тонкая душевная организация

Жизнь Феликса легка и беззаботна. Была бы, если бы в ней не было Хван Хёнджина. Первый день в новой школе до сих пор является Феликсу в кошмарах. Прошло уже восемь лет, а он до сих пор во всех красках помнит то, как самый громкий мальчик разлил ему на штаны сок и на всю столовую закричал: — Новенький с грязным лицом описался! Подмоченная репутация не высыхает к выпускному классу, а степень изощрённости издёвок почти не меняется. От подножек и гадкого ‘ссыкун’ Хёнджин переходит к взъерошенным волосам и лаконичному ‘цыпа’. Будь проклят тот день, когда Феликс решил перекраситься в блонд. Если коротко, Феликс — да простит его милая матушка за такие ужасные слова — заёбан вкрай. — О, привет, цыпа, — Хван Хёнджин не был бы Хван Хёнджином, если бы смог пройти мимо Феликса и не растрепать его волосы. Феликс уже и не помнит, что это такое — аккуратная укладка. — Милая блузка. У мамы одолжил? — У твоей, — цедит Феликс сквозь зубы, когда Хёнджин проходит на своё место в самом конце класса. — Хоть бы раз ему это в лицо высказал, вот бы он вылупился, — хохочет Джисон. — У меня есть дела поважнее, — закатывает глаза Феликс. Важных дел у него и правда много. Феликс гордо носит звание старосты класса и круглого отличника, к этому прилагаются любовь учителей и их вечные поручения, но это не так уж и страшно — привык, а привилегии от этого очень радуют. Плюсом ко всему идут плавание и курсы по программированию: он следит за своим физическим здоровьем и очень хочет поступить в сеульский национальный университет. В общем, хороший и прилежный Феликс занят всем, чем можно и нельзя, и упорно движется к своим целям. На всяких Хван Хёнджинов время тратить категорически нельзя. — Твой любимый, — Феликс сверлит взглядом появившийся на столе пакет яблочного сока, сжимая палочки в руке. Голос Хёнджина наждачкой проезжается по слуховым каналам. — Только смотри, не облейся, а то подумают чего. Будет неловко. А Хёнджин почему-то с особым энтузиазмом тратит своё время на Феликса. Если бы он уделял хотя бы половину таких внимания и сил учёбе, то смог бы составить Феликсу неплохую конкуренцию. Но увы. — Сколько лет за этим наблюдаю, а всё не могу понять, с каких хуёв он так к тебе прицепился, — восхищённо дивится Джисон и забирает злосчастный сок себе. — Не знал бы его, подумал бы, что он втюрился в нашего сладкого мальчика. Слова лучшего друга гвоздями врезаются в мозг. — Ты что несёшь вообще? — хмурится Феликс, подняв взгляд на весёлого Джисона. Вот уже восемь лет он задаётся вопросом, как ввязался в дружбу с самим олицетворением хаоса с милыми щеками. И все восемь лет не может найти ответ. — И какой ещё сладкий мальчик? Совсем одурел? — Обожаю то, как ты избегаешь мат всеми возможными способами, — гогочет Джисон и мощно хлопает его по спине, выбивая воздух из лёгких. Сила есть, ума не надо. — Да расслабься ты, шучу я. Хотя… ты правда сладкий, а в твоей любимой розовой толстовке вообще на зефирку похож. Так бы и съел. В матрице определённо произошёл сбой, когда Феликс повёлся на доброту и обаяние Джисона. — Напомни мне кинуть тебя везде в чёрный список, — вздыхает Феликс. Жаль, что так же легко нельзя заблокировать собственные мысли. Феликс очень старается смотреть правде в глаза и принимать себя и других такими, какими все являются. Это во многом помогает! Например, он не без труда, но достаточно быстро осознал свою тягу к парням два года назад, влюбившись в очаровательного собрата-австралийца на два класса старше — история закончилась без взаимности, но с хорошим приятельством, так что никаких травм. Точно так же он осознаёт и принимает то, что Хёнджин внешне привлекателен. Тут только слепой поспорит. Однако Феликс совсем не ожидал подставы от своего подсознания после неосторожных слов Джисона. Случается страшное: Хёнджин приходит к нему во сне и, ласково назвав цыпой, встаёт перед ним на колени. Всегда хитрые, цепкие глаза выражают покорность и желание; влажные от частых облизываний, пухлые губы призывно распахиваются; длинные узловатые пальцы смыкаются вокруг основания члена Феликса. Волнительно, всё тело дрожит от нетерпения, в голове ни одной мысли — лишь это прекрасное лицо в непозволительной близости к его возбуждению. Когда язык аккуратно мажет по головке, Феликс моментально просыпается в холодном поту и со стальным стояком. Этого, блин, только не хватало. Убедив себя, что это всего лишь извратившееся отсутствием сексуальной разрядки желание заткнуть поганый рот Хёнджина, Феликс заставляет себя снова заснуть. Мастурбировать на Хёнджина Феликс не будет, даже если он останется единственным парнем на планете. Правда, как это не назови, смотреть на Хёнджина после такого сна становится жутко неловко. Озаботившись защитой своего психического состояния, Феликс принимает решение избегать его всеми силами. До конца семестра всего две недели! Ничего сложного. — Эй, цыпа! Да боже! — Куда побежал? — тяжёлая рука оказывается на голове Феликса в ту же секунду, когда он пытается совершить тактическое отступление, и, разумеется, ерошит волосы. Фыркнув, Феликс торопится отпихнуть Хёнджина от себя и пытается пригладить укладку. — Ты чё такой дёрганный? — Что тебе нужно? — устало спрашивает Феликс, стараясь не смотреть на его лицо. Особенно на губы. — У меня нет времени на твои глупые шуточки. — Ой, какие мы грозные, у-тю-тю, — Хёнджин хохочет и щёлкает Феликса по носу. — Цыпа коготочки отрастил? — Хван, — Феликс медленно выдыхает и отсчитывает про себя до десяти, — говори уже, что хотел. У меня дела. — У меня дела, — передразнивает Хёнджин, карикатурно снизив тембр голоса, и смеётся. Смех, по скромному мнению Феликса, больше всего сочетается с его личностью. Такой же дурацкий. — Где наш следующий урок? — Ты издеваешься? — искренне поразившись, Феликс резко поднимает взгляд и мысленно чертыхается. Он не понимает, за что такому человеку досталась такая внешность. — Семестр почти закончился, а ты не выучил расписание? Растянув пухлые, розовые, с недавних пор подстёгивающие воображение губы в очаровательной улыбке, Хёнджин беззаботно отвечает: — Не выучил. Нахуй надо? Феликс — при всей уникальности своей памяти — не сможет сказать точно, когда и почему его существование стало настолько печальным, однако сейчас он во всём винит Джисона. В его жизни, начиная с четвёртого класса, всегда было слишком — до неприличного — много Хван Хёнджина. Он стал первым хулиганом, решившим превратить его жизнь в ад, первым человеком, выведшим его на мат вслух, и первым — единственным! — кого он был бы не против ударить. Теперь же Феликс ещё и сам обращает слишком много внимания на этого плейбоя местного разлива. Замечает все его взгляды, остро реагирует на каждые, даже случайные, прикосновения и продолжает видеть во снах его несправедливо красивое лицо — рядом с членом Феликса, разумеется. Плевать, что Джисон говорил лишь о симпатии, причём в шутку. Виноват он и только он. Благо, семестр подходит к концу, и Феликс забудет о Хван Хёнджине на ближайшие три месяца. — Сынок, ты в порядке? — спрашивает обеспокоенная мама, забирая у него кофейник. Посмотрев на столешницу, Феликс видит небольшую коричневую лужицу в виде какашки. Наверное, примерно так и выглядят его мозги в последнее время. — Да, задумался просто, — Феликс натягивает улыбку и спешит засунуть в рот яичный рулет. Не сказать же собственной матери, что он уже две недели не может заставить свои же мысли держаться подальше от Хван Хёнджина. Феликсу нужно о грядущем поступлении думать, а он занимается какой-то ерундой! Даже подрочить нормально и успокоиться не может — сразу вспоминается поганый рот с совершенно ему не подходящими губами. — Милый, — мама щипает его щёку и качает головой, — ты совсем себя не жалеешь. — Да всё нормально, честно! — протестует Феликс. — Я не перенапрягаюсь, всё нормально. Тем более остался всего семестр до поступления, я должен трудиться. Снисходительная материнская улыбка заставляет сдуться и засунуть в рот ещё один кусок рулета. — Хорошо, будешь трудиться дальше, — кивает мама и подкладывает ему в тарелку очищенный апельсин, — но только через две недели, после семейного отдыха на Чеджу. — Чеджу? — задумчиво переспрашивает Феликс. — С чего это вдруг? Ты ничего такого не говорила. — Это спонтанная идея, — совсем по-девичьи хихикает мама. — Помнишь, я говорила, что снова начала общаться со своей лучшей подругой со школы? — Феликс, покопавшись в воспоминаниях, кивает. — Так вот, мы недавно разговорились на тему отдыха и решили, что нужно наверстать упущенное и выгулять своих детей. — Выгулять? — хохочет Феликс. — Выгулять, — хмыкает она. — У неё тоже сын, твой ровесник, так что скучно вам не будет, — Феликс рассеянно трёт нос и жмёт плечами. Что тут может быть плохого? Звучит действительно неплохо. Ему было бы даже полезно расширить свой круг общения. И отдохнуть. — Он, кстати, из твоей школы! — вдруг вспоминает мама, а Феликс напрягается. Что-то свыше подсказывает ему, что что-то тут не так. — Хван Хёнджин зовут. Вы случайно не знакомы? Пиздец. Видимо, жизнь Феликса стала настолько печальной в момент его появления на свет. Злой рок. Деградирующий Плутон, или как там это называется. Родовое проклятье. Феликс не знает. Феликс знает только то, что сейчас рядом с ним стоит Хван Хёнджин во всём своём расслабленном великолепии на очереди к посадке, пока их матери о чём-то мило щебечут, отцы втихую подливают ликёр в кофе, а Оливия отдыхает в крутом лагере — он слёзно пытался уговорить взять его с собой, но лагерь только для девочек. Честно, Феликс верит в то, что плохих людей не существует, он против самой концепции ненависти и старается — очень сильно старается! — не осуждать других. Однако вот он Хёнджин, сосредоточение всего самого раздражающего, весь такой свежий и улыбчивый, в отличие от снова не выспавшегося и скрытого за огромной толстовкой Феликса, зачёсывает назад свои длинные золотистые волосы — чёртов сёрфер на минималках — и подмигивает какой-то девушке. Та, разумеется, сразу смущённо хихикает. Противный голосок в голове говорит, что он бы тоже смущённо захихикал. Врёт, конечно же. — Чё такой хмурый, цыпа? — Хёнджин пихает его в бок и по-голливудски улыбается. — Мы едем отдыхать! — Ой, а ты так в этом отдыхе нуждаешься, — закатывает глаза Феликс и толкает его вперёд. — Пошли давай, очередь сдвинулась. — Знаешь, когда ты пытаешься выглядеть грозно, ты очень напоминаешь ту картинку хомяка с автоматом, — хохочет Хёнджин и, умудрившись растрепать ему волосы даже под капюшоном, идёт вперёд. — Выше нос, хвост пистолетом, цыпа, каникулы же. Глядишь, на человека станешь похож. — О, я уже предвкушаю, — уныло хмыкает Феликс и плетётся следом. Родители, кто бы сомневался, посадили их рядом. Феликс, мысленно взвыв от вселенской несправедливости, садится у иллюминатора и сразу ограждается от мира наушниками. Слава всем богам, Хёнджин делает то же самое и закрывает глаза. Феликс, украдкой за ним наблюдая, давится завистью — ему в последнее время и правда спится ужасно, и вряд ли сейчас было бы лучше, ведь его главная проблема мирно сопит на соседнем сидении. Очень мило сопит и причмокивает во сне, кстати. Таким он нравится гораздо больше — расслабленное красивое лицо, трепещущие ресницы, молчание. Если бы Хёнджин был немым, то Феликс определённо мог бы влюбиться в него. Так, стоп, отмена. Тряхнув головой, Феликс отводит взгляд и открывает электронную книгу с учебными материалами. — Эй, цыпа, — голос, преследующий его и во сне, и наяву, будит волну недовольства. — Проснись, бля, ты мне всю футболку обслюнявил! Резко подпрыгнув на месте, Феликс ошалело смотрит на ржущего Хёнджина — на его плече и правда виднеется влажное пятно — и с досадой думает о том, что из самолёта нельзя выпрыгнуть. — Скоро посадка, харе дрыхнуть, — ухмыляется Хёнджин, разминая шею. — Не сплю я, — бурчит Феликс. Всю дорогу до снятого домика Феликс искусно притворяется ещё одним чемоданом — его и не трогают особо, устали от дороги все — а по приезде с облегчением узнаёт, что у него своя комната. Обговорив с родителями все планы на день, Феликс со спокойной душой уходит принять душ и ещё немного поспать. Если честно, он всё ещё с большим трудом осознаёт тот факт, что их с Хёнджином матери старые подруги и что они все правда на Чеджу. Ещё хуже он осознаёт то, что Хван Хёнджин, его кошмар и головная боль на протяжении последних восьми лет, будет спать через стенку и существовать с ним в одном доме ближайшие две недели. Феликс не любит чего-то не знать или не понимать, а тут ситуация аховая, и никаких учебников или методичек для подобных не бывает. Придётся приспосабливаться и молиться — а верующим Феликс себя никогда не считал — чтобы этот так называемый отдых прошёл хотя бы адекватно. И не убил его нервную систему окончательно. — Мальчики, как вы смотрите на морскую прогулку завтра? — ради приличия интересуется госпожа Хван. — Да пофиг, — Хёнджин жмёт плечами и отправляет в рот кальмара. Феликс давится соком от такой наглости. Глянув на своих и чужих родителей, Феликс начинает часто моргать — никто не хмурится и не собирается возмущаться такому поведению. Он всерьёз допускает мысль, что где-то по пути на остров его засосало в параллельную вселенную. — Но в воду я не полезу, — кривится Хёнджин. Как ни странно, всегда слишком громкий и неугомонный Хёнджин ведёт себя вполне сносно. При родителях даже не зовёт его цыпой и по-идиотски не шутит. Весь первый день и до самого прибытия на небольшой катер его практически не видно — пребывает где-то в своём мире и залипает в телефоне, и Феликсу кажется, что всё может оказаться не так уж и плохо. Вдруг тот Хван Хёнджин, которого он знает, это всего лишь образ для школы? — Нихуясе, цыпа, это чё? — Хёнджин, вальяжно развалившийся на шезлонге, тычет в него пальцем и хохочет. — Найс халатик. А чего не розовый? Феликс, нахмурившись, оглядывает свой самый обычный банный халат и тихо фыркает. Нет, тот Хван Хёнджин, которого он знает, вполне реален, а то, что было — это картинка для родителей. — Розового не было, — Феликс давит улыбку и снимает с себя халат, оставаясь в одних плавках. На секунду — самую долгую и странную в его жизни — Феликсу кажется, что взгляд Хёнджина падает куда-то в область его паха и меняется. Каким он становится и становится ли — Феликс не успевает обдумать, потому что Хёнджин быстро натягивает на глаза солнечные очки и отворачивается. Решив не придавать этому значения, Феликс прыгает за борт и чувствует облегчение. В воде ему всегда спокойнее и легче — там он действительно отдыхает душой и телом, отпуская все мысли. Была бы его воля, никогда бы не вылезал на сушу. — Блять, — первое, что он слышит, вынырнув на поверхность. Щурясь от яркого солнца, Феликс смотрит на палубу и видит непривычно обеспокоенного Хёнджина. — Напугал. Ты нахуя туда прыгнул? — Поплавать? — неуверенно отвечает Феликс, склоняя голову влево. — Поплавать, — передразнивает его Хёнджин и опускает бледные ноги в воду. — А я откуда знаю? Вдруг ты оскорбился и решил утопиться при мне, чтобы я всю жизнь с виной жил? Абсурдность сказанного и, кажется, искренний испуг Хёнджина очень смешат, и Феликс хрюкает. А затем начинает откровенно ржать. — С хуя ли ты ржёшь? — Максимум, из-за чего я захочу уйти из жизни, это когда мир окончательно сгорит в огне неравенства, ненависти и глупости, — фыркает Феликс, откидывая мокрую чёлку с лица. — Ну или если во всём мире отключат интернет. И точно не при помощи утопления. Я вообще-то состою в школьной команде по плаванию. — Какой же ты зануда, цыпа, — поджав губы, кидает Хёнджин после недолгой паузы и уходит. Вот и поговорили. Когда-то семейный отдых очень нравился Феликсу, но тогда было несколько очень важных факторов: с ним были Рейчел и Оливия, он был значительно младше и происходило это в более интересных для детей и подростков местах. Феликс сначала восхищается живописностью Чеджу, однако на третий день ему становится банально скучно. Родители заняты совместным времяпрепровождением, особых развлечений для него нет, и потому Феликс начинает заниматься единственным, что хотя бы немного его забавляет: наблюдает за Хёнджином. Как оказывается, Хёнджин очень, просто невероятно, до ужаса неловкий и драматичный. Каждый раз, когда Хёнджин смеётся, он обязательно обо что-то ударяется и чаще всего головой. Стоит появиться рядом хотя бы самому безобидному и маленькому насекомому, Хёнджин сбегает и требует избавиться от ‘этого исчадия ада’. При разговорах со своей матерью Хёнджин же и вовсе напоминает пятилетнего ребёнка — строит глазки, надувает свои эти дурацкие губки и чуть ли ногой не топает. В общем, образ плохого парня рушится стремительно и безвозвратно. И ведь Хёнджина это совсем не смущает — он спокойно и гордо показывает себя всем и даже своему однокласснику, Феликсу. Да и не сказать, что Хван Хёнджин — это самый клишированный школьный плейбой. В начальной школе он был очень грубым и злобным, постоянно издевался над веснушками Феликса, называл ‘ссыкуном’, травил и несколько раз даже доводил до слёз. Однако с годами Хёнджин менялся. У него варварская манера общения, ужасное чувство юмора, абсолютно наплевательское отношение к учёбе и пренебрежение ко всем, кто не являются его друзьями. По слухам, Хёнджин ещё и жуткий бабник — меняет девушек, как перчатки; Феликс сам не раз видел его в девичьих объятиях, всегда разных. Ещё Хёнджин состоит в каком-то крутом танцевальном коллективе, все участники которого автоматически считаются элитой с чсв, пробивающим стратосферу. И при всём при этом Хёнджин всё равно больше не издевается над людьми, не шпыняет и, по сути, не оскорбляет их — даёт идиотские клички, специально действует на нервы, пускает нелепые комментарии в сторону его одежды и портит причёску Феликса, но не более. Теперь Феликс и не знает, как к нему относиться и что о нём думать. — Хули ты на меня пялишься? — мычит Хёнджин, приподнимая с глаза огурец. — Чего? Я не пялюсь, — сразу обороняется Феликс. Он правда не пялился — боролся с позывами громко засмеяться от вида Хёнджина в ободке и со стащенной у матери маской. Ещё и огурцы на глаза налепил. — Ага, пизди больше, — усмехается Хёнджин. — Ты на меня пялишься все пять дней, цыпа. Втюрился, что ли? Нет, с ним невозможно. — Ещё чего, — закатывает глаза Феликс и возвращается к себе в комнату. Феликс не пялится. Он — мысленно называя это изучением популярного плохого парня школы в естественной среде обитания — наблюдает и пытается понять, что Хван Хёнджин за человек. Возможно — но только возможно — Феликс чувствует влечение к Хёнджину и ищет его причины. Он ему никогда не нравился как парень, Феликс лишь, как обычный человек с глазами, признавал и признаёт факт чужой красоты. Его бесит в Хёнджине абсолютно всё, но почему-то одновременно с этим Феликс продолжает видеть его в теперь ещё более разнообразных снах и случайно залипать то на эстетичные, будто с пинтереста, пальцы, то на широкую шею, то на длинные сильные ноги, то на — убейте его — яркие пухлые губы. А ещё Хёнджин тоже пялится на Феликса. Много, долго и часто. Более того — он теперь полностью в этом уверен — чаще всего глаза Хёнджина направлены на пах Феликса, особенно когда он в плавках. — Эй, цыпа, — Феликс по привычке закатывает глаза и смотрит на подошедшего к гамаку Хёнджина, — родители сегодня сваливают на какую-то нудную экскурсию до завтрашнего утра. Я сказал, что мы не пойдём. — А с чего ты взял, что я бы не захотел поехать с ними? — сощурившись, спрашивает Феликс. — А ты бы хотел поехать на долгую нудную экскурсию в нудную рыбацкую деревню с двумя нудными женатыми парами? — вскинув брови, парирует Хёнджин. — Могу сказать им, что ты передумал и хочешь с ними. Схватив начинающего разворачиваться Хёнджина за руку, Феликс не рассчитывает силу и случайно валит его на себя. — Стой, — Феликс уверен, что его лицо сейчас такое же карикатурно шокированное, как и у лежащего на нём Хёнджина, — не надо. — Окей, цыпа, — взгляд Хёнджина — либо Феликс уже галлюцинирует и путает свои сны с реальностью — опускается на его губы, — как скажешь, — будто в секунду вернув настройки назад к заводским, Хёнджин играет бровями. — Чем тогда займёмся? С таким человеком Феликс точно быть не сможет, это ужасно. Нужно вытравить все эти мысли из головы — да и Хёнджин очевидный гетеросексуал с ужасными манерами, тут и шансов-то не было бы. Ни у него, ни у Феликса. — Я пойду на пляж, а ты делай, что хочешь, — ворчит Феликс, скидывая с себя Хёнджина. — Ты сломал моё ебало, — глухо бормочет Хёнджин, лёжа лицом на своём предплечье. — Я на тебя в суд подам, бессердечное курячье исчадие ада. — Тебе на голову сел кузнечик, — хихикнув, говорит Феликс и со злорадным ликованием наблюдает за тем, как Хёнджин моментально, заверещав убойным матом на всю округу, вскакивает на ноги и забегает в дом. Мать Феликса, не вовремя вышедшая и поэтому чуть не сбитая улепётывающим Хёнджином, выгибает бровь и качает головой. — Просто пошутил, мам. По-дружески. После обеда родители, раздав все указания и взяв с каждого слово вести себя хорошо, уезжают. Когда машина исчезает за поворотом, Феликс с ужасом осознаёт, что он остался наедине с Хёнджином до завтрашнего дня. Не то чтобы он ждёт каких-то особых проблем, но как-то это странно. Хотя весь этот отдых странный. И Хёнджин странный. И сам Феликс странный. Пялиться в телек, лёжа рядом с Хёнджином на диване, ещё более странно. Они молчат уже больше часа, пока на экране Айю прощается со своим любимым, чтобы наконец уйти на покой. Феликс видел эту дораму уже три раза и до сих пор не понимает, почему все так над ней плачут. Они ведь все облегчают душу и идут на следующую ступень — это ж хорошо! — Ладно, я насмотрелся, — вздыхает Феликс и встаёт с дивана. — Ты куда? — Феликс, хмурясь, смотрит на Хёнджина, чей голос показался ему каким-то надломленным, и искренне изумляется — Хёнджин смаргивает влагу, отводя взгляд в сторону. — Э-э… на пляж, я же говорил, — решив не акцентировать на увиденном внимания, отвечает Феликс и спешит к себе переодеться. Когда он, уже полностью собранный, начинает обуваться, к нему подходит Хёнджин в толстовке и пляжных шортах. На вопросительный взгляд Феликса он скрещивает руки на груди, вздёрнув подбородок. — Мне будет скучно. — А я для тебя какой-то клоун? — выгнув бровь, возмущается Феликс. — Ага. Пошли давай, — Хёнджин, не оставляя ему никакого права на выбор, хватает Феликса за руку и тащит на выход. Запирает дверь тоже он. Дорога проходит в полном молчании. Феликс время от времени искоса поглядывает на задумчивого Хёнджина и тоже думает. Очень много думает. С каждым днём этот человек удивляет его своим поведением всё больше — чаще всего разговор заводит Хёнджин, пусть и с целью довести до ручки, куда-то сходить, пока родители пьют и болтают, зовёт он и предлагает что-нибудь посмотреть опять же он. Феликс упорно убеждает себя, что это только из-за отсутствия иного выбора и скуки, но всё равно… приятно. Феликс не считает себя занудным заучкой, однако, грубо говоря, таковым и является. У него есть друзья, круг интересов, не касающихся учёбы, спортом занимается, но крутится он совсем в других кругах, не как Хёнджин. Он даже не пил ни разу, в отличие от того же Хёнджина. Его не может не удивлять то, что Хёнджин, несмотря на все их различия, почти добровольно идёт на контакт. Хоть и абсолютно всегда всё заканчивается таким вот неловким молчанием или дёргающимся глазом Феликса, но всё же — приятно и сложно для понимания. — А хули ты с голым пузом ходишь? — вдруг выпаливает Хёнджин, бегло скользнув взглядом по торсу, не скрытым за незастёгнутой рубашкой. — Во-первых, не пузом, а прессом, — оскорблённо отвечает Феликс. Он вообще-то не первый год честным трудом поддерживает приятный глазу и чёткий рельеф. — Во-вторых, жарко. Это только ты гоняешь в худи в такое пекло. — Я мерзляк по натуре, — беспечно отвечает Хёнджин, и Феликс ему верит. Хёнджин каждый день ходит с длинным рукавом и ещё ёжиться от холода умудряется. — А ты типа совращать кого-то хочешь своим видом? Чё тогда раньше так не делал? Ни разу тебя с девками не видел, а потенциал-то есть. Подвиснув, Феликс резко оборачивается к нему и пытается проанализировать сказанное. Это Хёнджин ему сейчас комплимент сделал? Или намекнул на его ориентацию? Или пытается узнать, есть ли у Феликса кто-то? Все три варианта звучат нелепо и нереалистично. — Не называй девушек девками, — говорит первое, в чём уверен. — Звучит гадко. Совращать я никого не собираюсь, мне просто жарко, говорю же, — немного думает, глядя на заинтересованного Хёнджина. — И мне не интересны девушки. Хёнджин забавно хлопает глазами и, видимо, обработав поступившую информацию, округляет рот. — Так ты педик, что ли? — О господи, — рычит Феликс и, развернувшись, спешит к пирсу, чтобы там, быстро скинув с себя лёгкую одежду, сразу нырнуть. Хёнджин, к его огромному облегчению, догнать и не пытается. Феликс совсем не планировал совершать каминг-аут перед Хёнджином, однако слова вырвались сами собой, и теперь с этим ничего не поделать. Остаётся только надеяться на то, что Хёнджин в самом деле не плохой человек и не будет использовать это откровение против Феликса. Мысли всё равно работают очень быстро и рисуют красочную картину того, в какой кошмар превратится его последний семестр в школе, если это вскроется. Он ведь даже своим родителям ещё не говорил! Только сёстрам и Джисону. Отплыв достаточно далеко от пирса, Феликс останавливается и ударяет по воде. Он никогда не совершает опрометчивых поступков и всегда обдумывает всё, что хочет сказать. Что сейчас произошло — не ясно. Феликс может только допустить мысль, что это его подсознание таким тупым образом решило взбунтоваться и узнать, есть ли всё-таки у него какой-то шанс. Потому что Хван Хёнджин — всё ещё ужасно раздражающий и несерьёзный — красив как главный герой сёдзё манги и привлекает Феликса. Даже его неуклюжесть и излишняя драматичность ему нравятся. И самое ужасное — шутки! Феликсу начинают нравиться его дурацкие шутки! — Ты нахрена так далеко уплыл? — громко возмущается Хёнджин, когда Феликс наконец подплывает ближе. — А если бы потонул нахуй? Что бы я твоим родителям сказал, идиотина? — Феликс с немым шоком понимает, что Хёнджин сейчас ни капли не играет, а действительно напуган. — Вылезай давай… типа пожалуйста. Вау. Это первое адресованное ему вежливое слово. — Я плаваю почти всю жизнь, не утонул бы, — Феликс оказывается прямо под высунувшимся над водой Хёнджином и слабо улыбается. — Ты чего так разнервничался? — Да срать я хотел, сколько ты там занимаешься своим идиотским плаваньем, — Хёнджин всплёскивает руками и протягивает ему ладонь. — Вылезай, блять! Сощурившись, Феликс мысленно потирает руки от внезапно родившегося в голове коварного плана, хватается за Хёнджина и резко тянет его на себя, роняя прямо в воду. — Придурок! — орёт Хёнджин, высунув голову над водой, и тут же снова под ней скрывается, пока Феликс от души смеётся. — Я, блять! — веселье начинает снижаться, когда Хёнджин, продолжая неуклюже барахтаться, ещё несколько раз то выныривает, то снова пропадает. — Плавать! Не умею! Охвативший ужас от осознания лишает Феликса и Хёнджина ещё нескольких секунд на спасение, но Феликс, чудом пришедший в себя, всё же срывается с места и действует. Быстро подплыв к Хёнджину, он крепко хватает его за торс и, уклоняясь от его длинных рук, тащит ближе к пирсу. — Хёнджин! — кричит Феликс паникующему Хёнджину на ухо и сам на секунду ныряет, когда его хватают за плечо и тянут за собой. — Успокойся, я держу тебя! — испытывая невероятный прилив сил и смелости, упираясь пятками в дно, Феликс за шкирку тащит Хёнджина на себя. — Я сейчас утону! — Феликсу приходится буквально припечатать Хёнджина к балке под пирсом всем телом, чтобы лишить его возможности барахтаться. — Я сейчас… — Тут не глубоко, — громче и твёрже говорит Феликс, беря лицо Хёнджина в руки. — Не глубоко. Дыши. Повторяй за мной. Хёнджин делает вместе с Феликсом глубокий вдох, а затем выдох, и так несколько раз, пока наконец не приходит в себя. Феликс облегчённо касается своим лбом лба Хёнджина и прикрывает глаза. — Прости, — виновато шепчет Феликс, осмелившись посмотреть в красные глаза Хёнджина, и облизывает губы. — Прости, я не знал. — Я думал, что сдохну, — хрипит Хёнджин и, обняв Феликса за талию, прижимается к нему крепче. Округлив глаза, Феликс теряется, отпускает лицо Хёнджина и не знает, куда девать руки. До него только сейчас доходит, в каком положении они оказались. — Ты, блять, придурок, Феликс. — Заслужил, — кивает он, нервно рассмеявшись. Дрожащий в его руках Хёнджин и его сорванный голос больно колют под дых, давя на совесть. Хёнджин, его весь такой крутой и классный одноклассник, сейчас так уязвлён и испуган, что становится физически не по себе. Феликс чертовски хочет зарядить себе по лицу за такой мерзкий поступок. Немного подумав, он решает, что наименьшее из всего, что может сделать — это обнять Хёнджина в ответ и погладить по спине. — Прости меня, правда. Если бы я знал… — А ты думаешь, какого хуя я ни разу даже в воду не заходил? — вдруг взрывается Хёнджин, грубо отпихивая его от себя. — Нельзя так людей в воду кидать, блять! Мы оба могли сдохнуть, я же и тебя за собой чуть не утащил! Голос здравого смысла пытается донести до Феликса, что сейчас виноват он и только он, но Феликс решает его проигнорировать. Ещё толком не прошедший шок от произошедшего, адреналин и вдруг вырвавшийся наружу стресс за всё время захлёстывают с головой. — Да откуда я мог знать, что ты просто свою причёску портить не хотел! — орёт Феликс в ответ и хватается за пирс, но залезть ему не дают — Хёнджин резко прыгает на него и валит в воду. Вырвавшись из крепкой хватки Хёнджина, Феликс отплёвывается от воды. — Ты совсем ахуел, Хван? — А тебе типа можно, а мне нельзя, чемпион по плаванию хуев? — Я не специально, ёбаный ты в рот! Дальше — месиво из рук, ног, матерных оров и всплесков солёной воды. Феликс чувствует удар коленом под рёбрами и стонет, сам не остаётся в долгу и, потянув за длинные волосы, роняет Хёнджина вместе с собой в воду ещё раз. Ещё никогда в жизни он не испытывал такой спектр эмоций за столь короткий промежуток времени — от леденящего душу ужаса за чужую жизнь до ненависти к себе за опрометчивость и, наконец, к злости на всю ситуацию в целом. Неизвестно, к чему эта сумбурная потасовка привела бы, если бы их вдруг не отрезвил гудок катера, проплывающего мимо. — В пизду тебя, — фыркает Хёнджин и, брызнув в его сторону смесью воды с песком, забирается на пирс. Тяжело вздохнув, Феликс идёт за ним в сторону дома. Стараясь не смотреть на Хёнджина, он отстаёт на несколько шагов и жуёт губы. Ну вот какого чёрта он позволил себе так сорваться? Случившееся полностью на его совести, Хёнджин пережил сильный шок и правда имел все шансы захлебнуться, его реакция более чем оправдана. А Феликс придурок — правильно Хёнджин его назвал, добавить даже нечего. — Ахуенно, — стонет Хёнджин, когда на них, после нескольких первых крупных капель, обрушивается стена ливня. — Блеск, — поддерживает его угрюмый Феликс и, поравнявшись с Хёнджином, предлагает ему руку. — Побежали? Немного подумав, Хёнджин всё же берёт его за руку, и они со всех ног несутся к дому — благо, оставалось до него совсем немного. Они быстро преодолевают всё расстояние и устало приваливаются к стене на веранде, как раз когда ливень усиливается. — Я проебал ключи, — бормочет Хёнджин, оседая на пол. Феликс, не до конца поверив в сказанное, смотрит на мрачного, мокрого до нитки Хёнджина. — Чего? — переспрашивает он. — Как ты умудрился? — Без понятия, — пожимает плечами Хёнджин и вяло ухмыляется. — Наверное, когда один цыпа решил, что будет круто попытаться меня утопить. Ауч. Мысленно отвесив себе смачный подзатыльник, Феликс садится рядом с Хёнджином и начинает пытаться оценить масштаб задницы, в которой они оба оказались из-за него же. Гадко и противно. Феликс не тот, кто доставляет проблемы, а тот, кто их решает. Феликс всегда сначала думает, потом делает. Феликс хороший и прилежный мальчик, а не тот, кто за какой-то час умудряется наворотить таких дел. Но, видимо, он очень сильно в себе ошибался и теперь пожинает плоды. Самое ужасное то, что в такой ситуации оказался не только он — Феликс утащил за собой Хёнджина. Если бы он один сидел под дверью, пока по крыше молотит ливень, заливая веранду, то было бы не так тошно от самого себя.