Я сияю, но не горю...

Под уханье ушастых желтоглазых сов качает в колыбели мать недавнее дитя. В пустынной глубине зрачков его горит синеющий огонь, но не светя, не грея, ни сияя в ночь; лишь душу леденя и смерти предвещая: своим присутствием почтила мир колдуньи дочь, они ошибок не прощают. Разумное зверье сбегает прочь; лишь хищными тенями скользят к избе волчица и куница. И вестью о рождении станет волчий вой и тихое "Да здравствует сестрица..." Сегодня Уне исполняется тринадцать; косицу рыжую подергает соседский Дав. В улыбке чудится оскал: "Ну что, сестричка, поиграем?"; он опоен настойкой трав и меда. И острым краем нож касается подола, и громкий крик сорвется с губ "Да чтоб ты сдох, животное мужского пола!". Тот так и лег, как падает домашний скот. Он скот и есть, но... народ всегда подумает иначе. "Ведьмино отродье!", "А ну, к костру ее, да побыстрее!", "Вот ведь..."; бежит девчонка, молится, что "не сумеют". Таинственный мрачный лес - герой поверий, баек и историй - ее пропустит, как родную; лишь ворон - страж и бес, олицетворенье аллегорий, склоняет голову большую. Излом деревьев - атрибут их детской сказки - ей нынче утешенье, уж всяко лучше крепких пут от жизни собственное отреченье. И вдруг под руку теплый мех, звериный смех и рыкающий шепот: "Ты наша с потрохами, Ун... Ты слышишь их безмолвный ропот?" А Уна слышит; и под ногами разверзается земля, но так, не до конца, совсем немного... Колдунья. Жрица нечистого Пустынного Бога. Она ворожит, колдует, растет: ножи под ногами охотников; прозрачный цветочный мёд. ...Я лечу животных уже пять лет; уже пять лет я не видел мать. Я вижу кровавый след: мне скоро опять врачевать. В Холодном Лесу - огонь, предвестник возможных бед; и женский, обиженный стон рвет хрупкую ткань тишины. Под голос охрипших ворон я вижу свои сны. Медный отблеск волос, жесткая складка губ - когда-то я с нею рос и был ей, кажется, люб... Уна ушла через год. Я обещал ждать, соглашаясь ее не звать. Мы принесли обет. Неясен мне был исход. И сквозь пальцы текла ткань лет... Уна скиталась в далях, не решаясь думать о нем; у нее были долг, судьба и десятки наложенных вет. Находила себя в ролях, жгла падаль холодным огнем (души), распускала полк, исполняла давний завет. Так проходили пятнадцать зим. В его доме светят огни. И греют они. А Уна сияет, но не горит.