Мёртвая рука

      Сырость ночной улицы отталкивает, заставляет хотеть спрятаться у себя в квартире, укрыться тёплым пледом и, расслабившись, уснуть в безопасности. Хотя, о какой безопасности может идти речь? Это уже давно стало роскошью — не бояться быть сожранным или просто убитым в собственном доме, где тебя могут найти, разве что, по едкому смраду. Не удивляться сотням убийств и покушений — будни наших безрадостных реалий. Надежда на спасение человечества в том далёком 2038 году, точно песчинки, утекла сквозь пальцы, забрав с собой последние технические и медицинские разработки. Кто же знал, что Смерть более жестока, чем все остальные всадники вместе взятые?       Помощь в выживании другим людям — уже мои будни. Достойная профессия, конечно, но платят не скажу, что много, — впрочем, на хлеб и крышу над головой всегда хватает, могу даже позволить какие-то развлечения. Быть инквизитором дело нехитрое. Из реквизита: арбалеты, мечи, кинжалы, копья — всё, что взбредёт на ум. Из умений: пользоваться выбранным оружием, варить какие-никакие отвары и делать обереги. Прожиточный минимум, на самом деле, но самые умные, конечно, и тут решили заработать. Достать хорошее заговорённое оружие непросто, да и встанет оно тебе в немаленькую копеечку. Лицензия на осуществление истребления нечисти должна быть, иначе на эшафот. И никто не посмотрит, что ты семьянин, у тебя трое детей и вообще ты бывший чиновник. Да и смысл проверять информацию о человеке? Абсолютно все титулы после роковой даты стёрлись в мелкую пыль, которую костлявая старуха сдувает с фаланг.       Ещё для официального истребления нежити нужна броня. Удивительно, да? Но ведь не простая, а хитро сделанная; со вплетёнными обережными лентами, вставками из особых металлов и удобная. Такое удовольствие, уж поверьте, встанет не то, что в копеечку, а в их добрую сотню. А таких как я, то есть «официальников», государство, ну или то, что от него осталось, спонсирует и предоставляет всяческие льготы.       Если ты стрелок-любитель, ничего плохого в этом нет, особенно если где-то надыбал нужные документы, но без должной экипировки ты долго не протянешь — сгинешь в ближайшей ночной подворотне. Одни кости останутся. А может и не останутся — смотря какая тварь попадется. А в подворотнях так и вообще может ничего не остаться. Буквально. Не самые тупые гады там пристроились. А может и самые — на виду у таких, как я. Хотя нет, толика ума в их выборе определённо есть. Недаром дед, когда я в сотый раз на вопрос, «где мои очки», отвечала, мол, на лбу у тебя, причитал: — Лучший способ что-то спрятать — убрать на самое видное место.       С момента катастрофы многое изменилось. Кто же знал, что тот кувшин, на котором чёрным по глине было выведено: «Не вскрывать ни при каких обстоятельствах!» нельзя разбивать? Кто не проклинал того безалаберного уборщика, уронившего стенд с этим сосудом? Вопрос риторический, конечно. На парнишку итак обрушилась вся кара небесная: далеко не за каждый проступок на тебя бегут легионы разъярённых безымянных духов во главе с семьюдесятью двумя демонами Гаетии. Как позднее выяснилось, они были описаны в гримуаре Соломона, который и заточил их в том кувшине вместе с войсками. И пролежали они там не мало, жажда мести, которая у человека бы постепенно пропадала, у них нарастала. Но мстить было некому — заперший их царёк скончался давным-давно. И под раздачу этой кровавой вендетты попал весь наш мир. И с ними под ручку, так сказать, неспешно прибыла и Смерть, дождавшаяся таки своего часа.       Бойня была знатная. И это, между прочим, мягко сказано. Свыше полутора миллионов человек полегло на месте: они были растоптаны дьявольскими конями. Багдад, в котором и находилось глиняное проклятье, стал руинами за три минуты сорок семь секунд. 3:47. Именно столько времени понадобилось адским отродьям, чтобы почти полностью уничтожить огромный индустриальный город с населением в 10 миллионов человек. Ещё спустя девятнадцать секунд столица Ирака была сровнена с землёй. Некогда красивое место стало месивом из крови и бетона. Живые туда не ходят — нет необходимости. Да и легенды, что там расположен очаг нэвейи, не кажутся настолько пустыми. Мало какой смельчак захочет на собственной шкуре испытать, каково это, когда внутренности сжимаются до одной точки и выходят отвратительной тошнотой, кожа и все мышцы слезают, а глаза вытекают из глазниц. Отныне ты — скелет без какого-либо сознания, задача которого — подчиняться Двадцать Девятому. Астарот определённо постарался при создании такой ловушки. Только подумать: болезнь, которая мгновенно порабощает человека. Если это конечно можно назвать человеком. Это не болезнь, а самое настоящее проклятие. И бороться с этим практически бесполезно. Ничто не сможет сопротивляться заклятиям одного из Лордов. Конечно, это всё слухи — никому ещё ни разу не удавалось увидеть, как люди заражаются и превращаются. Но этих россказней вполне достаточно для того, чтобы хоть немного умный человек понял, что ему там не место. А дуракам всё равно — какая им разница, сдохнуть от нэвейи или от чего-то другого.       В этих чудовищных, в прямом смысле, условиях быть инквизитором — незамысловатая, но определённо выигрышная идея. Ремесло востребованное, плюсов много, а если мастер в использовании оружия — можешь вообще не бояться. Подобные мне работают только в крупных городах, где вся нежить ограничивается вурдалаками да оборотнями. Действительно опасные существа часто селятся дальше от людей. Ну и, конечно, когда вся моя семья полностью состоит из инквизиторов, особых мук с выбором рода деятельности у меня не было.       С детства приноравливалась к абсолютно разным видам холодного оружия — начиная от метательных кинжалов, заканчивая боевыми топорами. Заговаривать ножи научилась чуть ли не раньше, чем просто осмысленно говорить. А уж в распознавании видов нечисти мне не было равных — даже отец, бывалый инквизитор, это признавал. Отличить болотницу от мавки? Легко! Распознать след грифона? Да раз плюнуть! Помню, как однажды перепутала соседского младенца с ангъяком и чуть не закинула мальца в печь. Благо отец вовремя заметил нездоровое внимание семилетней меня к сыну тётушки Дзанс и объяснил, что крики ребёнка схожи орам того монстра, и надо учиться их различать, а не то поставлю под угрозу, в лучшем случае, репутацию нашей семьи, а в худшем — выживаемость нашего вида. Я тогда довольно сильно расстроилась — подумать только, это была бы первая действительно опасная тварь, которую я бы замочила без помощи папы или старшего брата. С тех пор меня в тот дом не пускали, аргументируя это тем, что Дзансы были глубоко оскорблены моим поведением. Но я-то знаю, что им приказал это тот ангъяк, у которого они теперь в подчинении. Сам монстр же просто боится меня, вот и приказал не впускать. А в том, что мне туда нельзя ходить одни плюсы: до сих пор не забуду вкуса просроченного мороженного, которое они мне хотели втюхать. Выйдя тогда из лачужки, я долго плевалась и подставляла язык под проливной дождь, чтобы хоть как-то облегчить мучения своих вкусовых рецепторов.       Холодные капли, стекающие за шиворот так или иначе наводят на подобные мысли, связанные с далёким детством. Зачастую это только мешает в работе. Конечно, случаев смерти из-за того, что ностальгируешь во время выполнения работы зафиксировано минимальное количество, но вот если просто отвлечься — пожалуйста, таких примеров вагон и маленькая тележка. И тачка. И ведёрко. И вообще почти все ёмкости, которые только можно вспомнить. Вот она — обратная сторона медали. Смерть. Очень много смертей, которые происходят по разным причинам: недостаточная подготовка, тварюга, подозвавшая дружков, банальная слабость исполнителя или уже названная невнимательность, которая в сущности и является доминирующей среди всех факторов. Наверное, именно поэтому немногие торопятся подавать документы на инквизитора. Больно уж опасный род деятельности. Но точно не для меня.       Стелиться тенью по ночным улицам, выслеживая очередного опасного монстра. Слышать свист ветра в ушах, ощущать как быстро стучит сердце в груди. Иногда чувствовать, как кровь стынет в жилах, и адреналин резко ударяет в голову, побуждая на безрассудные действия. Держать в руках прохладную рукоять видавшего виды стилета, уклоняться от резких и беспорядочных атак жертвы, чаще всего застигнутой врасплох. Испытывать смешанные эмоции от зловонного дыхания, нещадно мазнувшего по щеке. Проводить контратаку, видеть замешательство, а затем и страх в блестящих глазёнках. А после с наслаждением рассекать лезвием воздух, а вместе с ним и горло твари. Слышать падение густых капель горячей крови на землю, пока обезглавленное тело медленно оседает, а голова откатывается в сторону. На лице — застывшее выражение безнадёжной тоски и суеверного ужаса. Это ли не счастье, не смысл жизни? Ни с чем несравнимое удовольствие.       У меня склад ума убийцы. Так всегда говорила учительница по самозащите. У неё его не было, оттого и сдохла пару лет назад. На анчутку наткнулась. Звучит как очень нелепая смерть. Собственно, таковой она и была. Подумать только: учить подростков тому, в чём сама не разбираешься. Хотя, если учесть, что в училища набирали всякий сброд, оно и понятно. Спасибо хоть, что кулак правильно сжимала, а то у многих и с этим проблемы. Жалкое зрелище: парень двенадцати лет не может нормально вмазать даже своему обидчику, не то, что какому-нибудь потустороннему гаду. А тот «педагог» наблюдала за этой смехотворной сценой издалека, прикрывая глаза, но ничего в итоге не сказала. Мальчонка потом плакал, вытирая сопли и кровь. Ему разбили нос, а в училище не было бинтов. Нет, конечно, повязок было достаточно, но их предпочитали не тратить попусту. Бедняге выдали только немного льда из морозилки да кусок, оторванный от тряпки для мытья окон. Парня звали Джеймс. Джеймс Ван Дай. Я запомнила его имя. Хотя, трудно не запомнить 3 слова, которые потом прогремели на всё здание. Постоянно всеми унижаемый слабак Ван Дай «устал». Просто устал и добровольно был убит ауесотлем, одним из довольно опасных существ. Надо отдать должное парню; этим поступком он решил отомстить своим обидчикам. Адская собака напала на Джеймса во время того, как над ним в очередной раз измывались «просвящённые». И они тоже попали под раздачу. Одного когтистый хвост ацтекского дьявола закинул прямо на кол железной ограды, на удивление, острой. Второму не посчастливилось промахнуться, когда метал нож. Оружие всего лишь мазнуло по шерсти, не задев животное, но сильно его разозлив. Метатель-мазила ушёл к праотцам довольно быстро, дав фору в пару драгоценных мгновений последнему из старших. Тот не растерялся и, схватив ауесотля за верхнюю и нижнюю челюсть, резко разорвал их. Профессиональная броня, которой, не буду отрицать, хорошо снабжали наш корпус, не позволила зверю прокусить кожу ядовитыми клыками и забрать с собой юношу. После инцидента выживший, Иво Лайр, стал известен как сильнейший выпускник нашего училища за всё время его существования. А дома он стал известен как безрассудный подзаборный хмырь, который, цитирую, «объелся чесночка вперемешку с острым перцем и теперь мудохает собак направо и налево», что, впрочем, не помешало брату возгордиться собой и постоянно дразниться клыком заваленного ауесотля на шее.       «Инквизиция гордится такими, как Иво, и желает видеть в своих рядах столь же доблестных людей, готовых погибнуть ради всего человечества».       Иво иногда так раздражает! Подумаешь, ну убил он эту собаку-переростка, что с этого? Род ауесотлев на нашей необъятной уменьшился? Нет, конечно, ясен пень. А эту охоту возводят чуть ли не на пьедестал всех наиболее удачных. Дурость несусветная. А ведь этот ещё и кичится! Клычок на шейку повесил. Нет бы любимой сестре подарить, сами носить будем! Но хоть что-то «даровал» всё же…       Палец огладил гладкую поверхность когтя, задержавшись на остром конце и чуть надавливая на него. Выступила тёплая капля. Ойкнув, машинально достаю руку из кармана, чтобы слизать кровь. С металлическом стуком стилет падает на дорогу. Чертыхнувшись, наклоняюсь, чтобы поднять оружие, как вдруг слышу резкий визг тормозов прямо за спиной. Мгновенно оборачиваюсь, отпрыгивая, и застаю ужасную картину: нечто непонятное оставило ровный след на грунте и свалилось за пределы тропы, издав при этом звук битого стекла. Ужас полностью сковывает: я не знаю, что это за штука, больше похожая на черепаху, лежит у обочины. Приготовив оружие, медленно двигаюсь ближе, опасливо озирая непонятный предмет. Я точно вижу нечто, отдалённо напоминающее колесницу. Четыре круга еще немного двигаются, и от них будто исходит полупрозрачный дымок. Внезапно страшная догадка, точно ток, проходит в мозгу.       «Неужели это машина?»       Удивлённая собственными мыслями продвигаюсь ближе, уже не так боязливо, но с ещё большей осторожностью. Машины — средство быстрого перемещения людей, используемое до 2038 года. В тот роковой день была уничтожена большая часть всей военной техники и медицинских разработок. Лишь некоторые модели кое-как, но уцелели. Однако они настолько дорогие и их настолько мало, что позволить их себе может разве что глава церкви и её ближайшие подчинённые.       Скажи мне лет 8 назад, что я своими глазами увижу машину, я просто молча бы покрутила пальцем у виска, но сейчас чудо техники было прямо передо мной. Хромированные двери хоть и были чуть помяты от столкновения с землёй всё ещё блестели, отражая яркий свет луны.       От следующей мысли слегка поплохело и стало дурно: «У машины всегда есть тот, кто ей управляет. Значит ли это, что этот машинист сейчас…»       Я медленно перевела затравленный взгляд на разбитые окна. Они определённо так же, как и двери, отражали луну, но не белой. Свет был красно-алым, прямо как кровь. Это только подтвердило мою догадку, а когда взгляд зацепил бледную руку, похоже, мужскую, сомнений не осталось вовсе. — Эй, Господин? С вами всё хорошо? — опасливо окликнула.       Тишина служила весьма красноречивым ответом на оба вопроса. Шаги стали увереннее, суетливее. Район, конечно, был отдалённым, и никто из людей вряд ли стал бы ходить сюда без какой-либо необходимости, но здешние твари точно бы не отказались от перспективы полакомиться свежей плотью. Конечно, я бы без особого труда от них отбилась, но лишний раз провоцировать главного хозяина этого леса вовсе не стоит. «Лихой Лес» назван так не из-за слишком диких обитателей, а из-за славянского духа Лихо, которых сейчас, на самом-то деле, обитает не так много, но оттого они и выглядит гораздо опаснее в глазах всех инквизиторов. Даже отец его опасается и старается не охотится во владениях монстра. Ну а я просто люблю эти места. Пейзажи сего шикарного изумрудного дворца стоят того, чтобы пасть, перед этим вдоволь насладившись красотой кристально-чистых озёр и реки, быстротечностью небольшого водопадика и трелями маленьких птичек.       Поверхность корпуса действительно гладка на ощупь. Превосходная сталь, ничем не уступающая, по-видимому, моему оружию, приятно холодит подушечки пальцев. Рука скользит по двери, аккуратно очерчивая контур каждой вмятины. Заворожённо смотрю на это чудо, не в силах оторваться. Все движения очень бережны, мне страшно сильно надавливать несмотря на то, что иногда хочется это сделать. Внезапно дотрагиваюсь до какого-то выступа и машинально отдёргиваю руку, внимательнее вглядываясь в неровность. Немного похоже на ручку кружки, есть точно такое же отверстие посередине, возможно предназначенное для пальцев. Рука вновь аккуратно опускается на выпуклость. Указательный палец уже находит отверстие, как вдруг кисть резко покрывается потом.       Громогласный рёв охотничьего рога разносится по округе, возвещая о приближении его обладателя. Этот звук живой не перепутает ни с чем. Звук смерти, клич одного из Семидесяти Двух Лордов.       Тело резко бросает сначала в жар, затем в холод. Дыхание учащается, становится трудно дышать. В душу закрался страх, от которого трудно избавиться, он сковывает меня полностью. Начинаю озираться по сторонам в поисках укрытия, но, как назло, лесополоса закончилась метров двести назад, а взгляду открывается только бескрайни поля, длина растительности на которых оставляет желать лучшего. Нещадно льющий дождь только мешает обзору Хочется закрыть глаза и кричать от безысходности, но тогда меня только быстрее найдут и расправятся. «А что, если спрятаться внутри?» – Уже третья безумная теория, но раз уж все предыдущие подтверждались, то, может, сумасбродность и этой не настолько кардинальная?       Недолго думая, дёргаю ручку, и дверь, к глубочайшему моему удивлению, с тихим писком открывается. Ужасные фантазии о моей смерти, уже успевшие обрасти кровавыми подробностями, как по команде улетучились. Переживания о том, что машина не впустит меня в свои недра, растаяли, как по щелчку пальцев, позволив издать краткий вздох, полный облегчения. Но расслабляться всё равно ещё рано.       Открыв дверь настолько, насколько это представлялось возможным в текущей ситуации, неумело забираюсь внутрь, пытаясь максимально незаметно разместиться, заворачиваюсь клубочком и прячу голову в капюшон. Негромкий хлопок сопровождает закрывание дверцы. Остаётся только ждать. Секунды бесконечной вереницей тянутся друг за другом, будто отсчитывая, сколько мне осталось жить. Знание того, что, скорее всего, укрытие сомнительное, подстёгивает и обрекает все мысли на летальный исход. Сердце бешено колотится, готовое выпрыгнуть из груди, позволив мне умереть до прихода Лорда. Они чувствуют страх, и слышат дыхание живых. Дыхание... Чёрт, конечно!       Резко распахиваю глаза и вслушиваюсь в ночную, казалось бы, тишину. Капли с гулким стуком ударяют по сухому металлу, но за этим шумом слышится ещё один: мой похоронный марш. Приглушённый, совсем неслышный звук цоканья копыт коней, скрежет брони и цепей. Они, адские легионы, уже идут сюда.       Немедля тянусь к поясу и открывая потайной кармашек, расстегнув пару металлических кнопок. Прохладный пузырёк проскальзывает между пальцев и ложится в ладонь. Пробка с тихим характерным чпоканьем вылетает, а от тёмно-лилового зелья исходит небольшой дымок, будто складывающийся в череп. Залпом осушаю бутылёк и аккуратно возвращаю на место вместе с пробкой. Возвращаю капюшон на голову, закрываю глаза и складываю руки в молитвенном жесте. Иронично, что, по сути являясь представителем Бога на Земле, так боюсь того, что он предначертит мне и взываю в немой просьбе о милости. Отвар начинает действовать, и я проваливаюсь в глубокий, последний сон. Главная мышца тела постепенно замедляется и вскоре вовсе перестаёт глухими толчками отдаваться в груди. Дыхание тоже быстро слабеет и прекращается. Я умираю. Бесславно и слишком быстро, но всё же умираю.       Всё ближе стук подков пышущих адским жаром лошадей. Они также кровожадны, как и их всадники, которые по приказу их Господина готовы разорвать в клочья любое живое и нет существо. Но мой план безупречен – когда они будут проезжать, то найдут лишь разбившееся авто и два трупа. Один умер от травм, несовместимых жизнью, а вторая от остановки сердца.