Фокус с падением

      Анна зачесала волосы и затянула их в тугой пучок. Не хотелось, чтобы холодный утренний ветер хлестал ее прядями по лицу, заставляя постоянно убирать их. Было намного приятнее наслаждаться рассветом, не отвлекаясь постоянно на лишние движения. Девушка застегнула пуговицы вязаной кофты, останавливаясь на последней. Под пальцами лежал небольшой кулон в виде птички, подаренный ей Уильямом. Как и его сестра, он воспринимал птиц в полете как неминуемый взлет после падения, ведь они расправляют крылья, чтобы подняться с земли. Это был их символ, которым они дорожили, и которым когда-то поделилась с Анной Катарина, нарисовав его на пустой стене крипты. И Анна берегла его у самого сердца, так же, как и Уильяма. Он всегда будет занимать важное место в ее душе. Его не стало немногим больше месяца назад. Конечно, девушке все еще было больно и, наверно, долго еще будет. Возможно, понадобятся месяца, а возможно и года. Но Уильям хотел бы, чтобы она смогла двигаться дальше. Не забыть, нет, но пережить. Просто… жить, наконец, как раньше. Начать Анна решила с того, что так любила, что Уильям любил не меньше нее. Она улыбнется новому дню так, будто у нее все хорошо, и она рада ему, пусть и не может это ни с кем разделить.       Анна взобралась на холм, расстелила покрывало и устроилась на нем поудобнее. С высоты открывался прекрасный вид на Фелдкрофт в предрассветных сумерках. Дом их дяди и небольшой огородик за ним, а возле двери стоят цветочные горшки и вьющиеся растения оплетают стену. В окне соседки, мисс Мюлрей, горит свеча. Пожилая дама всегда вставала рано. Говорила, это потому что в ее возрасте уже надо намного меньше сна, ведь днем она ничего не делает, только вяжет да немного куховарит. Раньше Анна часто общалась с мисс Мюлрей. Они садились на лавочку около ее дома, и женщина рассказывала девочке и своей юности, пока над развалинами замка Руквуда поднимался солнечный диск. Сейчас Анна предпочла бы побыть самой. У доброй соседки наверняка нашлось бы теплое слово для нее и чашка горячего чая, но девушка хотела пережить свое горе самой.       Солнце стало заходить над горизонтом. Анна задержала дыхание на несколько секунд. Она так мечтала увидеть разные рассветы в самых разных странах. Уильям обещал показать ей их. Сможет ли она сделать это без него? Не разочаруется ли в мечте? Что, если все рассветы на деле одинаковы? В июне Катарина прислала Анне фотокарточку с изображением восходящего солнца над Темзой. В августе Уильям провел ее на крышу театра и она увидела как просыпается Лондон собственными глазами. Совершенно не то же самое, как смотреть на фото. И абсолютно не похоже на рассвет над Феодкрофтом. Проблема места или людей рядом?       Фелдкрофт просыпался постепенно. Иногда особенно страдающие бессонницей, как мисс Мюлрей, или врожденной любовью к романтизации жизни, как Анна, покидали свои уютные коттеджи. Особо трудолюбивые вставали с рассветом, чтобы уже через полчаса выйти в огород или на прилегающие поля и потрудиться, пока солнце не дошло до полудня и не начало пригревать в полную силу.       Лондон с рассветом делился на две жизни, ту, что подходила к концу, и ту, что только начиналась. Как по звонку на тесные улочки высыпали бедняки, просящие милостыню, и служанки, спешащие на рынок купить свежих продуктов к позднему завтраку хозяев. На встречу им шли ночные гуляки, увидевшие первый рассветный луч — сигнал к тому, что пора бы вернуться домой, к жене и детям. Бандиты, жаждущие наживы, и девушки с парнями, у которых не осталось ничего на продажу, кроме себя, расползались по норам, они займут опустевшие с закатом улицы Лондона. А на следующий день все повториться вновь.       Раньше, еще до того, как они с Уильямом стали проводить вместе больше времени, Анна встречала рассветы в основном сама. Катарина больше любила закаты, Себастиан больше любил сон в уютной кровати. Только Оминис просыпался ради нее каждое утро в те летние дни, когда жил у них, и шел на этот самый холм. Конечно, он не мог оценить завораживающую красоту, ради которой Анна и приходила сюда, но он делал это ради нее. Сейчас Оминис был в школе, ему некуда было поехать на выходные, семья его не ждала. Себастиан отрабатывал наказание за проникновение в запретную секцию библиотеки. Катарина лежала в больнице Святого Мунго. А Уильям был в лучшем месте. И Анна собиралась насладиться рассветом за них всех.       Солнце уже почти полностью взошло над линией горизонта. Анна пообещала себе посидеть тут еще совсем чуть-чуть, пока не увидит полный солнечный диск, и тогда уже пойдет в дом, у нее на сегодня было много дел. Если не считать домашних заданий, которые были всегда, стоило убраться в доме и приготовить обед, чтобы показать дяде свою прилежность и отпроситься у него на несколько часов в воскресенье в больницу Святого Мунго. Конечно, Себастиан и не думал спрашивать разрешения, он собирался просто взять немного летучего пороха втихую и будь что будет, но Анне не хотелось неприятностей на свою голову. Хоть дядя и был с ней менее строг, чем с Себастианом, получить от него выговор все равно было неприятно.       Анна поднялась с земли и аккуратно собрала покрывало. Фелдкрофт окончательно проснулся от сна. На улицы выходили, потягиваясь и глубоко вдыхая холодный осенний воздух односельчане. Вон мисс Мюлрей вынесла на улицу миску с отварным мясом для бродячей кошки. А там мистер и миссис Фрамп укладывают младенца, закутанного в одеяльце, в люльку под раскидистыми ветвями дерева, чтобы тот подышал свежим воздухом, последние дни сентября выдались на редкость теплыми. Муж целует в щеку супругу и, взяв корзинку, идет в небольшую лавку через несколько домов за продуктами, продавец там ждет покупателей с первых лучей солнца. Миссис Фрамп, поправив одеяльце дочери, возвращается в дом. Они могли не бояться за ребенка, деревня маленькая, все друг друга знают. Фелдкрофт всегда был тихим местом, где никогда ничего не происходило, наверно поэтому дядя тут и поселился, ища покоя после службы в Министерстве.       По выложенной булыжником дорожке застучали тяжелые сапоги. Кто-то заходил в деревню и их было много. Раскатистый бас прозвучал над этой толпой, отдавая приказы. Некоторые любопытные жители выглядывали из-за углов, другие, что поумнее, закрывали окна и двери на засов, в надежде переждать пока незваные гости уйдут.       В люльке заплакал разбуженный младенец. Миссис Фрамп тут же выбежала из дома с палочкой наготове, защищая собой дочку. Ближайший к ним гоблин поднял руки, криво усмехаясь, и в женщину полетел алый шар, рассыпаясь искрами. Миссис Фрамп закричала, падая на колени. Одежда ее была пропалена, кожа на груди пузырилась волдырями, лопаясь и слезая пластами. Ее муж отбросил корзину с продуктами и бежал к ним, но другой гоблин небрежным движением руки отбросил мужчину в стену и тот упал на землю, его шея была свернута под неестественным углом.       Люди закричали. Мамы прятали детей, пока отцы становились на защиту деревни. Анна не могла оставаться в стороне. Спотыкаясь, она чуть ли не кубарем скатилась с холма, раздирая ладони об острые камни. Подбегая к миссис Фрамп, девушка достала трясущимися руками палочку. Она знала несколько лечащих заклятий благодаря Катарине, но еще никогда не применяла их на практике. Боги, хоть бы вышло. Хоть бы ничего не перепутать. Такая жуткая рана. Хоть бы не навредить сейчас женщине еще больше. — Вулнера санентур! — миссис Фрамп закричала сильнее, раздирая окровавленными ногтями обожженную кожу. Неужели она ошиблась? Анна схватила женщину за руки, с силой удерживая ее от того, чтобы калечить себя еще больше. Спустя мучительно долгие секунды лопнувшие волдыри на ее груди стали постепенно затягиваться и рана покрылась свежей розовой кожей. Миссис Фрамп стало откинулась на землю, переводя дыхание и с явным усердием открыла глаза, смотря на Анну. — Мишель? Моя дочка. Что… — договорить она не успела. Рана, только затянувшаяся, засветилась изнутри красным и кожа опять лопнула. Женщина закричала еще надрывнее, чем раньше, вырвалась из рук Анны и схватила ту за кофту. — Просто… убей… не могу… больше. — Нет, нет. Вулнера санентур! Ну же, сейчас поможет. Пожалуйста. Вулнера санентур! — Да сколько можно верещать! Я всегда говорил, что детей должно быть видно, но не слышно!       Анна почувствовала толчок, будто кто-то сильно ударил ее между животом и грудью, выбивая весь воздух из легких. Она открыла рот, пытаясь вдохнуть и ее глаза округлились от ужаса, когда девушка поняла, что не может этого сделать. Царапая ногтями горло, Анна осознала, что у нее остались считанные секунды до потери сознания. А потом пришла боль. Резкая и ужасная, она взорвалась там, куда попало чужое проклятие, но Анна смогла сделать первый вдох. Лишившись всяких сил, девушка легла на землю рядом с миссис Фрамп и тихо заплакала, слушая, как звуки битвы вокруг постепенно стихали. Чужаки покидали деревню.       Ветер опалял мокрые щеки. Кровь на содранных ладонях застыла неприятной корочкой. Кто-то звал ее по имени, но сил отозваться не было. Мужская рука легла ей на плечо и дядин голос опять позвал ее, в нем слышался страх. Тогда девушка с трудом открыла глаза и ужаснулась. Миссис Фрамп лежала перед ней с широко раскрытыми и пустыми глазницами. Она сделала это с собой, чтобы умереть от болевого шока. Может и не самая приятная, зато быстрая смерть. — Анна, ты в порядке?       Нет, она точно не была в порядке. Ужас от вида миссис Фрамп подступал к горлу криком и, когда тот уже готов был сорваться с губ, ее будто опять ударили под дых, выбивая весь воздух с груди. Но на этот раз боль пришла почти мгновенно, давая ей возможность вдохнуть и закричать.