Жизнь после любви

Состояние здоровья Энакина всё ещё оставалось очень тяжелым. Он не мог вставать. Только полусидеть, так как это облегчало дыхание. Заходившие целители только разочарованно качали головой, не видя улучшений. Он заметил, что особенно расстроенной выглядела целитель Нема. Она печально смотрела на него и сочувственно вздыхала. Если бы Энакин был способен испытывать какие-либо эмоции, он, конечно, был бы тронут таким участием. Но он ничего не испытывал. Его душа была пуста, выжжена страшным огнём предательства. Он не мог испытывать никаких эмоций, кроме ужасной, всепоглощающей боли, захватившей всё его существо. Всё то время, что он не спал, было отведено размышлениям. О потере любви и смысла жизни. Он непрерывно вспоминал прошлое. Пытался зацепиться в воспоминаниях за что-то, что указывало бы на притворство Падме. Он понимал, что именно эти мысли мешали выздоровлению, но ничего не мог с собой поделать. Ему уже не было дела до своего здоровья. Он с каким-то равнодушием ожидал окончания своих страданий. Жизнь больше не имела для него смысла. Непрерывно прокручивая в голове моменты из их прошлого, Энакин не мог поверить, что всё это было не по-настоящему. Ему казалось, что она любила его, также искренне, как и он её. А на самом деле… Но подумав об этом, он вдруг вспомнил несколько событий, явно указывающих на её равнодушие и даже пренебрежение. На совместной миссии, когда Падме должна была шпионить за Рашем Кловисом, она очень пренебрежительно повела себя по отношению к Энакину. Она объяснила это тем, что ради интересов Республики все средства хороши. Но сам Энакин сгорал то злости и ревности, наблюдая за тем, как Раш подкатывал к Падме. А она была совершенно не против, даже не стеснялась мужа. А дальше всё было ещё хуже. Конечно, Энакин старался держать себя в руках, но это давалось ему с большим трудом. Когда он увидел, что они обнимались, и Падме явно была не против, сердце Энакина чуть не разорвалось от боли. Очень тяжело наблюдать такое. Он тогда даже подумал, что было, если бы всё было наоборот. То есть, ему пришлось бы изображать любовь к какой-нибудь женщине в присутствии Падме, ради Республики. Он тогда был уверен, что ей бы это не понравилось. Сейчас он понял, что ей это было бы всё равно. И тогда ей было всё равно, кто с ней. Энакин, Раш, они были для неё лишь средством в достижении цели: помочь своему ситху. Энакина обожгло болью. Его сердце сжалось. Мониторы сразу же отразили изменения частоты сердечных сокращений и дыхательного ритма. Но ему было всё равно. Его душа разрывалась от боли. Вошла целитель Нема. Тревожно посмотрела на показатели приборов, покачала головой. — Энакин, — ласково сказала она, — постарайся расслабиться, не думай о плохом. Всё позади. Больше не думай о том, что было. Так ты не выздоровеешь. Но Энакин, не слушая её, продолжал думать о своём. Вопреки лечению, ему не становилось лучше. Лечение бывает эффективно только в случае, если пациент сам хочет выздороветь. У него же тяжёлая депрессия подавляла любую возможность улучшения. Думая, что его жизнь закончена, он не желал выздоровления. Затем Энакин вспомнил момент, когда его взяли в плен. Одновременно с этим, республиканцы взяли в плен Гривуса. Падме выдвинули ультиматум, если она не обменяет Гривуса не Энакина, его казнят. И Падме отказывалась это сделать до тех пор, пока Джар-Джар не настоял. Этого Энакин тогда не мог понять. Ставить интересы Республики выше любимого. Его это потрясло. Он сам не раздумывал бы ни секунды. Сейчас он понимал, что на самом деле ей не было до него дела, она наоборот, вздохнула бы с облегчением, если бы избавилась от него. Всё говорило о том, что чувства Падме не были настоящими. Он вспомнил, как после их встречи спустя десять лет разлуки, она была холодна по отношению к нему. Совершенно не обращала на него внимания, вела себя отстранённо. Наоборот, всё время делала замечания в присутствии других, отчитывала, как мальчишку. С любимым так себя не ведут. А потом, почему-то вдруг призналась в любви, когда он уже не ждал от неё ничего. Тогда он обрадовался, а сейчас понял, что Сидиус проинструктировал её. А он всё это время жил только её, этой любовью. Не замечал ничего вокруг, был одержим своими чувствами. Ради неё он был способен убить любого, не остановился бы ни перед чем. А их последняя встреча с Кловисом, незадолго до его гибели. Как Кловис беззастенчиво подкатывал к Падме, а она явно была не против. Когда Энакин в ярости, избил Кловиса, который поцеловал бы его жену, если бы он не зашёл комнату, Падме была на стороне Раша. Как она набросилась на мужа. Она с яростью высказывала ему всё, что о нём думала. О том, что он срывает её задание (теперь понятно, что соблазнять всех подряд по приказу Сидиуса, было для неё обычным делом). Она требовала прекратить ревновать, вести себя прилично, и так далее. И сказала, что им следует прекратить отношения, если он ей не доверяет. Как же, конечно, стерва, знала на что ей надо давить в его сознании. Как ему тогда было больно, он ужасно страдал, готов был убить Кловиса. Это воспоминание вызвало в нём новую волну невыносимой боли. Он продолжал изматывать себя такими воспоминаниями, понимая, что так он никогда не поправится. Если Падме на самом деле его никогда не любила, и всё, что между ними было, было ненастоящим, то он точно знал, что не хотел с этим жить. Ему просто было незачем жить. Тут Энакин подумал, о том, что хотя Падме и была с ним по чужому приказу, но всё что было между ними, происходило на самом деле. Поцелуи, близость, ведь это же было, и было у них тоже, было, ситх её возьми. И Энакин тут же поморщился от того, как двусмысленно это прозвучало.

***

В таком тяжёлом состоянии Энакину приснился сон про альтернативную реальность, в которой Сидиус добился своего. С помощью своего нового ученика, то есть Энакина, он уничтожил джедаев. А сам Энакин стал жестоким киборгом Дартом Вейдером, уничтожающим всех на своём пути. Самое поразительное было в том, что этот сон казался на редкость реалистичным. Как будто это происходило на самом деле. В этой реальности, Падме любила Энакина, но он боялся потерять её и чтобы спасти, принял условия мнимого канцлера. В том сне, он не смог спасти Падме и детей, и после этого стал жестоким орудием для убийств, бездушным монстром с разбитым сердцем. Он в ужасе думал о своём сне, который едва не сбылся, и понимал насколько на самом деле важен для него храм джедаев, его товарищи, и собственная служба. А он едва не лишился этого по собственной вине. Эмоции сжигали его сильнее лавы Мустафара, увиденного во сне. Энакин всё ещё оставался безучастным к просьбам целителей поберечь своё здоровье и перестать думать о плохом. Он не мог переступить через себя и не думать об этом. Когда Оби-Ван Кеноби зашёл навестить своего бывшего ученика, то застал его не только в сильном горе из-за потери любви, но также и в состоянии глубочайшего раскаяния. И хотя Кеноби пытался объяснить ему, что никто его не винит, а наоборот считают героем, Энакин не хотел ничего слушать. Но он понял, что если выжил, и продолжает жить вопреки всему, он должен найти свой путь. Избавиться от всего того, что привело его к краю пропасти. От несчастной любви, от непомерных амбиций и самомнения. Должен стать обычным человеком, а не самоуверенным избранным, с чувством превосходства. И в разговоре с Оби-Ваном, Энакин попросил отправить его на переобучение после выздоровления.

***

Он вспомнил как мучился, когда Падме ранила наёмница. В тот момент, когда он увидел её раненой, это было, как если бы ему самому выстрелили в сердце. Эта страшная боль оттого, что было больно его родному существу была невыносимой. Он страдал не только эмоционально, но и физически. Тогда он не сразу заметил, что Асока тоже была ранена, но настолько беспокоился о жене, что даже не подумал об ученице. Сейчас он вспомнил об этом, и почему-то мысли об Асоке вызвали в нём какое-то странное ощущение, которое он сам ещё не мог понять. Мысли переместились на Асоку. Он понял, что она была ему другом, кем-то очень близким. Она, в отличие, от Падме всегда заботилась о нём. Энакин сам не понимал почему мысли о бывшей ученице приносили ему умиротворение. Стоило ему вспомнить о ней, как он чувствовал тепло на душе и покой, какого давно не испытывал. Энакин вспомнил события на Мортисе. Тогда он впервые обнял Асоку, на радостях, что она вернулась к жизни. После этого, он часто думал об этом, анализировал свои эмоции в тот момент. Поскольку он очень любил Падме, то не допускал и мысли о том, что способен испытывать чувства к кому-то ещё. Но тем не менее, то, что произошло на Мортисе запомнилось ему, и он часто это вспоминал. С Аской ему всегда было очень спокойно, как с родным, близким человеком. С Падме у него никогда не было такого родства душ. Он всё время пытался подстроиться под эту гордую, утончённую аристократку, но у него не получалось. Разница между ними была огромной. С ней Энакин не мог до конца расслабиться, побыть собой, Ему приходилось всё время контролировать своё поведение, манеры, речь. Он не мог говорить то, что думал и как думал, чтобы не выглядеть простым парнем с Татуина, а соответствовать надменной королеве. С Асокой же ничего такого не было. С ней Энакин мог быть собой, не боясь показаться «простым». Общаясь с Асокой, он отдыхал душой и радовался жизни, зная, что она никогда его не осудит. Он вспомнил о своём чувстве вины, когда им пришлось оставить Асоку одну сражаться с повстанческим отрядом. Её тогда ранили, когда она пыталась спасти Стиллу. И её состояние было очень тяжёлым психологически. Энакин очень мучился, видя ученицу раненой. Он менял ей повязки, замечая, как она смущается, но не мог понять почему. И тогда он обратил внимание какая у неё мягкая и нежная кожа, но не позволил себе заострять на этом внимание. У него же была Падме, любимая и единственная, которой он всегда спокойно смотрел в глаза, зная, что его душа и совесть чисты перед ней. А вот она смотрела ему в глаза и бесстыдно притворялась.

***

К Энакину периодически приходили и другие посетители. Например, новый канцлер Бейл Органа, а также Мейс Винду. Оба благодарили его за проявленный героизм, рассказывали политические новости. Например, о последних боях с Торговой федерацией, или о ловле последних сторонников бывшего канцлера. Эти рассказы немного отвлекали Энакина от его мыслей. В другой ситуации, он бы даже обрадовался тому, что у него появились друзья. Раньше коллеги всегда относились к нему несколько пренебрежительно, считая заносчивым и самовлюблённым парнем. Некоторые завидовали ему, как избранному, другие сторонились. Если бы Энакин не страдал от яда предательства, разрывающего его душу и делающего его безучастным ко всему, он бы порадовался тому, как Мейс с покаянным видом благодарил его за спасение, и заверял о том, что любые разногласия между ними остались в прошлом, и он сожалеет о своём предвзятом к нему отношении в прошлом. Сказал, что очень сильно ошибался на счёт Энакина, и надеется заслужить его дружбу и прощение. На что Энакин с лёгким сердцем простил его и заверил в своей дружбе, и в том, что между ними больше нет никаких разногласий. В тот момент он готов был всех простить, но при этом не испытывал ни малейшего торжества от своей победы и приобретения друзей. Ведь, главного, любимого человека с ним рядом не было. А другой человек, который при других обстоятельствах мог бы стать любимым, тем более никогда к нему не вернётся, ведь незадолго до этого, Энакин узнал о самоубийстве Асоки. Говорили, что она не выдержала несчастной любви к Лаксу Бонтери, а также её сильно подкосил уход из ордена.