Трое на двуспальной кровати. Второй финал

Когда счастья так много, от него страшно. Этери боялась бесконечной прозрачности счастья, которая с ней происходила в каждую минуту, начиная с мига, как увидела при выходе Сережу. То, что происходило внутри, было слишком любовью. Опасно светлой и опасно нежной. А все же хотелось напиться из нее до ощущения переполненности, напитанности, скорого расцветания пустыни. Последняя, может быть, самая горькая любовь. Когда целовались в машине, будто вчерашние дети, едва вышедшие из подросткового возраста и вступившие в юность, не хотелось помнить ни о годах, ни о статусах, ни о каких-то иных проблемах. В юности ты веришь, что твоя любовь до конца жизни. Этери не верила. Знала, что эта любовь точно до конца жизни. Наслаждение было с горечью, потому что знаешь и другое, а все же хотелось перестать думать обо всем лишнем, пусть и важном. Просто стать теми, кто верит в бесконечность своих чувств. Наверное, Сереже хотелось того же: быть молодым, всесильным, просто сильным, хотя они и был таким. Даже понять не успела, что случилось, почему ноги отрываются от земли, как ее закинули на крепкое плечо и внесли в подъезд. - Дудаков, не выделывайся!- попыталась потребовать отпустить ее на твердь земную. - Когда ты так говоришь, похожа на мою любимую начальницу,- доложил Сергей и поудобнее перехватился, чтобы крепче держать пойманную добычу.- У меня была такая прекрасная начальница, что так бы и сожрал за бортиком, у всех на виду! - Кто бы мог подумать, какие дикие и кровожадные мысли посещали вашу голову и совершенно не отражались на лице, Сергей Викторович!- хихикнула женщина. - Это очень хорошо!- уверил мужчина.- Если бы на моем лице отражалось все то, чего я хочу от прекрасной начальницы, то мое лицо можно было бы снимать в кино для взрослых. Аккуратно поставил у лифта на ноги. - У тебя прекрасное лицо!- обхватила ладошками за щеки и прижалась к губа губами.- Мне нравится его видеть рядом. И целовать. И обнимать… Просто соскучилась. Не хотелось молчать и скрывать, хотелось нежить, ласкать, отдать максимум того, что успеешь. Пока он не уедет. А потом тихонько копить. Надеясь. что приедет снова и снова можно будет выливать нежность и страсть из своей души на Сережу. Эта почти невзрослая жизнь, где вы целуетесь в лифте, смеетесь, обнимаясь, на улице, где тебя носят на руках, пусть и перевалив через плечо, как мешок, в сущности так недолговечна, что грешно ею не пользоваться, когда есть такая возможность. А потому пользовались. И тоже совершенно как в юности. Стоило лишь зайти в квартиру, разговоры и шутки были отложены на ближайшие тридцать или сорок минут. Собака выпущена разбираться с собственной жизнью самостоятельно, а двое у порога, увлеченно и безотрывно целовались, становясь все ближе, откровеннее. Даже бесстыднее. - Иди сюда!- то ли просил, то ли требовал мужской голос. Тянул за талию близко-близко, обхватывал пальцами ягодицы через ткань пальто. Ей оставалось лишь прижиматься, обвиваться руками вокруг широкой шеи, подставлять его губам лицо, шею, свои губы, искать своими губами места для поцелуев на его коже. - Давай ты станешь совсем крошечной, я положу тебя в карман и увезу с собой,- расстегивал пуговицы пальто.- Не могу так долго без тебя. Сбросил ее одежду на полку у входа, к счастью свободную от какой либо обуви и других предметов гардероба. Со своей курткой Дудаков и вовсе не стал церемониться, вылез из рукавов и стряхнул прямо на пол. Кроссовки разлетелись тоже неизвестно куда. - Ты меня собрался тащить в постель прямо в сапогах?- засмеялась женщина, когда поняла, что ее недвусмысленно толкают в сторону спальни. - Я тебя там разую!- и снова подхватил на руки, понес, уже не вдаваясь в уточнения. Обнимала, держалась за него. Улыбалась в шею, которую целовала. С тихим обожанием смотрела. Как снимал с нее обувь, глядя снизу вверх в глаза. Наклонилась, чтобы снова поцеловать. Пусть будет столько поцелуев, сколько невозможно. И еще один. Жизнь им задолжала по этой части. В ответ на ее поцелуй Сергей приподнялся, не отнимая губ, обнял и повалил на кровать, прижимая своим телом. Так. Не расплетаясь, потихоньку полностью вползли на матрас, избавили друг друга от одежды и остались друг на друге прикосновениями рук, поглаживаниями, легким бегом пальцев по коже, замиранием на нежных и ждущих участках тела. Его большие ладони, накрывающие женскую грудь, ее длинные пальчики обхватывающие возбужденную плоть, хотелось надышаться общим дыханием перебивчитых от страсти вздохов, становящихся стонами. - Ах!- выдох женского тела, когда мужское ближе, больше, завоевывает. - Арр!- напряжение мужского. Когда ищет, находит, атакует и завершает атаку успехом. И дальше пустота, внутри которой неизбывный ритм восхищения друг другом. Она будет кричать, когда раздуваемые им искры станут пламенем восхищения им и их близостью. Он будет рычать. Когда волны шаровой молнией собирающиеся ниже пупка, наконец найдут свой выход в большом взрыве. Водить пальцами по спине. Пока тяжелая рыжая голова лежит на груди. Знать, что только что был максимум счастья. Идеальный и абсолютный, ничем не замутненный. И вот-вот, чуть-чуть, он закончится: первым вопросом, первым ответом. Нужно молчать, но все равно спрашивает: - Когда у тебя самолет? - В шесть,- счастье перестало быть идеальным, ограничилось во времени. Ничего страшного не случилось. Просто жизнь двинулась дальше. А любое движение разрушает мгновение идеальной красоты. И вы ловите его уже улетающим: в последней отблеске заката, в последних тонких нотах духов любимой женщины, в звуках голоса любимого мужчины, говорящего - «пока». Счастье тем и прекрасно, что мимолетно. А потом нужно снова куда-то двигаться. Что-то делать. Искать встречу с ним. Чтобы проститься через мгновение. Даже если это мгновение длится ночь. Неделю, год. Даже когда оно длится всю жизнь, ты все равно все время прощаешься. Чтобы снова искать и находить. - О чем задумалась?- Сергей поднимает голову и заглядывает в глаза любимой. - О том, что я счастлива,- кладет ладонь на почти седой висок любовника и укладывает его голову снова на грудь.- Я так давно не была полностью счастлива. Сереж. Да и вообще счастлива. Хорошо, что мы снова встретились. - Мы обязательно бы встретились. Я слишком этого хотел,- и не совсем даже правда, но все же и не ложь. Хотел встречи с ней, но не осознавал этого желания во всей его силе и объеме. А, может, не осознавал именно желанием встречи с ней. Было мутно, муторно, серо и неинтересно. Он не особенно часто уже вспоминал Этери. Обжился в собственном тоскливом и понятном уюте. Совсем не так, как в самом начале, когда засыпал с надеждой проснуться и найти выход и просыпался с мечтой о том. Что выход уже нашелся, воспользовался и на соседней подушке спит та самая женщина, без которой жизни нет. Потом открывал глаза, видел Ксюшу. Без Ксении была вполне себе чудесная жизнь. Реальность возвращалась расслабленным со сна лицом ненужной Ксюхи. И реальность была такая же — ненужная. Все время хотел открыть глаза и увидеть ту реальность, которая снится. Теперь иногда видит. Тем и счастлив. - Мне нравится, что ты носишь ее,- пробормотал в подъем груди и легонько поцеловал. - Сама себя чувствую дурой, но как-то… с ней и в ней проще,- провела пальцами по коротким волосам. Не знает, что эти слова попадают в унисон с мыслями любимого. Вообще не думает об этом. Как не думала радовать его, надевая его рубаху на работу. Было одиноко, нервно, грустно, что идет выходной, который ждала. А проходит совсем не так. Мужскую синюю рубашку натянула почти рефлекторно. Не по размеру, не по стилю, но словно согревала и умиротворяла. Маленькая ворованная иллюзия счастья. Реальности счастья. Близости счастья. - А ты не хотела ее брать!- в голосе, родном, сто лет слышанном, даже когда рядом не было, появились упрямо-капризные нотки, с какими дети указывают родителям на то, что те были неправы. - Ну, согласись, что было не сильно здорово полуголым возвращаться в номер.- А если бы Ксюша заметила. - Ну и что?- потерся щекой о грудь и развернув лицо, прижался к соску губами.- Не имеет значения, что она видит и что знает, главное, чтобы тебе было хорошо. - Дурак великовозрастный!- вроде обругала, но внутри щемило до слез. Всегда радостно, когда выбирают тебя, особенно, если понимаешь, что выбор опасный и даже в корне неправильный. Значит — по любви. Только бы не обмануться. И ей. И ему.