Жизнь после любви

Энакин Скайуокер лежал на кровати в медкорпусе, безучастно глядя в потолок. Он не радовался своему спасению, но и не жалел о нём. Ему было всё равно. В нём не осталось никаких эмоций. Он казался себе выключенным дроидом. Разве что-то могло иметь значение, если он потерял самое главное в жизни: свою любовь. Чувство, возникшее в детстве, и которое он пронёс через всю жизнь. Падме была его ангелом, богиней, смыслом жизни. Всё, чем он жил и ради чего дышал. В своей одержимости, он не мыслил себя без неё. Если ему снились кошмары о потере любимой, он в ужасе просыпался, чувствуя себя так, как будто его лишили воздуха. Он просто не мог существовать отдельно от неё. Это было немыслимо. Он слышал встревоженные голоса целителей, улавливал тревогу друзей. Но его это не интересовало. Энакин понимал, что в выздоровлении очень важную роль играло настроение пациента, но у него не было сил на то, чтобы быть оптимистом. Какая может быть вера в лучшее, если он был уверен, что его жизнь закончена. Ведь без любимой для него ничего не имело смысла. Он привык жить только её. Падме была для него превыше всего остального: друзей, ордена, чувства долга. Ради неё он, не раздумывая, собирался совершить ужасное преступление. - Мы не видим улучшения в его состоянии. У пациента отсутствует желание жить, - услышал Энакин голос целителя, - Это сильно осложняет процесс выздоровления, поскольку успех лечения напрямую зависит от эмоционального состояния. "Да, конечно, это понятно", - подумал Энакин, - "Даже здоровый человек в депрессии заболевает. Что и говорить обо мне." Но ему это было не важно. Он не мог сделать над собой усилие и преодолеть своё подавленное состояние. Это казалось ему невозможным. Страшная боль от подлого предательства любимой, разрывала его сердце. Он готов был уничтожить весь мир и продать собственную душу ради её спасения, потому что жил только её. А она предала его, не оценила благородный порыв. Наоборот, самым циничным образом подталкивала его к этому. Её целью было сделать из него ситха, в угоду своему любовнику. Энакин всегда был уверен, что у них искренняя, взаимная любовь. Он доверял своей Падме, своему любимому ангелу больше всех на свете. Он никогда в ней не сомневался. Её любовь была для него солнечным светом, воздухом, радостью, эйфорией, самой жизнью. Ему даже в самом страшном кошмаре не могло присниться, что любимая на самом деле - оружие в руках тёмного властелина. А тем более поверить в то, что их с Падме "счастливая" семейная жизнь была с самого начала только спектаклем, это было выше его понимания. Никакой любви с её стороны и не существовало, она играла отведённую ей роль, как актриса. Энакин ещё пытался найти ей какие-то оправдания. Чтобы как-то утешить самого себя. Хотел думать, что она не виновата, просто оказалась под влиянием тёмной стороны. Но эти мысли не приносили облегчения. Ведь если и так, то что это меняет? Ничего. Действовала ли Падме сама или под влиянием ситха, суть одна - она его не любит и никогда не любила. Это просто жестокое существо, не ведающее жалости и любви. Он непрерывно прокручивал в голове события недавнего прошлого. Никак не мог избавиться от страшных воспоминаний, навсегда перевернувших, а точнее уничтоживших его жизнь. Энакин понимал, что эти воспоминания только усиливают боль и не способствуют выздоровлению, но ничего не мог с собой поделать. Флешбек: Энакин рванулся к Сидиусу, опустив правую руку на свой меч, висевший на поясе, сказанное возмутило до глубины души. Да как он смеет, этот мерзкий предатель прикасаться даже мысленно к его дорогой и любимой жене, за честь которой он мог разрубить в капусту целый Орден таких вот ситхов, не то, что одного. Но тут же был остановлен вылетевшей навстречу фиолетовой молнией, отлетевшей обратно к хозяину, ударившись о синий клинок и лишь отдельными исками прошипев на полу. — Не так быстро, уважаемый, посмотри сперва кое-что интересное, пояснения к просмотру я предоставлю — ответил ему канцлер и Силой нажав на какую-то кнопку под столом, активировал стоявший на нем голопроектор и тот явил взору ошеломленной аудитории первую запись. Она являла собой влюбленную пару, на вид очень счастливую обществом друг друга. Стройный элегантный мужчина лет пятидесяти, одетый в фиолетовую мантию сенатора и совсем ещё юная девушка в светлом платье и лёгкой накидке. Они просто стояли рядом и обнявшись смотрели друг другу в глаза. И судя по окружавшему их пейзажу, пара прогуливалась по Набу, намереваясь потом хорошо отдохнуть на лоне природы, но не это удивляло больше всего, а то кем являлись эти влюбленные. Но не успел Энакин подумать об этом, как изображение на проекторе сменилось другим, где та же самая парочка сидела в кафе и по виду просто разговаривали. Но так только казалось, стоило лишь повнимательнее взглянуть на девушку, на то, как преданно она смотрит на своего спутника, так, словно никого вокруг больше и нет. Но самый главный ужас поджидал Энакина в следующем изображении, которое на самом деле являлось видеозаписью, датированный первым годом после назначения сенатора Амидалы на эту должность. На этот раз она сидела в кабинете канцлера, напротив него, и держа его руку двумя своими, внимательно слушала то, что он ей говорит. Она согласно кивала и лишь изредка спрашивала собеседника о чем-то вроде: «Я точно справлюсь?»; «Мне обязательно выходить за него замуж?»; «А это точно столкнет его во Тьму?» И в целом предмет разговора был совершенно ужасным, невероятным от самого факта своего существования, но был правдив ровно настолько, насколько и то, что канцлер Республики на самом деле являлся Лордом ситхов. Это подтвердила другая запись, где Падме, только несколькими годами позднее, чем на предыдущей и несколькими месяцами ранее, чем сейчас, снова явилась в личный кабинет того, кто много лет, начиная с момента назначения в сенат, являлся её любовником, посвятив её во все свои тайны, даже в своё намерение столкнуть во Тьму самого Избранного. А после попросил её помочь ему в этом, влюбив Энакина в себя и убедив на себе жениться. Это помогло бы ему держать того при себе и оказать дополнительное влияние на разум Скайуокера, зная его привязчивость к людям. И сейчас она призналась канцлеру в беременности, причём, совсем не от невольного мужа. В ответ получила похвалу и приказ побольше напоминать Энакину об этом ребенке, чтобы привить ему беспокойство и за него тоже. Дальше Скайуокер уже не слушал, а выхватив меч, с размаху ударил им по проектору. Тот вспыхнул и искрясь разлетелся на части, перекрывая бешеный крик молодого джедая, кинувшегося на довольно ухмылявшегося врага, тотчас притянувшего к себе свой упавший меч. — Лжец! Ты просто наглый и беспардонный лжец! Как только у тебя хватает совести произносить при мне подобную мерзость? -- яростно прокричал Скайуокер, не веря ни единому слову из услышанного, однако всерьёз обозлившись на попытку ситха ударить его по больному, затронув святое, то, чего не смел касаться даже в мыслях. Его возлюбленной, его ребёнка, его семьи. Повторяя это мысленно, Энакин невольно делал упор на слово Его, как будто пытаясь таким образом защитить себя от той волны грязи, которую вылил на него канцлер. На него и Падме. Его дорогую и любимую Падме, вышедшую за него замуж по большой взаимной любви и все годы их жизни бывшую ему кристально верной. Да, это было так и никак иначе, а Палпатин ещё сильно пожалеет о том, что посмел попытаться осквернить её. И не размышляя более ни о чем, Скайуокер сделал решительный выпад, в прыжке нанося вертикальный удар. Канцлер не сплоховал и раскидав Силой стоявших возле него Магистров, ответил оппоненту не менее чётким ударом снизу. Клинки столкнулись и резко отскочили в разные стороны, лишь только затем, чтобы схлестнуться уже над головами, встречаясь в вертикальном ударе. Ситх ловко перемещался из стороны в сторону, совершая резкие выпады в самые неожиданные моменты, особенно когда была возможность пробить блок соперника. Энакин не отставал от него, ибо не зря много лет оттачивал навыки боя и прошёл Войну Клонов почти без единого ранения. Красный клинок ситха, казалось бы уже настигший свою жертву, мгновение спустя оставался ни с чем, попадая лишь на предметы обстановки. Сидиус повёл клинком по низу, заметив, что Энакин решил подпрыгнуть, имея целью срубить ему ноги, и срубил, встретив сначала правое, а потом и левое колено...высокой пермакритовой статуи, стоявшей возле стены, служа временным щитом для Скайуокера. Тот воспользовался моментом и Силой обрушил её на противника, успевшего, однако, выскочить из-подлетевших на него обломков и послать вдогонку ответный Силовой удар. Тяжёлый известковый кулак ударился в лицо Энакина, попав по верхней губе, тот почувствовал во рту кровь и сплюнув в сторону, выскочил перед ситхом. Случайность или нет, но кровавый плевок пришёлся ему в лицо и не потерпев такой дерзости, Сидиус снова накинулся на врага, тесня его в угол, чтобы добить. Ему казалось, что он уже достаточно измотал Скайуокера, чтобы добить, в его Силовом поле ясно ощущалась усталость, а то, что он сейчас увидит должно его окончательно сломить. И незаметно для Энакина, Ситх нажал кнопку своего коммуникатора, отправляя автоматическое сообщение кому-то, сидевшему в небольшом помещении за стеной, видя по голографическому экрану всё происходящее в кабинете. «Входи» -- значилось в коротком послании и этого хватило, чтобы небольшая прикрытия драпировкой дверь в стене открылась, являя взорам всех присутствующих невысокую женскую фигуру с тёмными волосами, собранными на затылке в хвост, одетую в светлую водолазку и чёрные брюки. Она была достаточно стройной, из-за чего был особенно заметен довольно большой живот. Сенатор Амидала явилась на поле боя, чтобы нанести их общей с ситхом жертве последний удар. Бесспорно смертельный. Оба сражавшихся уже оттеснили друг друга к окну, их мечи, синий и красный, почти не разделялись друг с другом, только разве, что для того, чтобы размахнуться для нового удара. И когда они уже стояли возле приоткрытого ввиду вечерней жары оконного стекла, Сидиус улучил момент и привлёк внимание оппонента: -- Взгляни на это, мой друг, какой преданностью я могу похвастаться, моя победа всего лишь не за горами, а меня уже явились чествовать. Энакин проследил за его взглядом и его собственный загорелся отчаянной надеждой и всё его существо устремилось в направлении маленькой дверки, о существовании которой он даже не подозревал, хотя и считал, что знает кабинет канцлера как свои пять пальцев. - Падме, ты здесь, ты слышала, что он о тебе сказал? Ответь мне, ведь это неправда? Я и так это знаю, ты не могла иметь ничего общего с этим человеком, подойди же сюда и скажи это всем. Падме взглянула на него прямым и открытым взглядом, после чего и вправду начала приближаться к мужчинам, в конце-концов остановившись возле Энакина. И все смогли оценить этот разительный контраст -- Падме, ухоженная, одетая просто, но опрятно, с лёгким макияжем на лице и Скайуокер, растрепанный, в помятой и местами прожженной одежде, с припухшей с одной стороны верхней губой. Равно как и голос молодой женщины звучал не в пример ему спокойно и даже холодно. Она встала совсем близко к своему мужу и взглянув прямо ему в глаза, согласно кивнула, принимая его слова, и только тогда ответила: - Ты совершенно прав, Эни, то, что прозвучало здесь и сейчас-совершеннейшая неправда, больше того, оно и близко не является таковым, это истина, причём, непреложная, такая же как то, что ты-жалкий неудачник, которому никогда не стать великим и остаётся только мечтать о звании Магистра, хотя безуспешно. Такие как ты могут лишь стоять в стороне и завидовать тем, кто лучше, доверяя каждому, кто похвалит, и удивляясь потом откуда взялся нож у тебя в спине. Этого было достаточно, чтобы Энакин понял, что надежды на лучшее для него уже не осталось, правда есть только одна и он её услышал. Только, что, от двоих близких людей, на деле отнюдь не являвшихся таковыми. Но не в характере Энакина было предаваться унынию, особенно когда ему находится достойная альтернатива. Ярость. Именно она хлынула в его раненую душу, вытесняя на время боль. Синий клинок взвился над карнизом и новая серия жестоких ударов обрушилась на вероломного политика. Конец флешбека. Энакин плавился от невыносимой боли, вспоминая этот страшный момент, когда его сердце разбилось навсегда. Но в тот момент ярость придала ему сил, и он сумел победить ненавистного ситха. А когда Падме выстрелила в Винду, Энакин отбросил его силой, и не успел уйти с траектории выстрела. Хотя, в душе он понимал, что и не хотел этого. После всего, что он узнал, он был бы рад, если бы она его убила. Ведь она и так убила его. Уничтожила душу и сердце. А зачем ему эта жалкая оболочка, без души. Он предпочёл бы, чтобы она закончила своё дело, убила бы его уже разом. Поэтому спасение не стало для него радостью. Зачем? Его существование больше не имело смысла. Когда он узнал, что при ранении произошло повреждение левого предсердия, средней доли левого лёгкого и лёгочной артерии, то не пришёл в ужас от страшных травм, которые получил, а только удивился. "Сердце? Неужели оно у меня осталось? Она же уничтожила его своим поступком. Вырвала из груди, выбросила, растоптала. Разве ещё там было что-то, что ещё можно спасти?" - подумал Энакин, - "Зачем они всё это делают? Мне уже ни к чему." От этих воспоминаний ему стало хуже. Данные на мониторах приборов жизнеобеспечения сообщили о нарушении дыхания и сердцебиения. Но Энакину это было не важно, также как и попытки целителя помочь ему. Он просто не хотел выздоравливать