Вульгарные прозрения

Первая вылазка Смерти в клетку, чтобы попытаться вернуть душу Сэма, заканчивается немного иначе, чем ожидалось. — Ты ненастоящий. Смерть чуть склонил голову набок, глядя на израненную и разбитую душу перед собой. Его лицо не выражало никаких эмоций, как и всегда, но глубоко в пустоте своего существа он чувствовал, как в нем зарождается что-то похожее на жалость. Все было гораздо хуже, чем он думал, пока разговаривал с Дином, и это уже само по себе было подвигом. Его глаза медленно переместились на Люцифера. Он ничего не сказал, лишь чуть сильнее оперся на трость. Он был не в настроении для игр, не сейчас. У него не было времени, или, по крайней мере, он не хотел больше терять его здесь, внизу. Люциферу хотелось бы думать, что он все предусмотрел. Для почти безумного беспорядка, обвившего его ногу и вцепившегося в него намертво, сомневающегося в своей реальности и готового на все, лишь бы угодить. И все равно это было трогательно, независимо от того, был ли конечный результат преднамеренным или случайным. Это наполняло его нежностью, хотя он был слишком напуган, чтобы предаваться этому чувству. Он несколько излишне собственнически взъерошил волосы Сэма и всеми силами сдерживал бушующую внутри него бешеную бурю. Ничего не выйдет. Ничем хорошим это не кончится. Вместо этого Люцифер попытается применить дипломатию. Если и было какое-то преимущество у древней истории в настоящем времени, так это то, что Люцифер знал Смерть. До того, как время стало временем, и до того, как он связал его для апокалипсиса. Знал его достаточно хорошо, чтобы понимать, что иногда, редко, интерес Смерти пробуждается. Что, возможно, есть способ обойти или пройти сквозь его прочнейшую оболочку. Однако вероятность того, что это можно будет использовать в благоприятных целях, оставалась ничтожной. И все же это было что-то, что он мог исследовать. Не то чтобы Люциферу было что терять. В любом случае, на данный момент он зашел в тупик. Его губы дрогнули в натянутой улыбке: — Вот ради чего ты пришел? Давай спросим самого человека часа, почему бы и нет? Тебе нужно спасение, Сэмми? Сэм крепче прижался к Люциферу, дыхание вырывалось резкими толчками и отдавалось икотой. Это был тест, он был уверен. Все это было не по-настоящему, и Люцифер солгал, а он был прав, это была всего лишь проверка. — Нет. Я хочу тебя, Люцифер, пожалуйста. Пожалуйста. Прости меня. — Он давно уже не знал, за что ему просить прощения, по крайней мере, пока Люцифер не объяснит ему, почему он раскаивается и режет себя на куски, чтобы умилостивить своего нового и ужасного бога. — Люцифер, пожалуйста, останови это. Я просто хочу тебя. Если бы слова можно было вставить в рамку, или зацементировать, или растворить и хранить в бутылочках на длинных полках, Люцифер украсил бы свои стены обещаниями Сэма, полируя и поддерживая их, как трофеи и сувениры. Потому что они были приятны, они всегда были приятны, и с годами они становились все менее красноречивыми, все более повторяющимися и предсказуемыми, и Люцифер мог учить мальчика новым языкам исключительно для того, чтобы услышать, как он умоляет и поклоняется новыми словами, но все та же старая заезженная пластинка по-прежнему была приятна. Впрочем, на его лице не было и намека на это чувство. Он лишь пренебрежительно кивнул Сэму, и его взгляд вернулся к Смерти. Он поджал губы, в его тоне прозвучала агрессия, как будто он был оскорблен и не мог понять дерзости: — Как насчет того, чтобы позволить мальчику самому решать, хотя бы на этот раз, а? Потому что лишить его выбора вот так, блин, это разбивает мне сердце, а у меня его даже нет. — Ты уже лишил его любого выбора, который он способен сделать. Поставить ультиматум — это не то же самое, что сохранить свободу воли, — сообщил Смерть, снова переведя взгляд на Сэма. — Ты никогда не задумывался, что может быть причина, по которой и ты, и Михаил оказались здесь одновременно? — спросил он, глядя, как Сэм распростерся у ног Люцифера, дрожа как лист, едва в состоянии выдыхать извинения, клятвы, обещания и одни и те же слова, которые он повторял, казалось, бессчетное количество времени. Взгляд Смерти был жестким и стальным, когда он снова повернулся к Люциферу. Он видел в нем капризного ребенка, ломающего свои игрушки в надежде получить новую, лучшую модель. Смерть знал, каково это — быть связанным, заключенным в темницу, привязанным к чему-то. То, что делал Люцифер, было отчасти интересно и заслуживало размышлений и изучения, а отчасти отвратительно. — Ты когда-нибудь говорил с ним? Или все это время было посвящено тому, чтобы наказывать Сэма за то, над чем он не властен? За то, что всегда было и будет твоей виной. — Потому что в людях не было недостатков, пока Люцифер не показал им, какими они могут быть, показал им жадность, гордыню, похоть и зависть. Люцифер усмехнулся. Вышло слишком оборонительно: — Знаешь что? При всей моей гордости, даже я не считаю себя достаточно значимым, чтобы нести крест за это. Недостатки Сэма — его собственные, и он наказан за них, потому что знает это. Недостатки людей — их собственные, и они должны быть наказаны за них, потому что они этого не знают. Если бы Отец хотел марионеток, он бы их сделал. Это… Это утомительно. Он посмотрел вниз на Сэма, и на краткий миг нытье подорвало его терпение и ему захотелось дотянуться до его горла и сжечь голосовой аппарат в пепел. Но он этого не сделал. Он покачал головой: — Ха, говорил ли я когда-нибудь с ним? О, я говорил с ним маленькую вечность, Смерть. Я знаю его лучше, чем он сам себя. И всегда был выбор. Всегда. Он всегда мог сказать «нет». Ад — свободная страна. Ему нужна была моя защита, ему нужна была моя компания. Я спас его от безумия, чтобы ты мог прийти сюда спустя века и читать мне лекции об ультиматумах, выборе и том, чего хочет Сэм. Я дал ему силу, я дал ему видение, я дал ему знания, я дал ему больше доброты, чем когда-либо было дано мне. Я ожидаю от него большего, потому что, в отличие от тебя, в отличие от моего отца, я считаю его самостоятельной личностью, независимо от того, что могу с ним сделать. А если ему все-таки хочется пресмыкаться и умолять, то я даю ему и это. Смерть вздохнул и покачал головой, делая шаг вперед. — То, что я сказал, было далеко не лекцией. Понравилось бы это Сэму до всего? До того, как спуститься сюда? — Он присел, чтобы получше рассмотреть Сэма, так отчаянно и испуганно цепляющегося за Люцифера. — Или это вызвало бы у него отвращение? Презрение. Вину. — Он склонил голову набок. — Я не верю, что он не является самостоятельной личностью. Но сейчас эта личность так глубоко спрятана, что я едва могу ее разглядеть. Какое бы слово ты ни выбрал для этого, Самаэль, как бы ты это ни выразил, Сэм себе не принадлежит. Его выбор — не его собственный. Это то, чему он научился, реакция Павлова. Он снова встал и отряхнул лацканы своего пальто: — И я имел в виду Михаила. Разговаривал ли ты когда-нибудь со своим братом. Потому что, с точки зрения стороннего наблюдателя… это кажется правильным, не так ли? Если ты сможешь научиться прощению, если вы двое сможете это сделать, тогда, возможно… — Михаила? — Люцифер усмехнулся: — Пожалуйста. Избавь меня от этого. Я действительно пытался поговорить с Михаилом. Мой брат глух и слеп ко всем и ко всему, что не касается Папы. Я бы оставил все как есть. Я знаю, когда стоит бросить безнадежное дело. — Что ж, хорошо. У меня нет времени оставаться здесь и говорить об этом, — хмыкнул Смерть, — я уйду с Сэмом, позволишь ты или нет. С его душой в клочья или целой. И когда Смерть оказался так близко к Сэму, что-то в Люцифере оборвалось. Что-то паническое, уродливое и на грани взрыва: — И кому это выгодно? Потому что это не или — или. Забирай его прямо сейчас, вот так, и все будет в лохмотьях. Я позабочусь о том, чтобы от него ничего не осталось. Я позабочусь о том, чтобы, если он когда-нибудь снова обретет способность говорить, он не произносил ничего, кроме моего имени. Я постараюсь разорвать его на части, прежде чем ты его вытащишь. И я сделаю это, Смерть, потому что это… не… это несправедливо. И он мой. И я сохраню то, что принадлежит мне, или уничтожу. Смерть сузил глаза и несколько секунд молчал, легонько водя большим пальцем по своему кольцу. — И что же нам нужно сделать, чтобы расстаться на равных? — спросил он. Он был не против поторговаться за душу Сэма. Он заключил сделку с Дином и намеревался ее выполнить. Таков уж он. — Прийти к… соглашению в этом? — спросил он. Было очевидно, что в данный момент у него было больше козырей, но учитывая, как сильна была власть Люцифера над Сэмом, у него не было другого выбора. На лице Люцифера было выражение полной потери. Очень краткое, очень мимолетное, но оно задержалось на наносекунду, и его заметили. Люцифер не всегда знал, чего он хочет. Поскольку у него не всегда были широкие возможности. Он хотел выйти. Он хотел свой сосуд. Он хотел возмездия. Он хотел старых добрых времен. Ничего из этого не было вариантом. Прямо сейчас он хотел перестать чувствовать себя таким маленьким, таким одиноким и таким бессильным. — Когда ты пожинаешь их души, ты когда-нибудь наслаждаешься этим? — медленно спросил он. И в этом вопросе было что-то детское. Люцифер вспомнил, как хотел задать тот же вопрос много тысячелетий назад. Когда отношения еще не были такими испорченными, а на него не смотрели как на апокалипсис, ожидающий своего часа. Смерть замер из-за внезапной смены тона, а затем нахмурился. — Не так, как ты себе представляешь. Но да. Это может быть… катарсисом. Довести что-то до конца. Облегчить боль. — Он закончил после долгой паузы. — Но какое это имеет отношение к происходящему здесь? Затем он посмотрел вниз на Сэма. — Отпусти его от себя, пока мы беседуем. Пусть отдохнет. Люцифер глянул на Сэма, а затем отвел взгляд, глаза его смягчились: — Нет. Он не очень хорошо справляется в одиночку. — В его тоне не было ни малейшего намека на злобу. Он звучал скорее защитно, чем как-либо еще, как будто он искренне верил, что у него в отношении Сэма наилучшие намерения: — Сэму нужна боль, чтобы заземлиться. Это не всегда для меня. Не думаю, что ты поймешь. Он дважды подряд щелкнул пальцами, чтобы привлечь внимание парня, подождал, пока Сэм взглянет на него, а затем сказал: — Вставай. И дыши. У тебя есть двадцать секунд, чтобы собраться, а потом ты расскажешь моему старому другу, зачем тебе нужно, чтобы я причинил тебе боль прямо сейчас. И я жду от тебя ясной головы и красноречия, Сэм. Сэм встал, его руки дрожали, пока он не засунул их в карманы. Он использовал отведенные ему двадцать секунд наилучшим образом, делая плавные успокаивающие вдохи и расслабляясь в присутствии Люцифера, потому что если ему будет больно, он сможет с этим справиться. Он так в этом нуждался. Боль была знакомой, ожидаемой. Хотя ясная голова и красноречие не всегда были его сильными сторонами, но не в данном случае. — Мне нужно, чтобы он причинил мне боль, потому что я этого заслуживаю, — начал он, переводя взгляд с Люцифера на Смерть и обратно. — Я… это… мне это нужно. Это приятно… мне. Так он меня любит. Это так хорошо, это… это знакомо. Я жажду этого. Это то, чего я жду с нетерпением. Брови Смерти приподнялись, и он слегка наклонился вперед. — И ты всегда соглашаешься? Ты когда-нибудь говорил «нет»? На лице Сэма промелькнуло сомнение, а затем небольшая доля стыда. Тут Смерть был заинтригован: — Я всегда прошу об этом. Я… я предложил эту идею. Он? Сэм уже не мог вспомнить. Он был уверен, что так и было. — Я хотел этого. Я всегда этого хочу, я никогда не говорю «нет». — Потому что «нет» было ругательством, и оно влекло за собой гораздо худшее, всегда было намного хуже, когда он говорил «нет». Или могло бы. Он больше не знал. — Это освобождение. Катарсис. Голос Сэма дрожал, он перевел взгляд на Люцифера. — Пожалуйста, — умолял он. — Сделай мне больно, Люцифер, пожалуйста, пожалуйста, мне это нужно… Вот тебе и красноречие. Люцифер молча наблюдал, призрак одобрения парил над его лицом, но так и не приземлился. Когда Сэм закончил, он слегка ему улыбнулся. Но это было все, что он сделал, а его внимательный и расчетливый взгляд остался прикованным к Смерти: — Я не выставляю его напоказ. Я бы не стал. Полагаю, я просто нахожу неуважительным твое предположение, что он не имеет права голоса в том, что мы здесь делаем. Я ничего ему не навязывал. Он мог бы получить Ад — Ад, в который он прыгнул добровольно. Но он не хотел Ада, он хотел меня. И, сюрприз-сюрприз, я тоже не хочу Ада. То, о чем большинство из вас наверху, кажется, забывает снова и снова. — Я не работаю на Небеса, Самаэль, — напомнил Смерть. Люцифер неловко поерзал и придвинулся ближе к Сэму, поцеловав его в плечо, на что Сэм закрыл глаза и прильнул к нему еще ближе. Но Люцифер по-прежнему обращался к Смерти: — Хочешь расстаться на равных — хорошо. Ты можешь забрать его, когда он согласится. Он скажет тебе «да», и я отвалю. Звучит честно? Смерть задумался: — Да. Это честно. Есть ли что-нибудь, чего мне нельзя делать? Люцифер выдохнул сквозь зубы: — Ничего, что не смог бы сделать я. Просто чтобы уравнять шансы. — А, — кивнул Смерть, на мгновение задумавшись. — Сэм? — мягко спросил он, испустив тяжелый вздох, когда Сэм только крепче прижался к Люциферу. — Посмотри на меня. Сэм медленно поднял голову, кадык дернулся, когда он сглотнул. — Ты помнишь меня, да? — И Сэм вспомнил, самыми смутными уголками своей памяти. Едва-едва. Он кивнул. — Я здесь, чтобы забрать тебя домой. Меня послал твой брат. — Смерть решил, что для начала ему следовало бы убедить Сэма в том, что он настоящий, что все это не просто так и что это не игра, затеянная Люцифером. Сэм моргнул при этом слове. Брат. Дин. Он помнил Дина. Он помнил Дина больше, чем кого-либо другого, потому что Люцифер проигрывал ему все эти воспоминания. А потом Люцифер перестал, и Сэм решил, что Дин мертв. Ведь прошло столько времени, и все, кого он знал, должны быть мертвы. Снаружи для него ничего не было. Нет дома, кроме как здесь. От одной этой мысли у него скрутило желудок. И Люцифер обещал не порочить память Дина, но он также обещал не «ломать» его, и Сэму уже ничего не было известно. Поскольку не было никаких констант и основ, на которые можно было бы опереться, и если это был тест, то, конечно, конечно, это был бы Дин. И если это был тест, и он его провалит… Он медленно покачал головой: — Нет. Это… это невозможно. Так давно, и никто… никто не помнит меня. Меня бы никто не вспомнил. Смерть тихо вздохнул. — Возможно, трудно вспомнить столь далекие времена, и я прошу прощения. Но когда Дин впервые вернулся из Ада… для него прошло сорок лет, а не четыре месяца, — медленно объяснял он. — Время в клетке, сравнительно, намного медленнее, чем даже это. На Земле прошло совсем немного времени. Он помнит тебя. Я обещаю тебе это. — Его голос был мягким и нежным, но в нем чувствовалась усталость, выдававшая его возраст. — Все, кто был жив, когда ты прыгнул в яму, все еще там. Бобби Сингер даже воскрес, — сообщил он, надеясь, что хоть какое-то имя будет узнаваемо. Люцифер скрестил руки и смотрел в пустоту, губы сжаты, а глаза холодны. И он смотрел, как Сэм дрожит, заикается и ерзает влево-вправо, словно не зная, что с собой делать. Он произнес слова интонацией, как будто это была детская игра, как будто это была загадка: — Давайте сделаем паузу и посчитаем. Просто для проверки фактов. Сорок лет — это четыре месяца в Аду, то есть, хм, десять лет на каждый месяц. Сколько месяцев в трехстах шестидесяти пяти тысячах семистах сорока одном дне. Никаких калькуляторов… — Примерно в трехстах шестидесяти пяти тысячах семистах сорока. — сразу сказал Смерть. — Но в клетке время идет гораздо медленнее. Считай… ну, чуть больше тридцати тысяч за месяц на Земле. Вы здесь чуть больше года. — Он покачал головой. — Но гадай дальше, сколько угодно. — По его тону было ясно, что никто из них не волен этого делать. Люцифер издал недовольный смешок. И сцепил руки вместе, небрежно хрустнув пальцами. — Спасибо. Но вопрос был к тебе, Сэмми, и ты, приятель, только что потерял очко. У Сэма перехватило дыхание в горле. — У меня не было шанса, — тихо запротестовал он. — Мне жаль, мне жаль… — Он метался между легким испугом и удивлением от того, сколько времени прошло. Он перестал вести счет… по крайней мере, тысячи лет назад. — Не наказывай его за мою поспешность. — Смерть покачал головой, глядя на Люцифера. — Не буду. — Люцифер пропел: — Что мы делаем, когда теряем очки, детка? — И в его тоне была такая домашняя и в то же время чертовски угрожающая нотка. Он пристально смотрел на Сэма, и ему не нужно было преувеличивать разочарование или гнев, потому что они и так были налицо. Он просто позволил им мелькнуть в его глазах. Сэм отпрянул назад, руки дрожали, когда он медленно опустился на колени. — Нужно заработать их обратно, — мягко сказал он, уткнувшись лицом в промежность Люцифера, прежде чем расстегнуть молнию на ширинке и вытащить член. Его губы были потрескавшимися, но его энтузиазм и желание взять Люцифера в рот и сосать так, словно от этого зависела его жизнь, были ощутимы. Ему было все равно, что Смерть смотрит, поскольку чего ему было стыдиться, когда Люцифер сделал это таким нормальным, таким легким. Повседневным делом. Смерть наблюдал, наморщив лоб, как Сэм сосал и издавал умоляющие стоны, с легкостью принимая Люцифера до корня и беззвучно молясь, вымаливая прощение в условных очках. Неважно, вслух или нет, он знал, что Люцифер его слышит. Либо архангел мог прочесть это в его широко распахнутых, полных отчаяния и слез глазах. Люцифер не получал особого физического удовольствия от действа. Но он наслаждался энтузиазмом, самоотверженностью, легкими звуками, страданием и пребыванием внутри Сэма во всех смыслах, которые имели значение, и во всех смыслах, которые не имели. Он запустил руку в волосы Сэма и насадил его голову глубже на свой член, пока тот не уперся в стенку, и Люцифер почувствовал, как горло парня сжимается, напрягаясь вокруг него. Он несколько раз лениво толкнулся, а затем остановился: — Постой. Он посмотрел на Смерть и вздохнул, говоря так, словно вел праздный разговор, светскую беседу, чтобы скоротать время: — Ты когда-нибудь пробовал это? Немного переоценено. — Не могу сказать, что у меня когда-либо было такое желание. — Смерть позволил своему взгляду задержаться, возможно, немного дольше, чем нужно, прежде чем снова поднял глаза. — Это… странно, — решил он. — Возможно, не совсем нежелательно, хотя, при других обстоятельствах. Если бы все его будущее или, по крайней мере, оптимистично, следующие несколько тысячелетий не висели на волоске, Люцифер нашел бы это довольно забавным. Даже странной ностальгией. Он помнил времена, когда все было свежо и ново, и он уговаривал одного из своих братьев: почему бы не попробовать? Почему бы и нет? Но почему не сейчас? И было в этом что-то вульгарное, что искушало его, всегда искушало. Он никогда не сопротивлялся порыву. — Я не вижу, как «другие обстоятельства» могут возникнуть, учитывая твою сферу деятельности. И если не сегодня, то когда? Смерть сузил глаза. — Я здесь по делу. И я сомневаюсь, что Дин отнесется с пониманием к… этому. — С другой стороны, почему его должно волновать, что подумает Дин, если Сэм все равно никогда об этом не вспомнит? Это был интересный путь для размышлений, если не сказать больше. Скажем, он попробовал, что может предложить человечество. Вкусил этого удовольствия. Какие последствия, если таковые будут, ожидают его? И это был еще один способ подтолнуть Сэма сказать «да». Заставить его подняться наверх. Любыми средствами. Ведь именно так он и сказал, не так ли? Да. — Ты… верно подметил, — признал он. И ухмылка, расплывшаяся на лице Люцифера, была слишком широкой, слишком самодовольной. Он не стал анализировать, потому что, в отличие от всех его действий до сих пор, в этом не было никакой цели, кроме простого удовольствия. Это может ничего не дать; может дать что-то, но в любом случае было чертовски захватывающим. Наблюдать, как существо, такое древнее, такое сдержанное, участвует в чем-то человеческом и столь непристойном. А Сэм давился членом, его тело конвульсивно дергалось, лицо было все в слезах, соплях, слюне, прекрасный и грязный, неспособный дышать… Люцифер шумно выдохнул. — Что ж, тогда я настаиваю. Это меньшее, что я могу сделать, в конце концов, ты мой гость. — И он отдернул голову Сэма немного излишне агрессивно: — Сэмми? Сэм задыхался, быстро моргая и тихонько скуля, когда его оторвали от члена Люцифера, потому что он хотел только одного — продолжить и довести Люцифера до финиша, заслужить его похвалу и получить те мягкие, нежные прикосновения, которых он так жаждал, но он быстро заставил себя промолчать. — Да? — прохрипел он, глядя на Люцифера так, словно тот был богом. Для Сэма он им и был. — Теперь, детка, мы не делали этого раньше. Так что это твой шанс произвести впечатление. Я хочу, чтобы ты встал на колени перед нашим гостем и очень мило, очень вежливо попросил отсосать его член. Хорошо? — Люцифер провел подушечкой пальца по нижней губе Сэма, проследив за дорожкой слюны, все еще густой и влажной: — Ты раскроешься, примешь его и вложишь в это свое сердце и душу. Понятно? Сэм кивнул, борясь с желанием поймать палец Люцифера своим ртом, а затем повернулся, чтобы посмотреть на Смерть. Сущность просто стояла там. В данный момент бесстрастный, но, несомненно, заинтересованный. Он слегка склонил голову в знак одобрения, но ничего не сказал. Он ждал, когда Сэм сделает свой ход, ибо, прежде всего, он не хотел, чтобы это было принуждением. По крайней мере, не с его стороны. Сэм хотел подняться, но Люцифер цокнул, и он замер на секунду, а потом пополз к Смерти. И что-то в этом было грязным, неправильным во всех смыслах, о которых Сэм забыл, что такое «неправильно». Он не задавал вопросов, поскольку так было велено, но он не понимал. Он сказал себе, что если это доставит удовольствие Люциферу, то должно понравиться и ему. Он ухватился за этот вывод и решился действовать. Может быть, это не было тестом, может быть, это была новая игра. Возможно, смысл был в том, чтобы подыгрывать и быть хорошей послушной шлюхой. Люциферу скучно, Люциферу так скучно, а это развлечение, и он должен стараться лучше, он действительно должен постараться лучше. Он сел на пятки перед Смертью, и сколько бы он себя ни успокаивал, все равно оставалась эта непривычность, а вместе с ней и намек на унижение, которое он и забыл, что способен испытывать. — Можно… — Он сделал паузу и сглотнул, сжимая и разжимая пальцы от волнения: — Можно мне отсосать твой член, пожалуйста? Пожалуйста, я х-хочу… я… — И обычно он не был таким неуклюжим девственником; он впился ногтями в свою кожу, оттого что вел себя глупо и разочаровывающе, от этого у него болело сердце. Он попытался снова, со всем пылом и отчаянием, на которые был способен: — Пожалуйста, позволь мне сосать твой член, пожалуйста, используй мой рот. Я хочу попробовать тебя на вкус, я хочу доставить тебе удовольствие. Прошу, трахни мое горло, будет хорошо, тепло и так приятно… Я приму его целиком, я хочу задохнуться им, пожалуйста. Смерть склонил голову набок и медленно потянулся вниз, чтобы приподнять голову Сэма и заглянуть ему в глаза. — Действуй в своем собственном темпе, — пробормотал он, его глаза были темными и обеспокоенными, пока он гладил Сэма по щеке. — Это ново. Я понимаю. Не волнуйся, — успокаивал он, слегка погладив Сэма по волосам. Он испытывал ни с чем не сравнимое возбуждение от одного только вида Сэма, стоящего перед ним на коленях. Но он и помыслить не мог о том, чтобы унизить человека в таком положении. Он протянул руку и совершенно чуждым для него действием неспеша вытащил свой член и медленно его погладил. Он вздрогнул, почти удивленный. Удовольствие было не совсем его собственным — в конце концов, он носил сосуд, — но оно было совершенно уникальным. Волна, ворвавшаяся прямо в его существо и охватившая все вокруг. Это было так сложно и в то же время так просто, так абсолютно идеально. На его тонких губах заиграла улыбка, и он опустил руку, пристально глядя на Сэма. Что-то холодное и напряженное свернулось у Сэма внутри. Он оглянулся через плечо, ища последней капли уверенности. Люцифер ответил: — Да. — И Сэм принялся за дело. Иногда Люцифер заставлял его часами обсасывать, облизывать и ласкать его член. Сэм подумал, что, наверное, стоит начать именно так, раз то, что он представлял себе, то, к чему он привык, не было бережным. И уж никак не «в его собственном темпе». Он преодолел замешательство и обхватил губами чужую головку. Он нежно обвел ее языком, мягко пососал. Он не знал, почему вдруг так остро осознал, что никогда раньше не был с мужчинами. Что это не было его нормой, что он не был уверен в том, что делает. Он хотел, чтобы член Люцифера вошел ему в горло, чтобы заглушить голоса, и отругал себя за эту мысль, как только она возникла. Он поднял на Смерть широко раскрытые извиняющиеся глаза и до упора вогнал в себя его член. Смерть резко выдохнул и чуть не сложился пополам, перенеся большую часть своего веса на трость, а свободной рукой запутавшись в волосах Сэма. Он что-то выдохнул на языке, давно утраченном людьми и едва узнаваемом даже Люцифером, лениво покачивая бедрами. Это было очень странно и так прекрасно одновременно. Рот Сэма был идеален. Влажный, горячий, тугой и так идеально обхватывающий его член. Крылья сумерек и умирающие звезды взметнулись над головой, прекрасно видимые Люциферу и едва различимые для Сэма. Смерть выглядел уязвимым. Он выглядел настолько человечным, что это почти пугало. Его губы приоткрылись, и он издал тихий стон, опустив веки. — Вот так, Сэмюэль. Да. Ты идеален, — пробормотал он и заставил себя открыть глаза, чтобы посмотреть на Люцифера, пальцы ног поджимались в ботинках. Люцифер прислонился спиной к полуразрушенной стене, обломку здания, которое Сэм, должно быть, построил и забыл, для чего. Он внимательно смотрел, в глазах плескалось бурное море темно-красного цвета и соблазна. Что-то в людях, ангелах, демонах, первобытных сущностях, все равно, что-то в каждом, кто был так разобран, распахнут, открыт и так абсолютно уязвим, было настолько чарующим, что он едва мог скрыть свою увлеченность. Первые разы с Сэмом были такими же очаровательными. Теперь уже нет, хотя искра не пропала совсем. Он все еще наслаждался этим немного больше, чем следовало бы. Ведь если когда-либо и было время ударить человека со спущенными штанами, так это сейчас. Вот только это был не Человек, и Люцифер охотнее побаловал бы себя и посмотрел, куда упадут фишки. Он выдержал взгляд, когда Смерть посмотрел в его сторону. И улыбка тронула уголки его губ и застыла там. Смерть судорожно вздохнул, отчасти отражая выражение лица Люцифера, как же иначе, когда это было так прекрасно, так хорошо по сравнению с тысячелетиями небытия и переживания чего-то подобного. Наслаждение и покорность, полученные столь быстро, без вопросов. Он застонал, крепче вцепившись в волосы Сэма и используя их, чтобы медленно двигать его вверх-вниз по своему члену. Однако он так же быстро перевел взгляд на Сэма, слегка покачивая бедрами взад-вперед, чувствуя, как горло парня сжимается и сокращается вокруг его члена. Сэм знал, как это делается и как делать это хорошо, когда нужно задерживать дыхание, когда сглатывать, и те краткие моменты, когда ему позволялось свободно втягивать воздух через нос. Он почти не задыхался, но слезы все равно катились нешуточные. Что бы это ни было, оно и близко не было таким жестоким, как использовал его Люцифер, и Сэм почувствовал себя немного благодарным за то, что на его взгляд казалось незаслуженной добротой. Это чувство вызвало волну тревожного чувства вины. Он знал, что должен был страдать. Если он не страдает, значит, он недостаточно старается. Он слегка ерзал и насаживался на член Смерти чуть сильнее, немного быстрее, стремясь доставить удовольствие и доказать, что он достаточно хорош. Он старался поддерживать ритм, постепенно увеличивая скорость, и это было все еще так ново и непривычно, потому что человек, существо, иллюзия (?) пыхтел и стонал, а Сэм не привык к вербальным сигналам и ответным реакциям. Люцифер почти никогда не удостаивал его подобным. Когда Смерть кончил, то едва сам себе не удивился, излившись в горло Сэма с прерывистым стоном. Он видел, как вселенные рождались из ничего, сам же направлял их к распаду в пыль, но это было похоже на взрыв, соперничающий даже с теми вещами. Миллион сверхновых одновременно, все в один миг, и все принесла простая человеческая душа. Он крепче сжал волосы Сэма и прижал его к себе, широко раскрыв глаза. Он никогда не понимал человеческого влечения к сексу. Разумеется, это имело биологический смысл, все имело естественный порядок — в конце концов, Бог знал, что делает, — но он не понимал ни табу, ни те части, что не приводили непосредственно к деторождению. Теперь он, конечно, все понял. Это было прекрасно. Драгоценно. Безусловно, священно. Он посмотрел вниз на искореженную, измученную душу Сэма, и его лицо слегка поникло, а эмоции пронеслись чередой, прежде чем он медленно вынул свой член изо рта Сэма и спрятал. — Все в порядке? — спросил он, замедляя дыхание и осторожно приподнимая голову Сэма, чтобы он мог встретиться с ним взглядом. Сэм не знал, что ответить, его плечи чуть расслабились, и он неуверенно пробормотал, шмыгая носом и пытаясь отдышаться: — С-спасибо… — и это прозвучало скорее как вопрос. И тогда Люцифер шагнул вперед, игриво насвистывая, пересекая пресловутую границу, разделявщую пространство на две территории. Он сделал это непринужденно, назойливо и навязчиво, подходя слишком близко. В его глазах по-прежнему был отблеск веселья и едва ли не восхищения. — Гм. Хорошо провели время, не так ли? — спросил он у Смерти, жестом велев Сэму оставаться на месте. — Да. — В голосе Смерти не было и намека на смущение или нервозность. — Хотя он, кажется, ожидал от меня большего принуждения. Я не видел в этом необходимости. — Он еще раз нежно провел рукой по волосам Сэма, а затем убрал ее. — Люди — такие удивительные существа. Даже ты должен это признать. При всех их недостатках… — изумленно покачал он головой. — И даже ты должен признать, что есть неоспоримое очарование в том, чтобы взять что-то столь замечательное и владеть им так полно, по праву, хотя бы на мгновение. Люцифер, стоя рядом со Смертью на расстоянии едва ли одного фута, слегка наклонился вперед. Он прошептал, раскинув руки, излучая одобрение для парня, стоящего на коленях: — Что касается «большей власти», не суди об этом, пока не попробуешь. Сэм поднял глаза на Люцифера и, получив приглашение, практически прыгнул к нему в объятия. Обслуживание Смерти вызвало у него противоречивые чувства — даже страх, потому что это было очень далеко от того, к чему он привык за столько лет. Он вцепился в спину Люцифера, уткнувшись архангелу в грудь, ему нужно было быть ближе, нужно было впитывать одобрение и любовь, которые он получал, ведь что еще у него было? Принятие, похвала Люцифера были лучше любого наркотика, ибо в глубине души он знал, что не заслуживает их. Не заслуживает мягких прикосновений или редких добрых слов, поскольку он недостаточно хорош. Но он впитывал это и наслаждался, несмотря ни на что. Смерть тихо вздохнул. Он бы не смог так разговаривать с Сэмом. Совсем нет. Но он не уйдет с пустыми руками. Взгляд, которым он одарил Люцифера, — все, что ему было нужно, чтобы об этом заявить. Люцифер опустился на землю, увлекая Сэма за собой. Он сидел среди обломков, слегка расставив ноги, согнув колени, а Сэм лежал между ними, прислонившись к его груди. Он провел пальцами по волосам мальчика, что-то ласково напевая ему на ухо. Он поднял взгляд на Смерть, лицо его стало более мягким и слегка расстроенным: — Останься ненадолго, ладно? Не торопись, используй возможности, которые тебе даны, получи свое «да» или не получи. На каждый месяц приходится тридцать тысяч лет, а? Ты еще успеешь к ужину. Смерть изогнул тонкую бровь и поглядел на Люцифера. Он знал, что мальчишка тянет время. Но вместе с тем не мог его винить. Его взгляд скользнул вверх, чтобы посмотреть на небытие за разрушенными иллюзиями Сэма, и он на секунду прикрыл глаза. Это было ужасно, и даже после стольких лет он все еще не был вполне согласен с тем, что Бог избрал наказанием для своего самого любимого ангела. Это было показухой, перебором. Но Смерть не стал бы говорить об этом здесь. Ему не стоило подпитывать иллюзии Люцифера. — Конечно. — Он полез в пальто и достал карманные часы, которые сбили бы с толку любого человека, взглянувшего на них, затем положил их в карман и с любопытством посмотрел на Сэма и Люцифера. Пока что он ничего не ответил, но его согласие с предложением Люцифера было написано на его лице, в языке его тела. На лице Люцифера появилось мгновенное облегчение, просочившееся во все его существо, засияло за сосудом, заставив Сэма мурлыкать в его объятиях. И он не скрывал этого чувства, не прятал, зная, что игра, в которую они до сих пор играли, была подстроена с самого начала, а он просто тянет время. Но Люцифер умел насыщаться кратким удовлетворением и праздновать маленькие победы; иногда маленькие победы — это все, на что он мог надеяться. Он позволил временному перемирию себя успокоить. А глаза Сэма были расфокусированными и стеклянными, они переместились на Смерть и смотрели прямо сквозь него, как будто тот все еще был недостаточно реальным, хотя этого было вполне довольно, чтобы признать его существование.