Желание

— Что ты здесь забыл?  — Пришёл тебя проведать, конечно. — казалось, что из его уст льётся яд, но это до сих пор звучало, как человеческая речь.  — Отлично, а теперь проваливай.  — Ты излишне груб, Дазай. — мужчина улыбнулся, — Этому тебя здесь учат? И, позволь задать вопрос, — Мори оглядел полупустую комнату, и вновь остановил свой взор на темно-карих глазах. — ты это учинил? — не стоило уточнять что именно, без сомнения, речь шла о вчерашнем инциденте. Очевидно было и то, что каждый из них, в какой-то степени, был заинтересован профессором, и тот, определённо, осознавал это. — Больше не посягай на мое.  — С каких это пор он стал принадлежать тебе? — со злостью в голосе поинтересовался Осаму. Впрочем, вывести парня из равновесия мог разве что.. его бывший напарник.. что-то слишком он расчувствовался из-за всех этих терапий да препаратов. — Не стоит об этом волноваться. К слову, — Огай злорадно облизнулся, рассчитывая на красочную реакцию. — никогда бы не предположил, что наедине он столь скромен, немногословен и.. — лидера мафии прервали чужие слова:  — Мерзость. Заткнись. — Дазай улыбнулся, подавляя нелепые сгустки ревности глубоко в сердце. Ком подступил к горлу, норовясь  вырваться сердечным и детским криком.   — По крайней мере, меня он не игнорирует, отказывая без лишних объяснений. — проглатывая слова, а с ними язвы обид, Осаму уверенно взглянул в глаза собеседнику, готовясь высказать пару нелестных о нем слов. — Как любопытно слушать о себе из чужих уст, но, буду честен, подобных подробностей я не ожидал. — в дверях объявился Фёдор. — Дорогой опекун, время посещения вышло, прошу вас немедленно удалится. — лёгкая улыбочка расцвела на лице профессора. — Мне нравится обращение «Дорогой», профессор Фёдор. — Мори приблизился к юноше, опаляя кожу дыханием, гляну сверху вниз. — Выпьем по чашечке кофе? — их прошлой встречи не состоялось, легко предугадать о чем будет речь в следующий раз. — Отложим это до вечера, у меня слишком много дел. — ответил профессор, не обращая внимания на столь необычный способ для предложения встретиться.  — Превосходно. Я зайду за вами. — улыбнувшись, посетитель растворился в дверях столь же быстро и неожиданно, как и появился.  — Так, — Фёдор выдохнул, мысленно подбирая слова и вспоминая название таблеток, что выписал пациенту. Недосып сказывайся и на памяти.. — Уже позавтракал? — в ответ лишь кивок. — Таблетки? — вновь легкий кивок. — А бинты, я так полагаю? — и тот мотнул головой. — Ясно.. — профессор опустился на табуретку перед кроватью пациента, открыл аптечку, любезно одолженную у медсестры по пути, и принялся за дело. — Как спал?  — Неплохо. — Фёдор лишь усмехнулся, мешки под глазами выдавали пациента с потрохами. — Ложь. — Мне приснился кошмар.  — О чем? — но в ответ лишь тишина. Будем честны, сны — это вещица сокровенная. Первому встречному о ней не расскажешь, впрочем, будь это забавный кошмар с манекенами в спортивках, то упустить такой возможности ни в коем случае нельзя! Однако сны Дазая, отнюдь, не были смешными.. — Пора выходить на контакт, иначе твое лечение затянется надолго.  — О моем напарнике.  — И что же он сделал?  — Это я виноват.  — В чем именно?  — Я.. он погиб на моих руках. — Осаму умолк, сдавливая остатки того, что раньше называлось чувствами.. гордостью, любовью.. проглатывая слёзы. — Это вновь случилось.  — Отсюда поподробней. — юноша приноровился, потому теперь уверенно, без сучка и задоринки, оперировал ножницами, мазью, в случае необходимости, и бинтами. Все же опыт не пропьёшь, и даже без долгой практики, движения настолько отточены в памяти, что их так просто не забыть. — Сначала мой друг, Одасаку.. Если бы я знал, что замышлял Мори..  — Твой напарник? — Нет. То был Чуя.  — Что с ними стало? — скорее, это был искренний вопрос, а не чисто из «любопытства», коим оправдывают все «слегка» неудобные вопросы и темы.  Дазай взглянул на профессора, пытаясь отыскать в глазах напротив не сочувствие или жалость.. то чего он страстно желал понимания. Всё, чего он хотел, это чтобы кто-то просто его выслушал.  Наблюдал.  Слушал. И, возможно, понимал, в глубине души.  Не слишком ли большие ожидания для обычного психиатра? Не слишком ли тот доверился ему? Не слишком ли..?  Да плевать, более Осаму не в силах держать это в себе. Более он не желает испытывать этого чувства всеобщей отрешённости, скуки и тоски, будто он и другие люди по разные стороны баррикад, будто он никогда с ними не столкнётся. Ему надоело притворятся, что все в порядке. Все ни черта не в порядке. Горячая, словно кровь на его запятнанных руках слеза, скатилась по щеке, оставляя мокрый след страха и боли. И упала. Вниз.   — Их больше нет.  — Как они погибли?  — Я во всем виноват. Я был слишком глуп и лишился друга!.. — Осаму всплеснул рукой вверх, не контролируя себя, — Я! Если бы я знал, что замышлял Мори! Одасаку бы ни за что… Но этот этот сукин сын знал, какой Одасаку.. Знал о его характере! Обо всем, сука, знал! Но все равно обрёк его на смерть.. — самодовольную улыбку, красовавшуюся на его лице несколькими часами ранее, резко сменила истерика. — Ему, блядь, было мало! Он отнял у меня все! Всех, кем я дорожил! Все, что мне вообще нужно было! Да, он добился своего! Я признаю! Этот ублюдок сломал меня! И теперь я здесь.. в какой-то жалкой клинике, в какой-то тесной комнатушке, будто в клетке.. Ненавижу все это. — Фёдор смиренно слушал его, оставляя попытки закончить бинтование левой руки, полагая, что с этим придётся повременить. — А если бы я пришёл раньше! Я бы успел! Но я слишком поздно осознал.. И когда я увидел его.. он.. — перед глазами всплывали картины хаоса. Грохот пулеметных очередей стих, повсюду трупы, запах крови и.. и тело его бывшего напарника — Накахары Чуи — бездыханно лежащее в эпицентре этого хаоса. И осознание: «Я не успел..» — промелькнуло в голове Дазая. Но слёзы не хлынули из его глаз, не сорвался из его уст раздирающий душу крик. Тот просто глядел. Просто пытался осознать. Пытался смириться.. — Когда я прибыл на место, он был уже мёртв.. — пациента лихорадило, руки судорожно тряслись, а глаза резко прыгали от одного объекта к другому, надеясь отыскать его..   В тот миг, когда слова не способны достичь пациента, используются более изощрённые варианты доступа к сознанию больного.  И Фёдор, присев поближе, положил ладонь на его плечо, желая как-нибудь его успокоить, в надежде достучаться до него.  В ответ лишь последовал громкий всхлип, а затем пациент, прощаясь с нормами приличия, вцепился в халат профессора. Бурная река ужаса, тоски, гнева, печали, агонии и страха обрушилась на Достоевского неистовым потоком.   Прошли длинные, но столь значимые — для них обоих —, минуты и Дазай отпрянул, отводя взгляд в дальний угол комнаты, то ли от смущения, то ли от страха. Или всего вместе. Вероятно, чувств, переполняющих его в тот момент, было слишком много, чтобы их пересчитать. — Зачем мне жить, профессор?  — Если ты не хочешь жить, то живи хотя бы ради меня. — выпалил Фёдор, вовсе не думая головою, но ответа не последовало. Поднявшись с кресла и улыбаясь, Фёдор напоследок взглянув в темно-карие глаза, скрылся за дверьми. И более он ничего не ответил. Не было этого обыденного «мне жаль» или «это ужасно». Просто ничего. И, наверное, это гораздо лучше, чем все те утешения, что пытались подарить ему подчинённые Мори. Простое молчание, просто взгляд, оказались более драгоценными, чем сотни их возгласов и упоминаний его имени.. имени его напарника.

  ***

— И кто, черт его бери, тянул меня сказать эти слова.. — задавался вопросом юноша, медленно отпивая глоток, обжигающего разум, алкоголя. Усталость, смыкая веки, противостояла разуму. По пробуждению оказаться в рабочем кресле, отнюдь не приятно, к тому же, в свой единственный выходной — воскресенье. Тяжело выдохнув, профессор поднялся с кресла, собрал всю кипу бумаг в стопку и вышел из кабинета, закрыв его на ключ. А после, последовал за здравым смыслом к палатам самых «ярких» душевно-больных, собираться с мыслями, что благодаря алкоголю расползались по разным углам его сознания. Фёдор прогулялся до палаты №11, «поздоровался» с пациентом, девушкой по имени Цэнуко. Она оказалось под влиянием одного юноши, имя чьё неизвестно, и решившись на его авантюру, согласилась на самоубийство, однако встречный прохожий, а затем и спасательные бригады, обнаружили ее быстрее, чем она упокоилась бы с миром.  Диагноз: (зачеркнуто) Разглашение диагноза любого пациента строго наказуемо, потому подробностей придётся избежать, во имя врачебной тайны! Но девушка, все же, идёт на поправку.  Ещё одним пациентом была женщина по имени Ёсико, жертва насилия. Прошло не так уж и много времени с тех пор, как она оказалась в этой лечебнице, но та почти оправилась от навязчивых мыслей и кошмаров, преследующих ее днём и ночью. Благодаря препаратам и беседам со специалистом, она постепенно встаёт на ноги. Можно надеяться на скорую выписку. И в завершении, парень с суицидальным наклонностями, чьё имя известно всему персоналу — Дазай Осаму. Он пробыл здесь около недели, однако шуму от него столько, словно это не пациент, а какой-то неугомонный преступник.. Впрочем, это неверное сравнение, преступником он и является, но в первую очередь, он, все же, пациент и, коли за дело берётся профессор Достоевский, можно быть уверенным, пациент в кратчайшие сроки пойдёт на поправку.  Скрип двери оповестил пациента о посетителе, коим оказался Фёдор.  — Добрый вечер? — в тоне проскользнула нотка задумчивости. — Зачем вы так поздно пришли? — кажется, от былой истерики не осталось и следа. Будто это не он не так давно «плакался в жилетку» своего врачу. — Работа у меня такая, и ещё я прекрасно знаю, что ты, негодник, не спишь. — сладкая нотка красного полу-сладкого сквозила в словах Фёдора, впрочем, уже то, что он шутит, вызывает любопытство и удивление. За те недолгие минуты, проведённые вместе с ним, Осаму осознал, что профессор крайне серьёзный человек, по крайней мере, относительно работы. — О чем поговорим?  — Сегодня я щедрый. Выбирай тему сам. — отшучиваясь ответил профессор, вынимая из внутреннего кармана маленький блокнот с карандашом и усаживаясь рядом.  — Вы когда-нибудь любили?  — Я не говорил, чтобы мы менялись местами. — намекая на то, что эта беседа предназначена вовсе не для выяснения любовных отношений у него самого. — Тогда, что по вашему любовь?  — Любовь, да? — Фёдор сделал пометку у себя в блокноте. — Чувство привязанности, сильной симпатии к какому-либо человеку или предмету. — заученные фразы из учебников, может и звучали старинно или даже древне, но до сих пор оставались точными и верными.  — Как определить, что ты любишь человека? — на эти слова профессор лишь усмехнулся.  — В моем понимании, любовь невозможно объяснить словами. И невозможно так же и то, что, как бы ты ни желал, полюбить кого-то конкретного не получится. Любовь спонтанна и глупа, но с тем тепла и великолепна.  — Ваши слова напоминают речи какого-то главного героя из третьесортного романа. — Я пытался объяснить доступно.  — А каким образом вы могли объяснить ещё?  — Химической реакцией? — и они в унисон засмеялись. Прошла долгая, но столь нужная им обоим минута смеха. — Опустим это, так почему ты так заинтересован этим вопросом? — ожидая уклончивого ответа, поинтересовался Фёдор.  — Профессор, — игривые карие глаза мягко улыбнулись, а за ними последовали и губы. — я по-лю-бил. — Вот как, и что же ты ощущаешь? — вновь делая какие-то одному ему известные — пометки в блокноте, продолжал профессор.  — Чувство собственной глупости. Сомнения. Но с тем и желание.. и гадкую ревность.  — Неплохо-неплохо, и кто же объект твоих воздыханий? — обращая свой взор на ночные глаза, Осаму внезапно отвёл взгляд. — Возможно, это Цэнуко? Милая девушка.  — Вы считаете ее милой? — очевидно, ревность. Но вот в чью она сторону, Фёдор догадался не сразу. — Да, вполне? А что, не угадал, есть кто-то ещё, о ком я не знаю? — Как вы относитесь к нетрадиционным ориентациям?  — Стоит признать, об этом я не подумал.. Но, насколько мне известно, твоих ровесников-мальчишек в корпусе нет. Есть кто-то на примете за вратами палаты? — однако Дазай не ответил, отдавая волю фантазии профессора. — Знаете, профессор, — обратился пациент, поднявшись с кровати, — Тот, кто мне нравится, — Осаму наклонился к уху юноши, — прямо здесь. — в тот миг казалось, что несчастный бокал красного полу-сладкого неожиданно стал вызывать галлюцинации, словно какой-то наркотик.  Фёдор, собравшись с мыслями, выдохнул и переспросил: — Это признание? — и по улыбке на лице пациента все стало слишком очевидным и забавным. И абсурдным.