первое правило книжного клуба - никому ни слова о книжном клубе!

      Если ты читаешь это письмо, то скорее всего я умер. Я в больнице, мне было хуëво, а сейчас после смерти я не чувствую абсолютно нихуя. Никого не виню в своей кончине кроме носатого. О подробностях спрашивай у него. Боюсь, я не отвечу. Умер я от отравления. Синтетическим наркотиком. Очень редким. Жаль, что не могу рассказать тебе о моей роли во всей этой заварушке. Не плачьте по моему уходу, а лучше вообще обо мне не вспоминаете. Помни лишь о Мироне - он та ещë сука. (да именно в женском роде) Всех благ, Слав, ты на верном пути.       Именно такое письмо прочитал ранним утром в Питере Слава. Конечно, не сразу. Пришлось объяснять коллегам что это еврейское коварство во плоти теперь будет работать с ними. Все были не рады, не удивительно. Только Дудь носился по офису первые минут пять, но Андрей объяснил ему что к чему.       Нет ничего хуже, чем коллектив настроенный против тебя. Нет ничего хуже, быть начальником в офисе, где каждый хочет устроить тебе "сладкую жизнь". Но казалось Мирону на это было всë равно.       Глаза его были нечитаемы. Походка уверенная. Познакомился он со всеми быстро, особенно выделил Женю, сделав ей незначительный комплимент. Ушëл в свое логово, ранее называемое кабинетом Славы (а ещë ранее Дениса) и принялся уже что-то печатать на компьютере. В первую минуту рабочего дня... Не зная что к чему...       Единственное, что могло радовать, так это освобождение Дениса. Слава чувствовал себя двояко. Он мог отказаться и дальше править офисом, бороться за правду. Но какой в этом толк, если товарищ за решеткой, друг в коме...       Слава очень хотел узнать Фëдорова. Слишком трудная загадка, но времени достаточно. Карелин из прошлого не смог бы поверить, что сейчас стоит перед дверью кабинета, как секретарша, с горячим кофе в руках. Светло предлагал в это кофе плюнуть, а еще лучше подсыпать слабительного или снотворного, но Карелин эту идею отсëк. Потому что что он будет делать со спящим Фëдоровым?       Идея требовала корректировки. Может стоит сделать что-то вроде банкета? Мирон ведь не дурак, он видел их мины. Он расщëлкает их как орешки. Когда Слава стоял у двери, мысли одна за одной, как снежный ком, наваливались на него. Долгие сомнения перед тем как постучаться не покидали. Вдруг дверь открылась. Стоял Мирон. Буквально на расстоянии вытянутой руки. Карелин разглядывал его странно, всë ещë держа в руках чашку, немного остывшего кофе.       Он выгнул брови и глядя прямо в глаза спросил:       — Это мне?       Руки у Славы немного дрогнули. Держать чашку так тяжело оказывается. Собрав волю в кулак, он ответил:       — Да, вам. Всë-таки познакомиться нужно.       Ответ начальника, кажется удивил. Потому что даже сквозь его невозмутимую гримасу было видно интерес.       — Зайдите на секунду.       Слава приказ выполнил. Осмотрелся на уже не его стены, вздохнул. Посмотрел по сторонам, на полках уже красовались какие-то книги.       — Любите читать? — очевидный вопрос задал Слава.       — Да, поразился в последнее время Гете. Очень необычный слог. Думаю, вы, как человек эрудированный, должны его знать.       — Да куда ж мне... До светской литературы — съязвил он. — Меня в жизни беспокоят лишь мои родные. И если им плохо, то горестно и мне... Мы с вами обязательно поговорим. И о Гете и о Ницше... Только не сейчас. Я, наверно, пойду.       Мирон ничего не понял. Парень ведь только зашëл. Как он успел обидеть его этими фразами? Даже хотелось об этом спросить в моменте, но Фëдоров сам себя одëрнул, понимая, что это рушит его образ, который он выстраивал годами.       Перед самой дверью (несмотря на то, что до нее было всего шага два) Слава развернулся и сказал чëтко, смакуя каждое слово:       «Невозможно всегда быть героем, но всегда можно оставаться человеком».       Вышел. Мирон строчки узнал, тот же самый Гете...

***

      Офис стал небезопасным местом. Разговоры прекратились обо всëм кроме работы. Все сотрудники оказались замкнуты в пузыре. Осторожно произнося каждое слово. Слава не исключение. Теперь план по захвату клуба вообще не обсуждался в этих стенах. Договорились наконец собраться на выходных и проговорить сложную операцию.       Карелин под предлогом выйти покурить, позвонил в больницу. Услышал голос той самой медсестры. Она его успокоила. Кашин жив, но положительных изменений не наблюдается. Он еще хотел спросить о каких-то важных деталях, но вокруг него маячил Ваня. Трубку Слава положил и уделил время другу.       — Слава, по поводу последней жертвы. Про цепочку, в общем. Я еë нашëл. Я проебланил, она под заклад моего портфеля провалилась. Дело закрыто так сказать.       — В портфеле. Нашел. Спустя две недели? — недоверчиво глянул Слава. — Кстати трубку почему бросил, в прошлый раз?       Светло расправил плечи и сделал невозмутимое лицо:       — Батарейка села. Телефон херня китайская. Третий зарядник перегорел.       Слава немного смягчился, зажëг сигарету.       — Ну и что по поводу жертвы ты спросить хотел?       — У тебя были хоть какие-то фото до преступления. Ну, то есть... в момент совершения. В мгновение, когда девушка еще в цепочке?       — Нет. Если бы были, об этом знали все из нашей небольшой группы.       — Я так и думал, блять... — прошипел Ваня, со стеклянными глазами и напряженными губами. — Я пошëл. Тороплюсь.       Слава так и не понял что это был за блиц, но содержимое разговора запомнил. Мелочи в любом деле важны. Даже, если это мелочь о том, что у Вани сгорела третья зарядка.       Вернувшись в офис, Слава нашел записку на столе. Женя уехала на репортаж, не связанный с криминалистикой. Андрей с Юрой поехали на матч, Ваня сидел играл в пасьянс. Всë как в старые добрые...       Один лишь нюанс. И сидит он в кабинете. Ясно же, что он хочет контролировать каждый аспект в его богатой и успешной жизни. Если бы Слава был на его месте, он бы делал тоже самое?       Зачем об этом рассуждать, если ясно, что на такое место под силу забраться было лишь одному человеку. Фëдорову. Карелин не имел малейшего представления как он карабкался по карьерной лестнице, полз по ней или же летел вверх стремительно...       Однако внутри что-то его заставляло идти к нему в кабинет. Нести этот кофе невкусный, самый дешевый из автомата.       «А зачем стараться, если он его в любом случае выльет. Он же параноик!»— в этом был уверен Слава. Но он эти мысли проглатывал. Заходил со стуком, громким и чëтким.       Разговоры были абстрактные. И всегда заканчивались как артхаусный фильм. Какой-то мыслью, которая была ясна лишь режиссëру, то есть тому, кто из них двоих эту реплику сказал.       И так действительно продолжалась ещë несколько дней. Отношения их не продвинулись никак. Словно попутчики в поезде. Общаетесь, не вспоминая лишнего, о погоде, книгах, музыке, политике и всë. Выходите из поезда и больше вы никто. Вряд ли вы этот разговор вспомните, вряд ли пожалеете, что не взяли номер попутчика...       Зачем-то ввëл Мирон новое правило. Никогда в офисе не врать и быть искренним во всëм. Иначе увольнение. Напугал, конечно... Увольнение от нелюбимого начальника. Да, все прямо плачут уже. «Таких журналистов с руками отрвут», — это понимали сами сотрудники, с этим соглашался Мирон.       Пришëл Карелин, пострелял гневно глазами. Это заметил Мирон.       — Карелин, почему у вас всегда... — договорить не удается из-за звонка телефона, мелодия кстати довольна агрессивная. Читка на немецком.       Мирон аккуратно берëт телефон, прижимает к уху. Карелин стоит почему-то довольный.       — А теперь ставьте на громкую, Мирон Янович. — Слава даже не заметил как голос его стал таким властным.       Получив в ответ взгляд, говорящий «зачем это нужно», Слава отвечает:       — Ваши правила. Вы их нарушаете. Если у вас секреты, значит вы недоговариваете... Значит врëте.       Успевая переваривать то, что говорят в ухо по телефону и в реальной жизни, Мирон сдаëтся. Включает на громкую.       «Куда ты пропал. Обещал каждую ночь быть со мной, а куда-то уезжаешь... Я подумала над твоими странными кинками... Ich bin einverstanden* А ещë...       Мирон бросил трубку. Все далее сказанное явно не касалось Карелина. Зато теперь он стоял радостный. Даже забывший на пару минут кто перед ним сидит. Говорить в этот раз было смысла мало. Слава откровенно смеялся. Складывал руки в замок, застыв у стола. Теперь он услышал звонок своего телефона. Теперь немного ухмыльнулся Фëдоров.       Слава включил на громкую незнакомый номер. Он надеялся на то, что это просто реклама какого-то банка.       — Привет, Слав. — О, нет! Этот мужской голос Карелин помнил. Да и как забыть бармена, который похож на теперешнего начальника... — Надеюсь помнишь. Я тут на днях прибирался на квартире, после того как... Кхм, ну не буду по телефону, личное, — Слава краснел, а ладоши потели, он понимал, что может сбросить, но чувствовал свою слабость. Он не мог пошевилить даже мизинцем. — Нашëл твой словарик, как там твой немецкий? Лучше найди себе репетитора. Быстрее дело пойдëт. Хотел тебе об этом утром сказать, но ты сб... — в этой схватке Слава проиграл и отключил телефон. Хотелось его разбить.       Смысл последнего слова всë равно был ясен: «сбежал».       В любой неловкой и непонятной ситуации Слава привык сваливать. Эта не исключение. Вдруг его позвали.       — Слава... Brauchen Sie einen Deutschlehrer?**       Какой голос... Слава опять на секунду забыл где находится и, кажется, даже побеленные стены поплыли в его глазах. Проглотив ком в горле, он ответил:       — Nein, ich lerne alles schnell selbst***       «В том, что ты всë умеешь я убедился благодаря телефонному разговору», — подумал Мирон, когда Карелин уже вышел из его логова.       Впереди были выходные. Непростая суббота в частности. План нуждался в обсуждении, а Карелин нуждался в этот момент в свежем воздухе.