Агапэ

В самом деле, Техно был псом. Солгать не выйдет, не внешне, скорее в фигуральном смысле. Его характерные грубые черты, длинные сухие волосы, светлые,но пылкого розовые и такого же оттенка глаза не давали усомниться в принадлежности его к иной расе. Он вырос в заснеженной пустыне,но был всё тем же чадом ада. Иначе говоря, он всегда был, является и до могильной плиты останется крупным, крепким кабанчиком. Ни что в нем не отвергало его истинной природы. В каждом движении виделась все та же лёгкая, смиренная неуклюжесть, жажда крови и сражений. Даже кончик его носа иногда приподнимался также, как у поросенка. Дрима это умиляло и порой доводило до беззлобного хохота,которого он никогда не объяснял. Речь тут шла о другом. Пусть его тело и было кабаньим,но душа его была поистине псовой- искренней, преданной и благородной. Даже в его привязанности к дому и семье выражалась некая покорность и смиренность, подобные собаке, сидящей на цепи. Но это не было оскорблением. Напротив, это было честью оберегать отцовскую обитель, будто в том всегда было его предназначение. В этом он видел свое полное удовлетворение. Был теплый дом, хозяин и покой - ему более не требовалось. Единственное,чего,пожалуй, ему не хватало,как любому стайному зверю,- это компаньона. Такого он нашел в Дриме. Не будет лишним сказано, он признавал хорошими приятелями своих отца, братьев и почившую матушку. Но все они были птичьими. Каждый из них своего рода был птичкой, то взмывающей к небесам в своих романтичных фантазиях, то разливаясь сладкой мелодией, перепрыгивая, как с ветки на сетку, с одной строчки песни на другую. Техноблейду всегда приходилось лишь снизу вверх на своих родных, теряясь меж корней,наблюдая как те парят меж размашистых крон. Может показаться,будто он ощущал себя чуждым среди них,но это было не так. Опять же, его всё вполне удовлетворяло. Да и на что может пожаловаться пёс, у которого есть и кровля, и теплый хлеб, и необходимая ласка? Он даже не мог мечтать о другой жизни и был в своем постоянстве счастлив. Но,лишь встретив и ощутив то,что было неподвластно ранее, мы не можем более понять,как жили без этой детали все эти годы. То же ощутил Технобрейд, встретив родную душу. Дрим понимал его,как никто. В отличие от своего приятеля, всю жизнь просидевшего в птичьих гнездах, он был знаком лишь с острыми коготками, злобным шипением и маленькими,но сверкающими бритвой клычками. Он всю жизнь прожил в окружении кошек. Джордж был самым настоящим котом, лениво потягивающегося на своем троне, засыпающего за тоскливой книгой иль письмом, часто зевающим и мурчащем всякие непристойности, свойственные лишь всем кошачьим. Шут никогда не был против повадок своего короля,к которым привык с самого раннего возраста, свыкся с ними и,как в редких случаях уживается кошка с собакой, ужился и он. Опять же,он был счастлив и не мог мечтать о другой жизни, ведь не ведал её и ведать не желал. Лишь встретившись с братом не по крови,а по разуму, он осознал, чего порой так не хватало в спутанной колючей проволоки из острых коготков, в которой застрял и вырос. Вместе они,как любые псы,могли устроить шуточную драку или повыть на одну,только им понятную, тему. Между ними происходило то,что недоступно было ранее ни в кошачьем, ни в птичьем обществах. Сама жизнь им открывалась с новых,неизвестных ранее сторон, добавляла красок в закостенелый быт и даровала новые смыслы. Ощутить это может только тот,кто действительно нашел ту самую родную душу, что способна понять с полуслова, уловить малейшие изменения в общем настрое и осознать без слов то,что никому ранее было недоступно. Лишь тогда,познав это удовольствие, можно будет с уверенностью сказать,что ты испытал истинное счастье и полюбил так,как никого ранее. Это всеобъемлющее чувство не вмещалось ни в одно существующее понятие,оно как будто не нуждалось и просто было. Оно посещало теперь регулярно. Посетило и сейчас. Дрим методично мешал столовым прибором бульон, в какой-то момент решив его вовсе отложить и поступить так,как он бы никогда не позволил себе поступить в обществе, разрешив лишь в присутствии Техно - он взял блюдо обоими руками и приложил его каемочку к губам, наклонил и начал пить волшебный нектар так,будто пил чай из кружки. Жест этот был вульгарен и по-детски наивен. Если бы сейчас здесь был Джордж,он бы ошарашенно шумно вобрал в лёгкие как можно больше воздуха и на выдохе принялся бы бранить своего слугу за подобное хамство. Но тот,кто сейчас сидел с ним за одним столом, лишь смирил компаньона молчаливым взглядом и продолжил читать письма, будто бы ничего волнующего не произошло. -Что пишут? - спросил Клэй в процессе своей церемонии,не выпуская посуду из ладоней, лишь слегка её отодвинув от себя - так,чтобы можно было говорить. - Фил рассказывает о празднике. Ничего особенного, все как в прошлом году, но его это, как всегда, поражает и вызывает уйму удовольствия. - в привычном тоне и с характерным басом проговорил Техно, на последних словах проявив на своем лице нежную улыбку - Взял всё,что я просил и вскоре собирается вернуться. Хочет удостовериться,нужно ли ещё чего и спрашивает, как ты себя чувствуешь. - Ох,чудно, чудно. Напиши,что чудесно!- легко и быстро протороторил белокурый мужчина,теряясь в своих кудрях и широкой улыбке, озарившей все его лицо. Чужая забота рождало в душе что-то теплое и приятное. А беспокойство многодетного отца, который с течением времени научился выражать его как нельзя верно, ощущалось как особое благословение - Он взял тебе те книги,что я просил? Не пойми неправильно мою заносчивость, -он сделал перерыв на очередной шумный глоток и продолжил- но ты просто обязан их прочесть, это сокровище! Не знаю, оценишь ли ты, право. Джордж и вовсе назвал эти сочинения "детскими сказками и розовыми соплями". - Кстати, о нем- проигнорировав расспросы о книгах, Техно взял запечатанный сверок и передал его едаку. Когда тот уже собрался его схватить, он лёгким движением руки увел его и строго добавил- прочтёшь, когда доешь и умоешься. Я могу простить тебе твои способы питания, но если ты ещё в этом процессе начнёшь читать - это перейдет всякие границы. Дрим в ответ стыдливо улыбнулся, но взгляда с компаньона не отвел и после бросил уверенное: - Прочти тогда ты! Эти предложением хозяин поместья был введен в ступор. Несколько мгновений он тупо смотрел в бледное, поблескивающее звёздами и румянцем, лицо с этими красными маяками-глазками, в которых бликами сверкал не то сладковато-кислый сок граната, не то литры пролитой крови. А после сдвинул брови блестящего пурпурно-розового оттенка, отстранился, сел ровно и принял вид серьезный,суровый. Даже несмотря на эту резкую перемену, Дрим продолжал сидеть вальяжно и спокойно, довольно улыбаясь и чуть ли не виляя хвостом, как игривый щенок. - Нет, ты точно псих- в ответ на это "псих" лишь весело захихикал и продолжил просить прочесть письмо от его господина- как я могу прочесть чужую почту? - А ты не чужую - засмеялся любитель куриного бульона от переполнявших его весёлых чувств- мою прочти, того довольно будет. Техноблейд неудовлетворенно тяжело выдохнул и погрузился в некую задумчивость. За время проведения им тяжёлых дум, его приятель успел покончить с трапезой, убрал ненужные приборы со стола и ближе придвинулся к единственному человеку в этом доме. От него веяло теплом и сеном. Удовлетворившись этими ароматами, Дрим радостно зафырчал и уткнулся носом в длинные локоны и по итогу, потерявшись своей о чужую щеку, повторил: - А ты всё-таки прочти. Ты не волнуйся, там вряд ли есть такое, что бы я мог скрыть от тебя - Джордж всегда пишет строго и формально. Скорее всего, он просто хотел уточнить, о каком лезвии я просил перед его отъездом, не боле. Техноблейд ещё некоторого время смирял нарушителя его личного пространства суровым взглядом, но вскоре он смягчился и обратил внимание на запечатанный конверт. Эти фразы как будто убедили великана. Сопровождая свои действия очередным шумным вздохом, он всё-таки лишил ненадёжной защиты покрытые тайной строки и достал пару листов бумаги,на которых красовался эмоциональный, размашистый, но при том не лишенный некой утонченности и калиграфичности почерк. Смочив губы, он начал читать: " Дорогой мой друг, пишу тебе в надежде,что ответом на мои слова ты благословишь меня как можно скорее. Ибо,видит бог, лишь ты способен меня понять и успокоить. В ласке я сейчас нуждаюсь и жажда её сильнее,чем была когда бы то ни было .." - мужчина остановился и вопрошающе оглядел того,кому это письмо было обращено. Помимо того,что слог был тяжел и каждое слово было пропитано невыносимым для анархической души пафосом, так ещё в нем не наблюдалось и доли "строгости, формальности", в которой ещё совсем недавно убеждали. Ситуацию возводило в абсолют и то,что меж строк не было замечено вопроса о лезвиях, были лишь излишние художественные обороты, так свойственные любовным посланиям. Читать о чужих страстях не хотелось. Было желание закрыть только что открывшийся клуб молодых чтецов,но второй его участник, не отрываясь от листа, испачканного чернилами, бросил лишь кроткое:" продолжай". И он был вынужден продолжить. ".. мне здесь невыносимо, Клэй. Мне здесь плохо. Речь веду не о ярмарке и городе у подножья гор,ты знаешь. Чужая речь - отрава для меня, от неё веет мертвечиной. Ей пропах весь этот дом и я чувствую,как его проклятые стены меня пожирают. Это болезненно, каждый раз ложась спать, я боюсь вновь увидеть бесконечные, мучающие меня уже давно кошмары. Длятся они непростительно долго и из царства ужаса отпускают лишь тогда,когда вся моя постель пропитывается моим потом и слезами. Мои руки в крови, мой милый, я весь пропитан ей. От меня исходит невыносимый смрад. У меня никак не получается понять, умерщвлял ли я или сам погиб. В моих бледных ладонях трупы птиц и прочего зверья, порой в них появляются люди. Таковы эти сны. Одни и те же страхи не отпускают меня,раздирают мое сердце и душу. В этих стенах мертвец, я чувствую его, ощущаю каждой частичкой своего существования. Мне страшно. Больше всего меня пугает не факт помутнения собственного разума, а скорее его причина. Я боюсь,что виновник моих беспокойств - это ты. Ты стал холоден и жесток. Ты предал меня и изменил нашей искренней,чистой дружбе. Теперь пытаешься обратить её к другому. К кому обращена эта твоя страсть, кого сделал идолом в своих глазах, прошу ответь? Ты согрешил и с кем? С человеком не состоявшимся,без весомого титула и звания, не нашедшего себе призвания в жизни. Он по образованию врач и хороший воин, но отбрасывает все это и называет себя лишь анархистом. Что есть анархизм, мой милый друг? Это политическое убеждение, подрывающие меня, мой авторитет и,да,пусть бывший,но всё же статус короля. Вместо того,чтобы воспротивится ему, ты широко распахнул глаза и принялся слушать так внимательно,как ни разу в жизни не слышал меня или настоятеля в церкви. Скажу проще, Клэй, нынешнее общество мне ненавистно, оно лишает меня тебя и производит на тебя наверное впечатление,вверяет ложные ценности. Я бы мог тебе сказать и лично, не тратя бумаги и собственных нервов, но,господь меня простит, я не смог. Не смог бы говорить тебе эти слова,глядя в твои глаза, которые бы постепенно наполнялись несогласием, неприятием и даже гневом. Я знаю,ты будешь зол,но,милый, не гневайся на меня, все было сказано мною из моего искреннего чувства любви к тебе. Дай ответ,как будешь готов,но,прошу тебя,не томи меня сильно. Я итак слишком долго носил в себе эти тревоги. Прошу тебя, пойми меня, забудь об одурманевшем тебя бреде. Прошу, вернись ко мне." На том и кончил. Читатель отстранил от себя письмо, сложил его напополам и обратился к своему смиренному слушателю. Тот был сам не свой - взгляд был встревожен и претуплен, брови нахмурены и легонько подрагивали. Да и весь он иногда как будто пробивался лёгкой дрожью. На протяжении всего процесса он пожалел уже несколько раз о том,что предложил прочесть это несчастное письмо, слишком личное и оскорбительное для невольного участника события. Он даже несколько раз хотел было предложить отложить эту затею,а потом забыть о ней, но чужой ровный тон,не прерывающийся ни одной паузой даже на мгновение не оставлял ему ни единого шанса. Чужое движение заставило его встрепенуться и в одно мгновение выйти из собственной задумчивости. Столкнувшись взглядом с тем самым "идолом", он тут же распахнул глаза и бросил необдуманное: - Я не знал!- и тут же ему стало стыдно. Даже те,кто удостаивался смертной казни,чья голова летела мертвым грузом из под лезвия гильотины, не совершали столь низкого поступка,какой был совершен Дримом в этот момент. Лишь в трёх словах заключалось подтверждение теории Джорджа, тот был прав во всём и абсолютно. В прочем,как всегда,но как же это осознание сейчас было особенно неприятно. Оно врезалось лезвиями в душу, как терзало разум и заставляло выть настродавшуюся совесть. Шут предал своего короля и аргументом того была те самые слова. - нет, я хотел сказать...- столь мерзкое осознание побудило желание защитить своего господина, но тогда бы он оскорбил собеседника и не осталось ничего,кроме как замолчать. Дрим был на лезвии ножа. Шаг влево или вправо, неуверенное движение и смерть. На одной грани - тот, кому он был предан многие годы, к кому привык, с кем свыкся, кто стал частью его жизни и маленького мирка, а на другой - тот, кто прямо здесь и сейчас дарил не фантомное, далёкое,недосягаемое, а истинное счастье. Выбор означал бы окончательную потерю одну из сторон будущего, оттого был невыносим. Сложность также заключалась ещё и в том,что правильного выбора не было. Это не было логической задачей, простым вопросом или тестом - не было неправильного варианта. Жизнь такова - в ней нет ошибок и провалов, есть лишь выбор и развилки дорог, которые ведут нас в том или ином направлении. Мы сами их выбираем и по итогу приходим туда,где находимся сейчас. - Пожалуй, довольно на сегодня слов. - коротко отрезал Техноблейд и поднялся со своего места, чем вызвал ещё больше волнение как в физическом положении,так и в душе компаньона. - Пора идти. Дрим ничего не ответил, лишь молча кивнул, напряжённо вглядываясь в чужое лицо,пытаясь распахнуть в нем хоть какую-нибудь эмоцию. Он ждал гнева, отвращения, обиды, но не видел ничего из этого - все то же благословенное выражение, не тронутое и долей той тревоги, которая бушевала в его собственной душе. Это было невыносимо.