От дождя укрою, спрячу за спиною

      Все получилось, как и планировали. По больше части благодаря хорошей поддержке из министерства. Ольга станет заведующей объединённой подстанцией, а Марина...сегодня её последний день. Даже отрабатывать не заставили. Елисей Сергеич позволил себе ехидную усмешку: -Вы не могли не знать, чем закончится ваша выходка. Теперь пожинайте плоды трудов своих, - не сказать, что он был расстроен или же рад, нет, просто торжество сильного над слабым, так ему казалось. Но вместо расстроенного лица его встретило вполне довольное. После того памятного разговора Паша с жутким скрипом пошёл ей на встречу. Точнее просто позвонил и поблагодарил. По голосу было понятно, что ему неловко, что от затеи он не в восторге, но даже это было больше чем можно мечтать. -Да, я знала на что иду, - мужчина хотел что-то сказать, но запнулся об излишне радостную улыбку. И так и стоял с по-дурацки открытым ртом, пока дверь за Авериной не захлопнулась -Ничего себе, - пробормотал он и огляделся. Такого поведения он решительно не понимал. У выхода уже стоял Паша, нервно переминаясь с ноги на ногу, оглядывая выходящих людей оценивающим взглядом. О чем он там думал? Кто же знает. Увидев мать, двинулся в её сторону, быстро переставляя длинные ноги. -Привет, - буркнул он и забрал из её рук увесистую коробку с вещами. -Привет, - женщина мягко улыбнулась, с интересом разглядывая сына. Он вёл себя точно также, как много лет назад, когда впервые сказал про свое намерение уйти из дома. Старательно отстранялся, но никогда не уходил от помощи, теперь это стало выглядеть совершенно иначе, чем тогда. Тогда она думала, что его поведение просто временно, что оно пройдет и все наладится, но явно недооценила ни его упрямства, ни колоссального чувства вины, оставшегося после кончины отца. Проще говоря его девиз был: нужна помощь? Ты её получишь, но моего хорошего отношения не жди. В коробке лежало множество дипломов в рамках, заработанных за годы службы, каких-то сувениров, маленький суккулент, ничего важного или излишне памятного, все, как у всех, но именно благодаря этим ничего не стоящим вещам он сейчас шел рядом. Пару дней назад, по приглашению Ольги, конечно, с молчаливого согласия Паши, сидя в гостиной сына заикнулась, что нужно будет забрать вещи из кабинета. Он в этот момент мыл посуду и с крайне равнодушным видом спросил не тяжелые ли они, а на ее задумчивое "Не то чтобы" сказал, что поедет вместе с ней и поможет. Во дворе стояла ее машина, и по сути нести не так и далеко, буквально пара минут, не дольше, чем несла от кабинета до выхода, но раз сказал, значит... У Паши был выходной, а Оля решала тонны новых проблем, связанных с переездом собственной подстанции на новое место. Уже через неделю. Сотрудники не были особенно рады новостям, но тут скорее не было выбора.       Паша шёл довольно быстро, но вскоре опомнился и уменьшил шаги, позволяя себя догнать. -Спасибо, -едва слышно прошелестела Марина, обращаясь не то к сыну, не то ко вселенной, он вдруг обернулся. Сталь во взгляде мешалась с болью. -Тебе не за что меня благодарить. И ты, и я виноваты, но дорогой мне человек сказал, что я должен дать нам шанс, - она кивнула и ласково улыбнулась, осознавая кем был этот человек, с благодарностью. Паша дернулся, как-то странно скривился и быстро обернувшись пошёл прочь, уже не заботясь о скорости шага, ведь машина теперь была в зоне видимости. Аверина лишь усмехнулась. Сын совсем не изменился. С проявлением чувств все еще есть проблемы, хотя рядом с Олей этот вечный бука сразу таял, не заботясь, как это вообще выглядит со стороны. Коробка оказалась на заднем сидении, а Паша справа на пассажирском. Марина завела двигатель и вырулила на дорогу, продолжая прокручивать в голове возможные варианты начать разговор. Неизбежный рано или поздно, а потому необходимый. На сердце стало ощутимо спокойнее, когда появилась возможность увидеться тогда, когда захочется, даже просто посмотреть, как он недовольно ворчит, как смеется, как задумчиво гуляет по парку, под руку с супругой. Но сын опередил ее. -Я, конечно, сказал, про шанс и прочее, но не могу его дать…- быстро свернула на обочину, заглушила двигатель и повернулась, вглядываясь в его лицо, радость смело поганой метлой, возрождая тревожность. -Не могу…-он повторил это таким слабым голосом, что услышать было почти невозможно, проезжающие мимо машины заглушали итак тихие звуки внутри. Он вдруг повернулся, этот взгляд, словно он снова тот маленький Паша, просит спрятать его от его же демонов, но что ей сделать, как справиться с этим. -Скажи мне, пожалуйста, только честно, что тогда на самом деле случилось? – простое «Она его не любила» такой причины было достаточно долгие годы, достаточно для молодого максималиста коими являются почти все юнцы. Но теперь, задумавшись, искал более весомые причины. Отец мог бить маму, мог оскорблять, не носить домой денег, в конце концов изменить и это было бы более реалистично. Потребность закрыть белые пятна не давала ему отпустить свою застарелую боль и просто распахнуть объятия для той, которой на самом деле, ему страшно не хватало всю сознательную жизнь. Марина выдохнула, еще не все потеряно, еще есть шанс. -Не лучшее место для разговора, давай доедем все-таки до квартиры, - он ошарашенно оглядывается и понимает, что они и правда стоят сейчас посреди дороги, криво улыбается и кивает. Машина снова трогается с места.       С момента последних слов они больше не говорили. Молча вышли из машины в тихом дворике новостройки, молча поднялись до квартиры. -Чай или кофе? – Марина первой разрушила вязкую тишину, но по взгляду поняла, что сейчас это вовсе не важно, жестом пригласила присесть на диван. И тут все слова, что она уже заготовила, пока ехали, вновь пропали, в горле встал ком. Она столько старалась оставить об отце хорошие воспоминания, что теперь эта парадигма барьером встала на пути к той правде, что он должен был узнать. -Что ты помнишь, из того времени, когда отец еще жил с нами? – Паша задумался, бродя взглядом по незнакомой комнате -Ничего…-это так поразило его, что он замер, а затем перевел удивленный взгляд на мать, та лишь тяжело вздохнула. Когда Паша был маленьким, а они с мамой только ушли от Димы у него было нечто вроде шутки, когда домой заходил отец, а мальчик спрашивал у мамы кто это. По крайней мере так воспринималось, как шутка, но позже, уже став сильно старше, потеряв сына, узнала, что, возможно, он тогда вовсе не шутил. Младенчество среди взрывов, где единственным оплотом безопасности был папа, который даже в самые плохие дни возвращался, обнимал и говорил, что все будет хорошо, а затем своеобразное предательство его же. Для взрослого человека это могло быть просто эпизодом, травмирующим, но не настолько чтобы резко вычеркнуть человека из памяти, но для ребенка, может так ему было проще жить дальше свою маленькую жизнь и надеяться теперь только на маму и на себя. Усилия Марины по обелению Димы принесли плоды, правда и последствия тоже. -Почти до семи лет мы жили в гарнизоне, ты должен это знать, ведь отец часто рассказывал, - Паша кивнул и приблизился ближе. -Но он видно забыл рассказать, как вокруг то и дело падали бомбы, соседские дети играли в войнушку, ты часто возвращался в синяках и ссадинах. Ведь война никого не щадит и не смотрит насколько ты маленький, а ты был очень маленьким, сильно меньше, чем следовало бы, потому что кроме войны вокруг был и голод. Я тогда не выдержала. Бесконечные отговорки, что скоро станет лучше, сказала, что, либо мы едем втроем, либо я забираю тебя и уезжаю. Он согласился, тот самый ультиматум, который ты так часто потом вспоминал. Да, я уже не любила его тогда, какая любовь может быть в страхе за собственного ребенка, но не отказалась, дала шанс, а он начал пить, сильно. Вроде как не хватало адреналина, даже на скорой. Стоило мне услышать его шаги, как я в страхе прятала тебя, укладывала его, держала все в секрете, - она усмехнулась, горько, этот разговор следовало провести еще тогда, когда ему было шестнадцать, а не беречь в его глазах хорошего папу, которого на самом деле не существовало. -А потом он заявился домой прямо посреди дня, я не ожидала, вышла к соседке помочь с чем-то, уже даже не помню…помню, как зашла домой, как услышала твой плач, рванула туда, отец лежит на диване, безмятежно храпит, а ты рыдаешь у старого деревянного столика. Ударился головой, всю ночь не могла уложить, думала сотрясение, а может оно и было, кто же знает. На следующий день взяла тебя и ушла, в пустоту практически. Много было добрых людей и ты сейчас уже не вспомнишь чего мне стоило устояться в этой жизни, будучи матерью одиночкой, потому что от Димы не было никакого прока, но даже зная, через что мне придется пройти, я бы ушла тогда. Жалею лишь о том, что не сделала этого раньше, - все время своего монолога смотрела в одну точку, прямо перед собой, боясь увидеть недоверие в голубых глазах, насколько сильно они затянули с выяснением простых истин, настолько сильнее было страшно, что уже нельзя ничего вернуть. Сбоку послышался шорох, диван просел под тяжелым телом, на плечо легла большая теплая ладонь. Столько лет спустя он пришел сам, обнял, прижал к груди внезапно задрожавшую мать. По щекам потекли слезы, порывисто обняла в ответ, не веря, что все это происходит в реальности. -Какой же я идиот, - пробормотал Паша, ласково поглаживая мелко подрагивающую спину.