Вокруг Заведения, или Девки-девочки

      Паша постучалась в дверь Мани.       — Манечка, можно к тебе?       — Входи…       Маня сидела на кровати, сжимая в руках снятую шляпку, и бездумно смотрела перед собой. Паша подошла и села перед ней на корточки.       — Что, Манечка? На тебе прямо лица нет.       — Таню мою нашли в реке, утопленную. И дядьку тож. Его Таня убила, а потом сама с обрыва…       — Ах ты ж… как всё… Ты, Манечка, мож, поплачешь?       — Нет, Паша… Слёз у меня уже нет никаких. Напиться вот хочу, чтобы не думать вовсе. — Помолчала. Подняла на Пашу покрасневшие глаза. — А ведь спасла меня Таня моя, удержала на краю, не дала грех на душу взять, а сама… — и пригорюнилась. — Её ж теперь за оградой похоронят и не отпоют в церкве…       — Это ничего, Маня, — поспешила утешить подругу Паша. — Зато ты теперь можешь к ней на могилку ходить, ухаживать за ней.       Она поднялась, села рядом с Маней на кровать, обняла ту за плечи, по голове погладила, успокаивая.       — Ты помнишь офицера — он у нас частый гость был — который в прошлом месяце самоубился, потому что его любимая отказалась от него. Ну, он так считал. И его там, за оградой кладбища, со стороны дороги, и похоронили. Так вот, к нему та самая барышня и ходит. Могила его вся опрятная, ухоженная. Так и ты, Манечка, за могилкой сестрёнки ходить будешь…       Маня подняла глаза на подружку:       — И буду, Паша, обязательно буду. И цветы самые красивые посажу. Пусть Таня смотрит и радуется.       Маня прерывисто вздохнула и улыбнулась…