон! — Так просто ты от нас не отделаешься, — Кира рядом оказалась и села прямо напротив подруги. — Вилка, оставь нас. — С хуя ли? — недовольно отвечала та. Никто права не имеет её выгонять. Это она осколки от тарелок и зеркала убирала. Это она пустые бутылки выкидывала. Это она кровь отмывала и материлась под нос. Это она между подругами разрывается и пытается каждой помочь. Только вот Лизе и Кристине теперь до Виолетты дела нет. Им вообще не до чего дела нет. — Пожалуйста. Малышенко недовольно хмыкнула, пачку сигарет взяла и на балкон пошла. — Только вот не надо лечить меня, — тут же голос Кристина подала. — Я и не собиралась, — со смешком ответила Медведева, на стену облокотившись. — Ты вообще всё что угодно делать можешь. — Если бы я могла делать все что угодно, то давно бы ебало сломала Лере и всем остальным. А потом с чистосердечным к ментам пошла, чтобы меня либо изнасиловали и я сдохла от стыда, либо посадили и я бы сдохла примерно от того же. — Ну, хочешь, Вилка тебя изнасилует и ты сдохнешь от того, что видела её голой? Кристина улыбнулась слабо, но тут же новый прилив истерики почувствовала. Потому что Индиго была идеальная по всем фронтам. Потому что у неё кожа была нежная, ноги стройные и глаза бездонные. Захарова больше никого в своей жизни найти не сможет. А все, потому что не доживет она до этого дня. — Отпустите меня в магазин, — продолжала линию гнуть свою. — А ты знаешь, даже хорошо, что вы расстались, — Кристина глаза округлила и на Киру взор кинула. — Ты же теперь снова слабая стала, тобой помыкать можно. Знаешь, брать на вписки и смотреть, как ты на полу валяешься на отходах. Лерка могла бы тебе наркоту подмешивать, Глеб деньги красть. А ещё ты будешь идеальная игрушка для манипуляций. — Чего, блять? — А что? — Кира тут же лицо серьезное сделала. — Посмотри, что ты делаешь с собой? Этого ты от своей жизни хотела? Чтобы какая-то Индиго твое существование прекратила? Похуй на нее. Если не поверила тебе однажды, и блять, просто испугалась ответственности, то нахуй такие отношения? — Ты в своем уме? — вскипала Кристина, пока не заметила ухмылку на лице Медведевой. — Не нравится, что я всё это говорю? Что же ты сидишь тогда на полу, дырку во мне прожигаешь, и сопли на кулак наматываешь? Ты, блять, Шумахер или восьмиклассница ебаная? Сука, да старая Кристина бы в руки себя взяла и все вернула. А не сидела как котенок и не ждала смерти своей. — Ты не понимаешь, — вторила который раз блондинка. — Что я не понимаю? Что тебя бросили? Ахуеть как понимаю. Что ты блять ничего с этим не делаешь, а только ноешь который день? Была бы ты сильной, то давно бы нахуй нас послала и решила бы все свои проблемы. И я сейчас не о поджоге гаража говорю. Кира недовольно вздохнула с места встала и к Вилке на балкон пошла, Кристину одну оставив. Со своими мыслями, ненависть к себе и уже не таким сильным желанием умереть. *** А Лиза в этот день на полу в ванной сидела. Она в одну точку смотрела, руки в кровь расчесывала и пыталась придумать план, с помощью которого она лезвия найдет, Вилкой спрятанные. Лицо красное было и вовсе не от слез, а от следов ногтей. Потому что рук ей было мало. Ей ног было мало и живота. Индиго на себя в зеркало смотреть не могла, она щеки свои царапала, ресницы выдергивала и губы кусала. Потому что ей больно. Почти так же как больно Крис. Только вот в этот раз Лизе больно не только физически. Селфхарм ей больше не помогает, потому что помогать в целом некому. Андрющенко кожаный мешок с кровью, не больше. Да и крови в ней казалось, осталось мало. Виолетта по плану сегодня ушла к Кристине, чтобы проведать ту и в случае чего из петли вытащить. И Лиза расписание её запомнила. Поэтому по понедельникам, средам и четвергам она изредка улыбалась, иногда смеялась. А как только дверь хлопала, по стене, словно мед стекала, ноги обхватывала и ногтями в кожу впивалась. Часто рот рукой закрывала, чтобы соседи не услышали и Вилке не донесли. Пусть Лиза и считала, что она врет искусно, Малышенко знала, что все колющие, режущие предметы нужно не прости на верхнюю полку убрать, а в целом на помойку отнести. А лучше сжечь. Потому что от Индиго ожидать можно все что угодно. — Твою мать, — шепот чужой из мыслей вывел. Сегодня Малышенко раньше вернулась. Она Лизу увидела в ванной, сидящую, с руками исцарапанными, взглядом потерянным и одеждой рваной. Только вот Индиго не реагировала, она продолжала плитку рассматривать и последний разговор с Крис вспоминать. Потому что Вилка должна вернуться позже и плевать ей на это, блять, хотелось. — Давай умоемся, давай руки помажем, — Малышенко говорила быстро и невнятно. Она какой-то просроченный детский крем взяла и на колени рядом с Лизой упала. Она порезы рассматривала и не понимала, как человек может так глубоко впиться ногтями. Брюнетка слезы старалась подавить, а ещё истерику. Чужие руки мазала ебаным детским кремом, дотрагивалась до кровоточащих ран и часто всхлипывала, понимая, что Лиза сейчас больше похожа на декор, чем на человека. Она не моргала, не двигалась, возможно, даже не дышала. А Виолетта пиздец как устала. Она ночами не спала, дыхание подруги проверяла и богу молилась, чтобы это закончилось. Таблетки с полки схватила, которые недавно купила по липовой справке в аптеке и в рот Лизе затолкала. В ладошки воды налила, чтобы та запила. А Индиго молчит. Смотрит в одну точку, в кожу на ногах впивается и молчит. Пусть перед глазами сейчас не просто кафель, а глаза голубые. Она виду не подает. Она вообще признаки жизни не показывает. А может умерла? А может это не дыхание, а после смертная судорога? — Лиза, блять, мне страшно, — шепчет Вилка, рот рукой закрывает. — Скажи хоть что-нибудь, я тебя прошу! Смотрит на руки цепки, что новые царапины создают, и немеет, когда видит, что из раны новой кровь течет. Тонкая и теплая струйка. Малышенко до руки чужой дотрагивается, остановить пытается. Только вот это бесполезно. Лизе плохо и Лиза будет делать это. Потому что уж лучше больно ей, чем кому-то другому. — Ты же понимаешь, что шрамы эти только напоминать тебе будут? Ты каждый день смотреть на них будешь, ненавидеть себя и о ней вспоминать. На тебе, блять, места скоро живого не останется, понимаешь? Ты меня понимаешь? — на крик переходит, на истерику. А за спиной Кира появляется. Потому что слишком должно она Виолетту за дверью ждала. Медведева глаза распахивает, когда вместо тела чужого распаханное поле видит. — Пиздец, быстро неси её в комнату! Виолетта только часто головой кивает под свои же всхлипы и все силы прикладывает на то, чтобы Индиго на ноги поднять. А после крик раздирающий слышит. Окутанный болью и ненавистью к себе. Лиза из стороны в сторону извивается, пытается вырваться и руками машет. — Нет! — голос срывает, но кричит. — Нет! — Я не могу, не могу, — кидает Вилка, в собственных всхлипах давясь. — Не могу. Теперь в этой комнате только один человек с трезвой головой. И это Кира. Она Индиго рука заламывает, внимание на крик её не обращает, в сторону кровати несет и на постель кидает. — Ты давала ей их? — Да, — отрезает Вилка, немного в себя придя. — Значит надо ещё. Пусть лучше уснет, чем будет себя калечить. Виолетта таблетки те самые берет, а после их в рот Андрющенко засовывает. И сидела она рядом с ней около часа, пока брюнетка не заснула. С кровоточащими ранами и разбитым сердцем. — Я так больше не могу, — Малышенко к груди Киры припадает, в объятиях утопая. — Я знаю, родная, я знаю, — до щеки дотрагивается, слезы убирает. — Не думала, что скажу это, но раз Кристине в гараж идти опасно, значит, это сделаю я. — Я с тобой! — выкрикивает Вилка. Она сильная, она ничего не боится, она с Кирой хоть на край земли готова пойти. — А больше никуда сходишь не хочешь? — глаза закатывает, маску безразличия надевает. — Ты же знаешь, что мне похуй, и я все равно пойду с тобой? — улыбается, слабое касание на губах оставляет. — Это мне в тебе и нравится. Пусть и бесит одновременно.