Красная Камелия

Камелия знала что, что-то не так. Это стало понятно с первой секунды, когда на платформе девять и три четверти ее с братьями забрал домовик, а не родители. По дороге домой, обычно не затыкающиеся Рудольфус и Рабастан казались напряженными, каждой клеточкой своего тела. Они смотрели в пол, сжимали кулаки до побеления костяшек и то и дело как-то нервно переглядывались. Эльф Биби, прислуживающий их семье уже несколько десятков лет, огромными, стеклянными глазами смотрел на Лестрейнджей и едва ли не скулил от грусти, пока они шли к камину. Заученным движением, братья бросили порох под ноги и исчезли в языках пламени, а Камелия так и застыла на месте. «Просто сделай это.» Она не могла. Боялась... Отправляясь домой после прекрасного Хогвартса она знала — ее ждет заточение с кучей книг, но сейчас появилось что-то еще. И это «что-то» заставляло сердце сжиматься от страха. В толпе девочка разглядела веселых близнецов, вместе с родителями направляющимися за противотрансгрессионную черту. — Мисс Лестрейндж следует поторопиться. — Напомнил домовик. — Мистер Лестрейндж уже ждет юную мисс. Девочка кивнула и бросила порох под ноги, назвав адрес дома. Кто же знал, что после этого, ее жизнь разделится на «до» и «после». Дом встретил ее привычным холодом. Каменные стены, украшенные портретами предков, горящий камин, пламя, которого совсем не грело. Снующие туда-сюда домовики. От идеальной чистоты хотелось блевать. Здесь все было настолько идеально, что порой казалось, будто ты не дома, а в музее. — Камелия. Лестрейндж заметив отца, привычно склонила голову выказывая уважение. Даренн совсем не постарел, наоборот, он выглядел лучше, чем девочка его запомнила. Черные волосы по плечи, собранные в гладкий, низкий хвост, острые черты лица, передавшиеся братьям и ей самой и черные, словно ночь глаза. Все представители семьи так или иначе походили друг на друга. Аристократичным лицом, цветом глаз, только вот у Камелии у единственной в семье волосы были светло русыми. Тут гены Селестии взяли верх. — Отец, рада вас видеть. — Бесцветным голосом, процедила девочка. — А где мама? Ей показалось, что Даренн на этих словах дернулся. Точно показалось... Что-то происходило. Братья вышли с кухни и встали по бокам отца. Их лица не выражали абсолютно ничего. Биби собирающийся унести чемодана пискнул и с громким хлопком исчез, оставляя Камелию одну с отцом и братьями. — Селестия в последнее время сильно болела. Так... «Дыши, Камми.» Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох. — Пап, где мама? — Она умерла. Четыре месяца назад. БАМ. Камелия пошатнулась и если бы не стена, она бы рухнула на пол. Умерла... четыре месяца назад. Крупицы пазла наконец сложились в одну картину. Гнев отца перед отъездом в Хогвартс, скорбные лица братьев первое полугодие, то письмо... Селестия прощалась. Она знала, что скоро умрет. И тут девочку настигло еще одно озарение, от которого стало хуже. Отъезд братьев, сочувствующее лицо Слизнорта. Это было четыре месяца назад. Они уезжали на похороны, а ей ничего не сказали... Она бы могла привыкнуть к секретам, но как привыкнуть к тому, что тебе даже не дали проститься с матерью? Мама умерла... Ей ничего не сказали. Она не смогла попрощаться. — Почему? — Камелия подняла затравленный взгляд на Рабастана. — Почему вы ничего не сказали? Она была и моей матерью тоже! Мерлин, что вы за люди то такие? — Прекрати истерику. — Отчеканил Даренн. — Именно поэтому мы ничего и не сказали. Ты не умеешь держать эмоции под контролем. Не нужно лить понапрасну слезы. — Понапрасну?! Она была моей матерью, черствый ты сухарь! Камелия сама не заметила, как слова сорвались в ее губ. Зато она почувствовала цену своим словам, когда отец поднял палочку и произнес «Круцио». Ноги подогнулись и девочка с криком упала на пол, вцепившись отросшими ногтями в ладони. Боль несравнимая не с чем другим пронзило маленькое тело. Хотелось умереть. Она не видела, но Рабастан отвернулся. Она лишь чувствовала, будто ей в глотку залили раскаленную лаву и та прожигала ее изнутри, сметая на своем пути все... кости, органы. Боль отступила так-же неожиданно, как и началась. Камелия молча лежала на ледяном полу, невидящим взглядом сверля потолок. А в голове лишь один вопрос. «За что..?» — Следи за языком, Камелия. И сразу после этого он ушел. Братья остались на своих местах, с непонятными эмоциями наблюдая за собирающей себя с пола сестрой. На локтях и коленях синяки от беспокойных метаний по полу, на губе кровь, а лицо бледнее обычного. Поднявшись на ноги, Камелия посмотрела на близнеца. — Где она..? Рабастан, прошу... скажи мне где она! Он молчал. — Пожалуйста, умоляю тебя! — Несколько слезинок скатилось по ледяным щекам. — Рабастан, ты же мой брат. Я просто хочу с ней попрощаться. — В семейном склепе. Камелия выдохнула и благодарно кивнув, на негнущихся ногах вышла из поместья. Она нихрена не чувствовала. Не боли от Круцио, не боли от потери. Просто пугающая пустота, затянувшая ее в свои объятия. С виду она была все той же красивой девочкой, скорее даже девушкой, но внутри ничего. Пустая оболочка из костей, крови и кожи. Семейный склеп, где покоились все Лестрейнджи еще с двенадцатого века, находился на заднем дворе, за садом, в пяти минутах от поместья. Каменная часовня, отделанная черным гранитом. По бокам две статуи в виде горгулий с расправленными крыльями, на двери семейный герб, а над ним девиз дома Лестрейнджей. «За свое буду сражаться» Камелия невесело усмехнулась и толкнула тяжелую дверь, оказываясь в затхлом, пыльном помещение с десятками дверцами камер, за которыми скрывался прах ее предков. Имена покрылись пылью, но имя Селестии Лестрейндж все еще ярко сверкало золотыми буквами, на черном камне. Девочка не знала, что сказать и нужно ли вообще говорить? Она не успела попрощаться, за весь год они обменялись лишь парой писем. Даже перед отъездом толком не успели поговорить. — Прости, ма. — Хриплым, не своим голосом процедила она. — Мне очень жаль. Больше Камелия ничего не сказала. Просто опустилась на колени у надгробия, прижавшись любом в холодной дверце. Слезы беззвучно текли по щекам и казалось, что она боится издать хоть малейший звук. «Именно поэтому мы ничего тебе не сказали. Ты не умеешь держать эмоции под контролем.» Забавно даже. Камелия с самого детства только и делала, что держала их под контролем. Не говори слишком громко, не смейся, не выказывай неуважения. Будь она чуточку эмоциональней, запустила бы в отца «Ступефаем». Он принес так много боли ей, а все что она делала в ответ, склоняла голову, выказывая почтение. Какое к черту почтение? Он не заслужил ничего. На самом деле Лестрейндж оправдывала отца. Пыталась понять и иногда у нее даже получалось. Она понимала, почему он наказывает ее — запирая. Оправдывала его нездоровый блеск в глазах, когда он насылал на нее темное проклятье. Но она не могла понять, как он мог лишить ее возможности простится с матерью. Не хотел истерик? Да наложил бы Империо и она бы слово не сказала стоя у могилы. Для него непростительные не редкость. Или эта какая-то новая, извращенная пытка? Он так сильно ее ненавидит? Настолько что не дал вернуться домой и просто сказать Селестии, как она ее любит. Пустоту в груди заполнила злость. Ей срочно нужно найти выход, иначе Лестрейндж сорвется на отца и тогда дело одним «Круцио» не закончится. Выбежав из часовни, девочка оказалась в саду и недолго думая взмахнула палочкой, подвешивая на дерево вишни боксерскую грушу. Барти обучал ее ударам три раза в неделю с начала марта, но сейчас Лестрейндж не нужна была тренировка. Просто выплеснуть злость. Она наносила удар за ударом, забыв о перчатках или хотя-бы бинтах. Злость затмила все. Четыре месяца! Четыре чертовых месяца. Братья знали и ничего не сказали. Удар. Отец не позволил попрощаться. Удар. Ей даже не сказали, что Селестия заболела. Удар. Удар. Удар. — Мам, а почему папа меня не любит? — Спросила четырехлетняя девочка, забравшись на колени красивой женщины. — Что ты такое говоришь, милая? — Селестия провела рукой по светлым волосам дочери. — Он тебя любит, просто не показывает этого так открыто, как другие. Удар. Удар. Удар. Камелия откинула со лба влажную прядку волос и продолжила. Злости не становилось меньше, она лишь разрасталась, обволакивая собой все. — А когда я выросту, стану такой же красивой как ты? — Ты станешь еще красивей, родная. — Селестия нежно поцеловала дочь в носик. — Не одно мужское сердце разобьешь, красавица. — Не правда. — И почему же? — Усмехнулась женщина. — Я не смогу стать красивей, ведь красивей тебя никого нет. Удар. Удар. Удар. Слезы иссякли. Камелия колотила чертову грушу, пока в какой-то момент не представила на ее месте отца. Наверное это ужасно, но ей стало гораздо легче. Удары становились яростней, жестче и вдруг грушу пронзила красная вспышка и та рассыпалась, оседая на землю и цветы белым пеплом. — Я уже не мог смотреть на избиение не в чем неповинной груши. Камелия порывисто развернулась, встретившись с Рабастаном. Брат стоял в паре метрах от нее и перекатывался с пятки на носок, держа руки за спиной. Если бы понадобилось, Лестрейндж не смогла вспомнить, когда они в последний раз разговаривали с близнецом. Когда они хотя-бы оставались наедине без Даренна и Рудольфуса. Сейчас они оба не выглядели как представители семьи аристократов. Рабастан напоминал неуверенного школьника, стоящего перед профессором с невыполненным домашним заданием, а Камелия... Камелия выглядела так, словно только выбралась из переделки. Красные, бешеные глаза, разбитые в кровь костяшки, растрепанные волосы. — У тебя хорошо получается. — Продолжил близнец, кивнув на ее костяшки. — Это же магловский вид спорта..? Бокс кажется? — Верно. — Крауч научил? — В чем дело, Рабастан? — Нахмурилась девочка. — Ты перепутал меня с Рудольфусом? Мы с тобой не разговаривали нормально лет с шести. — Я просто хотел сказать... мне жаль, что ты узнала все именно так. Ты имела право присутствовать на похоронах и попрощаться с мамой. Перед смертью, в тот день когда мы приехали... она металась в бреду и все звала тебя. Повторяла: «Камелия, моя нежная девочка... Камелия». Рабастан не отличался эмоциональностью и теплыми чувствами к сестре не слыл, но сегодня, когда он увидел ее затравленный взгляд. Она смотрела на него, не на отца, не на Рудольфуса, а на него. На своего близнеца. Даже после всего дерьма, что между ними было, она искала в нем поддержку. И это заставило сердце в груди Рабастана забиться быстрее. — Она тебя любила и мне правда жаль, что ты останешься в этом доме без ее поддержки. И снова глаза застелила пелена слез. «Ты сегодня слишком много плачешь, Камми.» — Спасибо, Рабастан. — Мой тебе совет, не высовывайся. Отец тебя живьем сожрет, раньше его хоть мама могла успокоить, а теперь... Не попадайся ему на глаза, сиди тихо и лишний раз не спорь. Круцио не самое худшее, что могло с тобой произойти после твоих слов. — Мне до старости молчать? — Скоро ты уедешь, отец уже подбирает тебе пару. — Что? Ты знаешь кого..? — Я не... — Пожалуйста, Рабастан. — Камелия невольно шагнула вперед и сжала руку брата. — Я должна знать к чему готовиться. Знать какого именно ублюдка отец мне пророчит в женихи. — Он не говорил, но я слышал его разговор с Рудольфусом. — Мальчик притупил взгляд, словно пытаясь решиться. — Люциус уже помолвлен с Нарциссой, Блэки ему не нравятся после выходки Сириуса, Эйвери обещан Гринграсс, остаются немногие. Розье, Кэрроу, Мальсибер, Нотт и Паркинсон. Камелия опустила голову. Она не спрашивала, почему другие семьи не рассматриваются и так было ясно. Пруэтты пусть и чистокровные, но они не кичатся общением с маглорожденными, а остальные — не выгодные партии. Даренн ничего не получит, выйди она за Флинта, Роули или того же Крауча. — И все как на подбор законченные козлы. — Грустно улыбнулась она. — Спасибо, Рабастан... за все.