Темный учитель

— Прокомментируйте, пожалуйста, ваш отказ сниматься в кино! Очередь вспышек. Всем и каждому из фотографов потом придется убирать красные пятна, какие бывают, когда фотографируют в темноте. В фойе театра освещение хорошее, но пятна все равно будут. — Я предан театру чуть более, чем полностью. В кино много выдающихся людей и без меня, — он удобнее перехватил охапку букетов, которые как раз нес в гримерку, прежде чем его поймали журналисты. — Лучше я отдам еще немного уважения привычной сцене. Еще вспышки. Он улыбнулся: широко, показывая миру зубы — белые, ровные, хоть в рекламу стоматологической клиники. У сидящего в общей гримерке зубы были неровные. Клыки ощутимо выступали, почти заострились. Он смотрел тупо перед собой в зеркало, ощупывая подушечкой большого пальца левый верхний и вертя в правой руке небольшой напильничек с расписной ручкой. Такой он дарил каждому из тех, кого брал под свое крыло. Хотя время было иным, не таким опасным, лишняя осторожность еще никому не навредила. — Ну что? Колеблешься? — Примеряюсь, — сказал ученик. Вот уж кому в кино бы. Молодой, красивый, яркий. Такой и подлеца, и безумца, и просто оторву сыграет на экране. Но увы, увы. Прелесть театра в том, что он — театр — в тени. В полумраке. В кулисах и драпировках, которые так хорошо, так надежно укрывают от сжигающего солнца. И «умереть» можно тут же — на сцене, уйти красиво, нырнуть в новую тень. Он заглянул в зеркало — отражение расплывалось. Вот это пятно — он сам, забывший о том, как выглядит, пока не изобрели фотографию. Пятно рядом — его последнее приобретение в труппе. — Может, без этого? Кто поверит… ну… в вампиров? — спросил ученик. — Поверь, тебе лучше не знать, что будет, когда поверят. Так что давай. — Это больно, — вздохнул тот. — Дай, — он сам взял напильник и надавил пальцами на щеки ученика, заставив открыть рот. Клыки отрастали. Спили их — и они будут тут как тут уже через три дня. Утренний туалет вампира — умыться, побриться, почистить зубы, спилить клыки. У кого есть проверенный стоматолог, тот может пойти и сделать это с помощью новейшей техники, а кто не хочет светиться — тот так, по старинке. — Это не так больно, как кол между ребрами, поверь мне. Ученик что-то промычал. Пилить зубы кому-то было куда проще и удобнее: все видно, шурх-шурх — и зуб становится красивым, обычным. Вполне человеческим. — Ты же хочешь жить как раньше. Не трястись за свою шкуру. По-моему, это небольшая плата. Этого, последнего, он нашел случайно. Очередная жертва — у него половина труппы таких, потому что он, как оказалось, едва ли не специально их собирает — обращенных и брошенных на произвол судьбы. Нет же, выпей и брось умирать, как делали и делают… Вот поймает он эту сволочь — голову открутит, чтобы не пополнял ряды вампиров всяким сбродом. Левый верхний. Левый нижний. Бедный парень выжил случайно, он нашел его в сыром захламленном подвале с ожогом от утренних лучей на лице, уже начавшего дичать от голода. Выходил, выкормил. Научил тому, что сам умел. Живи теперь, пока твое лицо соответствует твоему же возрасту, а там придумается, как тебя со сцены убрать. С этой и со сцены жизни. На крайний случай в гроб и в землю лет на десять. Правый верхний. Стачивая правый нижний, он неудачно задел губу, окрашивая бледное лицо кровавым росчерком. Сытый донорской кровью организм сразу же начал восстанавливаться, но он все равно коснулся раны губами. Чтобы не болело.