История его родных земель подходила к своему предначертанному концу. Наверное, это и правильно, ведь любые империи рано или поздно распадались. Но почему именно на нём прерывается их странная семейная цепочка?
Одно успокаивало: мир также стремительно летел в пропасть. Земля содрогалась от взрывов, пожаров и беспорядков, реки выходили из берегов, острова меняли очертания. Людям некогда было волноваться о постепенной смене климата, ведь противостояние, устроенное человечеством, набирало обороты с каждым днём — с каждым годом, с каждым десятилетием, всё сильнее и сильнее искажая мир. Они слишком долго вели эту войну, слишком много думали о сиюминутных прихотях, но не о последствиях. Больше не оставалось мест, где можно было считать себя в безопасности.
Его лишь приносят в жертву, чтобы отсрочить собственную кончину.
— Мне жаль. Это вынужденная необходимость.
Руслан обернулся, чтобы взглянуть на американца, чье лицо не отображало ничего, кроме равнодушия.
— С каких пор ты знал, что настанет этот момент? — Федерация с тихой грустью смотрит на направленное в его сторону оружие.
— С самой первой встречи, — честно признаëтся блондин. Казалось, Алекс вовсе и не чувствовал пистолет в своей руке, лишь пристально наблюдал за реакцией русского, в то время как смысл услышанного начинал медленно доходить до последнего. — Я уже тогда догадывался, что в крайнем случае мне придётся тебя убить.
Но он, правда, не хотел этого. До последнего пытался избежать худшего варианта.
— Вот так просто говоришь мне об этом? — отрывисто шепчет беловолосый, когда предательство вновь вонзается острым копьем в его душу, а по телу проходит мелкий озноб. Народ страдает, территории гибнут, и он, как воплощение, отчетливо это ощущает. Ему и так осталось недолго: умрет минутой раньше или позже — не имеет значения. По крайней мере, для него. — Какой ты всё-таки лжец.
— Прости меня.
Слышится выстрел, а в груди чувствуется глухая боль.
Россия пытается что-то сказать, но из его рта вырывается лишь кашель с кровью. Он падает на землю, и мир перед его глазами начинает неумолимо меркнуть. Америка в шоке раскрывает глаза, пусть за темными очками этого не видно. Это не его рук дело. Он поворачивает голову к стрелявшему. Великобритания, находившийся в тени, с явным наслаждением смотрит на умирающее воплощение, протирая белоснежным платком свой пистолет.
— Наконец, — с облегчением выдыхает Британия, разворачиваясь в сторону места, куда их высадили вертолеты. — Столько лет мы пытались избавиться от воплощений этих чертовых территорий. Этот последний. Надеюсь, нас не ожидают сюрпризы в виде скрытых наследников.
Штаты еле слышно вздыхает от потрясения, растерянно рассматривает старшего и возвращает пистолет в кобуру, предупреждая родителя, чтобы тот шел без него. Последний с каким-то презрением смотрит на сына, но лишних вопросов не задаёт.
И стоит англичанину скрыться в тени деревьев, как блондин тут же спешит к Федерации, опускаясь перед ним на колени. Кровь и влажная поверхность земли окончательно пачкают белоснежный костюм американца, но тот даже не замечает этого.
— Алекс? — хрипит русский, не в силах сделать нормальный вдох, когда чувствует чужую теплую ладонь на своей щеке. Беловолосый пытается найти взглядом её обладателя и шипит от боли, стоит американцу приподнять его. Руслану горько; он беспомощен, вся его жизнь прошла впустую. Федерация так старался быть полезным для своего народа, стать достойной заменой отца и найти верных союзников. А теперь...он умирал: лежал на сырой земле в луже собственной крови, чувствуя запах гари, только голова от чего-то покоилась на коленях одного из его палачей, чьи подрагивающие пальцы успокаивающе гладили его по волосам, убирая со лба выступающие капли холодного пота.
Сам же Америка еле еле шевелил губами, стараясь сказать вслух хоть что-то. Всё не должно было закончиться именно так. Они должны объясниться друг другу — хотя бы сейчас. Россия обязан его выслушать. Руслан не может умереть с мыслью, что он его предал, что искренне желал смерти. Это неправда.
Федерация собирает в себе последние силы, чтобы потянуться рукой к лицу американца и стянуть с него чертовы очки. Конечно, его первой реакцией на заход чужих войск был гнев. Сильная всепоглощающая ярость на собственную глупость. Беловолосый был таким идиотом, когда доверил своё спасение кому-то. Его же предупреждали: американец с остальными не упустят возможности ввести свои войска для подавления гражданской войны. Боже, да они все, должно быть, долго смеялись над ним и его доверчивостью. Однако сейчас он понимает, насколько же на самом деле устал от такой жизни; мысли о несправедливом мире и печальной судьбе уже не шли в голову, а разум, кажется, смирился с таким положением дел. Хотелось лишь взглянуть в глаза США, чтобы понять его чувства. Америка судорожно выдыхает, не ожидая подобных действий со стороны обессиленного русского.
— Я знал, что ты плачешь, — ласково шепчет младший, видя скопившуюся влагу в уголках глаз напротив. Волна озноба вновь проходит сквозь тело, отчего немеют даже щеки. Ему страшно, но он ожидал этого с самого начала, так что жаловаться бесполезно. Надо было больше стараться и меньше полагаться на других. Но…он вспоминает те времена, когда был младше, как отец постоянно пропадал на работе, пытаясь заботиться по мере своих сил о материальном благополучии каждой республики, помогал союзникам, как образовывал отстающие страны, помогая тем становиться на ноги, не грабя местные народы, как это делали до них европейские колонизаторы.
СССР до последнего вкладывался в будущее человечества, пусть и совершал множество ошибок. И если даже у него не получилось что-то поменять в мире, имея столько ресурсов и союзников, то что мог бы сделать Федерация?
— Пожалуйста, не говори больше ничего.
Руслан вздрагивает. Кого тот на самом деле пытается успокоить?
— Там темно, — всхлипывает Федерация, чувствуя приближающийся конец. Боль, оплетающая позвоночник, мучительна. Россия знает, что Америка не сможет ему помочь, но он уже так долго борется, чтобы просто не потерять сознание.
Чужая рука сжимает его влажную ладонь, а вторая скользит по лбу, вновь замирая на щеке. — И я наверняка останусь в том месте один.
— Я буду рядом, никто больше тебя не потревожит.
– Тебе необязательно быть здесь...в такой момент, — на мгновение американец выглядит оскорбленным.
– Нет, – блондин склоняется к нему, соприкасаясь лбами, — я не могу оставить тебя тут одного, мы ведь... — он замолкает, потому что они оба боялись сказать об их тайном союзе вслух. Потом охрипшим, пронизанным горечью голосом, признает:
— Нам не хватило времени. Нам просто не хватило времени. Мне так жаль. Надо было действовать по-другому...
— Ты хороший человек, Алекс, — американца прерывает Руслан, чей тон звучал напряженнее, чем следовало бы, но ему необходимо это сказать, — не как воплощение. Просто ты. Люди будут говорить по-другому, но ты должен знать, что вовсе не монстр, — он ерзает. Ноги полностью онемели, а зуд пробирался по позвоночнику, чтобы добраться и до верхних органов.
Штаты издает тихий раненый звук.
— И, — тихо признается Руслан, — ты был единственным. Всегда, — и он знает, что это звучит так, будто бы у него снова разбито сердце, но может, так оно и есть, и Россия позволяет себе уронить несколько слезинок.
— Нет, не продолжай, — сдавленно выдыхает американец, изо всех сил обнимая беловолосого, прижимая его к себе.
— Я не хочу умирать, — вновь слышится тихий голос русского. Его слезы пропитывают форму США, и тот только крепче обнимает его.
— Закрой глаза, — шепчет Алекс ему в макушку. — Так будет легче. Пожалуйста, — он дрожит всем телом, крепче сжимает ослабевшее тело в своей хватке. — Я не смог исполнить обещание, прости меня. Мы ещё столько не успели сделать.
Россия закрывает глаза и сосредотачивается на дыхании. Каждый вдох полон запахом одеколона Америки. Он запомнит все до самого конца. Дышать становится сложнее, легкие с каждым новым вдохом не хотят работать на полную. Все внутри переворачивается и горит огнем, желая, чтобы случилось какое-то чудо и его спасли, потому что ему страшно; могильный холод и тьма пробирают до глубины души, но Федерация яростно подавляет ужас.
США смотрит на него долго, не отводя обеспокоенных глаз, а потом прижимается губами к губам беловолосого. Алекс искренне жалел, что не целовал Руслана чаще, чем мог бы.
— Будь у меня второй шанс, я бы забрал тебя к себе при первой же встрече. И всё равно, что скажет общественность. Китай так легко до тебя не добрался. И я...учел бы и твои интересы.
Федерация не особо вслушивается, всё равно не может разобрать его слов. но даже сквозь размывающуюся картинку видит перед собой небесно-голубые глаза: всё такие же чистые и яркие, подмечает, как уверенно и в то же время печально улыбается Америка.
Где-то вдалеке слышится очередной взрыв, а над головами проносится крик одинокой черной птицы. Россия закрывает глаза, и темнота, с которой он так долго сражался, накрывает его окончательно.
Улыбка быстро падает с лица блондина, а по щекам скатываются соленые капли.
США впервые за многие годы плачет.
***
В голове неприятно пульсировало, грудь налилась тяжелым свинцом, а в душе поселилось необъяснимое чувство страха.
Руслан вскакивает на кровати в холодном поту, открывает рот в попытках сделать глубокие вздохи. В комнате было темно и прохладно, полуоткрытые окна зашторены плотной тканью, а в очертаниях виднеется лишь шкаф, небольшой столик и огромная кровать. Федерация пытается успокоиться и определить, где сейчас находится. Мысли спутались в один большой ком, а в голове царила полная путаница из непонятных ему событий.
Россия нервно сжимает в руке шелковую ткань постельного белья, когда замечает, что находится в помещении не один. Неизвестный спит совсем рядом с ним и, кажется, вот-вот рискует проснуться.
В голове как раз кстати всплывают отрывки воспоминаний.
— Почему бы мне не показать, насколько я одержим тобой, — голос Китая опустился на несколько тонов, и в нем не осталось ничего, кроме вожделения. Глаза Руслана на мгновение удивленно расширились, и он изумленно посмотрел на Шеня. Федерация прежде никогда не думал о своем союзнике в сексуальном подтексте, но сейчас однозначно был впечатлен.
— Ну попробуй.
***
Шень все также удерживает лицо русского рукой, сжимая его подбородок, чтобы тот не вертел головой лишний раз. Азиат проходится своим языком по чужим губам, делая их более влажными, а сам Федерация довольно мычит, показывая что очень даже не против от такого напора. Младший охотно открывает рот, пропуская внутрь чужой язык, активно отвечая на поцелуй. Он настолько возбужден, что сам того не понимая, цепляется ногтями в одежду старшего, притягивая его ближе. Совершенно игнорируя плохое предчувствие.
По спине проходит мелкий озноб, а на лице мелькает гримаса отвращения. Он провел ночь с Китаем. Приехали.
Но почему у него такое стойкое ощущение дежавю? Откуда вообще взялись негативные эмоции? Ему ведь даже понравилось. Да и Ли Шень не последняя личность в его жизни.
— Руслан? — слышится голос азиата откуда-то сбоку. — Что-то не так?
О, нет. Не сейчас. Россия перебирает в голове подходящие варианты ответа.
— Спи, мне просто надо в уборную, — беловолосый делает голос максимально непринужденным и ласковым. — Я скоро вернусь.
Ложь. Парень не намерен здесь оставаться. И возвращаться тоже. Никогда.
Федерация хмурится. Сбегать по ночам входило у него в привычку.
Азиат легонько кивает, видимо, не до конца проснувшийся и отворачивается от него на другой бок, советуя включить прикроватную лампу, и засыпает.
Россия не помнит как собирает свои вещи, одевается и почти вылетает из помещения. Он оказывается в просторном коридоре бежевых оттенков со множеством дверей и камерами, которые беловолосый подмечает сразу же. Наверняка выглядит в них неряшливым, бледным и очень напуганным. Однако теперь он, по крайней мере, уверен, что находится в отеле, а с остальным можно будет разобраться позднее. В кармане нащупывается карта от люкса, Россия оглядывается на дверь позади. Цифры не совпадают. Отлично. Значит, в руках у него ключ от собственного номера.
Люкс оказывается этажом выше, поэтому Федерация решает не тратить время на вызов лифта. Как только видит в поле зрения выход на лестничную площадку, тут же выскакивает туда, начиная бегом взбираться по лестнице.
Только...от чего Россия так старательно бежит?
Внезапно где-то на улице раздаются громкие хлопки, а через открытую форточку лестничной площадки виднеются вспышки фейерверков. Особо громкий хлопок напомнил ему оружейный выстрел. В груди ощутимо закололо.
Тут же воспоминания, словно лавиной, нахлынули на сознание.
Ему было суждено умереть.
И умереть не иначе как на руках у собственного супруга.
Он медленно поднимается на нужный этаж и, спотыкаясь через каждые пару шагов, доходит до своего номера. Ему срочно надо присесть. И хорошенько подумать.
А может, он и вовсе сошел с ума?
Независимо от этого, в голове оставалось четкое понимание того, что Федерация в прошлом шел на поводу у лжецов, притворявшихся друзьями, выполнявших приказы Китая или Штатов, и, если его смутные воспоминания верны, сам Россия тоже не отличался выдающимися для страны качествами.
Но и Алекс с Шенем были не лучше.
Оба пожертвовали им ради своих целей.
Он вваливается в свой номер, проходит глубоко внутрь, смутно ориентируясь в темном пространстве. Свет включать совершенно не хотелось; благо, огни ночного города, виднеющиеся сквозь большое панорамное окно, давали достаточную видимость. Федерация плюхается в мягкое, приятное на ощупь кресло, перекидывает ноги через подлокотник и устало облокачивается головой на высокую спинку. Внимание хоть и было расфокусировано, но взгляд то и дело возвращался к дневнику с заметками, оставленному на столике ещё утром. Вроде бы. Россия и сам не мог различить, какие из воспоминаний относятся к недавним событиям, а какие должны только случится с ним и его окружением.
Единственная здравая мысль, оставшаяся в сознании, твердила ему о необходимости записать основные события будущего и дополнить некоторые пробелы, пока на то оставалась возможность. Не было никаких гарантий, что поток воспоминаний продлится долго и он действительно сумеет запомнить столько информации. Руслан понятия не имеет, что происходит, но одна из истин, приобретенных за годы практики гласила, что любая мелочь может оказаться важна для тебя.
Он тянется трясущейся рукой к блокноту в кожаной обертке и, не сдержавшись, всхлипывает. Его жизнь явно не была сказкой со счастливым концом.
